Улица Рубинштейна и вокруг нее. Графский и Щербаков переулки (fb2)

- Улица Рубинштейна и вокруг нее. Графский и Щербаков переулки 11709K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алена Алексеевна Манькова-Сугоровская - Владимир Ильич Аксельрод

В.И. Аксельрод, А.А. Манькова-Сугоровская
Улица Рубинштейна и вокруг нее. Графский и Щербаков переулки

Предисловие

Эта книга — продолжение серии своеобразных путеводителей по улицам, площадям и набережным Петербурга, изданных в последние годы издательством «Центрполиграф». В их числе и те, что посвящены Владимирскому и Загородному проспектам, набережной Фонтанки^[1]. В этом пространстве образовалась своего рода лакуна: улица Рубинштейна и примыкающие к ней Графский и Щербаков переулки. Публикации, посвященные им, не столь многочисленны^[2], между тем их история очень интересна и поучительна и связана с многими поколениями петербуржцев, принадлежавших к разным сословиям, национальностям и профессиям, живших, служивших или бывавших здесь: военных и чиновников, купцов и мещан, литераторов и артистов, художников и архитекторов и т. п. На рубеже веков улица Рубинштейна была и остается одним из центров театральной и музыкальной жизни Северной столицы.

Значительная часть зданий, расположенных на этих магистралях, находится под охраной государства или взяты на учет как вновь выявленные памятники архитектуры, истории и культуры, представляющие историческую, научную, художественную или иную культурную ценность. На некоторых из них помещены мемориальные доски, увековечившие память выдающихся личностей, оставивших заметный след в истории русской культуры, среди которых А.Г. Рубинштейн, О.Ф. Берггольц, С.Д. Довлатов и др. Если об одном из самых известных Толстовском доме написано уже несколько томов краеведческих исследований^[3], то еще больше домов рядовой застройки на этих улицах и переулках хранят свои тайны, раскрыть которые и попытались авторы этой книги.

При ее написании были использованы материалы Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга (далее ЦГИА СПб), Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (далее ЦГА СПб), адресные книги, мемуары, энциклопедии, краеведческая литература, газетные и журнальные публикации и др.

Глава 1
По улице Рубинштейна
Страницы истории улицы Рубинштейна

Возникновение этой улицы, протянувшейся на 700 метров от Невского проспекта до пересечения с Загородным проспектом и улицей Ломоносова, относится еще ко времени императрицы Анны Иоанновны. За свою 275-летнюю историю улица четырежды меняла свое название. 29 августа 1739 г. ей присвоено название Головин переулок по фамилии домовладельца, сподвижника Петра I, канцлера, графа Ф.А. Головина (см. Графский переулок). Это название улица сохраняла до 1800 г., с 1798 г. она именуется уже Троицким переулком, так как последний проходил по территории Троице-Сергиева подворья (современный адрес: наб. реки Фонтанки, 44). С расширением переулка и застройкой его многоэтажными доходными домами параллельно появляется еще одно наименование — Троицкая улица. Однако официально это название закрепилось за ней только 16 апреля 1887 г. Наконец, 27 ноября 1929 г. улица получает имя А.Г. Рубинштейна, в честь выдающегося композитора, пианиста, дирижера и общественного деятеля, жившего на этой улице в доме № 38, в связи со 100-летием со дня его рождения^[4].

Но еще задолго до того, как эта магистраль получила статус переулка, а позже и улицы, здесь располагалась Астраханская (Адмиралтейская) слобода — по наименованию команды солдат-строителей под началом майора (позже подполковника) М.О. Аничкова. Ими в 1716 г. возведен первый деревянный мост через Фонтанку, получивший название Аничков^[5].

В 1710-е гг. здесь проходила дорога, пересекавшая безлюдную и небезопасную местность: в лесах, покрывших берега Фонтанки, водились волки и скрывались разбойники^[6]. Информация о старейшем участке современной улицы (ул. Рубинштейна, 3/наб. реки Фонтанки, 44) относится к 1720-м гг. Здесь стоял деревянный дом контр-адмирала Дуффуса, которому Петром I, как и другим его сподвижникам, выделили участок за Фонтанкой для устройства усадебного дома. После смерти Дуффуса этот участок казна передала архимандриту Варлааму, основателю Троице-Сергиевской пу́стыни под Петербургом. В 1734 г. он перенес сюда подворье этого монастыря, ранее располагавшегося на берегу реки Ждановки, что на Петербургской стороне. После постройки в 1751–1753 гг. по проекту П.А. Трезини здесь каменного одноэтажного на подвалах здания для монахов в ноябре 1754 г. освятили походную церковь Пресвятой Троицы, принадлежавшую ранее Кабардинскому полку^[7]. Таково происхождение топонима, просуществовавшего 130 лет и пережившего саму пустынь, закрытую впервые в послереволюционные годы.

Но вернемся к истории улицы. К середине XVIII в. дорога, которая шла через территорию подворья, была вымощена деревом, леса́ вдоль нее вырублены, а по обеим ее сторонам появились каменные загородные усадьбы вельмож. Эта застройка хорошо видна на плане Трускотта 1753 г.^[8] Возведение домов на улице началось тогда, когда по III генеральному плану А.В. Квасова граница Санкт-Петербурга от набережной реки Мойки, где она проходила с петровских времен, в 1760-е гг. перенесли за Фонтанку, к современному Загородному проспекту^[9]. Первые данные о домовладельцах и жителях Троицкого переулка мы находим в «Книге адресов Санкт-Петербурга» за 1809 г. Среди них чиновники (действительный статский советник Деденев и статский советник Д.А. Горлов) и военные (полковник Куприянов и его наследники). Но большинство принадлежало к купеческому сословию: Брилин Андрей, Варнарин Козьма, Березин Ларион, Козулин Николай, Малеев Сидор, Дмитриев Никон, Никулин Василий, Павлов Федор, Чечулин Иван — купцы 3-й гильдии, при которых на Троицком переулке появляются первые постройки и начинается торговля^[10]. По данным «Руководства к отыскиванию жилищ по Санкт-Петербургу» Самуила Аллера 1824 г., число жителей, проживавших в Троицком переулке, значительно возросло. Среди них уже появляются фамилии тех, чьи потомки будут владеть землей и недвижимостью здесь много десятилетий, такие как купцы Алферовские, Громовы, Новинские, Синебрюховы и др.^[11] В эти же годы на углу Невского проспекта и Троицкого переулка в собственном трехэтажном доме проживал выдающийся балетмейстер и педагог Шарль Дидло^[12] (рассказ о нем впереди). В целом же в это время переулок выглядел весьма скромно: небольшие, в большинстве своем одноэтажные и двухэтажные дома, деревянные мостовые да пустыри.

Из «Книги адресов Санкт-Петербурга» за 1837 г. известно, что среди жителей Троицкого переулка значительно возрастает число лиц, принадлежавших к первым пяти классам, согласно «Табели о рангах», среди них: генерал-лейтенант М.В. Маринский (современный дом № 20), вдова генерал-майора Т.И. Бехметова (дом № 5), баронесса Аш (дом № 24), тайный советник П.С. Кайсаров, директор Департамента продаж и сборов (дом № 1/43), статские советники И.П. Бунин, А.И. Лайщиков, М.Я. Магазинер, К.И. Милиус, а также чиновники и военные поменьше рангом: надворные советники, губернские секретари, полковники, поручики, прапорщики и т. п.^[13] В перестроенном виде до нас дошел дом № 18, возведенный в 1837 г. по проекту архитектора Д.Ф. Адамини^[14] (ныне в здании располагается Малый драматический театр — «Театр Европы»).

Более подробная информация о Троицком переулке содержится в «Атласе тринадцати частей Санкт-Петербурга» Н. Цылова за 1849 г. Тогда здесь было уже три 2-этажных (дом № 26 генерал-майора В.Н. Лермонтова, дом № 28 купца Е.С. Локунова, дом № 40 купцов Лапиных); девять 3-этажных (№ 2, 4, 9, 10, 12, 18, 20, 22, 32), двенадцать 2-этажных и всего пять 1-этажных домов. Кроме того, в переулке было три дровяных двора (Николиной, Ильных и Громова) и два пустопорожних участка. Купчиха Николина помимо дровяного двора владела еще торговыми банями. Среди домовладельцев генералы: Н.В. Зиновьев (дома № 5–7), В.Н. Лермонтов (дом № 26), вдова генерала У.В. Козлова (дом № 36); чиновники: тайный советник Ф.П. Лубянов (дом № 9), действительный тайный советник И.Б. Цейдлер (дом № 12), жена действительного статского советника К.Е. Руднева (дом № 20), коллежский советник П.И. Пономарев (дом № 10). Дом № 1/43 унаследовал сын знаменитого балетмейстера К.К. Дидло. Большинство же домовладельцев (18!) по-прежнему составляли купцы, среди которых и уже упоминавшиеся Брилины, Алферовские и т. п. Лишь два здания принадлежали мещанам: Ф. Батенину — дом № 19б, и М.В. Леденцовой — дом № 30, а один скромный одноэтажный дом — сапожному мастеру М.П. Малютину (дом № 21/15). По четной стороне к 1849 г. уже стояло 18 домов, а по нечетной — 9. Между ними все еще сохранялись разрывы в виде дровяных сараев или пустопорожних участков земли^[15].

28 мая 1862 г. случился один из самых страшных пожаров в истории города. Вот как описывает его в журнале «Русская старина» один из очевидцев: «Я отправился в кухню, окно которой выходило в сторону, противоположную Троицкому переулку, т. е. к Фонтанке, и увидел громадное пламя, высоко взвивавшееся к небу, в черных густых тучах дыма, застилавших свет солнечный. <…> Со стороны Фонтанки пылало здание Министерства внутренних дел. Вместе с головнями и пламенем из него вылетали целыми тучами массы горящей бумаги, целые связки дел страшною силою огня и ветра летели в Фонтанку, и многие перебрасываемые через нее, падали на крыши противоположных домов, достигая даже Щербакова переулка, и зажгли находившийся на углу его деревянный двор, от которого пожар распространился и по этому переулку <…> и истребил в нем почти все дома до Троицкого переулка»^[16].

Огонь из Апраксина двора переметнулся через Фонтанку, и вскоре переулки, прилегающие к Троицкому, выгорели почти дотла. В самом центре столицы оказались огромные незанятые пространства, которые в последующие десятилетия превратились в одну обширную стройплощадку. Пожар, пощадивший Троицкий переулок, способствовал, однако, его быстрой застройке многоэтажными каменными домами, появлявшимися в 1860–1880-е гг. на месте уже существовавших более скромных зданий. Во многом такой бурный рост строительства обусловлен крестьянской реформой 1861 г., а также учреждением Санкт-Петербургского городского кредитного общества, предоставлявшего владельцам земли длительные займы на постройку зданий. В 1860-е гг. возведены дома № 13 (1863–1864 гг.), № 19/8 (1862–1863 гг.) и № 21/5 (1868 г.)^[17].

По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», владельцами домов в Троицком переулке в то время являлись купцы 1-й и 2-й гильдии: Г.К. Крундышев (№ 8), А.Д. Константинов (№ 16 — не дошел до нашего времени), И.П. Лихачев (№ 7 — на его месте знаменитый дом «Слеза социализма»), коммерции советник И.П. Синебрюхов (№ 9), владелец суконных лавок Г.Ф. Лесников (№ 36) и «король» овощной торговли А.А. Лапин (№ 40). Участок дома № 12 (на его месте постройка 1930-х гг.) принадлежал потомственной почетной гражданке, владелице химического, дробяного и кирпичного заводов А.В. Растеряевой, а сразу три участка (№ 15, 17, 19) — жене старшего кассира Императорских театров М.Ф. Руадзе, в том числе «Зал собраний» в № 13. Следует отметить, что среди владельцев недвижимости в Троицком переулке в те годы были и военные (полковник И.И. Ростовцев — владел домом № 2/45, полковница Е.И. Рубцова — домом № 10), а портной Н.В. Васильев — домом № 4^[18].

В 1860-е гг. значительно возросла плотность застройки и этажность доходных домов. Однако по-прежнему значительную часть переулка занимали пустопорожние участки и дровяные сараи. И еще один штрих к очерку жизни Троицкого переулка в первые годы царствования Александра II. В апреле 1858 г. на фасаде дома № 2/45 появилась вывеска: «Мариинское женское училище для приходящих девиц», вскоре получившее статус гимназии. Это была первая женская гимназия в Петербурге (о ней речь впереди)^[19].

Одним из новых очагов культуры становится Зал собраний в доме М.Ф. Руадзе (арх. Н.П. Гребенка). Здесь, с момента открытия Зала, проходили благотворительные вечера, балы, концерты, устраивались выставки художников^[20].

В тех изменениях, которые произошли в 1860-е гг. в жизни тихого Троицкого переулка, можно увидеть отражение глобальных перемен в жизни России, последовавших после отмены крепостного права и других реформ Александра II, давших мощный толчок развитию капитализма, общественной жизни, просвещению и др. Следствием крестьянской реформы стал и строительный бум, затронувший и Троицкий переулок в 1870–1880-е гг. Именно тогда возвели или перестроили дошедшие до нашего времени дома: № 2/45 (1875–1877 гг.), № 8 (1870–1871 гг.), № 10 (1881 г.), № 26 (1873 г.), № 36 (1877–1879 гг.), № 38/9 (1879–1880 гг.)^[21]. Столь же интенсивно застройка улицы продолжалась и на рубеже веков. Именно тогда построены дома № 22 (1892 г.), № 6 (1896 г.), № 34 (1897 г.), № 24 (1899 г.), № 30 (1899–1900 гг.), № 20 (1901 г.), № 4 (1903–1904 гг.), последними в дореволюционный период возведены: в 1910–1912 гг. — дом М.П. Толстого (№ 15–17), 1911–1912 гг. — дом Купеческого общества (№ 23), 1913–1914 гг. — дом Ш.З. Иоффа (№ 40)^[22].

Архитектурный облик улицы определяют в основном здания, построенные в стиле поздней эклектики с богато декорированными фасадами, с небольшим вкраплением построек эпохи модерна и неоклассицизма. Среди архитекторов этих зданий такие видные мастера, как П.И. Балинский, С.А. Баранкеев, Н.П. Басин, Е.П. Веригин, Н.П. Гребенка, А.А. Гун, И.И. Дитрих, А.В. Иванов, А.В. Кащенко, В.А. Кенель, Ф.И. Лидваль, А.Л. Лишневский, М.А. Макаров (по его проектам на Троицкой улице возведено три дома — № 8, 25 и 27), В.Г. Мец, М.В. Максимов, В.П. Стаценко, Л.Ф. Фонтана, А.С. Хренов (автор двух домов — № 4, 26) и Э.Г. Шуберский^[23]. Построенные ими здания относятся в основном к рядовой фоновой застройке, дома стоят вплотную и примерно одной высоты. Все здесь соразмерно человеку, не давит масштабами и потому смотрится очень гармонично, как цельный архитектурный ансамбль.

Немало архитекторов выбрали Троицкую улицу местом своего жительства. В разные годы здесь проживали И.В. Вольф, С.П. Голензовский, Э.И. Жибер, А.К. Зверев, А.П. Иларионов, П.Ю. Майер, А.К. Серебряков, А.М. Смирнов, В.П. Стаценко, Я.И. Филотей, Д.А. Шагин и др. (о каждом из них мы расскажем в главах, посвященных домам, где они жили)^[24].

К началу ХХ в. улица приобрела респектабельность, которая сразу же отразилась и на составе жильцов доходных домов. Среди ее жителей представители высшего света, военные деятели, крупные чиновники, писатели, издатели, журналисты, депутаты Государственной думы и т. д.

По данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., на Троицкой улице проживали 11 присяжных поверенных и 10 помощников присяжных, более 30 практикующих врачей, из которых более половины составляли стоматологи^[25].

Здесь располагались конторы многих акционерных обществ, товариществ и торговых домов. Среди них — Товарищество «Вассидло», предлагавшего машины, бурильные устройства и компрессоры для горного дела; акционерные общества: «Станок», торговавшее машинами и станками для обработки металлов, кузнецких каменноугольных копей; «Бахмутская соль»; Горско-Ивановское каменное общество; Тетерская золотопромышленная компания; компании каменных угольных копей и рудников; представительство арматурно-механического завода «Электротагер», строительной компании «Нельсон и К^о» и других торгово-промышленных предприятий^[26].

Предприниматели на Троицкой улице могли заказать паровые турбины, инструменты высшего класса, клапаны, прокатные устройства, машины для обработки руд, горнозаводские машины, землечерпальные снаряды, газовые и керосиновые двигатели, машины и станки для обработки и распиловки дерева, а также металлы — свинец, алюминий, мельхиор, никель^[27].

Таким образом, в предреволюционные годы Троицкая — одна из самых деловых улиц в историческом центре столицы. А что предлагала тогда для тысяч ее жильцов, проживавших в доходных домах, розничная торговля?

По данным той же адресной книги «Весь Петроград», на Троицкой улице было открыто более 80 торговых учреждений, в том числе: четыре магазина мелочной торговли, по три — сливочных и молочных изделий, столько же торговали чаем и сахаром, зеленью и табаком, два магазина торговали мясными и колбасными изделиями, имелась и одна булочная. В магазинах на Троицкой улице можно было купить мануфактурные, суровские, москательные и скобяные товары, осветительные приборы или электротовары, посуду, стекло, французскую ваксу, косметику, чулки, мужские и дамские платья, парикмахерские принадлежности. К услугам жителей были четыре ювелирных, два цветочных и три мебельных магазина. Свой фирменный магазин на Троицкой улице имело акционерное общество «шоколадного короля» Жоржа Бормана. Один из магазинов торговал льдом, в другом можно было приобрести маскарадные костюмы. Были здесь и канцелярский, и два книжных магазина, в том числе известный во всем Петрограде магазин для учителей «Русское учительство».

Свои услуги жителям предлагали квартирное бюро «Посредник», занимавшееся наймом и сдачей квартир, комнат, дач, торговых помещений (аналог современного агентства по недвижимости), три бюро по перевозке, упаковке и хранению мебели, обойщики и драпировщики, мастерские учебных пособий и игр, металлографии, красильни, две скорняжные, пять сапожных, а также переплетные мастерские. Принимались подряды на постройку заводских дымовых труб и печей, строительные, малярные, кровельные, асфальтовые, бетонные и гранитные работы. Для петербуржцев и гостей города здесь были открыты пять мини-гостиниц с меблированными комнатами (аналог современных хостелов), пять парикмахерских и прачечная.

Поесть на Троицкой улице можно было в пяти буфетах, трех кухмистерских и чайной. Наиболее широкий ассортимент услуг предлагали 11 модельных заведений, 10 модных магазинов, 3 мастерские дамских шляп и 6 по изготовлению корсетов^[28]. В адресных книгах «Весь Петербург» и «Весь Петроград» мы нашли информацию о девяти модистках, двух кутюрье и десяти портных.

Как отмечает автор очерка об улице Рубинштейна в журнале «Адреса»: «…это была, вероятно, самая гламурная улица столицы (не считая, конечно, Невского проспекта). Практически в каждом доме здесь имелось ателье по пошиву, а иногда и несколько. Рекорд принадлежал дому № 25… В этом пятиэтажном доме одновременно работали целых семь модных заведений; дамские портные Никита Поденко, Иван Чернов и Николай Прилуцкий, а также дамские портнихи Раиса Вениг и Екатерина Катаева-Прилуцкая (супруга упомянутого Николая). Тут же имелась мастерская вязально-трикотажных изделий Эмилии Оххо и фабрика шляп Давида Фридберга.

Конкуренция на Троицкой была очень острой. Клиент мог, как на рынке, переходить из дома в дом вдоль улицы, выбирая мастера и цену. Не понравилось у Зинаиды Пульвермахер из дома № 5, идет в ателье Aux Modes Elegantes Анастасии Сизовой в следующем доме — № 7, затем напротив, в дом № 10, к портнихе Анастасии Федосеевой заглянет, не то в ателье Beatrice к Иде Шапиро в дом № 12 забежит… Вновь переходит улицу и к дому № 11, в Jeanne Panie… И так в каждый подъезд — где-нибудь да сгодится.

Некоторые модистки имели узкую специализацию: одна — Евдокия Акимова из дома № 26 — шила только верхнюю одежду, три портнихи занимались вязально-трикотажными изделиями (в домах № 25 и 36), еще четыре мастера делали на заказ белье и корсеты (любопытно, что, несмотря на некоторое ханжество тогдашнего русского общества, двое из них были мужчинами — Гавриил Лаунер в доме № 14 и Марк Розенберг из дома № 36). Неплохо обстояло дело и с головными уборами: на Троицкой существовало две фабрики шляп — уже упомянутое предприятие Давида Фридберга в доме № 25.

Кроме того, в доме № 24 разместилось Художественное ателье дамских шляп, где желающих обучали шляпному ремеслу. Трехмесячный курс стоил 45 рублей — немало по тем временам. Да и брали туда не всех: приписка в объявлении гласила, что ателье „принимает только интеллигентных учениц“. Кстати, похоже, какие-то их этих ателье дамских головных уборов дожили до 1930-х годов: не была на Троицкой обойдена вниманием мужская мода: клиентов ожидали десять мужских портных — Лев Милькер из дома № 9, Дмитрий Богданов из дома № 11, Матвей Старосельский из дома № 29 и другие. Специфическую мужскую одежду — церковные облачения — тоже делали неподалеку. Единственный в округе их шил Иван Смирнов в Чернышевом переулке, дом № 16. Особняком держались военные портные, изготавливавшие парадные офицерские мундиры. Их было всего двое: Петр Игнатовский работал в доме № 15–17, а Отто Рексин — в доме № 29. Судя по всему, они имели солидную клиентуру: у обоих указаны телефоны мастерских (что в рекламе встречалось нечасто), а объявление Игнатовского даже в особый немаленький модуль…»^[29] Такая деловая активность на Троицкой улице объяснялась тем, что аренда в здешних доходных домах была существенно дешевле, чем совсем рядом, на Невском и Литейном проспектах.

Но Троицкая улица могла удовлетворить не только материальные запросы. Три адреса на ней связаны с деятельностью организации «Народная воля» и два — с В.И. Лениным. В конце XIX — начале ХХ вв. здесь размещались редакции известных журналов. В доме № 2 помещались редакции газет «Новое время» и «Сын Отечества», в доме № 10 — юмористический журнал «Шут», в доме № 9 на углу Графского переулка — редакция литературно-научного журнала «Северный вестник», в доме № 31/1 —редакции литературно-политического журнала «Дело» и «Журнала Министерства народного просвещения», в доме № 18 находилась редакция сатирического журнала «Осколки», в доме № 26 — газеты «Санкт-Петербургские ведомости», а в доме № 40 — издательства двух технико-экономических журналов: «Технический обзор» и «Прогрессивное сельское хозяйство»^[30]. И это далеко не полный перечень издательств.

В предреволюционные годы Троицкая улица становится и заметным культурным центром столицы. Петербургские театралы хорошо знали Троицкий театр миниатюр, разместившийся в перестроенном доме И.А. Жевержеева (№ 18–20). Музыкальные концерты, благотворительные спектакли, балы и выставки художников по-прежнему проходили в Зале собраний Павловой (б. Руадзе). Здесь же располагался Дом Польский «Огниско» (очаг) — в прямом смысле очаг польской культуры^[31].

О высоком статусе Троицкой улицы в начале ХХ в. свидетельствует тот факт, что здесь располагались генеральные консульства Болгарии (дом № 6), Швейцарии (дом № 3), США (дом № 5), Монако и Бразилии (дом № 27)^[32].

В годы Первой мировой войны на Троицкой улице были открыты лазареты для раненых и увечных воинов, как городские, так и частные, содержавшиеся на благотворительные средства^[33].

Октябрьская революция и последующие за ней годы Гражданской войны коренным образом изменили жизнь улицы. Многие домовладельцы и арендаторы барских квартир бежали из России, а те, кто остались, испытали все ужасы красного террора, разрухи, национализации частной собственности и последовавшего вслед за ней уплотнения, наследием которого стали ленинградские коммуналки, дошедшие до нашего времени. Сколько драм и трагедий таилось за стенами домов на Троицкой улице.

О такой драме в недрах коммуналки бывшего Троицкого переулка рассказал известный театральный художник Э. Кочергин. В 1966 г., чтобы приобрести необходимый для спектакля реквизит — старинную мебель, он пишет: «…я попал в выстроенный в конце XIX века дом на улице Рубинштейна… Открыла мне дверь высокая старуха с довольно жестко прорисованным лицом — видать, где-то когда-то начальствовала. За ее спиной, по длинному темному коридору, открылось еще несколько дверей, и из каждой, как по какой-то команде, высунулось по старухе, а в дальнем проеме коридора, ведущем, очевидно, на кухню, покачивался чей-то силуэт в длинной шали». Старухи оказались псковскими комсомолками, которых «в начале 20-х годов по спецпризыву — поднимать фабрики и заводы и бороться с разрухой — привезли в Петроград и поселили в этой буржуазной квартире». А «тощий силуэт» в конце темного коридора принадлежал сыну ее бывшего хозяина. Он обитал в маленькой комнатке для прислуги, полутемной и без дверей, чтобы из кухни можно было постоянно наблюдать за тихим, но небезопасным жильцом-алкоголиком: вдруг заснет с зажженной сигаретой? Новые хозяйки пустили его туда из милости. Это больной, нищий и совершенно одинокий человек, у которого «все пропало: родные. Квартира. Жизнь». По образованию архитектор, он зарабатывает себе на пропитание тем, что надписывает ценники в магазине. От прошлой жизни у него осталось две вещи: пожарная каска отца-брандмайора и семейный альбом. Рассказ заканчивается его горькими словами: «Человек — это звучит больно»^[34].

Прошлась по улице Рубинштейна и страшная волна сталинских репрессий. Имена некоторых жителей улицы, ставших невинными жертвами в годы террора, удалось выявить благодаря «Ленинградскому мартирологу», размещенному на сайте «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке. В одном только Толстовском доме выявлено 38 имен репрессированных, 36 из которых расстреляны^[35].

В годы Великой Отечественной войны в Красную армию призваны сотни жителей улицы Рубинштейна, и многие из них погибли. Только по тому же дому № 15–17 удалось выявить 17 погибших или пропавших без вести солдат и офицеров^[36].

В годы блокады Ленинграда во многих домах в подвалах улицы были оборудованы бомбоубежища, на крышах — выставлялись дежурные местной противовоздушной обороны (МПВО) для тушения зажигательных бомб. Но каждый день в этих домах в комнатах люди умирали от голода, погибали от обстрелов и бомбежек. На одном из домов улицы Рубинштейна в годы войны установили табличку «Граждане! При артобстреле это сторона улицы наиболее опасна», такая же, что сохранилась на доме № 14 в начале Невского проспекта. В «Книге памяти», составленной исследователями истории Толстовского дома, указаны имена 417 его жителей, умерших в блокаду Ленинграда^[37]. Но даже в этих нечеловеческих условиях улица продолжала жить. В доме № 13 работала средняя школа (в разные годы под № 21, 16, 218). С наступлением весны все жители улицы, способные держать в руках лопаты, выходили на уборку снега и нечистот, пролежавших всю зиму. Нагружали снег и куски льда на фанеру, и несколько человек тащили за веревку ее к Фонтанке, там сбрасывали на лед^[38]. История улицы неразрывно связана с именем музы блокадного Ленинграда — О.Ф. Берггольц^[39].

В послевоенные годы улица залечивала свои раны, ремонтировались пострадавшие от обстрелов и бомбежек дома, приводились в порядок дворовые территории. Удивительно, что как и в предреволюционные годы, на этой улице жили многие выдающиеся писатели, артисты, деятели науки, о которых мы расскажем в последующих главах, также как и о том, какую роль сыграла улица Рубинштейна в их жизни и творчестве. А какая метаморфоза произошла с бывшим Троицким театром, когда с приходом Льва Додина заурядный областной драматический театр превратился в «Театр Европы». А через какие превращения прошел бывший Зал Собраний Павловой (школа), Дом художественной самодеятельности, знаменитый рок-клуб и, наконец, Государственный детский музыкальный театр «Зазеркалье», один из лучших в Петербурге!

М.В. Маневич

Затронули улицу Рубинштейна и лихие 1990-е, именно здесь, на углу Невского проспекта застрелен вице-губернатор Петербурга М.В. Маневич, возглавлявший Комитет по имуществу и ставший жертвой раздела этого имущества (до своей гибели он жил на этой улице, в Толстовском доме)^[40]. Конечно же, у улицы Рубинштейна немало проблем, связанных с состоянием жилищного коммунального хозяйства. Возраст многих домов уже давно превысил 100 лет, но в последние годы отреставрированы фасады домов, благоустроена и сама улица^[41]. В сравнении с улицей столетней давности, а особенно советской эпохи, здесь многократно увеличилось число кафе, баров и ресторанов, куда заходят не только местные жители, но и петербуржцы, приезжающие сюда из других районов Петербурга, и гости нашего города. Не случайно улица Рубинштейна попала в десятку лучших ресторанных улиц. «Действительно, — отмечает корреспондент „Санкт-Петербургских ведомостей“ Алла Чередниченко в репортаже „К Рубинштейну на обед“, — попадая сюда, словно оказываешься в гастрономическом центре разных стран мира. Чего здесь только нет: и единственный в Петербурге настоящий испанский тапас-бар, и колоритный уголок Латинской Америки, где можно попробовать блюда перуанской, колумбийской, мексиканской и аргентинской кухонь, и экзотические чайные, из которых доносятся пряные ароматы напитков Азии и Востока. Для любителей полноценной мужской еды есть стейк-хаус, свежее мясо в который, говорят, доставляет местное фермерское предприятие. Для сладкоежек — соблазнительные кондитерские и кофейни. Интерьеры многих ресторанов и кафе на вкусной улице выполнены известными дизайнерами и напоминают арт-пространства. К примеру, французский ресторанчик передает стиль винтажной квартирки 1920-х. А в израильском стрит-фуд баре с аутентичной кухней на стенах можно разглядеть художественные реплики реального граффити со стен Тель-Авива. Кубинский ресторан удивляет гостей раритетом — один из его залов украшает кабриолет 1950-х гг. производства США.

В теплый сезон рестораны и кафе летними открытыми верандами, украшенными цветами, а зимой — заманивают посетителей в свое „завитринье“, за которым мерцают свечи и модная иллюминация. В рамках формата „ресторанная улица“ представлены и абсолютно новые экспериментальные решения. К примеру, не так давно здесь появился антикинотеатр, в котором просмотр кинофильма сопряжен с дегустацией блюд из соседних ресторанов.

Гастрономическую атмосферу улицы дополняет ее история. Практически все дома, расположенные на ней, представляют историко-культурную ценность. Здесь и дом-коммуна инженеров и писателей, получивший народное название „Слеза социализма“ за бытовые неудобства. И элитный Толстовский дом, в котором в разные годы проживали известные творческие личности и снимались эпизоды многих фильмов.

Культурную составляющую улицы поддерживают знаменитый „Театр Европы“ (МДТ) и Государственный детский музыкальный театр „Зазеркалье“, который особенно почитают поклонники и знатоки русского рока, ведь именно в этом здании в 1980-е годы действовал Ленинградский рок-клуб.

Кстати, в советском Ленинграде улица Рубинштейна точками общепита похвастать не могла. Обрастать стильными ресторанами, кофейнями и барами она начала только в начале 2000-х гг. Гастрономические заведения стали появляться практически во всех домах от Невского до Загородного проспектов, а также в соседних переулках и двориках. В целом же улица выглядела неухоженной и неуютной, забитой транспортом. Ситуацию разрешил „Газпром“, который профинансировал реконструкцию этого городского проезда. Был значительно расширен тротуар, организованы дополнительные парковочные места, сделаны пандусы. Тротуары замостили гранитом. При этом рисунок его напоминает клавиши, что обыгрывает название улицы в честь известного композитора.

И сегодня залы ресторанчиков и кафе здесь не пустуют. Это при том, что средний чек заведений не отличается демократичностью (от 1000 до 2500 рублей а-ля карт).

Как правило, здесь собираются представители среднего класса, банкиры и топ-менеджеры, студенты престижных вузов, творческая интеллигенция. Повышенной популярностью эта улица пользуется у иностранных туристов.

Вероятно, именно поэтому крупнейшее издание столицы США газета Washington Post включила улицу Рубинштейна в десятку лучших стрит-пространств Европы».

Говоря о культурной составляющий улицы, нельзя не сказать о том, что три дома на ней (№ 7, 23 и 38) состоят под охраной государства, а еще двенадцать в начале XXI в. вошли в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих собой историческую, научную, художественную или иную культурную ценность»^[42].

После погружения в историю улицы теперь мы предлагаем нашим читателям заглянуть в каждый из ее домов. И нашу прогулку по улице Рубинштейна мы начнем с ее нечетной стороны.

От Невского проспекта до Графского переулка

Нечетная сторона

Дом № 1/43

На углу улицы Рубинштейна и Невского проспекта до нашего времени дошел пятиэтажный цвета беж с большим карнизом и сплошной рустовой дом. Пластику его фасада разнообразят сандрики, замковые камни и декоративные картуши — эти «барочные» элементы вторят необарочной архитектуре дворца князей Белосельских-Белозерских А.И. Штакеншнейдера. В то же время, как справедливо замечают авторы путеводителя «Невский проспект. Дом за домом»: «…общий композиционный строй, рисунок некоторых деталей, полукруглые балконы на срезанном углу перекликаются с другим угловым домом 45/5»^[43].

Свой современный вид дом приобрел в 1900 г., когда академик архитектуры, архитектор Двора великого князя Сергея Александровича А.В. Кащенконадстроил двумя этажами и декорировал ранее стоявшее здесь здание театральной дирекции, перестроив его под доходный дом великого князя, к тому времени владевшего уже дворцом князей Белосельских-Белозерских^[44]. Участок на углу Невского проспекта и Троицкого переулка застраивался с начала XIX в., с 1818 по 1837 г., без малого 20 лет, владельцем дома являлся выдающийся французский балетмейстер и педагог Шарль Луи (Карл) Дидло (27.03.1767–07.11.1837). Его имя значится в «Руководстве к отыскиванию жилищ по Санкт-Петербургу» Самуила Аллера^[45]. Для него архитектор А.Д. Неллингер в 1829 г. увеличил двухэтажный дом на один этаж^[46].

Дом № 1/43. Фото авторов, 2021 г.

Дидло вписал яркую страницу в историю русского балета. В 1801–1811 и 1816–1833 гг. он — танцовщик и балетмейстер Эрмитажного и Большого театров в Санкт-Петербурге, а с 1804 по 1811 г. возглавлял балетную часть Петербургского театрального училища. Славу Дидло принесли поставленные им на петербургской сцене балеты, в которых он выступил как гениальный реформатор балетного искусства. Вспоминаются строки из пушкинского «Евгения Онегина»: «Там и Дидло венчался славой»^[47]. Балеты, поставленные Дидло и принесшие ему славу, тематически подразделялись на мифологические темы: «Зефир и Флора», «Амур и Психея», «Апис и Галатея», «Тезей и Арианна» и др.; сказочные: «Роланд и Моргана», «Хенз и Тао, или Красавица и чудовище», историко-героические «Венгерская хижина, или Знаменитые изгнанники», герой которой венгерский повстанец Ф. Ракоши, «Рауль де Креки, или Возвращение из Крестовых походов» и др. Один из своих знаменитых балетов Дидло поставил на сюжет поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник»^[48]. Необычным, новаторским в постановках Дидло, как отмечают исследователи его творчества, было то, что в них достигалось единство музыки, пластики, оформление костюмов и содержание спектакля. К середине XIX в. Петербургский балетный театр благодаря Дидло стал одним из ведущих в Европе. «Его балеты произвели переворот в тогдашней хореографии. Он отменил парики, французские кафтаны, башмаки с пряжками, фижмы, шиньоны и ввел трико телесного цвета, а также невиданные дотоле полеты. Дидло поставил русский балет на небывалую высоту и образовал много хореографических знаменитостей русских»^[49].

Какой этот гений в жизни? С виду он походил на пожилого чиновника: «…среднего роста, худощавый, рябой, с небольшой лысиной»; однако длинный горбатый нос и острый подбородок выдавали в нем иностранца, а серые, быстрые глаза и стремительная походка — бурный артистический темперамент. Современники называли его одержимым. О его бешеном нраве ходили легенды. Рассказывали, например, что однажды, из-за отсутствия на репетиции кого-то из бутафории, Дидло выскочил на улицу и бежал по Невскому проспекту в экзотическом театральном костюме, вызывая ужас прохожих. Говорили также, что он бьет своих учеников, когда у них не сразу получается та или иная фигура, и даже во время спектакля нередко палкой встречает за кулисами танцовщицу, только что награжденную восторженными криками и аплодисментами. Как-то раз на репетиции, замахнувшись палкой на ученика, он задел люстру, но и град осколков, обрушившихся на него, не сразу остудил его гнев. „Даже его единородный сын Карл Дидло (очень хороший танцовщик) не избегал… колотушек, щипков и тому подобных родительских внушений“. <…> Но будущие артисты, „трудолюбивые дети Аполлона“, как он их называл, любили своего строгого учителя, который по-отечески заботился о них, „был человеком благороднейших правил и готов был всегда отдать последнюю копейку бедным, а особливо, если эти бедные были ученики его“»^[50].

Однако, если в глазах учеников жестокие выходки Дидло искупались его огромными достоинствами, то для театрального начальства эти достоинства значили гораздо меньше, чем «неудобный» характер великого балетмейстера. Вспыльчивый и независимый, он не терпел вмешательства в его постановки, и в большинстве случаев ему удавалось настоять на своем. Но однажды (это было 31 октября 1829 г.) недавно назначенный новый директор Императорских театров князь С. Гагарин во время спектакля в Каменном большом театре потребовал сокращения антракта: «Его Величеству надоело ждать!» Дидло не выполнил приказания. Тогда Гагарин, обернувшись к сторожам, закричал: «Арестуйте его!» Сопротивлявшегося изо всех сил старого балетмейстера схватили, «подняли на руки, отнесли в директорскую и заперли на ключ». Там продержали его двое суток. Такого оскорбления Дидло не мог вынести и, вернувшись к себе домой, в Троицкий переулок, немедленно подал заявление об уходе из театра. Но отставка не была принята: к дому Дидло ежедневно подъезжала казенная карета, чтобы везти его в театр, и, подождав понапрасну, уезжала. Так продолжалось почти три месяца. Очень трудно изменить привычный образ жизни. Он по-прежнему вставал рано, занимался чтением исторических книг, находя в них сюжеты для балетов, рисовал. Воображая их на сцене. Но не надо было ехать ни в театральное училище, где он столько лет давал уроки танцев, ни в театр на репетиции и спектакли… Его ученики переняли от своего учителя искусство одухотворенного танца. Гордость Дидло — его любимая ученица, «русская Терпсихора» Авдотья Истомина. Особенно хороша была она в роли Черкешенки в упомянутом балете «Кавказский пленник»^[51].

Ш.Л. Дидло

Спустя четыре года затворничества в доме на углу Троицкого переулка и Невского проспекта Дидло в последний раз переступил порог Большого театра. В этот день, 4 октября 1833 г., состоялся наконец его прощальный бенефис. Был поставлен один из лучших балетов Дидло «Венгерская хижина, или Знаменитые изгнанники», а после спектакля публика потребовала автора балета: «и сей крик продолжался около 15 минут». Он появился наконец в окружении артистов — своих учеников, они нарушили запрет директора, разрешившего бенефис, но не желавшего чествования Дидло. Они возложили ему на голову венок, целовали и обнимали, а дети-ученики целовали его руки…

Ему суждено прожить еще четыре года, страдая от тоски бездействия и чувствуя себя похороненным заживо. Угнетало и то, что рухнули надежды на продолжение в русском балете рода Дидло — сын Шарль (он не только носил имя отца, но и внешне был очень на него похож) в начале своей блистательной карьеры повредил ногу и вынужден оставить сцену. Дидло скончался 7 ноября 1837 г. во время поездки в Киев^[52].

После смерти балетмейстера дом унаследовал его сын Карл Карлович Дидло. Его имя мы встречаем в «Атласе тринадцати частей Санкт-Петербурга» Н. Цылова, где он значится как губернский секретарь^[53]. К сожалению, его творческая карьера оказалась непродолжительной. Карл Дидло дебютировал на сцене Большого Каменного театра в 1816 году в дивертисменте «Вечер в саду». По свидетельству современников, он был танцовщиком с большим дарованием, нравившемся публике, однако вынужден был оставить сцену из-за болезни^[54].

Карл Дидло выполнил волю отца и завещал дом на углу Невского проспекта и Троицкого переулка Дирекции Императорских театров, в собственности которой он находился до конца XIX в.^[55]

В 1899 г. участок приобрел великий князь Сергей Александрович, владелец соседнего дворца. Как справедливо замечает историк Евгений Пчелов: «Сергей Александрович — один из самых оклеветанных и оплеванных членов Дома Романовых. Виной тому его твердые консервативные убеждения, нежелание ни на йоту уступать реформаторам и всеми силами поддерживать самодержавный порядок. Он был воспитан в строгих религиозных и нравственных традициях. Большое влияние на его формирование оказала мать — Мария Александровна, глубоко верующая женщина. От нее он перенял гипертрофированное чувство долга, ведь императрица много страдала в последние годы, наблюдая поздний роман мужа и княжны Долгоруковой, но кротко все перенесла, вытерпела и осталась достойной своего высокого положения. Для Сергея Александровича интересы государства и государя были непререкаемы и священны, и на какой бы пост его ни назначили, всюду он стремился, прежде всего, честно выполнять свой долг».

Образование великого князя отличалось всесторонностью: его обучали и естественным, и техническим, и гуманитарным наукам, нескольким языкам, в том числе латыни, искусствам. Первым из императорской фамилии познакомился с творчеством М.Ф. Достоевского и стал горячим почитателем его таланта. Высоко ценил раннее творчество Льва Толстого, в особенности «Севастопольские рассказы» и «Войну и мир». К гражданской позиции писателя относился негативно, но единственный из высокопоставленных лиц согласился передать Александру III письмо Л. Толстого с призывом помиловать народовольцев-цареубийц.

Великий князь Сергей Александрович

Первоначально хотел служить на флоте, но пришлось идти на армейскую службу — в лейб-гвардии Преображенский полк. Сергей Александрович был застенчивым и потому малообщительным и неразговорчивым человеком, поначалу ему пришлось трудновато, но чувство долга пересилило все сложности, и вскоре Преображенский полк сделался для него родным домом. Как отмечает Е. Пчелов: «Его замкнутый образ жизни, неприятие жестокого мира, в котором нет места доброте и милосердию, породили множество нелепых слухов, распространявшихся ненавидевшими Великого князя завистниками и разного рода „свободолюбцами“». Сергей Александрович писал в 1883 г.: «Я все больше и больше убеждаюсь, что, чем больше иметь сердца здесь, на земле, тем больше приходится страдать и нравственно, и физически. Сердце ничего не стоит для людей, и они никогда его не ценят. Чем меньше отдаешься сердцем делам, тем спокойней может быть».

Но в это нелегкое для себя время он обрел личное счастье. Его избранницей стала дальняя родственница — одна из любимых внучек английской королевы Виктории, гессенская принцесса Елизавета. В семье Романовых ее называли Эллой. Красавица с добрым и отзывчивым сердцем, Элла сразу пленила великого князя. Когда она приехала в Россию, всех очаровала своей деликатностью, сдержанностью, кротким, мягким характером. Великий князь Константин Константинович писал:

Сергей и Элла были глубоко религиозны. Еще до женитьбы, во время путешествия к святым местам великому князю пришла в голову мысль создать специальное общество, которое бы занималось изучением библейского наследия и ранней историей христианства. Так возникло Императорское Палестинское общество, и Сергей Александрович занял пост его председателя.

Сергей Александрович и великая княгиня Елизавета Федоровна

В 1891 г. Александр III назначил брата московским генерал-губернатором. «Москва, — пишет Е. Пчелов, — серьезно беспокоила императора, и необходимо было иметь здесь верного человека, который проводил бы избранный традиционалистский курс. Сергей Александрович как нельзя лучше подходил для этого. Новая должность первоначально испугала его, однако он постарался освоиться на новом, незнакомом месте, вникнуть в суть городских проблем. Исколесил всю Московскую губернию, тщательно ознакомился с самим городом и его структурами, попытался внести в работу городской администрации ясность и четкость».

Сергей Александрович был большим любителем древностей и археологии. После открытия Исторического музея в Москве он возглавил это замечательное учреждение и неоднократно пополнял фонды музея своими щедрыми дарами…

В 1898 г. состоялась закладка еще одного крупного московского музея — Музея изящных искусств имени императора Александра III. Инициатором создания этого музея стал профессор Московского университета Иван Владимирович Цветаев, архитектором — Р.И. Клейн, а бо́льшую часть средств на строительство пожертвовал видный промышленник Ю.С. Нечаев-Мальцов. Однако мало известен тот факт, что Ю.С. Нечаев-Мальцов являлся товарищем председателя Комитета по строительству музея, а председателем — Сергей Александрович. К сожалению, ему не пришлось дожить до 1912 г., когда музей распахнул свои двери для посетителей.

С началом царствования Николая II наступили тревожные времена. Сергей Александрович убеждал государя твердо продолжать политику отца. Но ситуация становилась все более и более нестабильной.

В 1901 г. начался революционный террор. Одним из первых погиб министр народного просвещения Н.П. Боголепов. «Нет сильной направляющей воли, как было у Саши (Александра III), — сокрушался Сергей Александрович, — и теперь мы шатаемся, как в 70-х годах. Зачем? И даже ответ на вопрос не получишь! При этих условиях служить становится невозможно, и я серьезно подумываю сойти с административной сцены… один в поле не воин». Как отмечает Е. Пчелов: «Он остро ощущал свою „несовременность“, свою ненужность — все то, что он отстаивал, теперь теряло всякий смысл. После горьких раздумий Сергей Александрович оставил пост генерал-губернатора Москвы. Но революционеры все-таки добрались до него.

Месяц спустя эсер И.П. Каляев бросил бомбу в экипаж, в котором находился Сергей Александрович. Трагедия произошла в Московском Кремле. Взрыв оказался настолько сильным, что великого князя буквально разорвало на куски (его сердце обнаружили потом на крыше одного из зданий). Обезумевшая от горя Елизавета Федоровна с ужасом собирала останки мужа, и даже во время похорон люди все еще приносили отдельные части тела. Здесь же, в Кремлевском Чудовом монастыре, состоялось погребение».

Удивительно, что после этого великая княгиня обратилась к императору с просьбой помиловать убийцу своего мужа. Елизавета Федоровна приняла решение посвятить всю оставшуюся жизнь служению Богу и людям. На свои средства она (продала даже драгоценности) организовала в Москве уникальную обитель — сестринское братство, которая официально называлась Марфо-Мариинская обитель крестовых сестер Любви и Милосердия в Москве. На Ордынке великая княгиня купила большой участок земли. Здесь по проекту талантливого архитектора А.В. Щусева поднялся чудесный храм в неорусском стиле, который по просьбе самой Елизаветы Федоровны расписал чудными фресками Михаил Васильевич Нестеров. В стенах обители находились, помимо храмов и сестринских палат, больница, детский приют, библиотека. В 1910 г. Марфо-Мариинская обитель официально начала свою деятельность, а Елизавета Федоровна стала ее настоятельницей, не принимая монашеского пострига.

Как пишет историк: «Елизавета Федоровна жила чрезвычайно скромно, даже аскетично, нередко проводила целые ночи у постели больных, сама делала перевязки и ухаживала за увечными. Спала она на голых досках, иногда не больше трех-четырех часов в сутки, строго соблюдала посты, причем в последние годы вообще ограничила свой стол одним блюдом из овощей. Она все делала сама, не требуя никакой помощи, а щедро даря ее ближнему. В госпитале выполняла самые сложные и ответственные дела, нередко ассистировала при операциях, а сами врачи, дежурившие в обители, иной раз просили ее помочь им при операциях и в других больницах. Для своих крестовых сестер Елизавета Федоровна организовала медицинские курсы. Ее больница стала образцовой, и часто туда направляли наиболее тяжелых больных из других московских лечебниц».

Наступили тяжелые «февральские дни» 1917 г., обстановка накалялась. Представители Временного правительства уговаривали ее перебраться в Кремль, но Елизавета Федоровна четко отвечала: «Я выехала из Кремля не с тем, чтобы вновь быть загнанной туда революционной силой. Если вам трудно охранять меня, прошу вас отказаться от всякой к этому попытки».

Она осталась в Москве, и после октябрьских событий германский император Вильгельм II, который когда-то любил ее, дважды — в февральский период и после Октября — предлагал ей уехать из России. Но она отказалась, сославшись на то, что не может и не имеет право бросить обитель, сестер и то дело, которому посвятила жизнь.

На третий день Пасхи, когда ее арестовали, в главном храме обители служил сам Патриарх Тихон. Через полчаса после его отъезда нагрянули красноармейцы, давшие великой княгине всего полчаса на сборы. Елизавета Федоровна успела лишь собрать сестер в храме, поблагодарила их за самоотверженную работу и, осенив крестным знамением, попросила не оставлять обитель (окончательно обитель закрыли в 1926 г.).

Сначала Елизавету Федоровну привезли в Пермь. Там она жила в монастыре, и ей разрешили посещать церковные службы. Затем великую княгиню переправили в Екатеринбург, куда также перевезли нескольких членов Дома Романовых.

По свидетельству историка: «В ночь с 17 на 18 июля, на следующие сутки после убийства в Екатеринбурге царской семьи, Великую княгиню Елизавету Федоровну, ее келейницу Варвару Яковлеву, Великого князя Сергея Михайловича, его камердинера Ф.С. Ремеза, князей Иоанна, Константина, Игоря Константиновичей и князя Владимира Павловича Палея вывезли за пределы города по направлению к Верхнесинячихинскому заводу. Мучеников привели к одной из шахт — Нижнеселимской — заброшенного железного рудника. Чекисты ударами штыков и прикладов столкнули узников в жерло шахты, а потом бросили вниз гранаты. Великая княгиня громко молилась и, крестясь, повторяла: „Господи, прости им, не ведают, что творят“. (18 июля — день празднования памяти преподобного Сергия Радонежского, духовного покровителя ее мужа — Сергея Александровича.)

Даже на краю смерти она продолжала оказывать помощь своим родным и близким. В страшной, засыпанной землей яме, в кромешной темноте она перевязала голову князя Иоанна Константиновича, а местные крестьяне в течение еще нескольких дней слышали доносившиеся из-под земли церковные песнопения. Когда тела замученных извлекли на поверхность, оказалось, что Елизавета Федоровна и Иоанн Константинович упали не на самое дно шахты, а на небольшой выступ. Рядом с их телами лежали две неразорвавшиеся гранаты. Пальцы правых рук Елизаветы Федоровны, князя Иоанна и Варвары Яковлевой были сложены как для крестного знамения. Белогвардейцы перевезли тела мучеников в Читу, в женский Покровский монастырь. Там гроб великой княгини открыли, и обнаружилось, что ее тело почти не тронуто тлением. Но красные наступали. И тогда отец Серафим, игумен Серафимо-Алексеевского скита Пермской епархии, сопровождавший останки убиенных из Алапаевска в Читу, решил перевезти их в Пекин, на территорию Русской духовной миссии.

В апреле 1920 года тела алапаевских мучеников прибыли в Пекин. Там их захоронили в склепе при храме Серафима Саровского, а останки Елизаветы Федоровны и Варвары Яковлевой, по желанию брата и сестры великой княгини — Эрнста-Людвига, великого герцога Гессенского, и маркизы Виктории Милфорд-Хейвен, отправились к месту своего успокоения в Иерусалим. В ноябре 1981 года великая княгиня Елизавета Федоровна и Варвара Яковлева причислены к лику святых Русской православной зарубежной церковью, а в апреле 1992 года и Русской православной церковью — Московским патриархатом»^[56].

Так трагически завершилась жизнь последней владелицы доходного дома на углу Невского проспекта и Троицкой улицы.

Удивительное дело, просмотр адресных книг с 1892 по 1917 г. приводит к мысли, что этот «великокняжеский дом» самый малонаселенный на Троицкой улице. Из его примечательных жильцов 1890–1900-х гг. можно назвать Юлиана Иосифовича Затценгофера, профессора Санкт-Петербургской консерватории, члена Филармонического общества и его жену Лауру-Елену^[57], преподавательницу гимназии Стоюнина Любовь Алексеевну Мальцову^[58]. Последние жильцы дома накануне революционных потрясений 1917 г. — дочь тайного советника С.М. Блендовская^[59], вдова капитана А.Г. Эльснер^[60], Генрих Ферран^[61], Альфред и Анна-Екатерина Фафис^[62], М.Л. Гржибовская^[63], а также врач, специалист по внутренним болезням М.Н. Ротштейн^[64]. Большинство квартир этого дома сдавались в аренду различным конторам и ресторану «Квисисана». Именно он принес дому скандальную известность.

Газета «Петербургский листок» писала о нем так: «Идут сюда не закусывать. Публика стекается сюда для разгула и разврата… „Дежурное блюдо“, за которым так гонятся ночные гулянки-гастрономы, — это женщины… все нечистое, блудливое, зараженное, бездомное, все холостяки. Бобылы, прожигатели жизни, — все стекается между 12 и 3 часами ночи сюда — в „Квисисану“».

Впрочем, сюда приходили не только «для разгула и разврата». Сюда забегали выпить стакан глинтвейна студенты, стоявшие зимней ночью в очереди за билетами в Александринский театр и, смеясь, говорили, согретые горячим напитком: «Mens sana in „Quisisano!“» (mens sana (лат.) — здоровый дух), а Н. Агнивцев о пирожке из «Квисисаны» вспоминает в одном из своих ностальгических стихотворений.

Здесь часто бывали писатель А.М. Ремизов и совсем еще молодой художник Ю.П. Анненков, который полвека спустя вспоминал: «Мы присаживались в „Квисисане“ к столику, заказывали скромно чай. <…> В наших беседах встречались имена Федора Сологуба, Василия Розанова, Вячеслава Иванова… Андрея Белого, Александра Блока… Наши разговоры с Ремизовым часто переходили на болтовню: о расплывчатости облачных контуров в небесной синеве; о загадочности и ритме теней, падающих на дорожную пыль от деревьев; о разнице между воскресными прогулками и прогулками в будничные дни… Девиц из „Квисисаны“ Ремизов дружески называл „кикиморами“. К столикам завсегдатаев „кикиморы“ присаживались просто так, по знакомству, без задней мысли. Присядут, покалякают, выкурят папироску и отойдут»^[65]. Завсегдатаем этого ресторана был и поэт М. Кузмин. В октябре 1914 г. он записал в своем дневнике: «Обедали в издыхающей „Квисисане“».

Ресторан вошел в историю благодаря механическому буфету, появившемуся здесь в 1910-е гг. (т. е. буфету-автомату), который за монеты определенного достоинства выдавал закуски: салаты и бутерброды, что вызывало понятный интерес у публики^[66].

Но помимо этого легкомысленного заведения, в доходном доме в предреволюционные годы располагались правление Жилловского общества каменноугольных копей и рудников, контора Торгово-промышленного акционерного общества «Л.И. Борковский», производящего станки для обработки металла и дерева^[67], представительства Горско-Ивановского каменноугольного общества^[68], Акционерного общества «Бахмутская соль»^[69] и еще одного Акционерного общества Кузнецких каменноугольный копей^[70]. Здесь же, в 1915 г., размещалось Просветительское общество счетоводов имени Ф.В. Езерского, цель общества — «разработка и распространение счетоводческих знаний и взаимопомощи его членам». Общество выпускало еженедельный иллюстративный журнал «Счетовод». Его редактором и издателем являлся истинный сподвижник действительный статский советник Федор Венедиктович Езерский. При обществе были открыты курсы счетоводов^[71]. На первом этаже дома работали мебельный магазин «С.Я. Розенберг и К^о», управляла которым Софья Яковлевна Розенберг^[72], в этом же доме Иосиф Лаврентьевич Сувинский содержал свою парикмахерскую^[73], а в годы Первой мировой войны в доме № 1/43 размещался городской лазарет^[74].

По данным адресных книг «Весь Ленинград» за 1925–1935 гг., в доме проживали инженеры, юристы, преподаватели. Среди них С.С. Альперович, директор треста коммунальных бань^[75], В.Н. Воробьев, представитель треста «Дон-Уголь»^[76], Б.М. Аменицкий, юрист, и его жена А.М. Аменицкая^[77], В.К. Жукова, преподаватель Ленинградского государственного университета, и ее муж Н.Л. Жуков^[78], М.А. Муммер-Альперович, зубной врач^[79], советские служащие И.С. Войшкорович, А.Д. Илларионов, В.Н. Кошкин, Н.Е. Крылов, Н.И. Курилло, С.М. Марков^[80] и др.

В 1930-е гг. в доме № 1/43 размещались районный совет физической культуры (председатель О.Ф. Соваленкова), дошкольный комбинат и магазин головных уборов и мехов (директор И.И. Морозов)^[81]. В путеводителе «Ленинград» за 1940 г. в доме № 46/1 по проспекту 25-го Октября (так тогда именовался Невский пр.) указан действующий ресторан («Квисисана»), в скобках указано его старое название^[82].

В послевоенные годы в здании располагался рыбный (затем — продуктовый) магазин, интерьер которого в 1950-х гг. оформлял архитектор Е.И. Кршижановский^[83]. Позже на его месте работал магазин «Связной» и «Кофе Хауз». Со стороны улицы Рубинштейна — филиал аэрофлота. С 2013 г. первый этаж дома занимает итальянский ресторан-спагеттерия «Марчелли’с». Со стороны улицы Рубинштейна размещаются «Бар Сайгон» и «Commode Self-cost Bar & Club».

Дом № 3

Следующий на нашем пути дом под № 3, бывший доходный дом подворья Троице-Сергиевой лавры. Четырехэтажный песочного цвета с длинным протяженным фасадом дом сохранил богатую декоративную отделку. Если его первый этаж, традиционно рустованный с замковыми камнями над окнами, — характерен для рядовой петербургской застройки второй половины XIX в., то оформление фасада со второго этажа по четвертый решено архитектором в стиле неоренессанса.

Дом № 3. Фото авторов, 2021 г.

Об этом свидетельствуют арочные окна, полукружия крупных арок, опирающихся на декоративные трехчетвертные колонны с коринфскими капителями, геометрический орнамент карниза, балконы 2-го и 3-го этажей, наконец аттики, венчающие здание и акцентирующие центр и боковые части фасада. По всему периметру двора располагаются боковые флигели, лишенные декоративных украшений. А в центре двора сохранился небольшой палисадник. Здание доходного дома подворья возведено в 1871–1872 гг. по проекту академика архитектуры, профессора Императорской Академии художеств М.А. Макарова (1827–1873), автора еще трех домов на этой улице^[84]. Раньше здесь, как свидетельствует «Атлас тринадцати частей…», стоял одноэтажный дом, также принадлежавший подворью. По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», наиболее примечательными жильцами этого дома были сенатор, действительный тайный советник Федор Петрович Лубяновский и художник Александр Иванович Малышев. В указанной адресной книге встречаются имена жильцов из мастеровых: портного Василия Николаевича Бароненкова и резчика печатей Алексея Ивановича Борова^[85]. Построенный по заказу монастыря дошедший до нас доходный дом значительно пополнил монастырскую казну.

По адресным книгам «Весь Петербург» и «Весь Петроград» за 1894–1917 гг. удалось установить многих жильцов и арендаторов торговых и офисных помещений этого дома. Как видно из материалов первой из этих книг рубежа XIX–XX вв., социальный и национальный состав жителей доходного дома был очень пестрым. Большинство жильцов составляли купцы и чиновники. Так, В.Ф. Богданов, потомственный почетный гражданин, купец 2-й гильдии в начале ХХ в. проживал в этом доме с женой Натальей Михайловной, старшим сыном Сергеем и его женой Александрой Ивановной, еще одним сыном Михаилом, дочерьми Ксенией и Еленой. Продолжив дело отца, Федора Васильевича Богданова, Василий Федорович владел магазинами обуви в Гостином Дворе № 1 и № 16 (по Перинной линии), а также складом внутри двора. Специализировался он на продаже мужской обуви^[86]. Еще один жилец дома, временный купец Н.Н. Исаков, занимался суровской торговлей, а его жена А.В. Исакова — торговала дамскими шляпами^[87], купец — Е.Э. Тюрсиг, потомственный почетный гражданин, занимался продажей стали и жести^[88], М.П. Орешников вел кожевенную торговлю в доме на Фонтанке, 53^[89], а А.А. Краусп содержала табачную лавку^[90]. В самом доме № 3 в 1890-е гг. окрылись меняльная лавка временного купца 1-й гильдии А.С. Полуэктова, галантерейный магазин В.О. Липпе^[91], лавка мелочной торговли А.А. Варгунина^[92], трактир В.А. Шестакова^[93], книжный магазин купчихи М.И. Бортневской^[94].

В конце XIX в. в доме проживали также служащие банков: потомственный почетный гражданин Н.Д. Боткин (Государственный банк)^[95], дворянин Раас Гвидо (Волжско-Камский Коммерческий банк), чиновники IV Департамента Правительствующего Сената Л.Л. Герваген и хозяйственного управления Святейшего Синода П.И. Орлов^[96], действительный статский советник П.Н. Топоров^[97], контролер Министерства Императорского двора И.А. Горностаев (брат Н.А. Горностаева, в то время архитектора Зимнего дворца)^[98], и председатель Общества для содействия русской промышленности и торговли А.П. Величковский, он же — редактор-издатель журнала «Голос землевладельцев», редакция которого также располагалась в этом же доме^[99]. Скорее исключением из общего числа обитателей доходного дома подворья были военные: поручик лейб-гвардии Семеновского полка В.В. Витковский, подпоручик Главного интендантского управления А.Н. Матвеенко^[100], а тем более мастер завода Яковлева П.К. Гакер^[101]. Многие годы в доме жил практикующий врач-гомеопат В.А. Рипке, работающий в лечебнице во имя Михаила Архангела^[102]. К его судьбе и судьбе его потомков мы еще вернемся.

Но, пожалуй, лишь один из жильцов этого доходного дома на рубеже веков оставил заметный след в истории города. Это Илья Иванович Глазунов, потомственный дворянин, гласный Городской думы, известный книготорговец^[103].

Илья Иванович — правнук основателя династии Матвея Петровича Глазунова (1757–1830), державшего книжную лавку сначала в Москве, а в 1783–1784 гг. открывшего книжную торговлю в Санкт-Петербурге, где делом руководил его брат Иван Петрович (1762–1831). Последний в 1785 г. открыл самостоятельное дело, в 1790 г. начал издание книг, в 1803 г. завел собственную типографию. С 1790-х гг. И.П. Глазунов становится комиссионером княгини Е.Р. Дашковой, а с 1827 г. — Петербургской Академии наук. Его преемником стал сын Илья Иванович Глазунов (1786–1849), который окончил Академическую гимназию, в 1832 г. пожалован в потомственные почетные граждане, специализировался на издании произведений русских писателей, учебной литературы. В 1840-х гг. — председатель Петербургской купеческой управы. Затем фирму в течение 40 лет возглавлял сын последнего — Иван Ильич Глазунов (1826–1889), который сочетал предпринимательскую деятельность с общественной — занимал должность гласного петербургской Городской думы (1852–1881 гг.), а затем и городского головы (1881–1885 гг.), одновременно в 1861 г. избран членом правления Государственного банка от купечества, директором Санкт-Петербургского городского кредитного общества и членом совета Петербургского коммерческого училища. С 1856 г. — директор Петербургского дома милосердия, а с 1872 г. — член совета торговли и мануфактур Министерства финансов. За эти заслуги в 1870 г. возведен в потомственное дворянство, в 1885 г. получил чин действительного статского советника. Похоронен он в Троице-Сергиевой пустыни^[104].

В делах фирмы принимали участие и его братья: Константин (1828–1914; отец композитора А.К. Глазунова) и Александр (1829–1896), вскоре открывший свое дело. Оба в 1882 г. также возведены в потомственное дворянство в связи со 100-летием фирмы. Наследником Ивана Ильича Глазунова стал его сын, жилец дома № 3 по Троицкой улице, Илья Иванович Глазунов (1856–1913), окончивший в 1873 г. Петербургское коммерческое училище. В 1890 г. Константин Ильич и Илья Иванович Глазуновы преобразовали фирму в «Торговый дом И. Глазунов» и владели им как компаньоны. Илья Иванович с 1881 г. неоднократно избирался гласным петербургской Городской думы. С 1890-х гг. в делах фирмы активно участвовал Михаил Константинович Глазунов, который окончил Петербургское коммерческое училище (1889 г.), посещал вольнослушателем лекции на юридическом факультете Петербургского университета и с 1914 г. вел дело совместно с сыном Ильи Ивановича — Александром Ильичом Глазуновым. За 135 лет фирма Глазунова издала около 900 названий книг (главным образом произведений русских писателей и поэтов, а также учебники и научные труды). Фирма Глазуновых размещалась на Казанской ул., 6, 8 и 10 (там же помещалась типография, словолитня, брошюровочная и переплетная мастерские). Как отмечает И.Е. Баренбаум«…уникальность фирмы Глазуновых, просуществовавшей 135 лет, заключалась в том, что все эти годы она оставалась чисто семейным предприятием, обходясь без привлечения акционерного капитала — редчайший случай в России»^[105]. Главный магазин Глазуновых находился на Садовой ул., 20, с 1900 г. — на Невском пр., 27, после 1917 г. имущество Глазуновых национализировали. Но вернемся к истории дома.

И.И. Глазунов

В 1890-е гг. в доме № 3 по Троицкой улице размещались конторы акционерных обществ и товариществ, таких как «Нобель и братья» (оно осуществляло торговлю керосином) и «Конно-железных дорог в Санкт-Петербурге», управляющим его был Е.И. Дюпон^[106], генеральный консул располагавшегося в этом доме генерального консульства Швейцарии и президент Швейцарского благотворительного общества^[107].

Если генеральное консульство Швейцарии так же, как и Товарищество Конно-железных дорог, и через 5 лет по-прежнему размещались в доме по Троицкой ул., 3, то состав его жильцов значительно изменился, за исключением вдовы генерала от инфантерии Е.С. Куприяновой, Санкт-Петербургского 1-й гильдии купца А.С. Полуэктоваи владелицы табачной лавки, а позже и красильни Антонины Антоновны Краусп^[108].

В 1899 г. здесь проживали отставные военные, генерал-майор Н.А. Гладкий³⁸ и полковник П.А. Кривцов с женой^[109], а также чиновники: титулярный советник В.В. Рогге^[110], надворные советники В.И. Глухов, служивший в Главном управлении уделов^[111], Н.А. Келлер, чиновник особых поручений при Министре финансов, член Правления Волжско-Камского Коммерческого банка^[112], А.А. Набатов, чиновник Главного интендантского управления^[113]. В управлении Казенных железных дорог служила Е.С. Кларк^[114], а в службе сборов Юго-Западной железной дороги — дочь капитана К.И. Угличанинова^[115]. И.Г. Гордеев работал счетоводом службы пути С-Петербургско-Варшавской железной дороги, последний еще и владел собственным доходным домом на Бармалеевой ул., 11^[116]. Среди жильцов дома в адресной книге указаны также Н.С. Горкуша, владелец типографии «Горкуша и К^о»^[117], практикующий врач, член Медико-филантропического комитета А.А. Лучинский и ветеринарный врач Н.В. Макаровский^[118], инженер-технолог Л.Е. Жаллан-де-ля-Кроа, член Императорского Русского технического общества^[119]. Несколько жильцов дома трудились на поприще образования. Так, вдова коллежского советника Е.В. Гутман основала частную библиотеку, располагавшуюся в этом же доме^[120], Е.Н. Гурьева возглавляла Общество попечения о воспитании и помощи учителям в России, а артист Императорского Мариинского театра В.Ф. Левинсон был востребован как учитель танцев^[121]. Колоритной фигурой среди жильцов дома был Ф.Э. фон Ландезен, начальник команды С-Петербургского пригородного Добровольного Пожарного общества^[122].

Очередное заметное обновление жильцов этого дома произошло в предреволюционные годы. В адресной книге «Весь Петроград» встречаются и имена старожилов дома: практикующего врача-гомеопата В.А. Рипке, работавшего в Василеостровской и Невской лечебницах, а также в Петроградском благотворительном обществе^[123], владелицы красильни А.А. Краусп^[124], более четверти века, говоря современным языком, занимавшейся в доме «малым бизнесом», коллежского секретаря А.С. Горкуши и его жены Ольги Андреевны, вдовы генерала от инфантерии Е.С. Куприяновой^[125].

В 1910–1917 гг. в доме проживал отставной генерал-майор А.С. Хрулев^[126]. О нем хочется рассказать подробнее. Обратимся к его послужному списку. Александр Степанович (1849 г. р.) сын прославленного боевого генерала Степана Александровича Хрулева, участника многих военных кампаний, награжденного золотым оружием за Русско-турецкую войну 1877–1878 гг. Такой же высокой награды за проявленное мужество в той же войне удостоен и старший брат А.С. Хрулева — Николай Степанович, дослужившийся, как и отец, до звания генерал-лейтенанта. Что касается Александра Степановича, его военная биография не столь блестяща. После окончания Пажеского корпуса (1867 г.) служил в лейб-гвардии Уланском полку, постепенно поднимаясь по ступенькам офицерской карьеры: с 1881 г. — ротмистр гвардии кавалерии, с 1889 г. — полковник, и наконец с 1899 г. — генерал-майор. С 1901 г. А.С. Хрулев «генерал для поручений» при командующем войсками Варшавского военного округа^[127]. В доме на Троицкой улице Александр Степанович жил с женой Павлой Ивановной, братом Дмитрием Степановичем, статским советником в звании камер-юнкера, земским гласным Волынской губернии^[128]. Еще один брат — Сергей Степанович Хрулев, действительный статский советник, председатель Петроградского Международного коммерческого банка, проживал по соседству на той же Троицкой улице, в доме № 8^[129]. Соседями Хрулевых были В.И. Поздняков, потомственный почетный гражданин, мануфактур-советник^[130], Д.Ю. Кареев, коллежский секретарь, инженер путей сообщения, ответственный редактор журнала «Известия собрания инженеров путей сообщения» (проживал в доме вместе с женой С.Ф. Киреевой-Ерошкиной).

По-прежнему значительный процент жильцов дома составляли чиновники: Л.А. Мустафин, действительный статский советник, чиновник особых поручений при Министре земледелия, Н.И. Солодухин, управляющий банком, Л.Н. Фуфаев, коллежский секретарь, зав. Отделом зернохранилища Петроградского Государственного банка^[131], коллежские асессоры, их жены и дочери: Г.А. Гельцер, А.Э. Герке^[132] и др.

В предреволюционные годы значительно выросло число проживавших в доме представителей Петербургского купечества: это и потомственный почетный гражданин Н.И. Аржанинов, и уже упомянутая ранее целая купеческая семья во главе с потомственной почетной гражданкой Н.М. Богдановой, проживавшей здесь с дочерьми Еленой и Ксенией Васильевнами, купцы И.В. Травин, И.М. Шишкин^[133]; вдова потомственного почетного гражданина А.А. Ветошкина, учредительница и попечительница ремесленного приюта для девочек, председательница попечительной богадельни в память Т.С. Полежаевой^[134], ведь как никогда до этого, большое число проживающих в доме были связаны с образовательной, просветительской и благотворительной деятельностью, которой, помимо уже названной благотворительницы А.А. Ветошкиной, много времени уделяли Л.И. Якубова, вдова титулованного советника, секретарь и казначей Ремесленного приюта для девочек^[135]. Благородному учительскому труду посвятили свою жизнь брат и сестра Рудницкие. Михаил Яковлевич преподавал в известном 8-классном коммерческом

училище в Лесном, Евгения Яковлевна — в женской гимназии Михельсона. Еще один педагог, И.А. Серебряков, вел занятия в Александровском училище и Техническом училище при Балтийском судостроительном заводе^[136].

В начале XX в. многие женщины активно включались в общественную деятельность. Так, работу в 1-м отделении Петроградского городского комитета Всероссийского союза городов проводила дочь статского советника Е.Г. Харлампович^[137].

Среди жильцов дома особо следует выделить дочь священника А.И. Шестову — геолога и минеролога. Анна Ивановна работала в Музее имени Петра Великого (т. е. Кунсткамере). Вместе с ней в доме жила ее сестра Екатерина Ивановна^[138]. В предреволюционные годы в доме проживали: А.А. Эрлер (Львова), актриса Императорского Александринского театра (вместе с ней жил ее муж Е.Е. Эрлер)^[139] и Н.Г. Сергеев, главный режиссер балетной труппы Императорского Мариинского театра. В одной квартире с ними проживали сестры — девицы Александра и Анна Григорьевны Сергеевы^[140].

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1914–1917 гг., в этом доме размещались контора Товарищества по оптовой торговле семян «А. Вернер и К^о» и семенной магазин, владельцем которого являлся сам Александр Адольфович Вернер^[141]. Красильня не раз упомянутой ранее Антонины Антоновны Краусп четверть века обслуживала не только жителей Троицкой, но и всех прилегающей к ней улиц^[142], здесь же располагались мелочная лавка А.А. Варгунина и мясная лавка И.С. Леонтьева^[143].

Свой след в истории дома оставила и Первая мировая война. Здесь, как и в соседнем доме, размещался городской лазарет для раненых воинов под № 60^[144]. Управлял домом в предреволюционные годы иеромонах Софроний — настоятель подворья^[145].

Подворье закрыли в июне 1923 г., и позже его перестроенное здание на Фонтанке передали Центральной публичной городской библиотеке им. В.В. Маяковского^[146]. Доходный же дом подворья, национализированный в первые послереволюционные годы, зажил своей самостоятельной жизнью. После национализации дома в нем, как и повсюду в Петрограде, начался процесс уплотнения, следствием которого стало образование многонаселенных коммуналок, наследие которых не изжито до настоящего времени. Среди новых жильцов, имена которых мы установили по адресным книгам «Весь Ленинград» с 1924 по 1935 г., — инженеры, преподаватели, счетоводы, бухгалтеры, железнодорожники, музыканты^[147].

Следует отметить, что некоторые жильцы дома, жившие здесь еще с конца XIX в., пережили многие драматические события XX в. Об этом свидетельствует, например, судьба многократно упоминавшегося врача-гомеопата Владимира Альбертовича Рипке и его сына Николая Владимировича, проживавших в квартире № 15.

Помимо указанных ранее адресных книг, информация о них содержится в «Списке членов Русской общины имени Иисуса Христа христиан Евангелическо-Лютеранского и Реформатского вероисповеданий на 1 апреля 1924 года», хранящемся в ЦГА СПб^[148], а также в известном списке Эриха Амбургера^[149].

Представители семьи Рипке (Ripke) — выходцы из Балтии, остзейские немцы. Владимир Альбертович Рипке родился в 1862 г., в 1889 г. завершил образование и, начиная с 1890 г., работал практикующим врачом. Гомеопатией стал заниматься с 1912 г., а в 1916 г. открыл собственную клинику и стал одним из учредителей Петроградского благотворительного общества врачей-гомеопатов^[150].

Как отмечалось в адресной книге «Весь Петроград» за 1916 г.: «…целями общества были научная (медицинские собрания, лекции и т. д.) и благотворительная (открытие лечебниц, бесплатный отпуск лекарств). Общество имело аптеки и 2 лечебницы». Владимир Альбертович был кассиром этого общества. Аптека и лечебница для приходящих больных, в которой ежедневно, от 10 утра до 14 часов, вел прием доктор Рипке, размещалась на Невском пр., 82^[151]. Больных он принимал и в доме № 3, «в квартире 34, по понедельникам, средам и субботам от 6 до 8 часов вечера с платою 30 копеек за совет врача»^[152].

В доме на Троицкой улице Владимир Альбертович проживал со своей семьей. В 1891 г. он женился на Юлии Борнштейн. В этом браке 16 декабря 1891 г. родился старший сын Пауль, который с 1911 по 1916 г. учился в Дерпте^[153]. Врачом-гомеопатом стал младший сын — Николай Владимирович (1897 г. р.). Специализировался доктор, видимо, на лечении геморроя, о чем свидетельствует Каталог гомеопатической литературы на русском языке. Труд Н.В. Рипке назывался «Геморрой и лечение его гомеопатическими средствами. Краткое изложение сущности причин и способов лечения этой болезни»^[154]. В советское время начиная с 1918 г. Николай Владимирович находился «на действительной военной службе», воевал на фронтах Гражданской войны, а с 1933 г. началась его служба на флоте. Впоследствии Н.В. Рипке стал кадровым морским офицером^[155].

Но была еще одна грань личности Рипке-младшего, не совсем укладывающаяся в представление о советском офицере. Молодым человеком, в 26 лет, он примкнул к созданной в 1923 г. Русской общине имени Иисуса Христа Лютеранского и Реформаторского вероисповедания. В 1929 г. эта община получила в свое пользование здание лютеранской церкви Св. Михаила на Среднем проспекте Васильевского острова. С первых дней своего членства в общине Николай Рипке проявил себя активным прихожанином. 6 сентября 1923 г. и в мае 1924 г. он ведет протокол «общего собрания учредителей»^[156]. Его имя за № 1 стоит среди 11 членов инициативной группы Русской общины на заявлении в Отдел Управления Петрогубисполкома от 27 августа 1923 г.^[157]

Сложно определить, сколько времени Н.В. Рипке находился среди лютеран. Быть может, с началом репрессий в 1929 г., или даже раньше, он покинул приход и стал тайным верующим или вообще отошел от Церкви. Тем более, он кадровый военный, а быть христианином в то время было небезопасно.

Из воспоминаний дочери Ирины известно, что на Троицкой ул., 3, он жил с женой Еленой Алексеевной и ребенком. По крайней мере, до 1930-х гг. В адресных книгах Ленинграда за 1934 и 1940 гг. его имя вообще отсутствует. Еще до войны семья переехала на Невский пр., 102. Во время войны Рипке служил на Балтийском флоте^[158], начальником финансовой части Управления тыла Балтийского флота. Дослужился до звания майора интендантской службы, награжден медалями «За оборону Ленинграда», «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», орденом Красной Звезды.

«В работе трудолюбив, — писало командование, давая характеристику Н.В. Рипке. — Лично дисциплинирован. К порученному делу относится не по-казенному, а с полной отдачей всех своих способностей и желаний». «С первых дней Отечественной войны т. Рипке исполняет обязанности начальника финансовой части Управления Тыла ЛВФ. Благодаря своему исключительному трудолюбию и знанию дела не имел ни одного срыва финансового обеспечения довольствующихся воинских частей. Во время передислокации из Шлиссельбурга в Новую Ладогу, из Новой Ладоги в Ригу и из Риги в Куресааре т. Рипке финансовую работу не прекращал, а находил возможности обеспечивать выплату денежного содержания личному составу, находящемуся в разных городах, и производить денежные операции отделений тыла с поставщиками. На всем протяжении своей службы на КБФ т. Рипке не имел замечаний ни по работе, ни по дисциплине, являясь по существу образцовым офицером в этих вопросах»^[159].

После войны Николай Владимирович работал бухгалтером. Дополнительная информация об этом человеке неожиданно открылась в книге Натальи Леонидовны Ивановой (доцента РГПИ им. Герцена) «История малой Родины — Сестрорецк». Дело в том, что дочь Н.В. Рипке Ирина Николаевна после войны переехала в Сестрорецк. Здесь она работала учителем географии в школе № 434, активно занималась общественной работой: возглавляла отделение общества Красного Креста, была членом общества «Знание» и читала лекции в цехах Инструментального завода имени С.П. Воскова. Ирина Рипке ушла из жизни в 2010 г.

Об Ирине Рипке в этой книге написано немного. В частности, что она родилась 20 декабря 1922 г. в Ленинграде, таким образом, подтверждается, что Троицкая ул., дом 3, кв. 15 в детстве был и ее адресом^[160].

Дом № 3 по улице Рубинштейна связан и с именем М.Е. Бульмеринга — родственника архитектора К.К. Бульмеринга, по проекту которого возведено упомянутое ранее здание кирхи Святого Михаила на Васильевском острове. В своих «Воспомина ниях», выложенных на сайте Архива Дома русского зарубежья им. А. Солженицына, описывая события 1918 г. в Петрограде, Михаил Евгеньевич пишет о своем переезде из Царского Села, где на Средней улице он имел дом № 5, на квартиру матери: «Днем, сдав ключи заведующей приютом, грустные, побродив последний раз по комнатам, где мы так хорошо, роскошно и мило жили, где провела детство наша Ирина (дочь М.Е. Бульмеринга. — Авт.) и где мы были 16 лет так счастливы, покинули и переехали в Петербург на Троицкую, дом 3, кв. 6, к моей матери. Очень тяжелое чувство переживали мы, покидая собственный дом, я чувствовал, что не вернусь в него более. Квартира моей матери была довольно большая, и нам места было довольно».

Из дальнейшего описания становится известно, что в этом доме был парадный вход и черная лестница. В советское время в доме появился заведующий, которому жильцы, уходя, сдавали ключи от своих комнат.

Свой быт в 1920 г. Бульмеринг описывает так: «Летом мы рубили барки на Фонтанке по колено в воде, запасаясь дровами на зиму. Таскали огромные доски — чурбаны в 5-й этаж и с Ириной пилили по ночам. В квартире я сжег две двери за неимением топлива. За водой ходили в нижний этаж по три-пять раз в день, а лестница в 123 ступени. Поселили у нас коммунистов, и тут приходилось переносить унижения, открывая им входные двери и убирая уборную, и очень осмотрительно разговаривая»^[161].

В 1920 г. семья Бульмеринг под чужой фамилией бежала в Ригу к родственникам. Мать Михаила Евгеньевича Бульмеринга, вдова героя Крымской войны и генерал-губернатора Керчи, умерла в ночь на 18 сентября 1920 г. и с большими трудностями была похоронена в склепе рядом с церковью на Смоленском армянском кладбище.

О своей матери Бульмеринг писал так: «Моя мать, София Герасимовна Бульмеринг, урожд. Сумбатова, дочь полковника и внучка генерала, тоже из военной семьи, которые воевали с горцами. Князья Сумбатовы из армян, и предок матери (очень дальний) последний царь армянский»^[162].

На сайте «Офицеры русской императорской армии» содержится информация об авторе воспоминаний: «…даты жизни 23.05.1863–1941, лютеранин, общее и военное образование получил в Пажеском корпусе, был выпущен корнетом в 44-й Драгунский нижегородский полк. К 1913 г. дослужился до звания полковника. В годы Первой мировой войны выполнял должность штаб-офицера для поручений V класса сверх штата при Главном управлении Государственного коннозаводства. В эмиграции жил во Франции. В 1936 г. был избран председателем Полкового объединения. Умер в Брюсселе. Награды М.Е. Бульмеринга: ордена Святой Анны III степени (1904 г.), Святого Станислава II, I степеней (1905 г.), Святого Владимира IV степени (1916 г.)».

Такова судьба двух лютеранских семей, проживавших в доме № 3 по Троицкой улице.

В адресных книгах «Весь Ленинград» за 1925–1926 гг. нам встретилось имя еще одного старожила дома, вдовы врача, Шарлотты Ивановны Адамс, проживавшей здесь с дореволюционных времен^[163]. В 1920-х гг. в доме проживали врач С.И. Базаревкая^[164], артист А.Г. Богданов^[165], советские служащие В.К. Анжар, А.И. Акимов, И.Ш. Басс^[166]. В 1930-х гг. проживали инженеры В.Б. Битенский^[167] и Л.В. Пашков^[168], технолог А.А. Каперт и врач М.А. Петров^[169], музыкант К.Н. Кондратьев, преподаватель О.Н. Левакоская, бухгалтеры И.В. Мелузов и П.С. Норкин^[170], портниха Е.М. Лахомина и счетовод Н.А. Волков^[171], служащая Мурманской железной дороги Т.И. Коваленко^[172].

В адресных книгах «Весь Ленинград» нам не раз встречалось имя Ольги Александровны Горкуша, предки по линии мужа которой проживали в этом доме с конца XIX в.^[173]

Конечно же, этими именами не исчерпывается список выявленных нами в ходе поиска жильцов дома. Но на одном из них хочется остановиться особо. Речь идет об Ольге Анатольевне Макаровой^[174], занимавшей скромную должность чертежницы. Она — мать будущего выдающегося артиста балета Аскольда Макарова. С этим домом связаны первые 20 лет его жизни: детство, отрочество, юность.

Он родился 3 мая 1925 г. на Волге, в местах поистине былинных. Стоящий на возвышенности хутор Ново-Массальское Тверской губернии, принадлежавший предкам Макаровых, окружали поля, перелески. К одноэтажному деревянному дому с двумя флигелями вела тенистая аллея берез и дубов — непременное украшение родовых гнезд. Да и имя ему дали древнерусское — Аскольд. Через год после рождения сына его мать Ольга Анатольевна переехала в Ленинград. Вместе с ними в наш город перебрались ее родная сестра Зинаида с сыновьями Анатолием и Арсением, двоюродными братьями Аскольда. Зимой дружная семья обитала в огромной комнате в пятикомнатной коммунальной квартире № 5. Как пишет автор монографии, посвященной Аскольду Макарову, М.А. Ильичева: «Детям, жилось весело. Взрослые, еще совсем молодые, то и дело устраивали для них игры, танцы, костюмированные вечера. Зинаида была великой выдумщицей и мастером на все руки. Часто приходила в гости тетя Аскольда Анна Михайловна Щевелева, старинный друг семьи. Она работала в театральных пошивочных мастерских на улице Зодчего Росси. Там же помещалось Хореографическое училище и репетиционный зал балетной труппы Академического театра оперы и балета. Анна Михайловна была замечательным костюмером, шила „пачки“ балеринам, в том числе самой Марине Семеновой. Она-то и начала водить Аскольда с братьями в музыкальные театры. Это с ее легкой руки все трое стали позднее артистами балета»^[175].

А.А. Макаров

Настало время идти в школу. Ближайшая общеобразовательная школа располагалась на Фонтанке в монументальном здании бывшего Екатерининского института, построенном по проекту Джакомо Кваренги (ныне филиал Российской Национальной библиотеки). Здесь Макаров проучился недолго — всего один год. В 1933-м его приняли в Хореографическое училище. М.А. Ильичева рассказывает в своей книге об обстоятельствах, предшествующих этому судьбоносному для Аскольда Макарова событию: «Мальчик и не понял хорошенько, что еще до приема он с тетей Анной Михайловной бывал в квартире на Бронницкой улице у самой Агриппины Яковлевны Вагановой — художественного руководителя балетной труппы Академического театра оперы и балета, педагога ведущих балерин. Что это она заставила его натянуть ногу, оглядев пронзительным и ясным взором; спросила, как он вообще учится, и, услышав, что мальчик ленится читать, усмехнулась и, чуть шепелявя, заметила, что с мальчишками это бывает. Вероятно, Ваганова одобрила данные Аскольда. Во всяком случае, он попал в списки принятых»^[176].

Удивительно, но в будущем выдающийся артист балета на первых порах особой тяги к танцам не чувствовал. Он коллекционировал спичечные коробки, играл в «чижика»… Но мать, не строя далеко идущих планов, хотела, чтобы сына научили двигаться, избавили от некоторой косолапости. Аскольда соблазняли участием в спектаклях, которые ему так нравились, что он согласился.

«В одном классе с ним — пишет М.А. Ильичева, — оказались Маша Мазун, Люба Войшнис, Игорь Бельский. Наперсник детских проказ и юношеских авантюр Аскольда — Игорь Бельский, впоследствии превратился в видного характерного танцовщика, а затем и хореографа. В Макарове Бельский увидел героя первого своего балета.

Но пока они были просто мальчишками и девчонками. С девяти утра и до четырех-шести вечера за толстыми каменными стенами творения Карла Росси они мечтали о свободе улиц, скверов, дворов. После уроков они выбегали в темные сводчатые коридоры и играли в футбол. Мяч заменяла кощунственно согнутая пополам балетная туфля».

Питомцы балетной школы назывались тогда воспитанниками, и название было неслучайным. Проходя по коридорам, педагоги и артисты не упускали случая сделать замечание ученику, не поклонившемуся учителю. Здесь прививалось почтение к старшим, уважение к их знаниям, опыту…

Издавна в Хореографическом училище по основной дисциплине выставляются три оценки: первая — за профессиональные данные, вторая — за отношение к делу, третья — за успехи. У первоклассника Макарова отметки были однозначны.

Но где-то в середине года между двойками вклинилась скромная тройка, затем все двойки обернулись тройками, а на экзамене и вовсе произошло чудо: комиссия, в которую входили именитые педагоги, известные танцовщики, преподающие в училище, поставили Макарову четыре, что случается в первом классе нечасто.

Рывок из отстающих в лидеры выявил острое желание мальчика двигаться вперед. Да и природные данные оказались не так уж плохи. Достоинством Макарова стал «большой шаг» — балетная категория, оценивающая высоту, на которую танцовщик или танцовщица способны поднять вытянутую ногу. А поняв кое-что в сути специальных упражнений, Аскольд старался выработать недостающие качества.

Со второго года обучения он вместе с одноклассниками стал участвовать в спектаклях Академического театра оперы и балеты (ГАТАБа). Особенно почетных партий на его долю не выпадало. В балете «Щелкунчик», где состоялся первый выход Макарова на сцену, классической партии маленького кавалера в pas de trois ему не поручили. Как большинство сверстников, он натягивал на себя серый комбинезон с пришитым сзади хвостом, надевал ушастую и усатую голову-маску и топтался на сцене вместе с другими подданными Мышиного короля. В костюме и маске было жарко, хвост путался в ногах, но Аскольд с азартом играл в сказочную военную игру.

Многим балетам требовались два мальчишки: в прологах «Ледяной девы» и «Утраченных иллюзий», в «Дон Кихоте». Основная задача этих мальчишек — быть активными зрителями развертывающегося действия. Здесь Макаров привыкал к сцене, чувствуя себя одним из многих, но тоже важных созидателей театрального зрелища.

«Первым настоящим танцем, в котором выступил Макаров, пишет его биограф, была детская мазурка из балета „Пахита“. Первый раз ученик Макаров выступил в этой мазурке в 1935 году в Доме писателя и запомнил это на всю жизнь, потому что среди публики был сам Корней Чуковский. Будучи учеником третьего класса, Макаров танцевал детский танец в последнем действии балета Л. Лавровского „Фадетта“, который шел на сцене Малого оперного театра. В 1938 году В. Вайнонен возобновил „Раймонду“, где Макаров изображал одного из сарацинских мальчиков.

Наступал переходный возраст. Аскольд начал вытягиваться. К „маленьким“ он уже не подходил по росту, а в „большие“ не мог быть зачислен как ученик средних классов…

В средних классах на переменах уже не играли в футбол. На скользких паркетных полах, покрытых красной мастикой, которая пачкала балетные туфли, каждый по очереди вертел пируэты. Остальные считали число поворотов, замечали недостатки формы. Это была увлекательная игра, дополнительная тренировка и учеба одновременно.

На старших курсах Аскольду Макарову не раз пришлось выступать как в шедеврах старинного репертуара, так и в постановках современных балетмейстеров. Среди преподавателей, сыгравших заметную роль в становлении юного танцовщика, были Л.С. Петров, солист Академического театра оперы и балета, А.И. Пушкин, исполнитель сольных и ведущих партий в классических балетах, Н.А. Иосафов и Н.П. Ивановский — ветераны петербургско-ленинградской сцены. (Н.П. Ивановский позже многие годы был художественным руководителем училища). А.В. Лопухов, сотрудник своего старшего брата балетмейстера Федора Лопухова, Б.В. Шавров, видный классический танцовщик»^[177].

До выпуска оставалось два года, когда грянула война… Новый учебный год начался уже в деревне Платошино, недалеко от Перми, куда эвакуировалось училище совместно с Театром оперы и балета имени С.М. Кирова. Здесь не было рядом родителей, домашнего уюта, залов, удобных для танцев. Но занятия продолжались… В выпускном спектакле в Перми Аскольд Макаров с успехом выступил с вариацией Зигфрида из «Лебединого озера»… В 1943 г. пришла радостная весть о прорыве блокады Ленинграда. А вскоре к Аскольду приехала мать, о которой он долгие месяцы ничего не знал. Ольга Анатольевна рыла окопы на подступах к городу, готовила оборонные маскировочные средства в огромной мастерской под крышей Кировского театра, в зале имени театрального художника А.Я. Головина, где раньше писались декорации.

А в 1944 г. получен приказ о реэвакуации и балетные артисты вернулись домой в родное здание на Театральной площади и в репетиционный зал на улице Росси. Тогда же Аскольд Макаров с братьями снова вернулся в свой дом на улице Рубинштейна^[178]. С этим домом связаны и первые партии, исполненные А. Макаровым на сцене Кировского театра. В 1946 г. на премьере «Золушки» он выступил в классической вариации четырех сверстников принца. В «Весенней сказке» молодой артист вышел уже в «двойке»: Северный (Макаров) и Южный ветер (В. Рязанов) налетали на Доброго молодца, забредшего в лес. В «Бахчисарайском фонтане» Макаров танцевал в «двойке» юношей, соревновавшихся в фехтовании. В 1947 г. Макаров принял участие в смотре творчества молодежных театров РСФСР, выступив в партии Гения из «Конька-Горбунка» — одной из труднейших в мужском репертуаре. Успешно пройдя все туры смотра. Он стал его лауреатом. Впереди танцовщика ждали новые вершины (непревзойденные партии в балетах «Спартак» и «Клоп»). Таким образом, дом № 3 на улице Рубинштейна связан с начальным, но очень важным периодом жизни Аскольда Макарова — этапом становления мастера^[179].

Многие годы спустя после переезда танцовщика на новое место жительства в доме на улице Рубинштейна продолжали жить его двоюродные братья Анатолий и Арсений, также талантливые артисты балета, выступавшие и на сцене Кировского театра, и в танцевальном ансамбле Гербека…^[180]

Еще об одном обитателе дома, историке античного мира, своем учителе М.Н. Ботвиннике, рассказала автор очерка о Троицком переулке Н.Р. Левина в уже ранее цитируемой книге «В одном из переулков дальних». Она пишет, что: «…до сих пор на медной табличке квартиры 10 можно прочитать: Марк Наумович Ботвинник. У него не было высоких титулов и ученых степеней, после него осталось не много печатных трудов, но он был значительным и, как сейчас говорят, „знаковым“ явлением русской культуры второй половины ХХ в. Он оказал очень сильное влияние на своих слушателей и собеседников, а через них — и на тех, кому уже не пришлось его видеть и слышать».

Он преподавал латынь в Педагогическом институте им. Герцена, а в 1950-е гг. в 189-й женской школе, и автору цитируемой книги посчастливилось быть его ученицей.

«Ему, — как отмечает Н.Д. Левина, — было тогда 35–36 лет. И нам, пятнадцати- и шестнадцатилетним, он казался пожилым человеком. Он был очень худой, очень высокий, сутулый от своего роста и худобы.

В нем не было ничего типично учительского: важности, значительности, властности, строгости. Это был чудак, Кюхля, человек другой породы. Сам предмет его казался чудачеством в нашей советской школе. Мы тогда ничего не знали о своем учителе, кроме того, что его дочки-двойняшки, Эмма и Наташа, учатся в нашей школе, в третьем классе. Мы понятия не имели, что он сидел в лагере, что у него туберкулез и что умные, образованные люди, не нам чета, считают за честь знакомство с ним. М.Н. Ботвинник умер в 1994 г. Спустя три года вышел сборник, посвященный его памяти. Там есть и воспоминания моей одноклассницы, Б.А. Зарайской, с которой в январе 2008 г. мы вместе были в этом доме, в гостях у дочери Марка Наумовича, Натальи Марковны. Она унаследовала профессию своего отца: преподавала древние языки в университете и в классической гимназии. Как и отец, она была человеком талантливым, ярким, открытым, готовым помочь любому. Такой же была ее мать, Ирина Павловна. Сколько разных, порой совсем посторонних, чужих, буквально „с улицы“, людей, подолгу, иногда годами, жили в их квартире. Одни становились друзьями, а некоторые вдруг исчезали, унося что-нибудь с собой. И как легко и весело, как о забавных происшествиях, случившихся где-то и с кем-то, Наталья Марковна вспоминала об этом. Слушая замечательные рассказы этой обаятельной, полной жизни женщины, невозможно было представить, что она тяжело больна и что жить ей осталось недолго. Наталья Марковна умерла в мае 2008 г.»^[181].

Мы воспроизвели здесь всего несколько историй, связанных с обитателями этого дома в «советский» его период, а сколько еще подобных историй можно было бы рассказать о других жильцах, напиши они свои воспоминания.

В этом доме сейчас располагается Еврейский общинный центр Санкт-Петербурга, Общественная приемная депутата Законодательного Собрания М.Д. Щербаковой.

Много лет первый этаж дома занимал пивной бар «The Telegraph». Удивительно, как причудливо порой соединяются в истории дома его традиции. Известно, что в 1930-е гг. в этом доме располагалась пивная № 36 1-го промкомбината «Красная Бавария»^[182], а теперь находится лаундж-бар «Monkey Bar».

Дом № 5

Пятиэтажный, с фасадом цвета беж со сплошной рустовкой второго и частично межоконной отделкой рустом трех других этажей, с характерными для поздней эклектики эркерами на уровне второго этажа и с большими арочными окнами третьего этажа, балконами, акцентирующими углы здания, и тремя аттиками, венчающими крупный карниз, — типичный образец доходного дома. Его первый этаж, изначально предназначенный для торговли, имеет большие окна-витрины. Входная арка ведет во двор, по всему периметру застроенный жилыми флигелями.

Этот дом возведен для герцога Г.Г. Мекленбург-Стрелицкого в 1896–1897 гг. по проекту профессора Николаевской Инженерной академии В.П. Стаценко (1860–1918)^[183]. Но история участка, на котором стоит дом, значительно старше. Она подробно рассмотрена в книге Г.А. Поповой «Дом графини Карловой» и очерке В.Б. и М.Я. Айзенштадтов «В особняке графини Карловой»^[184]. Мы же ограничимся кратким изложением этой истории, но прежде отметим, что история доходного дома № 5 на Троицкой улице неразрывно связана с историей самого особняка.

Дом № 5. Фото авторов, 2021 г.

Первым владельцем участка на левом берегу Фонтанки за Невской перспективой возле Троицкого подворья в 1730-е гг. стал гофинтендант императрицы Анны Иоанновны Антон Кормедон. Авантюрист, бывший парикмахер, поставлен Минихом на эту должность, а позже возглавил и Канцелярию от строений. Именно он построил на этом участке двухэтажный деревянный дом на каменном фундаменте с цокольным этажом. Однако вскоре усадьба Кормедона, «взятая в казну по начету», т. е. попросту отобранная за долги, «выпрошена» Густавом Бироном, братом всесильного тогда временщика герцога Эрнеста Иоганна Бирона. После смерти Анны Иоанновны в 1740 г. и дворцового переворота братьев арестовали, усадьбу конфисковали, а уже через год, в результате очередного переворота, на российский престол взошла Елизавета Петровна. Она одарила многих своих сторонников, а эту усадьбу пожаловала своему духовнику Федору Яковлевичу Дубянскому^[185].

В известной книге М. Пыляева «Старый Петербург» о Федоре Яковлевиче Дубянском сказано, что он священник «украинской вотчины цесаревны Елизаветы, села Понорницы. Черниговской губернии, Новгород-Северского уезда, некогда отобранного у Шафирова» и был «при дворце в большой силе; придворные считали его недалеким простачком, которого никто не боялся, но на самом деле это был ловкий и умный царедворец; по его представлениям совершались все перемены в составе духовенства, а также объявлялись разные распоряжения по церковному ведомству. По преданию, Дубянский жил очень открыто на своей даче; в записках современника встречаются следующие заметки: «Бывали у отца духовного Дубянского… бокалов по десяти венгерского выпивали…»Дача, о которой говорит М. Пыляев, это и есть бывшая усадьба Бирона^[186].

«Федор Яковлевич Дубянский, — говорится в „Русском биографическом словаре“ Половцова, — отличался редкой для своего времени ученостью среди белого духовенства… был очень близок императрице Елизавете Петровне, имел значение при дворе Екатерины II»^[187].

Указом императрицы Елизаветы Петровны в 1761 г. протоиерей Федор Дубянский возведен в потомственное дворянство. Сыновья его служили в гвардии. Яков Федорович был майором и к тому же Великим магистром масонской ложи «Астерия». Его дети не оставили потомства. Два других сына протоиерея — Михаил и Захар — принимали активное участие в перевороте 1762 г., в результате которого на российский престол взошла Екатерина II. Активный участник июньских событий 1762 г., Захар Федорович умер через три года холостым в чине капитан-поручика лейб-гвардии Преображенского полка.

Михаил Федорович, старший сын протоиерея, стал при Екатерине II унтер-шталмейстером и егермейстером Двора. Сын же егермейстера, Федор Михайлович Дубянский, был популярным композитором, автором известных песен, среди них — романс «Стонет сизый голубочек» на стихи И.И. Дмитриева. Сестра Федора Михайловича, фрейлина императрицы Екатерины II Варвара Михайловна Дубянская, вышла замуж еще при жизни старшего брата. 17 февраля 1790 г. в большой придворной церкви Зимнего дворца, в присутствии цесаревича Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны, состоялось ее бракосочетание с представителем старинного и знатного рода камергером Василием Николаевичем Зиновьевым. Через 53 года вся усадьба на Фонтанке, 46, перейдет по наследству от Александра Михайловича, последнего и бездетного брата Варвары Михайловны, к ее сыну Николаю Зиновьеву^[188]. В «Атласе тринадцати частей…» владельцем двух участков на набережной Фонтанки значится генерал-майор Н.В. Зиновьев^[189].

Николай Васильевич Зиновьев не оставил потомства и по завещанию в 1882 г. передал дом своему племяннику, хранителю семейного архива Зиновьевых, Степану Степановичу, который опубликовал ценнейшие документы прошедшей эпохи^[190].

Но дом принадлежал ему недолго. В «Табели домов города Санкт-Петербурга…» за 1889 г. он уже числится за Кабинетом Е.И.В^[191]. Из адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г. нам удалось установить имена тех, кто в это время проживал здесь в старом деревянном доме.

Их совсем немного. Это чиновники, контролеры Министерства Императорского двора — статский советник Н.А. Андриевский и титулярный советник М.П. Оберемченко^[192], преподаватель Александровского Лицея К.И. Пестич^[193], штабс-капитан П.А. Ерехович и В.И. Колосов, мастер чугунного литья^[194].

В июле 1895 г. к барону В.Б. Фредериксу, министру Императорского двора, обращается герцог Г.Г. Мекленбург-Стрелицкий с официальным письмом о своем желании купить дом на Фонтанке, 46^[195].

Герцог Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий — внук великого князя Михаила Павловича и знаменитой Елены Павловны. Он родился и вырос в Михайловском дворце. В завещании его матери написано: «Советую детям, чтобы средняя часть Михайловского дворца была отдана с разрешения императора под помещения какого-либо полезного для науки и искусства учреждения, например. Национального музея»^[196]. При Николае II дворец выкупили у наследников для устройства в нем Музея Александра III. Мекленбург-Стрелицкие должны были подобрать себе подходящее здание. Им и оказался этот старинный особняк на Фонтанке, в то время уже принадлежавший Министерству Императорского двора.

Этому предшествовала романтическая история женитьбы Г.Г. Мекленбург-Стрелицкого на фрейлине матери, Наталье Федоровне Ванлярской, — событие, которое определило судьбу интересующего нас дома вплоть до сегодняшнего дня. Этот брак, по понятиям того времени, был мезальянсом, и великая княгиня Екатерина Михайловна, женщина властная и консервативная, категорически воспротивилась ему. Она отстранила девушку от фрейлинской службы, и та поселилась с отцом в доме № 20 по Фурштатской^[197].

Кроме согласия матери (отец к тому времени умер), Георгий должен был получить и согласие великого герцога Мекленбург-Стрелицкого, т. к. являлся одним из наследников на его престол. К нему-то он и направился с твердым намерением ради достижения своей цели отказаться от престолонаследия.

В середине января 1890 г. из Германии было получено официальное свидетельство, что владетельный герцог Мекленбург-Стрелицкий Фридрих-Вильгельм разрешает брак герцога Георгия с Ванлярской Натальей Федоровной и предоставляет ей титул графини. Великая княгиня Екатерина Михайловна, понимая, что изменить уже ничего не сможет, уступает и передает ей полученное от матери имение Карловка Полтавской губернии. Так Н.Ф. Ванлярская становится графиней Карловой…^[198] О жизни новых владельцев особняка на набережной Фонтанки, 46, об осуществленной ими перестройке здания, о проходивших в Доме Карловой музыкальных вечерах, о созданном герцогом Мекленбург-Стрелицким знаменитом Мекленбургском квартете и о его богатейшей библиотеке любознательный читатель сможет узнать из перечисленных книг.

Наша же задача — рассказать о дальнейшей судьбе дома на Троицкой улице при новом владельце. Как отмечает автор книги «Дом Карловой», вместе с музыкальной герцог развернул на своем участке бурную хозяйственную деятельность. Во дворе особняка появились дровяные сараи, ледник, конюшня. Позже Георгий Георгиевич приобретает автомобиль, для чего устраивает гараж, имелась прачечная. В 1896 г. Георгий Георгиевич торжественно закладывает доходный дом на Троицкой улице, о котором мы ведем наш рассказ. В день закладки он заказывает молебен, дарит всем рабочим по красной рубахе и чарке водки, как положено при начале нового дела, и в два строительных сезона возводят дом под крышу. Он отличался всеми техническими нововведениями: электричеством, телефонизацией, подъемной машиной. Квартиры, сдававшиеся внаем, отличались удобством и роскошью — для богатых жильцов, среди которых были военные, юристы, министерские служащие, а также чистотой и ухоженностью — для мещан. За порядком в доме и на лестницах следили два швейцара с оплатой 55 рублей в месяц и 5 дворников — с 50 рублями^[199].

Следует отметить, что управляющим доходным домом герцог назначил его архитектора, инженер-подполковника В.П. Стаценко. Вадим Платонович, помимо строительной практики, преподавал в Николаевской Инженерной академии, состоял в Обществах Белого Креста и охраны народных заповедников^[200].

В адресной книге «Весь Петербург» за 1899 г. содержится информация о первых жильцах нового дома. Среди них выделим купца 1-й гильдии, директора правления Товарищества Кяхтинской чаеторговли под фирмой «Изинь-Лунь» Альберта Александровича Хомзе и видного военного деятеля — полковника 2-й гвардейской пехотной дивизии Ричарда Трояновича фон Мевиса^[201]. Он родился 3 марта 1839 г., образование получил в Орловском кадетском корпусе, который окончил в 1855 г. и в Константиновском училище в 1857 г. Офицерскую службу начал в лейб-гвардии Павловском полку. Ричард Троянович — участник двух войн: польской кампании в 1863–1864 гг., где его контузило, и русско-турецкой в 1877–1878 гг., в которой он был ранен и контужен. О мужестве и храбрости боевого офицера свидетельствует награда — Золотое оружие (награжден им в 1879 г.); и об его высоких организаторских качествах военачальника говорит быстрое продвижение по служебной лестнице. В 1874 г. — капитан гвардии, 1874 г. — полковник, с 1874 г. — генерал-майор, с 1894 г. — генерал-лейтенант. С 1878 по 1884 г. Ричард Троянович командир лейб-гвардии 2-го Стрелкового батальона, с 1884 по 1893 г. командовал лейб-гвардии Павловским полком, где начинал военную службу; в 1894 г. назначен на короткое время командующим 2-й бригады 2-й гвардейской пехотной дивизии, а в 1894 г. — начальником 23-й пехотной дивизии. Пиком его военной карьеры стало назначение командиром 20-го армейского корпуса. В доходном доме герцога Мекленбург-Стрелицкого Д.Т. фон Мевис поселился после отставки за два года до смерти. Умер в 1901 г.

Еще более блестящую карьеру сделал его брат Михаил Троянович — генерал от инфантерии. Другой их брат, Адам Троянович, закончил военную карьеру в звании подполковника у Ричарда Трояновича было четверо детей, в том числе Владимир, продолживший военную династию фон Мевисов. В доме № 5 на рубеже веков проживало немало и других военных, чиновников, банковских служащих.

Помимо названных жильцов дома, отметим также Софью Александровну Зиновьеву, свояченицу одного из первых владельцев этого участка на Троицкой улице и Бруно Карловича Гейне, известного музыканта, члена Санкт-Петербургского общества камерной музыки^[202]. О высоком престиже дома, возведенного герцогом Мекленбург-Стрелицком свидетельствует тот факт, что часть помещений в нем арендовал генеральный консул Северо-Американскими Соединенными штатами Вильям Голловей^[203].

Продолжая рассказ о судьбе дома и его обитателей в предреволюционные года, посвятим краткий очерк, самому известному из них, генерал-лейтенанту, профессору Николаевской Инженерной академии А.Н. Маслову^[204].

В адресных книгах «Весь Ленинград» за 1925 и 1926 гг. один из жильцов дома № 5 по Троицкой улице назван писатель Алексей Николаевич Бежецкий. Это имя сейчас известно лишь узкому кругу специалистов. Может быть, поэтому в энциклопедическом словаре «Генералитет Российской империи» С.В. Волкова в маленький статье о генерале А.Н. Маслове даже не упомянут тот факт, что его литературный псевдоним — Бежецкий. Помимо его военно-исторических трудов, у писателя Бежецкого осталось богатое литературное наследие^[205]. Наиболее полно его биография изложена в биографическом словаре «Русские писатели 1800–1917»^[206].

Алексей Николаевич Маслов родился в Варшаве 7(19) сентября 1852 г. Родом из дворян Тверской губернии. Его отец — командир пехотного полка, мать скончалась в 1856 г., когда мальчику было всего 4 года. В 1862 г., в возрасте десяти лет, его отдали в 1-й Кадетский корпус, а затем он перешел во 2-ю Петербургскую военную гимназию, которую окончил в 1868 г. Далее продолжил военное образование в Николаевском инженерном училище (1868–1871 гг.). В училище шестнадцатилетний курсант увлекся Д.И. Писаревым и Н.Г. Чернышевским, издавал рукописный юмористический журнал. Службу А.Н. Маслов начал в чине подпоручика в 1-м Кавказском саперном батальоне. Во время 2-го Хивинского похода (1873 г.) он познакомился с генералом М.Д. Скобелевым. Тяга к учебе привела его в 1874 г. в Николаевскую Инженерную академию. Но в 1876 г. его откомандировали к своему батальону, участвовал в Русско-турецкой войне (1877–1878 гг.), в боях под Карсом и Эрзерумом. В 1879 г. окончил Академию и продолжил службу в Одесском военном округе, затем в Петербургском крепостном управлении. За проявленную храбрость и мужество в Ахалтекинской экспедиции награжден золотым оружием. Позже А.Н. Маслов расскажет о ней в своей книге «Завоевание Ахал-Теке. Очерки последней экспедиции Скобелева (1880–1881)». Эта книга издавалась дважды в 1882 и 1887 гг. Десть лет Алексей Николаевич преподавал в Николаевской Инженерной академии, сначала как репетитор, а с 1887 г. как преподаватель фортификации (его перу принадлежит изданная в Санкт-Петербурге 1900 г. «История крепостной войны»). Как военный инженер он активно сотрудничал с «Инженерным журналом». Его военная карьера также сложилась успешно: с 1901 г. — генерал-майор, с 1908 г. — генерал-лейтенант. В начале Первой мировой войны А.Н. Маслов откомандирован в распоряжение военного министра, а в мае 1917 г. вернулся в Академию. В отставку вышел в июле того же года в чине инженер-генерала. Писатель И.И. Ясинский, хорошо знавший А.Н. Маслова, в книге «Роман моей жизни» писал о нем: «…офицер необыкновенного рода и грациозной тончавости».

Литературная деятельность А.Н. Маслова (Бежецкого) продолжалась более полувека. Его литературный дебют состоялся в 1874 г. в «Тифлисском вестнике», где были опубликованы несколько его юмористических заметок. С конца 1876 г. Бежецкий — военный корреспондент журнала «Пчела», а с 1877 г. — газеты «Новое время», на страницах которой он выступает и как беллетрист. В 1884 г. выпускает сборник «Путевые наброски. В стране мантильи и кастаньет». Как позднее в газете «Россия» театральный критик А.В. Амфитеатров отметил: «…изящная скромность и простота повествования, наблюдательность и юмор сделали из А.Н. Бежецкого превосходного туриста „описателя“». Особую известность писателю приносит цикл военных рассказов, вошедших в сборник «Военные на войне. Святочные рассказы», изданный в Санкт-Петербурге в 1885 г. Высокую оценку рассказу А.Н. Бежецкого «Расстрелянный» дал в письме к издателю «Нового времени» А.С. Суворину А.П. Чехов. В 1880-е гг. один за другим выходят сборники А.Н. Бежецкого «Неведомое… Фантастические рассказы» (этот сборник, отразивший увлечение писателя модным в то время миром сновидений и спиритизма, выдержал три издания), «На пути. Рассказы и очерки» (сборник выходил в Санкт-Петербурге трижды: в 1888, 1897 и 1899 гг.), «Медвежьи углы. Повести и очерки», также выдержавший три издания (в 1892, 1899 и 1900 гг.). С 1890-х гг. Бежецкий выступает и автором ряда оригинальных комедий, и переводчиком Лопе де Вега («Собака садовника», «Сети Фенизы»), шедших на столичных сценах. Наибольший интерес у публики вызвала пьеса Бежецкого «Ольгин день», поставленная в 1904 г. на сцене петербургского Малого (Суворинского) театра, членом дирекции которой он являлся. Бежецкий продолжал литературную работу после 1917 г. Для задуманной М. Горьким серии «инсценировок истории культуры» им написана пьеса из истории Нидерландов «На заре освобождения», положительную рецензию на которую написал А.А. Блок. Писатель ушел из жизни в 1926 г.^[207] Характерная деталь эпохи: в предреволюционные годы в адресных книгах «Весь Петербург» и «Весь Петроград» писатель значится под собственной фамилией А.Н. Маслов и с чином «генерал-лейтенант», а в адресной книге «Весь Ленинград» за 1926 г. по тому же адресу проживал писатель А.Н. Бежецкий^[208], может быть, это и помогло ему избежать репрессий, обрушившихся в послереволюционные годы на белых офицеров. К сожалению, памятной доски, по священной этому талантливому литератору и военному деятелю, на доме нет.

Но вернемся к истории дома. Соседями А.Н. Маслова (Бежецкого) по доходному дому герцога Мекленбург-Стрелицкого в предреволюционные годы были: действительный статский советник, доктор медицины, главный врач Гомеопатической больницы в память императора Александра II, председатель Петроградского благотворительного общества врачей-гомеопатов Лев Евгеньевич Бразоль^[209]; потомственный дворянин, кандидат коммерции, председатель обществ «Русская железная промышленность» и «Металлического завода Б. Гантке» Антон Юлианович Руммель^[210]; действительный статский советник инженер путей сообщения Геннадий Николаевич Быховец ичлен правления Русского страхового общества Э.А. Гаупфогель^[211].

Среди жильцов дома проживали лейб-гвардии полковник М.М. Костевич с женой Марией Иосифовной, практикующие зубные врачи М.И. Гайкевич-Костевич и М.А. Малиновская-Мичерлинг, присяжные поверенные Н.И. Гальперин и Р.В. Лемониус^[212] и барон Владимир-Гуго Петрович Толь с супругой баронессой Надеждой Юльевной Толь^[213].

Одну из квартир под № 31 занимала редакция ежемесячной эстонской газеты NEA KARIANE («Добрый пастырь»), редактором который был Вильям Яковлевич Ниман^[214].

Ряд помещений в доме арендовали под офисы и торговые заведения. Здесь мастер С.П. Смирнов принимал подряды на малярные работы, а Э.Р. Розенбаум держала магазин семян^[215]. Но больше всего заведений обслуживало модниц. Здесь в предреволюционные годы работали сразу два модных магазина: Maison de Liege, которым владели Е.Д. Фасси, О.В. Кольцова и Zinalde, владелицей которого была З.М. Ляховская, а Г.Е. Воронцовская открыла мастерскую по изготовлению корсетов, кроме того, в этом же доме обслуживала модниц портниха Е.В. Бекетова^[216], а Е.Ф. Петрова — мастерскую дамских париков^[217].

Проживали в доме и представители творческих профессий: Флориан Васильевич Лежен, потомственный почетный гражданин, представлял себя как свободный художник, преподал в Петроградской консерватории и на Высших естественно-научных курсах М.А. Лохвицкой-Скалон, его дочь Нина Флориан — театральная актриса и камерная певица^[218]. Еще одним «свободным художником» был архитектор Иосиф Иосифович Кульгави^[219].

Доходный дом, так же как и особняк на Фонтанке, 46, после скоропостижной смерти герцога перешли в собственность графини Карловой и оставались в ее владении до самой революции, после которой национализированы. В домовых книгах, хранящихся в отделе вселения и регистрационного учета Центрального района (ул. Рубинштейна, 3) и адресных книгах «Весь Ленинград» содержится информация о новых жильцах (рабочих, советских и партийных работниках, военных и т. п.), в ходе уплотнения вселенных в бывшие барские квартиры, ставшие коммуналками.

Среди имен проживающих в этом доме в адресных книгах «Весь Ленинград» за 1925–1935 гг. имя артистки Нины Флориан Лежен и ее отца профессора Флориана Васильевича Лежена по-прежнему встречаются^[220], еще одна артистка, жившая в эти же годы в доме № 5, — Надежда Валерьевна Вуллих-Галл^[221].

В доме проживали инженеры К.Л. Губе, В.Н. Кузьмин, М.С. Подклектнов^[222], бухгалтер Б.И. Мальм^[223], советские служащие И.М. Величко, Р.Н. Волохова, В.И. Гвоздовский, М.А. Горелик, М.Н. Кабанов, М.М. Коротянский, Д.А. Куклин, М.М. Лапукис^[224]. Кустари, работавшие на дому, А.Я. Кайдышев и А.Е. Мысатов^[225]. В доме в 1930-е гг. располагались Группком Союза рабочих швейной промышленности, объединявший 39 325 членов^[226], 202-й дошкольный комбинат, а также Детский очаг (так тогда называли детские сады. — Авт.). Его заведующей была Е.П. Рейнисман^[227]. Жильцов дома обслуживал продуктовый магазин «Пролетарий», попутно заметим, что на улице Рубинштейна работало еще два продуктовых магазина в домах № 15–17 и 16^[228].

В настоящее время на первом этаже располагаются джаз-бар «48 стульев», паб «Fiddler’s Green» и ресторан-бар «География». В доме разместился мини-отель «Счастье», гостевой дом «Solo» и проектно-строительная компания «Прогрессив-проект».

Дом № 7/11

В отличие от первых трех зданий эпохи эклектики, пятиэтажный угловой дом № 7/11 — памятник архитектуры конструктивизма начала 1930-х гг. Характерными особенностями этого стиля, проявившимися в архитектуре дома, является полное отсутствие декора, четкий ритм прямоугольных окон, поэтажные горизонтальные тяги, своеобразные широкие ленты, выделенные белым цветом окраски на фоне стен салатного окраса (после последней реставрации фасада. — Авт.), и, конечно же, 17 совершенно одинаковых балконов, придающих своеобразную экспрессию зданию. Первый этаж этого задуманного как дом-коммуна инженеров и писателей образца конструктивизма, предназначавшегося для общественных целей, оформлен широкими окнами-витринами с мелким переплетом решеток. Авторы проекта этого дома — архитекторы А.А. Оль, К.А. Иванов и А.И. Ладинский^[229]. На фасаде дома установлена мемориальная доска поэту О.Ф. Берггольц, прожившей здесь 20 лет. Именно благодаря ей дом, о котором она много раз писала в стихах и прозе, получил особую известность. Но прежде чем рассказать о более чем восьмидесятилетней истории современного дома, прозванного «Слезой социализма», обратимся к его предыстории.

Дом № 7/11. Фото авторов, 2021 г.

Дом № 7/11. Фото 1929–1930 гг.

Мемориальная доска поэту О.Ф. Берггольц

По данным «Атласа тринадцати частей…», владельцем этого участка, как и соседнего, под № 5, назван генерал-майор Н.В. Зиновьев^[230], о котором мы рассказали в предыдущем очерке. Многие десятилетия старый дом принадлежал купеческому роду Синебрюховых. Из архивного дела Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог дома жены коммерции советника Александры Ивановны Синебрюховой» мы узнаем, что в 1863 г. ее имущество включало три отделения на углу Графского и Троицкого переулков: «Каменное, крытое железом отштукатуренное лицевое строение с железным зонтиком на кронштейнах», «каменные флигеля по задней и левой стороне двора в 3 этажа, снаружи отштукатуренные», «угловые, выходящие на Графский переулок», «2-этажное строение, коего нижний этаж каменный, снаружи отштукатуренный, а верхний деревянный, снаружи обшитый тесом»^[231].

В «Ведомости о доходах с дома» А.И. Синебрюховой за сентябрь 1863 г. содержится информация о жильцах, проживающих здесь в то время. Сама домовладелица занимала 4-комнатную квартиру на первом этаже, с передней, кухней и людской. Во втором этаже, в 8- и 7-комнатных квартирах, Александра Ивановна устроила меблированные комнаты. На первом этаже 4-комнатной квартиры проживал коллежский асессор П.И. Ясенский, который по доверенности Синебрюховой вел ее дела. Там же купеческая дочь Ваулина снимала 3-комнатную квартиру. Еще одна обитательница дома с известной адмиральской фамилией Маркиза де Траверсе (помните Маркизову лужу) занимала 1-комнатную квартиру для прислуги на первом и 8-комнатную квартиру для себя на втором этажах. В каменных дворовых флигелях и в мезонине проживали лифляндская уроженка Миллер, нарвская мещанка Тимофеева, уроженка города Ревеля Генрихсон, мещанка Глебно, и учитель Кладо, чиновники Вергель и Чаплинский, военные — капитан Величко, поручик Пейхор, штабс-капитан Ордвинский.

Всего в доме насчитывалось 16 квартир, которые приносили скромный доход 8136 рублей^[232].

В дом Синебрюховой уже «проведен водопровод, и в двух квартирах установлены ватерклозеты и медная ванна, но в большинстве сохранились отхожие места с двух и трех сидений с этажа». Отсутствовала и парадная лестница. Кроме каменных флигелей во дворе дома находились четыре сарая и две конюшни. В целом дом сохранял облик патриархального сооружения, хотя, как видно из описи, его украшали «колонны фальшивого мрамора с капителями». Весь дом с землей Санкт-Петербургское городское кредитное общество оценило в 90 тыс. руб.^[233] На протяжении многих лет в доме ничего не менялось. По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», в доме проживал Федор Павлович Солярский, коллежский секретарь, чиновник Цензурного комитета Министерства внутренних дел^[234].

21 января 1889 г. А.И. Синебрюхова окончательно погасила свой долг Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу^[235]. В адресных книгах «Весь Петербург» за 1894–1896 гг. владельцем этого дома назван ее сын, Платон Петрович Синебрюхов, известный купец, потомственный почетный гражданин, владелец нескольких доходных домов в Санкт-Петербурге^[236]. После смерти купца дом унаследовал его сын, также потомственный почетный гражданин, Петр Платонович, который и владел им единолично в течение пяти лет^[237]. По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г., в доме П.П. Синебрюхова размещалась водолечебница Александра Максимовича Вальденберга, предназначавшаяся для лечения нервных и хронических больных. Лечение осуществлялось здесь водою, электричеством, сгущенным воздухом, массажем и врачебной гимнастикой^[238]. Сам надворный советник Александр Максимович Вальденберг служил в Медицинском департаменте Министерства внутренних дел и проживал в том же доме^[239].

Здесь же снимали квартиры чиновники: действительный статский советник М.И. Спиров, помощник тайного советника и управляющего Сенатом И.И. Шамшина^[240]. Межевой ревизор, старший межевой инженер, действительный статский советник М.Н. Докучаев, управление межевой частью также арендовало квартиру в этом доме^[241].

В доме П.П. Синебрюхова жили частный поверенный по столичному мировому округу А.И. Мерлин^[242], находящийся на частной службе Г. Арендт^[243], книготорговец А.И. Бортневский (его магазин располагался в этом же доме)^[244], сапожник Василий Мещанинов^[245], обслуживающий всех проживающих тогда в Троицком переулке.

Из адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г. мы узнаем, что в то время здесь снимала квартиру баронесса Мария Карловна фон Каульбарс и по-прежнему работала уже очень известная водолечебница А.М. Вальденберга^[246].

Кроме того, здесь много лет работал трактир с винными погребами В.И. Хромых. Торговец, происходивший из крестьян села Дединово Зарайского уезда Рязанской губернии, с 1896 г. занимался коммерческой деятельностью в Петербурге, владел тремя трактирами, кроме того, что на Троицкой, трактирами на Гороховой ул., 11, и Вульфовой ул., 43^[247].

В 1901 г. по духовному завещанию А.И. Синебрюховой дом по наследству перешел ее сестре, жене подполковника Софии Ивановне Левстрем^[248], которая и владела им до 1917 г., управляющим домом много лет был Николай Николаевич Филимонов^[249].

В предреволюционные годы в доме проживали: кандидат богословия, представитель компании The Russier Trading В.С. Симеонов, комиссионер А.Д. Северов, провизор П.И. Хобас, здесь были открыты чайная И.Ф. Дмитриева, прачечная М.Я. Леберг (она обслуживала всю Троицкую ул.)^[250], а к услугам петербуржцев и гостей города — меблированные комнаты А.П. Мазаева^[251].

Подряды на малярные работы принимал В.А. Данилов, славу Троицкой улицы как центра моды поддерживала модистка Е.М. Ротцевич, а в годы Первой мировой войны в доме развернули лазарет Кружка русских женщин ^[252].

Старый дом просуществовал до конца 1920-х гг., когда на его месте воздвигли новый, в стиле конструктивизма, описанный в начале главы.

«От дома-крепости к дому-коммуне», — так называлась статья, вышедшая в декабре 1929 г. в «Бытовой газете»: «На углу Троицкой ул. и Пролетарского пер. находятся развалины большого дома, — сообщалось в газете. — Зимой они покрываются снегом, летом обрастают травой. По ночам здесь ютятся беспризорники и обделывает свои дела местная шпана. Но сомнительную романтику прошлого сейчас заменяет романтика советского сегодня. Развалины расчищаются…»^[253].

Как отмечает Евгений Коган в очерке «Коммуна будущего», опубликованном в газете «Санкт-Петербургские ведомости»: «Дом-коммуну строили по проекту архитектора Андрея Оля. Он начинал трудиться еще до революции: первой его самостоятельной работой был созданный по заказу писателю Леонида Андреева проект деревянного загородного дома, построенного в 1908 году около финской деревни Ваммельсуу (не сохранился).

В 1920-м, после службы в Красной армии, Оль вернулся к архитектуре. „Только такие эпохи, как переживаемая нами, смело и даже самоуверенно выдвигают на сцену проблемы в области строительства такого, например, грандиозного масштаба, как урегулирование старых архитектурных ансамблей, создание новых планировок целых кварталов, сооружение зданий общественного значения…“, — писал он в статье „Судьбы русской архитектуры“. И в 1929–1931 годах построил дом-коммуну. „Бытовая газета“ сообщала: „Это только переходная, необходимая ступень от буржуазного, ячейкового, строго индивидуалистического дома-крепости к коллективистическим коммунам будущего“».

Дом изначально планировался как коммуна для инженерно-технической интеллигенции, во время постройки превратился в кооператив, который в результате заселили инженеры, писатели, а также их домработницы и некоторое количество сотрудников НКВД (вероятно, чтобы следить за потенциальным рассадником инакомыслия). В историю города дом вошел как писательская коммуна: жившие здесь литераторы, чьи имена гремели в Ленинграде в 1930-х гг., оставили после себя воспоминания о его доме и его жизни.

«Дом назывался в тогдашнем ленинградском просторечии „Слезой социализма“, — отмечал один из его обитателей драматург Александр Штейн. — Так его назвал Петр Сажин — тоже из племени „бандерлогов“ (Штейн называл так литературную молодежь, заселившую здание, писатель Петр Сажин был одним из них. — Авт.). Так дом в Ленинграде называли все: даже Сергей Миронович Киров заметил как-то, проезжая по улице Рубинштейна, что „Слезу социализма“ следует заключить в стеклянный колпак, дабы она, во-первых, не развалилась и дабы, во-вторых, при коммунизме видели, как не надо строить… И все-таки в наивности, в нелепости, в неудобствах нашей „Слезы социализма“ было нечто молодое, исполненное прелести и обаяния и неповторимое. В этой нелепости было время, с его протестом против мещанского уклада, презрением к обжитому, желанием во что бы то ни стало поломать быт, лишь бы поломать…».

Как отмечает автор цитируемой статьи: «Конец 1920-х и начало 1930-х все еще были временем великих надежд, временем идеалистов в завтрашнем дне. Оно закончилось слишком быстро и трагично. И многие из обитателей „Слезы социализма“ не дожили до будущего, пусть и совсем не такого счастливого, как им представлялось»^[254].

О.Ф. Берггольц

В этот дом поэт О.Ф. Берггольц въехала в 1932 г. и прожила в нем до апреля 1942 г., она занимала квартиру под № 20. В книге «Дневные звезды» (1950-е гг.) О.Ф. Берггольц рассказывает об этом доме: «Это был самый нелепый дом в Ленинграде. Его официальное название было „дом-коммуна инженеров и писателей“. Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале тридцатых годов в порядке категорической борьбы со „старым бытом“ (кухня и пеленки!), поэтому ни в одной квартире не было не только кухонь, но даже уголка для стряпни.

Дело было в том, что в начале 1930-х годов интеллигенция в борьбе с буржуазными пережитками объявила „войну старому быту“. Как это непосредственно претворялось в жизнь в семье Берггольц, рассказывает литератор Л.И. Левин: „Здесь накрывали стол газетами, пили чай из граненых стаканов, а сидели на старых венских стульях или табуретках. Причем все это делалось не от бедности, хотя деньжат порой и не хватало, а принципиально, пожалуй, даже демонстративно… Никаких признаков мещанского уюта! Никаких диванов, кресел, скатертей, обеденных и чайных сервизов!“ <…>

Мы вселялись в наш дом с энтузиазмом, восторженно сдавали в общую кухню продовольственные карточки и „отжившую“ кухонную индивидуальную посуду, и даже архинепривлекательный внешний вид дома „под Карбюзье“ с массой высоких, крохотных железных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой „строгостью“, соответствующей новому быту. <…>

Ю.Н. Либединский

Мы имели дивный солярий, но чердак был для сушки пеленок совершенно непригоден. Звукопроницаемость же в доме была такая идеальная, что если внизу, в 3-м этаже, у писателя Миши Чумандрина играли в блошки или читали стихи, у меня на 5-м уже было все слышно, вплоть до плохих ритм!.. „Фаланстера на Рубинштейна, 7, не состоялась“, — пошутил кто-то, и что скрывать? — мы часто сердились и на „слезу“, и на свою поспешность»^[255]. В дом № 7 по улице Рубинштейна одновременно с Берггольц жили литераторы В. Эрлих, Ю.Н. Либединский и другие. «В нем, — вспоминала впоследствии Берггольц, — всегда зимой было светло и тепло, а какие хорошие коллективные вечера отдыха у нас были: приходил и пел свои песенки Борис Чирков — живой Максим из „Юности Максима“, показывал нам новые работы свои Бабочкин — живой Чапаев, — обе картины только что вышли тогда. „Тетя Катя“ — чудеснейшая Корчагина-Александровская нередко бывала у нас и вдруг за столиком, импровизируя, „выдавала“ такое, чего никогда не увидишь в театре…». Как отмечает автор очерка о поэте А.И. Федоров: «Сюда приходили и Ю. Герман, и И. Андроников. Здесь пел антифашист Эрнст Буш, приезжавший в Ленинград».

В этом доме, за простым столом, покрытым газетой, Берггольц готовила к печати свою первую книгу стихотворений, которая вышла в свет в 1934 г. А.М. Горький, прочитав присланную автором книгу, сразу же обратил внимание на главную особенность поэзии Берггольц, ее искренность. «Ваши стихи понравились мне, — писал Горький в ответном письме. — Они кажутся написанными для себя, честно, о том „именно“, что чувствуется Вами, о чем думаете Вы, милый человек».

В этот дом почтальон почти ежедневно приносил письма читателей. Адрес Ольги Берггольц знали многие ленинградцы. В одном из своих довоенных стихотворений, называя улицу Рубинштейна по-старому Троицкой, она писала:

С этим домом связаны самые трагические страницы из жизни поэта. В 1930-х гг. Ольга Берггольц, как и многие ее товарищи по перу, была репрессирована. Сама она вспоминала об этом времени так: «В 1937 году меня исключили из партии, через несколько месяцев арестовали. В 1939-м я была освобождена, полностью реабилитирована и вернулась в пустой наш дом…»^[256].

Выйдя из тюрьмы, Берггольц долго не могла прийти в себя, не могла писать стихи, встречаться со знакомыми. Строки же, которые болью изливались из души, опубликованы лишь после ее смерти. Берггольц с горечью вопрошала:

Тогда в тюрьме она потеряла ребенка, который должен был в скором времени появиться на свет:

Жертвами сталинских репрессий стали и другие обитатели этого дома: Вольф Эрлих — друг Сергея Есенина, прекрасный и, к сожалению, полузабытый поэт, расстрелян в 1937 г. по нелепому обвинению. Николай Костарев — революционер, автор крайне популярных в ту пору «Моих китайских дневников», сгинул в лагерях в самом начале 1940-х гг. После неудачной операции в 1940 г. умер блистательный переводчик и неординарный прозаик, поэт Михаил Фроман, первый муж поэтессы Иды Наппельбаум, в 1940-е гг. расстреляли писателя-историка Петра Евстафьева^[258].

В доме на улице Рубинштейна О. Берггольц встретила начало Великой Отечественной войны. Она записывает 27/ VI-41 г. в «Блокноте за неделю»: «Сегодня вечером дежурила возле нашего дома. Проверяла, не светит ли где случайно окно, — нет, все в порядке. И вдруг, когда оглядывала дом, так и схватило сердце горячей нежностью к нему, как к живому существу. Не отдам!..

<…> Эти балкончики всегда казались мне дурацкими, но теперь я вижу, что это замечательные балкончики, они устроены с заботой о жильцах, — пусть вылезет и подышит воздухом… После войны я обязательно поставлю на своем балкончике ящик с цветами…

Немцы подошли вплотную к городу. Ленинградцы готовились к уличным боям. В домах устанавливались „огневые точки“. Был установлен пулемет и в этот доме, в комнате, где до войны Костя, страстный филателист, показывал нам тысячи редчайших марок всех стран мира, с красивейшими пейзажами, цветами и зверьми. С изображениями целых событий, городов, стран… В тот день, когда комната, где мы разглядывали тысячи маленьких изображений мира, была превращена в дот, для того, чтобы стрелять отсюда по немцу, который мог, на самом деле мог, подойти сюда, к нашему Пролетарскому переулку, — я ощутила с необычайной остротой, что действительно в мире произошло что-то непоправимое, и это надолго…»^[259].

В ноябре 1943 г. сделана такая запись: «Мой дом, жилой объект № 7 по ул. Рубинштейна, до сих пор не пострадал. <…> В нем целы даже все стекла. Инженеры уверяют, будто бы это оттого, что дом не трясется, а „вибрирует“»^[260].

В. Эрлих

Ольга Берггольц оставила этот дом, когда переселилась в Дом радио в декабре 1941 г. Ее стихи, звучавшие по радио, имели для зажатого в тиски блокады, сражавшегося Ленинграда такое же огромное значение, как и выступления В.В. Вишневского, Н.С. Тихонова, А.А. Прокофьева.

Особенной популярностью у жителей блокадного Ленинграда пользовались стихи, адресованные «соседке» «Дарье Власьевне» — «тете Даше»:

Женщины заменили ушедших в армию и в Народное ополчения мужчин у станков, на дежурных постах, они рыли вокруг Ленинграда окопы и противотанковые рвы, строили оборонительные укрепления. Этот собирательный образ простой, уже немолодой женщины возник в творчестве поэта в первые месяцы войны.

А.И. Соколюк, одна из участниц 900-дневной обороны Ленинграда, рассказывает: «Жила я неподалеку от Берггольц, на Боровой улице. Прочитав о Дарье Власьевне в газете, я побежала на улицу Рубинштейна, где жила в ту пору Ольга Федоровна. Останавливаю каждую женщину у подъезда и спрашиваю: „Вы тетя Даша?..“ Уж очень хотелось мне, шестнадцатилетней девчушке, увидеть Дарью Власьевну». В Ленинградский радиокомитет приходили даже письма, адресованные «Дарье Власьевне»^[261].

Между тем, как пишет в своей книге «…И возвращаюсь я опять» биограф О.Ф. Берггольц Ольга Окуневская: «С каждым днем все длиннее становился путь от дома до Радиокомитета, небольшое расстояние от улицы Рубинштейна до Малой Садовой. Все труднее было вставать в промерзшей комнате, все страшнее идти под обстрелом, все выше становились на Невском никем не убираемые сугробы… Что заставляло ее идти? Долг или понимание своей необходимости людям? Трудно сказать, но зато достоверно, что ее голос способен был поднять умирающих…»^[262].

В декабре 1941 г. О. Берггольц вместе с сотрудниками Радиокомитета перешла на казарменное положение. Теперь Дом радио был не только местом работы, но и жилищем, и все они составляли одну большую семью. Жили на последнем седьмом этаже. «Хорош блиндаж, да жаль, что седьмой этаж», — шутили его обитатели.

Вместе с редакторами, дикторами, техниками Берггольц готовила радиопередачи, дежурила на крыше и ходила за водой на Фонтанку… Она писала о своих товарищах по Дому радио:

Героической борьбе Ленинграда посвящены поэмы О. Берггольц «Февральский дневник» и «Ленинградская поэма».

Еще в апреле 1942 г., когда благодаря работе Дороги жизни городу стало немного легче и казарменное положение в Доме радио сняли, О. Берггольц переехала в дом № 22 (кв. 8) по улице Рубинштейна. На старой квартире в доме № 7 по этой же улице она не хотела оставаться — слишком многое здесь напоминало о горьких утратах. Здесь умерли две дочери Берггольц и ее муж Николай Молчанов, талантливый литературовед. В 1946 г. в стихотворении «Мой дом» она с горечью писала:

Рассказ о поэте мы продолжим у дома № 22.

Еще одна известная поэтесса, запечатлевшая в своих стихах и в книге воспоминаний «Угол отражения» этот дом, — Ида Наппельбаум, дочь знаменитого петербургского фотографа, участница студии Н. Гумилева «Звучащая раковина». Н. Берберова вспоминает: «У Иды была квартира на седьмом этаже на Невском, почти на углу Литейного… Два незанавешенных окна смотрели на крыши Невского проспекта и Троицкой улицы… Здесь вплоть до весны собирались мы раз в неделю».

Н. Молчанов и О. Берггольц

Среди крыш Троицкой улицы виднелась и кровля старинного трехэтажного дома, на месте которого спустя 10 лет будет построен другой, где ей, как и О. Берггольц, доведется жить в 30-е годы^[265].

Как отмечает автор очерка «„Слеза“ на Рубинштейна» Сергей Назаров: «До глубокой старости И. Наппельбаум сохранила ясный ум, прекрасную память и способность писать стихи. Ей было уже за 90, когда она написала стихотворение, посвященное этому дому, где „было шумно, весело, тепло“:

А здесь бредут и тают мысли

Под тик и так стенных часов,

И легким облаком повисли

Обрывки дыма и стихов.

Но сквозь истертый звон монеты,

Сквозь торг и дрязг, и шум дневной —

Протяжным голосом поэта

Мой дом зовет меня домой.

Здесь до сих пор живет дочь поэтессы Екатерина Михайловна Царенкова и ее муж Игорь Денисович. Она считает, что незаслуженно забыто имя мужа Иды Наппельбаум, отца Екатерины Михайловны — замечательного поэта и переводчика Михаила Александровича Фромана (1891–1940). При жизни вышло всего три его книги — сборник стихов „Память“ (1927 г.), книга прозы (1930 г.), сборник „Избранные переводы“ — из Данте, Киплинга, Гейне, Фейхтвангера, Честертона, Тараса Шевченко и других авторов (1940 г.). Второй муж Иды Наппельбаум — публицист и мемуарист Иннокентий Мемнонович Басалаев (1897–1964). В квартире Наппельбаум в этом доме побывали многие деятели культуры.

И. Наппельбаум

В „Слезу социализма“ приезжали писатели — Браун, Слонимский, Тихонов, Чуковский, музыканты. Тогда еще не публиковали Николая Гумилева — друзья переписывали его стихи, переплетали в книжки и приносили в подарок Иде Наппельбаум, ведь в молодости она была его ученицей.

Екатерина Михайловна вспоминает, что Ольга Берггольц жила на два этажа выше со своим мужем, литературоведом Молчановым, который в блокаду здесь умер. Здесь жила масса интереснейших людей: писатель Чумандрин, погибший на финской войне, и Зельцер, погибший в Великую Отечественную, жил писатель Либединский, муж Марии Берггольц, сестры Ольги Берггольц. Еще один старожил дома-коммуны — Людмила Савельевна Кузьмина (Леонова), дочь писателя Савелия Родионовича Леонова (1904–1988). Участник трех войн (Гражданской, финской и Великой Отечественной), автор романов, рассказов, стихов, он жил в доме-коммуне в 1930-е гг. Самым известным его произведением, выдержавшим несколько изданий (первое вышло в 1948 г.), стал роман „Молодость“, в котором увлекательно описано время Гражданской войны и становления советской власти на Орловщине. Это первая и, пожалуй, единственная попытка художественно-исторического осмысления крестьянского восстания в Ливенском уезде в августе 1918 г.

Людмила Савельевна вспоминает жившего в доме известного киноартиста Дмоховского. А еще одним из ее соседей по дому был известный певец Ефрем Флакс. Хорошо запомнили жильцы дома и еще одного соседа — Бориса Довлатова, двоюродного брата писателя. Сергей Довлатов часто бывал у него и посвятил этому яркому и весьма неоднозначному человеку рассказ „Мой старший брат“.

И сегодня в доме проживают многие замечательные люди: ученые, экономисты, бизнесмены, заслуженные работники культуры, делающие много полезного для любимого города и уважающие традиции этого дома». В 2018 году вышла книга Е. Когана «Слеза социализма. Дом забытых писателей». Это книга о времени, когда «слезинцы» были молоды, а вера в светлое будущее еще не разбилась о большой террор, Великую Отечественную войну и страшную блокаду — о времени идеалистов, которое закончилось быстро и трагично.

Не случайно этот дом включен в свод памятников истории и культуры Санкт-Петербурга, состоящих под государственной охраной. Мемориальная доска О.Ф. Берггольц установлена на фасаде дома в 1990 г. Ее авторы архитектор А.Н. Васильев и скульптор В.И. Винниченко^[266].

Несмотря на общепризнанную ценность этого дома как памятника истории и культуры, в последние годы инвесторы осуществили перепланировки здания. Как отмечает в своей корреспонденции «Слеза капитализма» журналист Вадим Кузьмицкий: «…первый этаж памятника конструктивизма, не дожидаясь согласований, начали приспосабливать под ресторан. Местные жители предполагают, что работы могут сказаться на состоянии здания…

С 2013 года пространство первого этажа общей площадью около 370 квадратных метров перешло в собственность компании „Инвестпроект“, зарегистрированной на 69-м километре МКАД. Судя по всему, с этой фирмой связан и обосновавшийся ранее в соседнем доходном доме Мекленбург-Стрелицкого (Рубинштейна, 5) бар-ресторан „География“.

Вот и в доме-коммуне предприниматели задумали разместить общепит. В августе минувшего года Комитет по охране памятников зафиксировал в бывшей столовой самовольные работы, причем внутрь инспекторов не пустили. Ремонт продолжался. Да так, что в сентябре в нескольких квартирах дома перекосило входные двери.

Лишь полтора месяца спустя совместной комиссии прокуратуры Центрального района, КГИОП и жилищной инспекции удалось попасть в помещения на первом этаже. Там зафиксировали расширение прежних и устройство новых проемов в капитальных стенах, не предусмотренное проектом, а также появление новых гипсокартонных перегородок.

КГИОП обратился в Арбитражный суд Санкт-Петербурга с требованием вернуть помещениям прежний вид, а также выплатить неустойку. Но иск был отклонен из-за неверно указанного ответчика (претензии были предъявлены к уже, как выяснилось, бывшему арендатору).

По словам первого заместителя председателя КГИОП Александра Леонтьева, теперь Комитет устанавливает виновных в перепланировке, чтобы привлечь их к административной ответственности. Кроме того, предстоит оценить состояние конструкций здания. Проверкой займется Северо-Западный региональный центр судебной экспертизы.

Между тем недавно Комитет обнародовал материалы выполненной по заказу инвестора историко-культурной экспертизы. В этом исследовании доказывается, что первый этаж в здании всегда использовался под различные общественные функции — значит, кафе там уместно. Кроме того, обосновываются расширения двух проемов в капитальных стенах, а также создание четырех новых в центре дома. Эксперты считают: подобное вмешательство не ухудшит состояния здания. Справедливости ради отметим, что, по данным адресной книги „Весь Ленинград“ за 1935 г., здесь действительно размещалась столовая под № 33.

Против создания ресторана выступило большинство жильцов дома. Один из них, Александр Найнштейн, рассказывает, что создание проемов во внутренних капитальных стенах опасно из-за особенностей конструкций здания. Внутренние стены несут основную нагрузку — они выполнены из кирпича, залитого бетоном, а не из шлакобетона, как наружные.

Кроме того, заведение общественного питания существенно ухудшит быт жильцов из-за шума и запаха. Распространение их невозможно будет сдержать из-за отсутствия звукоизоляции и плохого состояния вентиляционных каналов. Об этом говорит и экспертиза, проведенная по заказу жильцов.

Активисты предлагают вместо ресторана создать на первом этаже центр патриотического и культурного воспитания имени Ольги Берггольц. Учреждение могло бы стать местом встреч с ветеранами и известными петербуржцами.

Правда, для создания такого центра помещение придется сначала выкупить. А желающих сделать пока не видно»^[267].

Вот на такой тревожной ноте мы заканчиваем рассказ об этом доме. Несколько лет назад в этом доме открылся ресторан «Listesso», но полгода назад его закрыли на неопределенное время.

Четная сторона

Дом № 2

Четную сторону улицы Рубинштейна открывает большой песочного цвета пятиэтажный доходный дом — характерный образец архитектуры эклектики. Угол дома, обращенный к Невскому проспекту, акцентирован изящными балконами второго — пятого этажей. Пространство между окнами заполнено рустовкой. Окна третьего этажа декорированы прямоугольными, помещенными на «полочки» сандриками, над двумя окнами они как исключение полуциркульные. Небольшие сандрики украшают и окна четвертого этажа. Наличники окон с третьего по пятый этаж декорированы скромными вставками. Стройный ритм фасаду придают горизонтальные поэтажные тяги и вертикали водосточных труб. Над широким карнизом возвышаются два невысоких аттика, обогащающие фасад. Первый этаж оформлен большими окнами-витринами. В решении фасадов сочетаются мотивы французского ренессанса и классицизма.

Этот дом, дошедший до нашего времени, облик приобрел в 1875–1877 гг., когда ранее существовавшее здесь здание перестроил академик архитектуры Андрей Леонтьевич Гун^[268]. Дворовые корпуса позже были сооружены П.Ю. Сюзором^[269].

В середине XIX в. на этом участке стоял каменный трех-, а со двора четырехэтажный дом, принадлежавший купцу Н.С. Паскову-Шаранову^[270]. С 1873 г. участок переходит в собственность отставному генерал-майору Илье Ильичу Ростовцеву, который владел им до 1881 г.^[271]

Дом № 2. Фото авторов, 2021 г.

План дома № 2 по улице Рубинштейна

Дом № 2. Чертеж дома

Но прежде чем мы расскажем об истории возведенного при нем доходного дома, вспомним об учебном заведении, размещавшемся еще в старом здании с 1858 по 1872 г. Здесь 19 апреля 1858 г. торжественно распахнулись двери первого в России всесословного незакрытого Мариинского женского училища. Его попечителем стал Петр Георгиевич Ольденбургский, управляющий Ведомством учреждений императрицы Марии, начальником — Н.А. Вышнеградский^[272].

В первый год существования училища первоначально обучалось 250 девочек в возрасте от 9 до 13 лет, причем в первые четыре дня поступили 162 девочки, а к концу года их было уже 346. Интересны данные и о первом составе учащихся. По происхождению из 162 учениц принадлежали: 97 — к дворянскому и чиновничьему классу, 12 — к духовному званию, 20 — купеческого, 10 — мещанского и 1 — крестьянского сословия. Это соотношение сохранялось в гимназии и в последующее время.

26 февраля 1859 г. утверждены «Правила внутреннего порядка Мариинского женского училища», где ответственность за успехи и поведение детей возложена не только на начальство, но и на родителей, обучающихся в училище детей.

Учебное заведение содержалось за счет платы, которую вносили родители девочек (в 1858 г. это составляло 25 руб., с 1868 г. — 50–60 руб., с 1879 г. — 65–80 руб.) и средств Ведомства учреждений императрицы Марии (на первоначальное устройство выделили 2000 руб., ежегодно выплачивалось 3000 руб.).

Учебная программа в гимназии была серьезной. Все предметы делились на обязательные и необязательные. К обязательным относились: Закон Божий, русский язык, литература, история, география, естественные науки, основы математики, рисование, рукоделие. Желающие изучать дополнительные предметы доплачивали по пять рублей в год за иностранный язык и за танцы, и по одному рублю за уроки музыки.

Н.А. Вышнеградский пригласил работать в гимназию лучших учителей Петербурга, и благодаря их усилиям здесь сложилась простая и свободная атмосфера. Здесь работали преподаватель словесности В.Я. Стоюнин, географ Д.Д. Семенов, естественник П.И. Степанов. Ученицы не имели специальной формы, их просили лишь одеваться опрятно и без роскоши. В гимназии не было наказаний, и при этом все восхищались высокой успеваемостью девочек. Многие отмечали, что гимназистки, в сравнении с девочками из закрытых институтов, учатся добросовестнее, «с убеждением в видимой пользе образования». Однако находились и такие, кому не нравилось нововведение, ведь в одном классе могли учиться дочери генерала и портного, сенатора и купца. Шли разговоры и о том, что низкая плата за обучение «порождает образованных женщин-пролетариев».

Первый выпуск Мариинской гимназии состоялся в 1864 г.

В 1864 г. при Мариинской гимназии открылись двухгодичные женские педагогические курсы. В их программу впервые включили анатомию и физиологию — предметы, которые до этого в женских учебных заведениях никогда не изучались. Девушки, окончившие курсы, получали звание «домашней наставницы» и могли работать учительницами. На базе курсов позже был создан Женский педагогический институт. Таким образом, это учебное заведение положило начало сословному женскому образованию в России.

В 1872 г. гимназия переехала в доходный дом Коммерческого училища в Чернышевом переулке (ныне ул. Ломоносова, 13)^[273].

Но вернемся к дому И.И. Ростовцева. Приобретя имущество Н.С. Паскова-Шаронова, отставной генерал под залог старого дома получил долгосрочную ссуду в 53 200 рублей. В опись его имущества в двух отделениях вошли уже упомянутый каменный трехэтажный, а со двора четырехэтажный, дом с каменным на лицо мезонином и большим балконом с решеткою, а также каменный трехэтажный надворный флигель. В описи указаны 4 парадных и 16 черных лестниц, всего 5 ватерклозетов и 2 ванны с котлами^[274].

В хранящейся в архивном деле «Ведомости о доходах с дома» содержится информация о жильцах, живших здесь в то время. Среди самых заметных жильцов — генерал-майор свиты Его Величества князь Голицын, занимавший 14-комнатную квартиру, княжна Енгалычева, жившая в 15-комнатной квартире, тайный советник И.П. Корнилов, снимавший в доме еще одну барскую 14-комнатную квартиру. Среди арендаторов дома значились правления Общества Санкт-Петербургских водопроводов и русского общества пароходства, а также санкт-петербургские купцы 2-й гильдии Скворцов, Фильбрант, Васильев, В.С. Демидов, временный московский купец Д.И. Филиппов, «парикмахерный мастер» К.И. Делёри, «перчатных дел» мастер Гавар^[275]. В 1875 г. И.И. Ростовцев провел существенную перестройку дома.

В описи его имущества, составленной 5 сентября 1875 г. архитектором Э.Г. Юргенсом, указано уже четыре отделения, в том числе вновь возведенные каменные 5- и 6-этажные флигели, конюшни с 10 стойлами, каменные одноэтажные сараи^[276].

17 сентября 1876 г. И.И. Ростовцев информировал правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества об окончательной отделке дома после возведения лицевого пятиэтажного здания с одним большим балконом, обращенным к Невскому проспекту, одним малым на Троицкой улице, двумя балконами с железными коваными решетками и еще двумя с балюстрадами и цинковыми решетками, с штукатурными и лепными работами на фасаде, парадной лестницей с тертыми мраморными ступенями и кованой железной решеткой. В большинстве квартир нового лицевого дома были устроены ватерклозеты, краны и ванны^[277].

Как видно, из очередной «Ведомости о доходах с дома» за октябрь 1876 г., в новых квартирах по-прежнему проживали старожилы дома: купцы 2-й гильдии — Васильев, В.С. Демидов, Скворцов, Фильбрант, Д.И. Филиппов, парикмахер и временный купец француз К.И. Делёри, перчаточного цеха мастер Ривиер, полотерного цеха ремесленник Горбунов, сам домовладелец и княжна Енгалычева. Но появились и новые весьма уважаемые жильцы: генерал-майоры Л.Л. Зедделер и А.А. Максимов, действительный статский советник Самойлович, губернский секретарь А.С. Суворин, инженер-технолог В.А. Чацкин, вдова коллежского советника Варгунина, отставные поручики А.А. Дубасов и Дебу, архитектор А.Р. Мелвин. Под свою контору правление Русского общества пароходства, торговли и Одесской железной дороги арендовало 24 комнаты^[278].

Некоторые из жильцов дома заслуживают более подробного рассказа, в первую очередь известный издатель, беллетрист, рецензент и фельетонист Алексей Сергеевич Суворин. Как раз в это время он совместно с Владимиром Ивановичем Лихачевым приобрел газету «Новое время», выходившую с 1868 г., в 1876 году редакция газеты располагалась в доме Ростовцева, в 26 комнатах, арендованных А.С. Сувориным^[279].

Благодаря исключительному трудолюбию и энергии Суворина эта газета стала едва ли не самой популярной и влиятельной не только в Петербурге, но и во всей России. Ее ежедневный тираж составлял 60 000 экземпляров. Это была политическая и литературная газета; с 1881 г. выходило два издания — утреннее и вечернее; с 1891 г. — еженедельное иллюстрированное приложение.

Первое время в суворинской газете сотрудничали Н.А. Некрасов и М.Е. Салтыков-Щедрин, наиболее активным автором был сам Суворин. В годы Русско-турецкой войны (1877–1878 гг.) он военный корреспондент своей газеты, занявшей патриотическую позицию, что обеспечило поддержку правительства.

В нем не было самодовольства, позерства, журналистского снобизма, что выгодно отличало его от многих газетчиков и журналистов. Он в полном смысле слова жил интересами газеты: «Я люблю свою газету больше семьи своей, больше своей жены…». Недаром современники ставили его рядом с Иваном Федоровым. Позже редакция газеты переехала в собственный дом А.С. Суворина в Эртелевом пер., 6 (ныне ул. Чехова)^[280].

Еще одной примечательной личностью, имя которой мы нашли в «Ведомости о доходах с дома» Ростовцева, был в это время инженер-технолог В.А. Чацкин — основатель «Первой мясной конторы», член Физико-химического общества и Общества по распространению коммерческих знаний. В 1905 г. он за 100 тыс. руб. выкупил все оставшиеся от распродажи паи Политехнического общества, ускорив тем самым его строительство в Москве, за что удостоен звания почетного члена Общества^[281].

Л.Л. Зедделер

В 1876 г. В.А. Чацкин занимал в доме Ростовцева 11-комнатную квартиру, а в 15-комнатной проживал потомственный почетный гражданин, известный предприниматель и меценат Сибиряков^[282]. Снимавшая такую же барскую квартиру вдова коллежского советника Варгунина принадлежала к известной в столице купеческой семье. Добившийся феноменальных успехов в коммерческой деятельности Александр Абросимович Варгунин, владевший сетью магазинов и лавок по продаже осветительных и москательных товаров, одну из своих лавок открыл в этом доме^[283]. Как уже было сказано ранее, помимо самого домовладельца, занимавшего 7-комнатную квартиру, в его доме проживали еще два генерал-майора: барон Л.Л. Зедделер в квартире из 12 комнат и А.А. Максимов в 9-комнатной квартире^[284]. Об этих генералах также следует рассказать подробнее. Барон Логгин Логгинович Зедделер (на русский манер Людвиг Людвигович) родился 10 сентября 1831 г. в семье генерал-лейтенанта и главного редактора «Военно-энциклопедического Лексикона» Логгина Ивановича Зедделера. В 1851 г. выпущен из Пажеского корпуса, а в 1857 г. успешно окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Логгин Логгинович, начинавший военную карьеру офицером лейб-гвардии Преображенского полка, после окончания Академии состоял на трех различных должностях Генерального штаба и уверенно продвигался по служебной лестнице: с 1859 г. — капитан, с 1864 г. — подполковник, с 1872 г. — генерал-майор. В этом звании он как раз и проживал в доме Ростовцева.

Впоследствии дослужится до звания генерал-лейтенанта (1882 г.), а затем и до генерала от инфантерии (1896 г.). Но все эти звания барон получал не в кабинетах, а на поле боя. В 1858 г. он участвовал в кампании на Кавказе, в 1877–1878 гг. в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., где был ранен. Впечатляет и его послужной список: с 1861 г. Логгин Логгинович — начальник штаба 7-й Кавказской дивизии; с 1862 г. — обер-квартирмейстер войск Финляндии, с 1865 г. — начальник штаба 18-й, а с 1866 г. — 24-й пехотной дивизии, с 1872 г. — командир лейб-гвардии Гренадерского полка. С 1877 г. ему доверили командование 1-й бригады 2-го гвардейского пехотного полка, с 1881 г. — помощник главного начальника военно-учебных заведений, с 1892 г. — командир 18-го армейского корпуса, а с 1895 г. — член Военного совета. О храбрости барона Зедделера говорят его награды: Золотое оружие (1871 г.) и орден Св. Георгия IV степени (1877 г.). Следует добавить, что Логгин Логгинович — автор многих трудов по военным вопросам. Умер в начале 1899 г.^[285] Его брат, Николай Логгинович, в 1850 г. окончил школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Его военная карьера также складывалась благополучно: с 1863 г. — капитан гвардии, с 1867 г. — полковник, с 1878 г. — генерал-майор, а через 10 лет, с 1888 г., — генерал-лейтенант. Николай Логгинович участвовал в Восточной (Крымской) войне 1853–1856 гг., после чего его карьера пошла вверх: с 1866 г. — старший адъютант Штаба войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа; в 1878 г. — барон назначен эстляндским губернским воинским начальником, с 1881 г. — командир 2-й бригады 22-й пехотной дивизии, а с 1888 г. по январь 1895 г. — начальник 14-й местной бригады^[286].

Славный боевой путь прошел и другой житель дома — генерал-майор Александр Александрович Максимов. Родился 29 июня 1829 г., в 1848 г. окончил 2-й Кадетский корпус и направлен офицером в 16-ю артиллерийскую бригаду. В 1860 г. — капитан, с 1887 г. — генерал-майор. Эти звания он заслужил на поле боя. А.А. Максимов участник Венгерской кампании 1849 г., Восточной войны 1853–1856 гг. В 1864 г. назначен командиром батареи, а с 1877 г. по январь 1895 г. командовал 12-й артиллерийской бригадой. Уволен в отставку с правом на очередное воинское звание генерал-лейтенанта, умер 22 сентября 1903 г. в Санкт-Петербурге. Его брат, Николай Александрович, в 1847 г. также окончил 2-й Кадетский корпус и был определен офицером гвардии пехоты. С 1863 г. — подполковник, с 1866 г. — полковник, а с 1876 г. — генерал-майор. На военной службе находился по апрель 1884 г.^[287]

Имена и звания других жильцов этого дома мы находим в очередной «Ведомости о доходах с дома». Так, отставной поручик А.Д. Дубасов служил преподавателем Петербургской консерватории и музыкальной школы Даннемана и Кривошеина; санкт- петербургский купец 2-й гильдии Василий Степанович Демидов держал в доме чайную торговлю, а Константин Иосифович Делёри — парикмахерскую; Яков Абрамович торговал галстуками; суровскую торговлю в доме развернула купчиха А.И. Немирова^[288].

Имущество И.И. Ростовцева 2 июня 1881 г. перешло во владение вдовы потомственного почетного гражданина Татьяны Ивановны Филипповой по акту купеческой крепости^[289], а уже 12 мая 1882 г. по постановлению Санкт-Петербургского окружного суда ее имение переведено на имя потомственного почетного гражданина Дмитрия Ивановича Филиппова, крупного домовладельца, владевшего сетью булочных в обеих столицах и многих городах России^[290]. Управление своим имуществом он доверил архитектору Альберту Романовичу Мелвину, проживавшему в этом же доме^[291].

В доме Д.И. Филиппова чайную торговлю по-прежнему вел В.С. Демидов, кондитерскую и кофейню открыл Булатников, табачную торговлю вел Фильдебрандт. Сам домовладелец открыл булочную и кондитерскую.

Старожилами дома были бывший домовладелец И.И. Ростовцев, тайный советник Корнилов, статский советник Самойлович, генерал-майор А.А. Максимов, отставной подпоручик Дебу, парикмахер К.И. Делёри. Новыми жильцами дома Д.И. Филиппова в 1882 г. стали действительный статский советник Петерс, занявший 15-комнатную квартиру, и инженер-поручик Окунев, за которым в «Ведомости о доходах с дома» было записано 2 квартиры^[292].

16 января 1886 г. в доме Д.И. Филиппова произошел пожар, убыток от которого составил крупную сумму в 8500 руб., возмещенный домовладельцу Страховым обществом «Россия» после произведенного им ремонта^[293].

На рубеже XIX–XX вв. значительную часть помещений в доме Д.И. Филиппов занимал под свое дело: кондитерскую мастерскую, бараночную и калачную пекарню, булочную, а также спальни для служащих^[294]. Отделкой его кондитерских занимался архитектор Л.А. Ильин^[295]. Сам Дмитрий Иванович проживал в собственном доме с сыновьями Борисом и Дмитрием. Филипповские булочные и кафе-кондитерские работали на Гороховой ул., 29 (с пекарней), Садовой ул., 55, 59 и 63, Вознесенском пр., 42, Невском пр., 114 и 140, Большом пр. П.С., 32 и 61 (под именем владельца булочные и кондитерские были известны до конца ХХ в.!). Дмитрий Иванович занимался богоугодной деятельностью, состоя старостой церкви Рождества Богородицы на Паль менбахской ул., 2^[296].

О популярности дома Филиппова свидетельствует тот факт, что на протяжении многих лет его арендаторами являлись конторы многократно упомянутого нами правления Русского пароходства и торговли, а также Пароходного общества на Волге, Банкирского дома «Захарий Жданов» и Столичного общества взаимного кредита. Большой известностью в начале ХХ в. у петербуржцев пользовались фотографический салон Таубе, парикмахерская французского гражданина К.И. Делёри (самого многолетнего жителя дома), зубоврачебный кабинет дантиста И.И. Хрущова, портняжная мастерская 2-й гильдии купца Хердаля, хозяйственный магазин А.А. Варгунина. Печеньем и хлебом здесь много лет торговал купец 2-й гильдии Васильев, а купец Я. Абрамович — перчатками^[297].

Новыми жильцами дома на рубеже веков были видные военные: генералы-лейтенанты Ф.А. Ефимович и В.П. Котов. Первый из них, Федор Александрович Ефимович, в 1841 г. окончил 2-й Кадетский корпус, с 1858 г. — полковник, с 1867 г. — генерал-майор, а с 1886 г. — генерал-лейтенант. В его послужном офицерском списке участие в польской кампании 1863–1864 гг., за которую награжден Золотым оружием, с 1876 г. по апрель 1884 г. Ефимович — калужский губернский воинский начальник и директор Калужского тюремного комитета. Последующие пять лет он в запасе^[298].

Василий Петрович Котов также в 1846 г. окончил 2-й Кадетский корпус, служил в гвардейской, а затем армейской пехоте. В 1865 г. — полковник, а с 1878 г. — генерал-майор, по январь 1885 г. — начальник 7-й местной бригады, уволен в отставку тогда же в звании генерал-лейтенанта. Умер 13 марта 1903 г. в Санкт-Петербурге^[299].

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., в доме Филиппова проживал еще один генерал-майор — А.Д. Мальцевский^[300]. Возможно, пути военных, проживавших в разные годы в доме на Троицкой ул., 2/45, пересекались (они заканчивали те же самые военные учебные заведения, принимали участие в одних и тех же военных кампаниях), и это военное братство скреплял генерал-майор Ростовцев, проживавший в последние годы уже в 10-комнатной квартире^[301].

Из чиновников среди жильцов дома Филиппова особо выделим уже упомянутого нами действительного тайного советника И.П. Корнилова. Иван Петрович был почетным опекуном Совета Министерства народного просвещения, Совета Управления императрицы Марии, «Братства» Святых Кирилла и Мефодия, членом Русского географического общества^[302].

На рубеже веков в доме Филиппова поселился владелец знаменитого ресторана, располагавшегося по соседству, и совладелец дома № 4 по Троицкой улице П.К. Палкин. Павел Константинович также являлся членом Высочайше утвержденной комиссии для разборки и призрения нищих и имел чин губернского секретаря. Вместе с ним в этом доме проживала его жена и совладелица дома № 4 Ольга Алексеевна Палкина^[303].

Из новых жильцов дома также упомянем П.А. Перетца, присяжного стряпчего, сотрудника Отдела защиты от жесткого обращения и зубного врача И.И. Хрущова^[304], который владел зубоврачебным кабинетом, фабрикой и магазином хирургических инструментов. Иван Иванович был также практикующим врачом Императорского женского патриотического общества и Ксениевского института. Все вышеназванные обитатели дома Филиппова проживали в роскошных барских квартирах. Квартиры поскромнее в те годы занимали инженер-механик Антипов, старожил дома отставной поручик и педагог-музыкант А.Д. Дубасов, вдова титулярного советника Плещеева, санкт-петербургский ремесленник Липпе, ревельский мещанин Фрей, мценский мещанин Н.И. Шморов и др.^[305]

Дом в целом приносил Д.И. Филиппову немалый доход, а особенно его булочные и кондитерские. Но к 1905 г. его дела пошатнулись настолько, что он влез в долги, вовремя не расплатился со своими кредиторами и «по его делам Московским коммерческим судом 26 апреля 1905 г. учреждена администрация»^[306]. В конце лета 1906 г. на излете первой русской революции, в кафе-булочной Филиппова проходила конспиративная встреча В.И. Ленина с П.Н. Лепешинским, одним из видных деятелей РСДРП(б), известным публицистом и историком партии^[307].

10 декабря 1908 г. Д.И. Филиппов скончался и его имущество перешло наследникам: потомственным почетным гражданам Борису, Дмитрию и Николаю Дмитриевичам Филипповым, сыновьям покойного^[308]. За время их владения домом никаких изменений в нем не произошло, за исключением углового входа, который в 1911 г. оформили гранитным порталом^[309]. Следует отметить только снижение социального статуса жильцов. В «Ведомостях о доходах с дома» мы уже не находим имена прежних действительных тайных и статских советников, генералов — преобладают купцы. 17 сентября 1916 г. в своем заявлении в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества московский купец Дмитрий Дмитриевич Филиппов по купчей крепости передал свою долю домовладельца брату Николаю Дмитриевичу, последнему принадлежал также доходный дом на углу Садовой и Екатерининского канала под № 42/29^[310]. Однако вплоть до революции 1917 г. управление имуществом Филипповых осуществляла администрация по делам Д.И. Филиппова в лице Филиппа Николаевича Грачева^[311].

Из жильцов дома предреволюционных лет, кроме многих купцов, продолжавших здесь свое торговое дело с конца XIX в., назовем П.А. Земскова. Павел Афанасьевич — известный уважаемый купец, о чем свидетельствуют занимаемые им должности члена Коммерческого суда, казначея Благотворительного общества в память 19 февраля 1861 г., члена правления Русской торгово-промышленной палаты Общества взаимного кредита. Основным видом его купеческой деятельности была масленая и сырная торговля^[312].

Славу Троицкой улицы как центра моды в столице поддерживал известный дамский портной В.А. Красножеев, а в 1917 г. в доме размещалась нотариальная контора А.И. Старицкого^[313].

По адресным книгам «Весь Ленинград» за 1925–1935 гг. удалось установить имена жильцов дома за это десятилетие. Это М.С. Башилов — управленец треста «Карел-гранит»^[314], И.Н. Вильнер — зубной врач^[315], А.И. Плаксин — бухгалтер^[316], М.Д. Койфман — кустарь^[317], П.Л. Петров — портной^[318], служащие различных советских учреждений: Г.А. Арановский, супруги Сергей Борисович и Ираида Леонидовна Гипс, Е.А. Зальмарская, М.А. Збышевская, Я.С. Коган, Г.А. Кадыков^[319].

В предвоенные годы в бывшей Филипповской булочной размещался хлебобулочный магазин № 46 «Пролетарий»^[320], но ленинградцы предпочитали называть ее «Филипповской».

В 1950-х гг. здесь же открылось первое в городе кафе-автомат. Автоматическое обслуживание вскоре вышло из строя, и кафе превратилось в обычную столовую^[321].

Мемориальная доска М.В. Маневичу. Фото авторов, 2021 г.

Сейчас на этом месте размещается один из первых в нашем городе ресторан быстрого питания «Макдональдс». Реклама в его витринах со стороны улицы Рубинштейна приглашает посетителей в Мак Кафе. С ним соседствуют бар «Orthodox», сеть французских булочных-кондитерских «Гарсон», мини-отель «Nevski Hostel», копи-центр «Папа Принт», где можно заказать печать на футболках. К услугам жителей улицы и ее гостей — имидж-студия «Осипов», дизайн интерьеров «Striganov Design», агентство недвижимости «Value Estate».

Во дворе дома расположены солярий и индийская лавка Parivar, в которой можно приобрести благовония, специи, чай, натуральную косметику и одежду из Индии и Непала, палантины и индийский парфюм.

К сожалению, богатая история дома не нашла отражения в памятных досках, за исключением той, что помещена на фасаде со стороны улицы Рубинштейна. Ее текст гласит: «Михаил Владиславович Маневич 18.12.1961 — 18.08.1997. В память о выдающемся экономисте, вице-губернаторе Санкт-Петербурга». В 1997 г. у этого дома он был убит пулей наемного убийцы.

Дом № 4

Пятиэтажный песочного цвета доходный дом под № 4, возведенный в 1904 г. в стиле раннего модерна архитектором А.С. Хреновым (о чем напоминает мемориальная табличка на фасаде), — поражает изысканностью и разнообразием декора. Вглядимся в него. Углы дома акцентированы крупными в три этажа (со второго по четвертый) эркерами с большими арочными окнами второго и прямоугольными — третьего и четвертого этажей. Над эркерами возвышаются балкончики с причудливой криволинейной решеткой. Арочные окна второго этажа соединены вместе лучковыми сандриками, украшенными замковыми камнями и общим декором межоконного пространства. Окна же третьего этажа декорированы крупными наличниками и лучковыми сандриками с львиными масками. Богато оформлены и наличники окон четвертого этажа, над которыми тянется орнаментальный фриз. Над карнизом с металлическими консолями возвышается большой криволинейной формы аттик с крупным, характерным для модерна овальным окном. В духе модерна и большие окна-витрины торговых помещений первого этажа, своеобразная декоративная арка входной двери и въездная арка с чугунной решеткой. Характерен для раннего модерна и особого вида кирпич, создающий изысканную цветовую гамму фасада^[322].

Дом № 4. Фото авторов, 2021 г.

Мемориальная доска А.С. Хренову

Александр Сергеевич Хренов (1860–1926) — архитектор и художник-акварелист^[323], построил этот доходный дом для знаменитого владельца ресторана П.К. Палкина. В начале XXI в. дом включен в свод вновь выявленных объектов, представляющих историческую, художественную и другую ценность^[324]. Авторство А.С. Хренова подтверждает установленная им самим мемориальная доска^[325].

В середине же XIX в. на этом участке стоял трехэтажный дом, принадлежавший купчихе Авдотье Ивановне Кривоносовой^[326].

С 1871 г. история дома прослежена по архивному делу ЦГИА СПб — правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества по залогу имущества наследников Санкт-Петербургского купца Николая Степановича Паскова^[327].

В то время принадлежавший им дом был сквозным с угловым № 47 по Невскому, № 1 по Владимирскому проспектам и Троицкому переулку, № 4. Подробная информация об угловом доме содержится в книге А. Векслера и Т. Крашенинниковой «Владимирский проспект»^[328]. Здесь же мы расскажем о доме, включенном архитектором Санкт-Петербургского городского кредитного общества А.И. Климовым в сделанною им опись имущества Пасковых в 6-е отделение «каменном доме по Троицкому переулку в два, а со двора в три этажа»^[329]. В декабре 1871 г. здесь в первом этаже располагались торговые помещения: санкт-петербургского купца 1-й гильдии Александра Федоровича Штрифера, державшего «магазин в трех окнах со входом с улицы и с комнатою во двор для склада и продажи на вынос водок и ликеров», обойного и сидельного мастера Фридриха Брандта, арендовавшего квартиру «из трех комнат со входом с улицы с выходом во двор для жительства и магазин, с местом для дров и участок в леднике». Весь второй этаж занимала домовладелица, санкт-петербургская купчиха 2-й гильдии, вдова Анна Павловна Паскова с семейством в квартире для жительства из пяти комнат на улицу и трех комнат во двор, с выходом на парадную и черную лестницы, с подвалом внизу, каретным сараем, сараем для дров и ледником. На третьем этаже трехкомнатную квартиру снимал колязинский мещанин Дмитрий Константинович Сутугин. Домовой приказчик Кондратий Никитович Захарченко занимал «одну комнату в надворной пристройке с деревянной переборкой о двух окнах с русскою печкой и выходом во двор»^[330]. Пасковы владели этим домом всего один год, 29 ноября 1872 г. совершена купчая на проданное ими имущество потомственному почетному гражданину, купцу 1-й гильдии Константину Павловичу Палкину^[331].

Коммерции советник Константин Павлович Палкин (1820–1886) — представитель четвертого поколения династии трактирщиков, берущей начало от ярославского крестьянина Анисима Палкина (первый трактир в Петербурге Палкины открыли еще в 1785 г.). «Старый Палкин» посещали многие знаменитости, здесь можно было встретить актера В.А. Каратыгина, А.П. Чехова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, известного юриста А.Ф. Кони, В. Брюсова, А. Блока… Известно, что в январе 1889 г. тут обедали П.И. Чайковский с А.К. Глазуновым и Н.А. Римским-Корсаковым^[332].

Новый владелец участка за два года перестроил, надстроил или отремонтировал перешедшие ему от Пасковых постройки на углу Невского и Владимирского проспектов, но здание по Троицкому пер., 4, как свидетельствуют новые описи имущества К.П. Палкина, представленные архитектором И.И. Климовым 9 апреля и 30 сентября 1874 г. в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества, осталось без изменений^[333].

Из «Ведомости о доходах с дома» за это время известно, что здесь по-прежнему проживал и содержал водочное заведение санкт-петербургский купец 1-й гильдии А.Ф. Штрифер, башмачный магазин «в 3 окна и с выходом во двор» открыл купец Лапин, в 8-комнатной квартире проживала прежняя домовладелица купчиха А.П. Паскова^[334].

В акте от 23 сентября 1874 г. И.И. Климов, отмечая завершение отделки в ресторане и частных помещениях дома К.П. Палкина на углу Невского и Владимирского проспектов и находя его «одной из лучших местностей города», в то же время указывает, что дом в Троицком переулке, хотя и улучшен, но остался «без особых изменений»^[335].

В конце XIX — начале ХХ вв. в этом доме проживал Николай Николаевич (Николай Карл Эмиль) Зернсен-младший, купец 2-й гильдии, датского происхождения, сын основателя фирмы торговцев колбасными изделиями. Он окончил Училище Святой Анны, затем стажировался на колбасных предприятиях в Ганновере, а в 1896 г. унаследовал от матери фирму. К уже существующим колбасным мастерским и гастрономическим магазинам на Владимирском пр., 1, и Невском пр., 45, Н. Зернсен добавил новые магазины на Бассейной ул., 18, Пантелеймоновской ул., 14, Университетской наб., 25, и Кронверкском пр., 25. Фирмой производилось свыше 60 сортов гастрономической продукции на сумму 130 тыс. руб. в год при 40 рабочих. Накануне Первой мировой войны его дело перешло во владение Георгия Францевича Штангельмейстера. В доме на Троицкой ул., 4, Н.Н. Зернсен жил с женой Марией Матильдой Павловной^[336].

Как уже было отмечено в начале главы, новый пятиэтажный доходный дом возвели на месте старого через 30 лет, в 1904 г., что нашло отражение в новых описях имущества К.П. Палкина^[337]. В «Ведомости о доходах с дома» за 1910 г. указаны устроенные на 1-м этаже перчаточный магазин вдовы личного почетного гражданина Домны Лаврентьевны Матвеевой, пивная лавка крестьянина Ивана Михайловича Карташова, помещения для приказчиков коммерции советника Василия Ивановича Соловьева, дворницкая и монументальный магазин архитектора Якова Ивановича Филотея^[338].

Я.И. Филотей, архитектор и художник-прикладник, владел специальными мастерскими и магазином механической обработки гранитных, мраморных и каменных изделий. По его проекту при участии скульптора А.Л. Обера в 1908 г. возведен памятник морякам броненосца «Император Александр III» на Никольской площади^[339]. Архитектор проживал в этом доме вплоть до революционных потрясений 1917 г.^[340]

На втором этаже нового дома 5-комнатную квартиру «с мраморной ванной и всеми принадлежностями» занимал сам домовладелец Павел Константинович Палкин, а в 10-комнатной — мещанка Прасковья Григорьевна Проскурякова; на третьем этаже проживали в 9-комнатных квартирах вдова коллежского советника Надежда Михайловна Грязнова и вдова провизора Надежда Михайловна Пономарева. На четвертом этаже 6-комнатную квартиру снимал купец Петерсон, а 14-конмнатную, самую большую в доме, — жена действительного статского советника Юлия Яковлевна Тимофеева. Обратим внимание, что в этой барской квартире были 2 передние, кухня, ванна и 3 ватерклозета, 7 окон ее выходили на улицу, а 12 — во двор. В ней были также два крытых 3-оконных балкона на улицу. На пятом этаже еще две 9-комнатные квартиры занимала уже упомянутая вдова коллежского советника Надежда Михайловна Грязнова. Здесь были устроены меблированные комнаты. Во дворе дома на Троицкой ул., 4, к услугам жильцов были два больших сарая для экипажей и конюшня^[341].

15 ноября 1910 г. по акту купчей крепости имущества К.П. Палкина перешло во владение к его компаньону коммерции советнику Василию Ивановичу Соловьеву, в том числе и знаменитый ресторан^[342]. Судьба этого талантливого предпринимателя по-своему уникальна. В.И. Соловьев родился в 1839 г. в деревне Уварово Коломенского уезда, а в шесть лет отправлен в столицу к отцу, держащему фруктовую и винную торговлю напротив Технологического института, в столице Соловьев окончил курс приходского училища. С 1863 г. он открывает свое дело — фруктовую лавку на Николаевской улице. В 1870 г. Соловьев открыл гастрономический магазин на углу Литейного и Невского проспектов, в 1874-м — на углу Невского и Владимирского (они до сих пор известны в городе под именем «Соловьевских»). В 1902 г. покупает «Большую Северную» (ныне «Октябрьскую») гостиницу, приносившую в год 100 тыс. руб. чистого дохода. К 1906 г. коммерции советнику Василию Ивановичу Соловьеву принадлежали дома № 51, 59, 61 и 118 по Невскому проспекту. Его зять, практикующий врач и почетный член Николаевской детской больницы статский советник Чеслав Генрихович Бродович, живший с женой Людмилой Васильевной в этом доме, тоже был крупным ресторатором и владельцем колониальных магазинов (в частности, магазина «Ягодка» на углу Николаевской и Невского; с «Ягодки» началась карьера его тестя), а племянник А.А. Плаксин владел гастрономическим магазином на углу Большой Морской и Гороховой улиц.

Сын В.И. Соловьева Николай Васильевич (1877–1915), получивший университетское образование, стал, по отзывам современников, «самым образованнейшим и даровитейшим из всех русских книжников старого и нового времени». Проявив твердость характера, в том же 1901 г. без помощи родных, на собственные средства Соловьев открыл в доме № 11 по Симеоновской улице небольшую книжную лавку и положил в основу предприятия собственную библиотеку^[343].

Но вернемся к истории дома, 6 ноября 1916 г. здесь произошел пожар, убыток от которого составил крупную по тем временам сумму в 3259 руб. 06 коп.^[344]

По данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., в доме В.И. Соловьева работало модное ателье Antouanette, владельцем которого являлся Антон Иванович Чулков^[345].

Ресторан «Палкин» под руководством А.И. Соловьева просуществовал семь лет и закрылся после революционных потрясений 1917 г. Возобновил свою работу в 2002 г. под вывеской «Палкинъ» и сегодня является одним из самых модных ресторанов Санкт-Петербурга.

В.Я. Шишков

Дом № 4 по Троицкой улице, как и все частные доходные дома, национализировали в 1918 г.^[346] В первые послереволюционные годы в бывших меблированных комнатах этого дома проживали известные литераторы и деятели культуры. Один их них — писатель Вячеслав Яковлевич Шишков. М.Н. Полянская — автор очерка «Он был настоящий русский самородок» в книге «…Одним дыханием с Ленинградом…», отмечает: «…писатель В.М. Бахметьев, хорошо знавший Шишкова и состоявший с ним в постоянной переписке… указывает, что по ходатайству А.М. Горького писатель в 1920 году поселился на Троицкой улице в гостинице „Советская“. Гостиницы с таким названием в Петрограде тогда не было. Однако на Троицкой улице, в доме 4, была так называемая 2-я гостиница, принадлежавшая коммунальному хозяйству».

Поскольку гостиницы в то время большей частью еще принадлежали частным владельцам и только три из них находились в ведении коммунального хозяйства, можно предположить, что по отношению к ним употреблялось название «Советская», в том числе и к той, которая размещалась на Троицкой улице. Предположение, что Шишков жил на Троицкой, подтверждает и высказывание жены писателя, переводчицы К.М. Жихаревой, служившей в то время в Аничковом дворце: «До места службы (с угла Троицкой улицы) мне было меньше пяти минут ходу». В гостинице по Троицкой Шишковым предоставили две большие комнаты, в которых они жили более двух лет. Здесь не было тех удобств, что на Колпинской (предыдущий адрес писателя), но зато гораздо теплее и электричество работало круглые сутки. Вскоре улучшилось снабжение продовольствием. Окончательно порвав со службой, Шишков посвятил себя только литературной деятельности. Он широко печатался во многих петроградских журналах, таких как «Ежемесячный журнал», «Пламя», «Творчество».

В те годы, живя в доме на Троицкой улице, В.Я. Шишков работал над романом «Угрюм-река», тогда же им написаны пьесы «Мужичок», «Единение», «На птичьем положении», «Кормилицы», «Дурная трава»^[347].

По воспоминаниям К.М. Жихаревой, А.М. Горький «переселил нас в Дом советов, где жил А.М. Ремизов». Если под «Домом советов» она подразумевала гостиницу «Советская», то выходит, что писатель какое-то время соседствовал с Шишковыми по дому. А.М. Ремизов сменил множество адресов. В 1916–1920 гг. жил на Васильевском острове, 14-я линия, 31, а в 1921 г. — эмигрировал, возможно, квартира на Троицкой — последний адрес Алексея Михайловича в городе^[348]. Литератор В.В. Смиренский, познакомившийся с В.Я. Шишковым в 1921 г., писал: «Жил тогда Вячеслав Яковлевич в одном доме с А.М. Ремизовым. Бывал у него большей частью один, изредка вместе с женой… Шишкову в то время было уже за сорок. Он носил бороду и усы, довольно длинные глаза, всегда хитро прищуренные и окруженные лучиками морщин. Одевался скромно: или во все черное, или, напротив, в светло-серый костюм, и всегда в нем было что-то домашнее, уютное. <…> Читал собственные произведения превосходно, с чисто актерским мастерством».

О необычайно радостном и приподнятом настроении В.Я. Шишкова в это время, о его страстном желании работать можно судить по письму к В.М. Бахметьеву, который писал: «Лучше всего жить в Петербурге: окно в Европу… люди. Работа, пульс жизни. Хотя не сходят мозоли с рук и некогда отдохнуть спине, однако я все это не только приемлю, но и благословляю. Живем оба в радости… О сладких пирогах скучаем редко — душа жива иным и радуется иному»^[349].

В адресной книге «Весь Ленинград» за 1926 г. среди жильцов дома мы нашли имя Николая Яковлевича Агнивцева^[350], популярного поэта Серебряного века, известного в первую очередь по сборнику стихов «Блистательный Санкт-Петербург», вышедшего в 1923 г. Лучшие его стихи отмечены ироничной ностальгией по «вечно-звонкому» Петербургу, в котором, по мнению критиков, «взгляд поэта любовно высматривал «дворцов застывших плац-парад», «ландо, коляски, лимузины», «шум кулис извивно-узких» и т. п. В 1921 г. Н.Я. Агнивцев уехал за границу, но в 1923 г. вернулся в Советскую Россию и поселился на Троицкой улице. Поэт сотрудничал в сатирических журналах, писал для эстрады и цирка, издал более 20 книг для детей^[351].

С домом на Троицкой ул., 4, связан и короткий период жизни выдающегося режиссера и театрального педагога А.А. Брянцева. Александр Александрович Брянцев в 1921 г. (время проживания на Троицкой ул.) создал Театр юных зрителей — первый в мире театр, где осуществлен симбиоз педагогики и искусства.

Как вспоминал А.А. Брянцев: «В Москве мне выдали записку, в которой подтверждалось, что в адрес Петроградского ГубОНО переводится восемьдесят пять миллионов на предмет организации в Петрограде особого театра — театра юных зрителей с подзаголовком — Опытный театр для детей и юношества Наркомпроса.

Попутно было разработано Положение об опытно-показательном театре для детей и юношества Наркомпроса, утвержденное несколько позже (3 ноября 1921 года), а я был назначен 19 сентября 1921 года главным режиссером и заведующим новым наркомпросовским учреждением.

С чистой совестью я поехал обратно в Петроград, получив из бухгалтерии ГубОНО подтверждение о поступлении денег на счет нового театра. Затем зачислил на штатную работу чету Горловых, Бахтина, Бейера, Петрова-Бояринова (с 1 ноября 1921 года). Все они к этому времени уже интенсивно работали, готовясь к открытию театра.

В связи с новым поручением — организации специального театра для школьников — я оставил работу в пункте беспризорных детей осенью 1921 года.

Н.Н. Бахтин стал подбирать состав педагогической части театра, так как без участия квалифицированных педагогов мы не мыслили педагогического театра. Своих помощников Николай Николаевич отбирал строго. Мало того что это были люди с высшим педагогическим образованием, он с каждым проводил серьезную беседу и только после такого коллоквиума принимал.

С первых дней подготовительных работ педагоги театра присутствовали на наших занятиях, изучая природу нового дела.

Как только прошел слух об организации нового театра, ко мне стали приходить актеры, желавшие работать со мной. Одними из первых пришли Борис Вульфович Зон и Владимир Сергеевич Преображенский. Оба познакомились со мной на тех немногих спектаклях, которые мне довелось поставить в существовавшей некоторое время при городском театральном отделе (ПТО) передвижной драматической труппе. Я поставил там спектакли: „На дне“ и „Не было ни гроша, да вдруг алтын“, где Б.В. Зон играл Барона и Баклушина, а В.С. Преображенский замечательно сыграл Крутицкого. Пришла Ольга Михайловна Черкасова, ее я знал по тому же театру. Пришли Леонид Федорович Макарьев из студии Аполлонского, бывшая актриса Художественного театра Е.М. Мунт, пожелавшая играть для детей, актеры П.М. Денисова и С.И. Адрианов. На каком-то солдатском самодеятельном спектакле высмотрел я будущего Ивана-дурака — И.А. Развеева. В.А. Зандберг пришла, когда уже не осталось актерских вакансий. Пришлось зачислить ее в штат вспомогательного состава. Она не спорила, хотя уже была актрисой в Екатеринбурге. Ее зачислили за сознательный подход к идее театра юных зрителей и за хорошо прочитанные стихи Блока.

Мы решили для нашего первого спектакля остановиться на сказке Ершова как на детской классике. Я лично любил эту сказку с детства за ее народное остроумие, за ее героя Ивана-дурака, не побоявшегося взять перо жар-птицы, которое „сулило ему много-много непокоя“. „Непокой“ привел его к познанию многих чудес и к победе над царем и его присными. Полюбил я эту сказку за ее подлинную народность, за ее стих, за богатство образов. Помню я, еще подростком, увидев в старом журнале „Шут“ красочные иллюстрации к сказке художника Афанасьева, купил журнал и оклеил картинками стены своей комнатушки. Так и жил в окружении ярких красочных образов „Конька-Горбунка“. Оказалось, что мою любовь к „Коньку“ разделяли и Горловы, и другие основатели ТЮЗа.

Ухватились за эту сказку мы еще и потому, что нам надо было противопоставить нечто яркое доминировавшим в те годы вкусам ребят: мальчишки упивались пресловутыми Натом Пинкертоном с его необычными похождениями, девочки зачитывались Чарской. Нам казалось, что приключения Ивана захватят мужскую часть наших зрителей, а их прекрасную половину привлечет сказочная лирика. Мы не ошиблись, „Конек“ нас вывез на верную дорогу…

Первая большая репетиция — спевка — была 13 декабря 1921 года в помещении музыкальной школы на ул. Пестеля. Хоровые занятия, которым предшествовало распределение индивидуальных ролей, помогли режиссеру узнать своих будущих актеров, а актерам познать друг друга.

Стали выявляться будущие исполнители основных ролей: Царь — Преображенский, Иван — Развеев. Преображенский и Развеев оказались самородками и создали ряд замечательных диалогов, насыщенных богатыми интонациями.

На месте был Спальник — Зон. Хорошо подавала ершовский стих Конек — Зандберг. Убедительно сказывали сказку Деды — Горлов и Васильев, взаимно дополняя друг друга и в звуковом отношении: Горлов — бас, Васильев — тенор. Все шло весьма хорошо, как вдруг пришло извещение из Наркомпроса о том, что с 1 января 1922 года ТЮЗ снимается с государственного бюджета.

Пошел в ГубОНО. Доложил З.И. Лилиной. Спросил, что делать. Распускать труппу или как? Лилина деловито спросила, не сможем ли мы без зарплаты продержаться до весны. Пока она бралась поддержать нас шестьюдесятью интернатскими воспитательскими пайками: хлеб, селедка, соль.

Провели общее собрание, на котором решили средства для жизни добывать другими путями. А после трудового дня и репетировать, и играть спектакли. А пока спектакли не начались, репетировать усиленно. К чести товарищей следует отметить, что почти никто не изменил начатому делу. Невзирая ни на что, мы готовили наш первый спектакль. Готовились к первой встрече с нашими юными зрителями…

22 февраля состоялась генеральная репетиция. Накануне я никак не могу заснуть. Мне наивно казалось, что я этой ночи не переживу и не доживу до генеральной. Однако наконец заснул и дожил.

В качестве „подопытных кроликов“ мы для проверки своего первого опыта пригласили ребят из соседней школы, которые наполовину заполнили амфитеатр. Неожиданно объявилась еще группа незваных зрителей. Случилось так: непременные участники спектакля „Златогривые кони“ опаздывали прибыть из мастерской Декоративного института. Нельзя было начать репетицию. И зрители, и мы ждали. Зрители на местах, мы на подъезде. Вдруг в конце Моховой появилось шествие. На санках плыли два златогривых коня, а за ними толпа мальчишек. Кони проследовали в театр, а мальчишки за ними, как за троянским конем, и тоже стали первыми зрителями ТЮЗа. Репетиция прошла гладко, а на другой день — 23 февраля 1922 года — произошла первая официальная (согласно афише) встреча наша со своими зрителями.

Так начал полнокровно жить Петроградский государственный театр юных зрителей. А я не умер. Мечта моя осуществилась и оказалась живучей…»^[352].

В адресных книгах конца 1920–1930-х гг. среди проживавших в доме мы находим имена врачей, инженеров и советских служащих. Среди них зубной врач Г.Н. Геев^[353], инженер Е.Л. Асс, служащие советских учреждений С.Я. Венцель, П.Г. Климовец, И.К. Лившиц и др.^[354]

По данным «Путеводителя по Ленинграду» за 1940 г., здесь располагались мастерская по ремонту велосипедов и артель «Парикмахерское дело», которая конкурировала с другой — КООП «Парикмахер», работавшей в соседнем доме № 4^[355].

В настоящее время на первом этаже дома размещаются мясная лавка и гриль «Meat coin», пивной бар “CitiGrill. Burgers &beers”, а во дворе — лавка древностей (антикварный салон), нотариальная контора «Выменец С.П.».

Дом № 6

Следующий на нашем пути дом № 6 — четырехэтажный, светло-коричневого цвета с эркером в два этажа с крупными окнами над выездной аркой, акцентирующими центр здания. Окна второго этажа декорированы треугольными, а третьего — лучковыми сандриками и наличниками с замковыми камнями. Еще бо́льших размеров пирамидальные сандрики украшают окна четвертого этажа. Межоконное пространство со второго этажа по четвертый заполнены рустом. Здание венчает крупный зубчатый карниз. Окна-витрины первого этажа, изначально предназначавшиеся для торговли — своеобразная реклама разместившихся здесь и сейчас магазина и ресторана.

Дом № 6. Фото авторов, 2021 г.

Дошедший до нас доходный дом перестроил в 1896 г. архитектор П.И. Балинский для генерал-лейтенанта Адельсона. Петр Иванович Балинский (1861–1925) с 1894 г. работал одновременно архитектором Министерства народного просвещения, Воспитательного дома, Комитета для разбора о призрении нищих, а также ряда столичных больниц и домов призрения. Кроме того, член и руководитель Акционерного общества Гутуевских суконных мануфактур, Русского общества артиллерийских заводов и других предприятий и общественных организаций^[356].

В середине XIX в. на месте четырехэтажного доходного дома Адельсона стояло двухэтажное здание, принадлежавшее купцу Федору Ивановичу Гузанову^[357]. Следующим владельцем дома был генерал, действительный тайный советник, директор Почтового департамента, член Государственного совета Ф.И. Прянишников (1792–1867)^[358]. Эти высокие государственные должности он совмещал с другой — вице-председателя Общества поощрения художников. Но самая его главная страсть — собрание картин, в столице он слыл обладателем ценнейшей коллекции русского искусства. О высоком авторитете Прянишникова-коллекционера свидетельствует тот факт, что указом императора Александра II от 25 мая 1865 г. в казну приобретена его коллекция за 70 тыс. руб., причем собрание оставили Прянишникову в пожизненное владение. После его смерти в 1867 г. коллекцию показали на постоянной выставке Общества поощрения художеств, а в 1868 г. передали Румянцевскому публичному музею в Москве. С 1924 г. основная часть этого собрания находится в Третьяковской галерее^[359]. В собственном доме на Троицкой Ф.И. Прянишников прожил до самой смерти 28 апреля 1867 г. и похоронен на Новодевичьем кладбище. Его вдова Вера Александровна, унаследовавшая этот дом, пережила своего супруга на пять лет и покоится на том же кладбище^[360].

В начале 1890-х гг. дом переходит в собственность Александра Ивановича Маркелова, а в 1896 г. — его брата Сергея Ивановича^[361]. В эти годы самый известный жилец дома — Владимир Алексеевич Михайловский (Базаров), организовавший здесь частную библиотеку^[362].

П.И. Балинский

В 1896 г. С.И. Маркелов продает дом 67-летнему генерал-лейтенанту Николаю Осиповичу Адельсону^[363]. Отметим важнейшие факты его биографии. Родился 30 августа 1829 г. в дворянской семье, отец, Осип Исаакович, статский советник. Будущий генерал окончил Санкт-Петербургский и Дерптский университеты. В 1851 г. он был произведен из юнкеров в офицеры. Военная его карьера складывалась успешно. Службу начал офицером лейб-гвардии Уланского полка, с 1859 г. — на штабных должностях в войсковой гвардии: с 1864 г. — секретарь штаба войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, с 1874 г. — 2-й санкт-петербургский комендант, с 1882 г. — санкт-петербургский комендант. Все свои звания Адельсон получал не на поле боя, а на штабной работе: в 1867 г. — полковник, с 1878 г. — генерал-майор, с 1879 г. — в свите Его Императорского Величества, с 1888 г. — генерал-лейтенант, с 1900 г. — генерал от кавалерии^[364].

Будучи столичным комендантом, проживал в здании Комендантского управления на Садовой ул., 3/5. Этот адрес он указывает и в заявлении в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества о предоставлении ему ссуды под залог дома и участка земли по Троицкой ул., 6^[365]. В описи с оценкой его имущества указаны только что выстроенный: «…лицевой каменный 4-этажный дом на нежилых подвалах с флигелями по левой и правой границам двора», а также «каменные 2-этажные службы по левой и задней границам двора» с жилым вторым этажом. В доме проложены водопровод и канализации, о чем свидетельствуют приведенные в описи данные: «…ватерклозетов — 14, раковин — 8, ванн — 8», в доме тогда располагалось всего 8 квартир, от 7 до 9 комнат. Большинство квартир еще не были сданы, так как продолжалась их отделка. В опись имущества Адельсона также включены «…3 конюшни и 5 сараев с кучерским складом в подвале из двух больших комнат»^[366].

Из жильцов дома в «Ведомости о доходах с дома» указаны лишь капитан в запасе Николай Семенович Аскарханов и архитектор Санкт-Петербургского городского кредитного общества Анатолий Иванович Ковшаров^[367]. А.И. Ковшаров автор 25 сооружений в нашем городе, среди которых 10 доходных домов, 4 особняка, 2 производственных здания, жилой дом для рабочих кожевенной фабрики Брусницыных, здание Панаевского театра (не сохранилось), временная церковь Космы и Демьяна на Выборгской стороне, здание оранжереи Э.Г. Игеля и комплекс зданий Усачевских торговых бань А.Я. Шагина. Помимо этого, Анатолий Иванович с 1889 г. являлся гласным Городской думы^[368]. Размер ссуды, выданной домовладельцу на 37 лет, составлял 93 тыс. руб., однако уже через три года, 1 февраля 1899 г., имущество Н.О. Адельсона по купчей крепости перешло во владение потомственного почетного Нижегородского гражданина, купца 1-й гильдии Асафа Аристарховича Блинова^[369].

Что же касается прежнего домовладельца, то Н.О. Адельсон умер через два года, 25 февраля 1901 г., и похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры^[370].

Новый владелец дома, Асаф Аристархович Блинов, владел хлебной торговлей и Буксирным пароходством по Волге и ее притоках, а также новым по тем временам нефтяным делом^[371] (чем не герой пьесы А.Н. Островского).

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., в его доме размещалась Болгарская дипломатическая миссия, которую возглавлял доктор Дмитрий Иванович Стонович^[372]. Квартирантами А.А. Блинова были старожилы дома: статский советник инженер-механик С.А. Безносов, доктор медицины, содержавший собственный врачебный кабинет, Э.Я. Верблюнер, потомственные почетные граждане, владельцы нескольких домов в столице, братья Лев и Николай Исааковичи Малкиелы, капитан запаса полевой артиллерии, владелец книжного склада Н.С. Аскарханов, купцы К.П. Епифанов и А.Д. Константинов, а на рубеже веков в этом доме размещалось издательство ежемесячного журнала «Библиографические новости», редактором-издателем которого был уже упомянутый нами Н.С. Аскарханов^[373].

После смерти Асафа Аристарховича, 24 января 1915 г., его недвижимое имущество перешло во владение жены Анны Андреевны Блиновой по акту дарственной записи от 19 января 1915 г.^[374]

В предреволюционные годы в доме снимали квартиры: учителя М.Д. Бекман, преподававшая в реальном училище Кузьминой, и А.В. Цеханович, работавшая в Никольском и Введенском женских высших начальных училищах; артистка М.И. Татаринова, проживавшая здесь вместе с мужем Б.Д. Татариновым; зубные врачи И.В. Ирлих и Е.И. Нашатырь (так в Адресной книге!); помощник присяжного поверенного М.Э. Лесновский; арендовали помещения Ателье модисток Beatrice, владельцем которого был И.М. Шапиро, магазин пишущих машинок С.В. Фельдмана, генерального представителя для всей России пишущих машинок «Империал», контора оптовой торговли химическими и москательными товарами со склада Г.И. Якобсона, магазины сливочных и молочных изделий П.А. Земскова и искусственных цветов И.А. Сегаля^[375].

Как и все дома на Троицкой улице, дом № 6 национализировали в 1918 г., он тяжело пережил послереволюционные потрясения, превратившись в многочисленный коммунальный дом. По данным адресных книг за 1925–1930-х гг., в нем проживали: врачи Э.И. Альпин и одна из представительниц врачебной династии дантист И.Л. Алянская^[376]; кустарь Л.С. Бернштейн, счетовод К.А. Воинов, вузовский преподаватель В.Н. Добронравов^[377]; служащие различных советских учреждений А.П. Алексеев, Р.И. Гоманский, А.Л. Искерский, супруги Н.И. и М.А. Козыревы, Е.Н. Львова, Ф.О. Оркин и др.^[378]

В доме работали парикмахерская артели «Кооппарикмахер»^[379], ремонтная мастерская головных уборов^[380], Ленинградская контора материально-технического снабжения, пошивочно-приемный пункт артели «Конфекцион», занимавшейся пошивкой платьев и дамских изделий, магазин «Ленмолсбыт» № 51, входивший в сеть розничной и оптовой торговли по сбыту молочных продуктов^[381]. Из всех перечисленных организаций особо следует выделить Ленинградскую контору материально-технического обслуживания. В ее задачи входило «снабжение системы объединенных столовых инвентарем и оборудованием, электроматериалами», а главное — «управление столовыми в союзном масштабе»^[382].

Сегодня на первом этаже этого дома находятся салон красоты «Isumi», офисный салон «Hall oscar poliform (poliform varenna)», во дворе — ювелирная студия «Dolce vita», школа современной фотографии «Докдокдок», ателье «Vesna» Алисы Арташевской, где осуществляется дизайн-пошив и ремонт одежды, а также мастерская текстиля.

Дом № 8

Трехэтажный на высоких подвалах песочного цвета со сплошной рустовкой дом № 8, как и предыдущий, — характерный образец архитектуры эклектики. Центр дома выделен большой въездной аркой с чугунными воротами, двумя овальными окнами над входными дверями и крупным балконом с чугунной декоративной решеткой на уровне третьего этажа.

Еще два балкона меньших размеров на консолях симметрично ему располагаются на четвертом этаже. Углы здания выделены небольшими боковыми ризалитами и раскрепованными лучковыми аттиками с овальными окнами. Наиболее насыщен декором третий этаж с «палладианскими» окнами, украшенными лепными цветочными гирляндами. Горизонтальный ритм фасада подчеркнут поэтажными тягами и карнизом, а вертикальный — узкими водосточными трубами во всю высоту дома.

Этот доходный дом построен в 1870–1871 гг. по проекту уже известного нам архитектора Михаила Алексеевича Макарова^[383]. В середине XIX в. на этом участке стояло скромное двухэтажное здание, принадлежавшее почетной гражданке Авдотье Ивановне Рубцовой^[384].

На протяжении многих десятилетий до 1917 г. доходным домом, возведенным М.А. Макаровым, владели торговавшие сукном купцы Крундишевы: родоначальник рода потомственный почетный гражданин Степан Крундышев^[385], после его смерти — жена, купчиха Мария Петровна, продолжившая торговлю сукном в Большом Гостином дворе^[386], а затем их дети Крундышев Петр Степанович и его сестра Кошко Мария Степановна, жена штабс-капитана, и другая сестра — потомственная почетная гражданка Крундышева Наталья Степановна^[387].

Дом № 8. Фото авторов, 2021 г.

Дом № 8 связан с именем известного писателя Глеба Ивановича Успенского. В конце 1873 г., ожидая прибавления семейства, Успенские переехали в этот дом с Невского пр.,14, в новую, более благоустроенную квартиру. Двенадцатого декабря в этой квартире у Успенских родился сын Саша. «Глеб Иванович, — как пишет С.Б. Михайлова, автор книги, посвященной ему, — очень радовался появлению сына (у его жены, Александры Васильевны, до этого дважды рождались мертвые дети), был счастлив, рассказывал друзьям о ребенке, называл его ласково „царь в доме“», через много лет писатель вспоминал: «Двадцать лет тому назад, 73 г., 12 дек., я из квартиры в Троицком переулке, во дворе, выбежал к дворнику, чтобы сказать ему отворить ворота — приезд священника из Владимирской церкви крестить новорожденного… Крестины были веселые» ^[388].

Но радость омрачалась тяжелым материальным положением Успенских. Подчас не было денег даже на самые необходимые вещи, продукты, и в отчаянии он пишет: «Мне ужасно горько, что после 10 лет работы у меня нет условий, при которых бы работа моя могла идти хоть сколько-нибудь лучше; напротив, является полная невозможность продолжать свое дело».

Нервозность семейной жизни усиливалась непрактичностью и непоследовательностью поступков Александры Васильевны, которых Успенский поначалу старался не замечать. Характер Александры Васильевны был сложен и противоречив. В нем причудливо сочетались радикализм 1860-х гг. с претенциозностью купеческой дочки: ей хотелось просвещать народ и в то же время она стремилась жить «как все»… В соединении с ребяческой расточительностью самого Успенского непрактичность его жены обращала дом в какую-то бездонную яму. Появились и первые размолвки в семейной жизни. Осенью 1874 г., отправив жену с малолетним сыном в Париж, Глеб Иванович оставляет ставшую ненужной большую квартиру в Троицком переулке и переезжает в Серапинскую гостиницу, на Забалканский пр., 10 (ныне Московский пр., 22).

Г.И. Успенский

В 1890-е гг. в доме Крундышевых, как и в других домах на Троицкой улице, на первом этаже была развернута торговля: Николай Воронов содержал здесь мясную лавку^[389]; Василий Андреев — зеленную; старыми книгами торговали супруги Загряжские — Анастасия Назаровна и Григорий Иванович; Павел Земсков держал сливочную; дамско-портняжную мастерскую в доме открыла Аграфена Клевцова^[390].

Среди обитателей дома проживал дворянин, действительный статский советник Сергей Степанович Хрулев вместе со своей женой Надеждой Григорьевной. Окончил Пажеский корпус, занимал должность товарища прокурора Петербургской судебной палаты. В 1895 г. вышел в отставку и был избран председателем правления Полтавского земельного банка (пост члена правления этого банка занимал также его сын Дмитрий Сергеевич). С 1901 г. являлся председателем правления Петербургского международного коммерческого банка. Состоял директором Общества Тульских меднопрокатных и патронных заводов, членом правления Жилловского общества каменноугольных копей и рудников, учредителем частных обществ Алтайской, Северо-Донецкой и Черноморской (член правления — Д.С. Хрулев) железных дорог, являлся также членом Комитета съездов представителей учреждений русского земельного кредита и членом Совета съездов представителей промышленности и торговли^[391].

Еще один жилец дома, «обуржуазившийся» дворянин, статский советник Федор Федорович Безобразов. Состоял председателем правления одной из крупнейших промышленных компаний России — Российского золотопромышленного общества (образовано в 1895 г., являлось вторым — после Ленского золотопромышленного товарищества — по значимости в своей отрасли). Общество владело золотыми приисками в Верхнеуральском, Миасском, Томском, Восточно-Забайкальском и Уссурийском округах. Основной капитал — 11,25 млн руб. (150 тыс. акций по 75 руб.), баланс на 1912 г. — 15 917 187 руб., прибыль — 415 438 руб., дивиденд — 3 руб. на акцию. Ф.Ф. Безобразов являлся также директором частных обществ Черноморской железной дороги (образовано в 1912 г., капитал 7 млн руб.) и Алтайской железной дороги (образовано в 1912 г., капитал 7,2 млн руб.)^[392].

На рубеже XIX — ХХ вв. состав жильцов дома Крундышевых был очень пестрым: дочь генерал-майора А.С. Астафьева соседствовала с повивальной бабкой Санкт-Петербургской пересыльной тюрьмы О.А. Шелковой^[393], купец Ф.Я. Семенов, владелец садков с живой рыбой^[394], с кандидатом богословия; сотрудник синодальной типографии Е.Ф. Швидченко^[395], владелица дома на Почтамтской ул., 21, Л.С. Корсакова с вдовой полковника Е.И. Львова^[396]; купец И.Ф. Коновалов с учителем Городского Коломенского училища Д.Д. Фоминым^[397]; агент Франко-русского общества химических продуктов и взрывчатых веществ Ф.Э. Гай соседствовал со статским советником С.М. Макрюковым^[398]. Меблированные комнаты в доме содержали: мещанка Е.П. Варфоломеева, жена коллежского асессора А.Ф. Вербицкая и А.Ф. Ворошилова^[399].

Деловая жизнь жильцов дома оставалась активной и в последующее десятилетие. В предреволюционные годы в доме № 8 зеленную торговлю вел В.В. Андреев, работал магазин «Мануфактурные и суровские товары», владельцем которого был Ф.П. Пугачев, и мясная лавка А.Е. Акаткина^[400].

По данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., в доме продолжали жить упомянутые ранее крупные чиновники и коммерсанты: статский советник Ф.Ф. Безобразов и действительный статский советник С.С. Хрулев, под стать мужьям и их жены: М.С. Безобразова председательствовала над дамским патронатом и была директрисой Петроградского дамского благотворительного тюремного комитета, Н.Г. Хрулева — домовладелица, а успешной рачительной домовладелицей считалась и Н.С. Яблонская, жена генерал-майора^[401].

Из других жильцов дома назовем артистку М.В. Базарову, И.А. Иванова, главного кассира Центрального банка Общества взаимного кредита, вдову светлейшего князя Е.Ф. Сайн-Витгенштейн^[402]. В доме проживали также потомственный дворянин, зубной врач Ф.Ф. Локуцевский, массажистка Т.А. Торощина, модистка М.И. Фризенталь^[403].

Сами домовладельцы долгие десятилетия жили в собственном доме и по-прежнему торговали сукном. Революционные потрясения 1917 г. больно ударили по последним владельцам дома потомственным почетным гражданам Петру Степановичу и Степану Ивановичу Крундышевым и жене действительного статского советника Марии Степановне Кошко.

Среди выявленных нами по адресным книгам «Весь Ленинград» жильцов дома: механик И.А. Бейер, сотрудница Ленинградской международной телефонной станции В.Ю. Булат-Кошелева, врачи М.О. Бурштын, З.К. Герасимова-Лебедева, Е.И. Коган (зубной врач), сотрудники советских учреждений С.И. Казаков, Ф.М. Ларионов, технолог И.Ф. Пашенцев и др.^[404]

Нынешние жители дома продолжают его историю в XXI в., на первом этаже дома располагается Государственное учреждение культуры и дополнительного образования «Институт культурных программ», который более чем за десятилетнюю историю своей работы реализовал много замечательных проектов в области культуры^[405]. При институте работает городская топонимическая комиссия, в ве́дении которой находятся вопросы, связанные с наименованием вновь появляющихся городских магистралей, возвращением утраченных исторических топонимов, увековечиванием памяти выдающихся петербуржцев и др. Авторский коллектив исследователей в составе А.Г. Владимировича, А.Д. Ерофеева, А.Б. Рыжкова, С.В. Алексеева, Е.П. Сизенова, Р.С. Иволга, В.Е. Левтова, Г.Г. Мартынова, Е.А. Балашова, Л.Ф. Бронзова, Р.Н. Гараева, В.М. Пирогова, А.С. Терентьева, В.Н. Шанаева и Б.Н. Януш в 2013 г. подготовили новое дополненное издание «Большая топонимическая энциклопедия», включающее в себя 15 000 городских имен^[406].

По соседству на 1-м этаже дома располагаются Институт культурных программ, который организует курсы дополнительного профессионального образования, Санкт-Петербургские городские курсы иностранных языков и профессионального обучения, Агентство недвижимости «Мир квартир» и винный бар «Crazy», суши-бар «Crazy Sushi», а под аркой — пивной бар «Проходимец». Еще одно учреждение, Жилищное агентство Центрального района, в этом доме решает вопросы вселения, регистрации и учета граждан. Во дворе разместилось кафе «Огонек».

Дом № 10

Перед нами четырехэтажный цвета беж дом с эркером на уровне третьего этажа с большим окном и стоящим над ним балконом с чугунной узорчатой решеткой. Они, как и въездная арка и венчающий здание аттик, акцентируют центр здания. Наличники окон второго с рустовкой этажа оформлены замковыми камнями. Третий и четвертый этажи выделены высокими лопатками с декоративными в верхней части вставками. Лопатки расположены ритмично между окнами третьего и четвертого этажей. Идущий сверху здания крупный карниз оформлен снизу зубчатым пояском. Первый этаж с окнами-витринами традиционно отдан под торговлю.

Этот доходный дом возведен по проекту архитектора Ивана Васильевича Вольфа (1836–1904), мужа домовладелицы Мавры Ивановны Вольф, в 1881 г. с включением существовавшего дома. И.В. Вольф был учеником А.И. Штакеншнейдера. По его проектам построено семь доходных домов, особняки, культовые сооружения и производственные здания^[407]

Дом № 10. Фото авторов, 2021 г.

Предыстория этого дома такова. В середине XIX в. здесь уже стоял двухэтажный дом, принадлежавший коллежскому советнику Прокофию Ивановичу Пономареву^[408]. Как следует из архивного дела Санкт-Петербургского городского кредитного общества, следующей владелицей дома стала потомственная почетная гражданка Евдокия Ивановна Рубцова, обратившаяся в это общество за ссудой 23 января 1875 г.^[409] На тот момент ее имущество включало в себя три отделения: каменный двухэтажный живой лицевой дом с фасадом, оштукатуренным «вгладь»

и, «кроме обыкновенного карниза», не имеющего никаких украшений, «каменный трехэтажный жилой надворный флигель по левой линии участка», также «без особых наружных наличностей», наконец «каменный двухэтажный нежилой надворный флигель по задней линии участка»^[410].

Среди жильцов дома в «Ведомости о доходах с дома» за 1875 г. мы находим мужа домовладелицы, почетного гражданина Рубцова, проживавшего в 7-комнатной квартире, вдову чиновника Г. Николаеву, занимавшую сразу 3 квартиры в общей сложности из 11 комнат, «оловянного» участкового мастера немца Баулнсузена, арендовавшего под мастерскую 4-комнатную квартиру. Виноторговлю в доме Рубцовой организовал купец Баяринов, а портерную держал Косарев. Общая стоимость дома и земли правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества оценило в довольно скромную сумму 58 802 руб.^[411]

Четвертого апреля 1880 г. по акту купчей крепости имущество Е.И. Рубцовой перешло во владение жены архитектора Мавры Ивановны Вольф^[412]. Как было уже сказано ранее «при новой домовладелице по проекту ее мужа-архитектора и была осуществлена перестройка дома. В описи ее имущества, от 21 апреля 1881 года, указан новый „каменный 5-этажный дом — флигель по левой границе двора, законченный вчерне“. Кроме того, архитектор Н.Ф. Беккер, осматривавший дом, назвал среди новых построек 3-этажный каменный флигель посреди двора, а по задней его границе — 2-этажные каменные службы. По его мнению „все постройки возведены прочно и из доброкачественных материалов“»^[413].

Первыми жильцами нового дома, помимо домовладелицы, Кривдин, владелец суровского магазина, Шишкин, державший портерную, Бояринов, строивший во дворе дома коровник, торговцы Андреев и Клочьев, разночинцы Козновская, Брешко-Брешкович, Брудерер, Ережев, Чиж, Эпор Ливен^[414].

19 ноября 1882 г. в новой описи имущества М.И. Вольф назван оконченный вчерне «каменный 4-этажный лицевой дом с таковым же флигелем по левой границе двора» и полностью законченный „каменный 5-этажный поперечный и по левой границе двора флигель на подвалах“». В дворовом пятиэтажном флигеле дома устроили 19 квартир: одна — 7-комнатная, две — 4-комнатные, три — 3-комнатные и шесть — 2-комнатные. Под залог своего имущества М.И. Вольф получила тогда от правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества ссуду в 24 800 руб.^[415]

После окончательной отделки 4-этажного лицевого дома 13 июля 1883 г. сделали новую опись, из которой следует, что на первом этаже нового дома устроены два магазина в две и одну комнаты с кухнями; на втором этаже — 8-комнатная квартира с передней, ванной, людской, кухней и коридором; на третьем — такая же 8-комнатная квартира, которую на два года снял первый жилец нового дома, купец 1-й гильдии О.П. Петров, арендовавший также каретный сарай, конюшню на три стойла и кучерскую. На четвертом этаже была еще одна 8-комнатная квартира со всеми удобствами. Ценность всего дома со всеми его флигелями и службами возросла до 97 358 руб. 30 коп., т. е. более чем на 38 тыс.^[416] М.И. Вольф владела этим домом более 30 лет. Она и ее муж, как указано в адресных книгах «Весь Петербург», барон И.В. Вольф, «собственной Его Императорского Величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии», проживали в собственном доме^[417]. Вместе с ними в доме жили средней руки чиновники, военные, купцы, преподаватели, служащие банков, торговцы и мастеровые.

В доме Мавры Ивановны Вольф располагалась некоторое время редакция журнала «Шут». В информации о подписке на еженедельный художественный и юмористический журнал карикатур «Шут» на 1893 г. указывалась годовая цена с пересылкой и доставкой — 7 руб. и давался адрес редакции — Троицкая ул., 10.

Издатель журнала Р. Голике информировал подписчиков, что «…в течение года журнал помещает: более трехсот раскрашенных рисунков (хромолитография); более 1000 карикатур — пером и карандашом, не менее семисот столбцов разнообразного юмористического текста; тысячи стихотворений, рассказов, анекдотов, курьезов, шарад, задач, ребусов и т. п.». Кроме того, журнал публиковал «карикатуры на художественные выставки, скачки, маскарады, гонки и т. п., а также помещал портреты выдающихся героев дня». В каждом номере журнала в течение года редактор обещал печатать и портретную галерею известных личностей^[418].

Из адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г. известно, что в доме работал магазин канцелярских принадлежностей, принадлежавший потомственному почетному гражданину, временному купцу В.Д. Полякову, цветами, живыми и искусственными, здесь торговала А.С. Слепцова^[419]; в доме проживали: присяжный поверенный Д.М. Колюбакин, преподаватель 7-й мужской гимназии В.Б. Каттерфельд, служащий страхового общества «Россия» В. Маст, преподавательница училища святой Анны Н.С. Матушкина, служащий Дворянского банка А.Н. Новокриновский; среди заметных жильцов — подполковник, представитель Уездного земского собрания Н.Н. Симантовский, статский советник, инженер путей сообщения И.К. Сикорский^[420].

В адресной книге «Весь Петербург» за 1899 г., кроме него и владельцев дома, мы находим таких его примечательных жильцов, как видную общественную деятельницу А.Н. Зурову, возглавлявшую Отделение «защиты детей от жестокого обращения», а также Общество «для доставления средств Высшим женским курсам» и Н.Н. Семенова-Волкова, открывшего в доме Вольфов частную театральную читальню^[421]. Здесь в 1890-е гг. проживала Ф. Никифорова, связная Центрального рабочего кружка, занимавшегося организацией помощи ссыльным революционерам^[422].

Без каких-либо особых событий спокойно протекала жизнь дома в 1900–1910-е гг.

В 1915 г., согласно исполнительного листа от 6 июня 1912 г., имущество, принадлежавшее М.И. Вольф, по ее духовному завещанию перешло во владение потомственных дворян, Людмиле Николаевне Ермолаевой и ее детям: Людмиле, Ксении и Николаю Ермоловым и Софии Николаевне Поль (урожд. Ермолаевой)^[423], этот дом им принадлежал до 1918 г. Никаких изменений в его состоянии за три года не произошло, о чем свидетельствуют новые описи с оценкой имущества^[424].

Представление о социальном срезе жильцов дома дает очередная «Ведомость о доходах с дома». Первый этаж, как и при прежней домовладелице, отдан под торговлю. Здесь содержали магазины: запасной унтер-офицер из Саратовской губернии К.Ф. Пугинг, а также сын купца И.А. Лотопинг и шлиссельбургская мещанка Е.П. Соснина; 7-комнатную квартиру со всеми удобствами на втором этаже лицевого дома занимали сами Ермолаевы, а подобную же квартиру на третьем этаже снимал тайный советник А.И. Левицкий, на четвертом жил инженер путей сообщения статский советник П.И. Мауневский.

В более скромных 3- и 4-комнатных квартирах первого надворного флигеля проживали строительный подрядчик К.К. Фрейнан, мещане города Полоцка З.М. Ляховская, С.Я. Розенберг, дантисты П.А. Лейванд и Ф.В. Ляховский, повивальная бабка и массажистка С.С. Сазикова, техник Г.И. Иванов, вдова потомственного гражданина З.Л. Раппопорт. Во втором надворном флигеле первый этаж был отдан под прачечную, а квартиры со второго по четвертый этаж занимали дочь мещанина А.М. Терентьева, итальянский подданный Л. Коста и жена ревельского мещанина Н.А. Карлсон. Крестьянин Ковенской губернии И.И. Марцинкевич содержал в доме автомобильный гараж^[425]. Как видно из этой «Ведомости о доходах с дома», состав жильцов дома был многонациональным. Чистый доход дома составлял в 1915 г. 10 304 руб. 58 коп.^[426]

Из адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г. известно, что в доме на Троицкой ул., 10, размещалась контора Акционерного общества торгово-промышленных предприятий «Г.М. Грилихес» во главе с его председателем Иваном Григорьевичем Грилихесом и директором, братом председателя, Абрамом Григорьевичем^[427]. Своих пациентов в доме принимали дантист Ф.В. Ляховский, а также акушерка и массажистка Е.С. Сазикова, адвокатскую практику вел помощник присяжного поверенного, сын домовладелицы и управляющий домом Н.Н. Ермолаев, модный магазин держала Н.П. Сизова, а переплетную мастерскую — И.А. Сергеев^[428]. Последний документ в архивном деле «О возобновлении страхования имущества Ермолаевых и Поль во Втором Российском страховом обществе» датирован 25 апреля 1918 г.^[429] Видимо, домовладельцы даже не догадывались, что очень скоро их имущество будет национализировано.

Среди выявленных нами жильцов дома 1920–1935-гг.: литератор В.В. Воинов, бухгалтер А.И. Григорьев, врач М.С. Грилихес (дантист), статистик Я.Г. Думлер, служащие советских учреждений М.П. и Б.И. Дыскины, врач А.П. Зельгейм, бухгалтер Н.А. Калашникова, П.М. Крылов, О.А. Латынина и др.^[430]

В предвоенные годы здесь размещался приемно-пошивочный пункт артели «Швейгида» (мужское и дамское белье, спортивная одежда)^[431].

Дом выстоял в суровые дни блокады Ленинграда, пережил драматические события второй половины XХ в. и погружен в повседневные будни. Сегодня на первом этаже дома располагается магазин оптики «P.Y.E» и парикмахерские: мужская «Chop-Chop» и женская «Giglie».

Дом № 12

Под № 12 до нас дошло в перестроенном виде с надстроенными двумя этажами здание желтого цвета. Центр здания выделен ризалитом на уровне второго и третьего этажей и большим балконом четвертого этажа. Симметрично ему здесь же и на надстроенном пятом этаже располагаются балконы меньших размеров с простыми решетками. Второй этаж оформлен рустом, а ряд окон третьего этажа — сандриками. Пространство под окнами этого этажа декорировано филенками. Поверх здания нависает крупный карниз. Первый этаж, разделенный на две равные части въездной аркой ворот с чугунной решеткой, оформлен более крупными окнами — витринами.

В памяти этого дома сохранилась интересная страница истории улицы, связанная с купеческой семьей Растеряевых. Уже в середине XIX в. на этом месте стоял 3-этажный дом, принадлежавший недолгое время действительному статскому советнику Ивану Богдановичу Цейдлеру^[432]. У него дом приобрел потомственный почетный гражданин, купец 1-й гильдии Сергей Нефедьевич Растеряев (1806–1860)^[433].

Дом № 12. Фото авторов, 2021 г.

С этого времени и до 1917 г. дом № 12 принадлежал нескольким поколениям купеческой семьи Растеряевых. Как отмечает А.В. Краско в своей книге «Петербургское купечество»: «…семейство Растеряевых состояло в Санкт-Петербургском купечестве почти 80 лет, дав три поколения видных предпринимателей и общественных деятелей»^[434].

Сергей Нефедьевич — первый из Растеряевых, решившихся из Москвы переселиться в столицу. Вот как об этом пишет А.В. Краско: «…в 1831 году, 25 лет от роду, он решил попытать счастья в столице и записался в Санкт-Петербургское купечество, по 3-й гильдии. Первоначально он обосновался на Гутуевском острове, где купил химическую фабрику. Его имя фигурировало в списках санкт-петербургских купцов 3-й гильдии, опубликованных в 1833 и в 1834 годах, причем указано, что он „жительствовал“ в Московской части города.

С годами его дела шли все лучше и лучше. На 1842 году он записался в купечество уже по 2-й гильдии. С 1848 года состоял в 1-й гильдии Санкт-Петербургского купечества…

С именем С.Н. Растеряева, помимо многих видов его предпринимательской деятельности, связано основание Металлического завода на берегу Невы, которому со временем предстояло стать одним из промышленных гигантов Петербурга…

На фасаде основного старого здания Металлического завода, выходящего на набережную Невы, до наших дней сохраняется большая вывеска с его названием и датой открытия завода — 1857 год…

В апреле 1855 года С.Н. Растеряев подал прошение о возведении себя с семейством в высшее городское сословие потомственных почетных граждан. К прошению прилагалось свидетельство из Городской думы, подтверждающее его право на почетное гражданство: он „пребывал в гильдиях“ более 20 лет.

Указом Правительствующего Сената от 8 августа 1855 года прошение было удовлетворено, и глава семьи и трое его взрослых сыновей получили соответствующие грамоты…

Сам Сергей Нефедьевич Растеряев скончался 22 мая 1860 года, на 55-м году жизни, и погребен на Волковом кладбище».^[435]

После смерти мужа семейное дело продолжила его вдова, потомственная почетная гражданка Агриппина Васильевна, ее имя как владелицы дома № 12 по Троицкой улице значится во «Всеобщей адресной книге Санкт-Петербурга на 1867–1868 годы»^[436].

Как отмечает А.В. Краско: «…это была незаурядная женщина, обладавшая исключительной предприимчивостью и сильной волей. От брака с С.Н. Растеряевым она родила троих сыновей и троих дочерей…

С 1861 года А.В. Растеряева объявила капитал „от себя“, по 1-й гильдии. Она унаследовала после мужа принадлежавшие ему фабрики и лавки. Но, кроме того, еще при его жизни она купила на свое имя еще один химический завод на Гутуевском острове. После смерти Сергея Нефедьевича она приобрела и кожевенный завод в Выборгской части, в 1868 году — чугунолитейный завод в той же части города.

Как свидетельствуют ежегодные справочники Петербургской Купеческой управы, купчиха Растеряева торговала „инструментальным товаром“, металлами и строительными материалами в собственных лавках в Гостином и Апраксином дворах под фирмой „Сергей Растеряев“, причем часть товаров производились на принадлежавших ей заводах и фабриках. Торговля железом и кирпичом — дело совсем не женское, но она вела дела успешно. Трое сыновей при жизни матери не отделились и состояли при ней, в одном с нею капитале. Авторитет ее в семье, похоже, был незыблем…

Примерно за год до смерти А.В. Растеряева составила духовное завещание, в котором оценила принадлежавшее ей имущество в 350 тыс. руб. серебром. Это были земля, заводы и фабрики, лавки, кладовые и хранившиеся в них товары. Характерно, что в духовном завещании богатая купчиха пожертвовала лишь 5 тыс. руб. серебром на нужды Церкви. Такая же сумма предназначалась ею для раздачи бедным родственникам. Практически все имущество она завещала троим сыновьям — Ивану, Григорию и Николаю, поскольку замужние дочери, как это обычно происходило, получили свою часть родительского имения в качестве приданого.

Агриппина Васильевна Растеряева скончалась 27 июля 1874 го да, в возрасте 63 лет, „от тифозной горячки“, как записано в метрической книге Владимирской церкви. Похоронена на Волковском кладбище, рядом с мужем и другими родственниками.

В мае 1875 года сыновья совершили раздел родового состояния, согласно воле покойной матери.

По ее завещанию, дом на Троицкой ул., 12, перешел ее второму сыну Григорию Сергеевичу Растеряеву (1835–1907) и его жене Татьяне Григорьевне»^[437].

По семейному разделу Григорий «получил в собственность несколько промышленных предприятий: химический завод на Гутуевском острове, чугунолитейный и механический завод на Выборгской стороне, кирпичный завод в Щербинке, нераспроданные запасы изделий кирпичного завода, арендуемого Растеряевыми на реке Славянке. Ему отошли также товары в разных кладовых, в том числе в кладовых у Елисеевых на Биржевой линии. Он же унаследовал подряды с казной, заключенные еще его матерью».

«К концу XIX века, — отмечает А.В. Краско, — Г.С. Растеряев стал крупным столичным предпринимателем. Он занимался как производством, так и продажей изделий под фирмой „Григорий Растеряев“. Это были кирпич, точильный камень, строительные материалы. На его кирпичном заводе на правом берегу Невы, по данным на 1905 г., трудилось 119 человек. В ходе разборки старых зданий или при реставрационных работах нередко встречаются старинные кирпичи с маркировкой в виде трех выдавленных в теле кирпича букв „Г. С. Р.“.

В Апраксином дворе, где Сергей Иванович и Григорий Сергеевич (племянник и дядя) совместно владели тремя лавками, продавались металлические инструменты, водопроводные и газовые принадлежности. Такие товары требовали больших площадей для хранения, поэтому С.Г. Растеряев держал складские помещения в разных частях города, в том числе и при Бирже на Васильевском острове, поскольку значительная часть товаров доставлялась из-за границы. Еще в начале своей коммерческой деятельности, в 1860-х годах, он вместе с тестем Г.П. Елисеевым принял участие в создании первых частных коммерческих банков. 13 мая 1905 года Г.С. Растеряев в награду за свои заслуги удостоился почетного звания коммерции советника.

Он не состоял в стороне от общественной жизни, с 1877 года был выборным от купеческого сословия, позже стал гласным Городской думы и гласным Биржевого комитета…

Г.С. Растеряев жил с семьей в собственном родовом доме № 12 по Троицкой улице, в котором занимал квартиру № 9.

10 марта 1907 года в газете „Новое время“ появилось извещение о скоропостижной смерти коммерции советника Григория Сергеевича Растеряева, данное его вдовой и детьми. Он скончался в своем доме на Троицкой улице накануне, 9 марта. Отпевали его в Пономаревской церкви на Волковом кладбище, где он похоронен.

После вскрытия завещания оказалось, что принадлежавшее ему имущество оценивалось примерно в 340 тыс. руб., однако долгов на нем лежало около 540 тыс. руб. Сей прискорбный факт означал, что его наследники (а вместе с этим и фискальные органы) не получали ничего. Наследникам еще предстояло отдавать отцовские долги…»^[438].

Дом на Троицкой улице унаследовала его жена Татьяна Григорьевна, дочь Григория Петровича Елисеева, коммерции советника и главы Торгового дома «Братья Елисеевы».

От брака с Григорием Сергеевичем у нее родилось девять детей, двое из которых умерли в младенчестве. Всех детей Растеряевых крестили в приходской Владимирской церкви. Как отмечает А.В. Краско, «судьба детей Г.С. И Т.Г. Растеряевых свидетельствует о разрушении на рубеже XIX — начала ХХ века традиционного уклада жизни купеческого семейства». Показательна в этой связи судьба их старшего сына Григория Григорьевича. «Родился он, — пишет А.В. Краско, — в 1861 году и при крещении получил имя в честь своего деда по матери Григория Петровича Елисеева. Обычно с сыном-первенцем семья связывает надежды на продолжение фамильного дела и приумножение достигнутых успехов. Однако молодой человек не собирался заниматься коммерцией. В 1888 году он окончил юридический факультет Университета и поступил на государственную службу в Департамент таможенных сборов Министерства финансов. Хотя значительно больше его увлекала поэзия — он писал стихи, много читал. Однако 6 апреля 1892 года Григорий Растеряев скоропостижно скончался в Париже, в возрасте 30 лет, тело его перевезли в Петербург и 14 апреля похоронили на Волковом кладбище. В 1893 году вышел в свет посмертный сборник стихов Григория Растеряева, изданный на средства родственников, что свидетельствует о желании его семьи сохранить память о рано ушедшем из жизни молодом человеке»^[439].

Перешла из купеческого сословия в дворянское и старшая дочь Растеряевых Агриппина Григорьевна. Восприемниками девочки, родившейся 2 марта 1863 г., стали при крещении Григорий Петрович Елисеев, дед со стороны матери, и бабушка по отцу Агриппина Васильевна Растеряева, в честь ее и назвали новорожденную. В январе 1884 г. она вышла замуж за отставного гвардии корнета, представителя древнего дворянского рода Виктора Владимировича Зеге-фон-Лауренберга.

А.В. Краско пишет: «…хотя в семье родились две дочери, совместная жизнь супругов вскоре потерпела крах: в 1890 году Агриппина оставила мужа и вернулась в дом отца. Она обратилась с прошением на высочайшее имя выдать ей отдельный от мужа вид на жительство и отдать ей дочерей. В Российском государственном историческом архиве хранится многостраничное дело, повествующее об этой печальной, но старой как мир истории. <…>

Конфликт супругов разбирался в течение нескольких лет. Она обвиняла мужа в пренебрежении к ней, в пьянстве, развратной жизни, он также обвинял ее во всех смертных грехах… В итоге суд признал Виктора Зеге-фон-Лауренберга „несостоятельным должником“, поскольку он не мог вернуть жене деньги по заемному письму, тульское имение выставили на продажу, его купил Сергей Григорьевич Растеряев, брат Агриппины. В июне 1893 года она, по высочайшему указу, получила отдельный вид на жительство, забрала дочерей и жила с ними в Петербурге»^[440].

Совсем иначе сложилась судьба другой сестры — Анны Григорьевны Растеряевой, которая вышла замуж за личного почетного гражданина Георгия Карловича Эша. «Этот брак, — отмечает А.В. Краско, — породил исконно русскую купеческую семью с семейством купеческим же, но немецким по происхождению»^[441].

В семейном доме Растеряевых на Троицкой улице прошли детство, отрочество и юность среднего и младшего сыновей Растеряевых: Сергея и Николая Григорьевичей.

Заметный след в науке оставил Н.Г. Растеряев. «Он, — как пишет А.В. Краско, — окончил Университет в 1897 году с дипломом первой степени и оставлен при Университете для подготовки диссертации на кафедре финансового права. Впоследствии Николай Растеряев опубликовал несколько научных трудов в этой области. Одно из его сочинений, „Государственное хозяйство: Курс финансовой науки“, вышедшее в 1904 году, ныне полностью опубликовано в Интернете, что свидетельствует о его актуальности и в наши дни. Н.Г. Растеряев состоял на государственной службе в различных финансовых учреждениях, в 1915 году имел чин статского советника.

В 1904 году после своего трехмесячного путешествия по Европе, он издал за свой счет книгу „Путевых очерков“, в которых обращал особое внимание на устройство финансовой системы европейских стран, в сравнении с Россией. Одно из его увлечений — музыка, в 1914 году он сочинил и издал ноты нескольких романов. Обстоятельства его семейной жизни точно не известны. В 1911 году он официально усыновил своих внебрачных детей Елену и Григория, они получили права личного почетного гражданина»^[442].

Кто была та женщина, что родила этих детей? В справочнике «Весь Ленинград» в середине 1920-х гг. среди жильцов дома № 12 (бывшего дома Растеряевых) упоминается некая Елена Петровна Растеряева. О роде ее занятий в справочнике сказано: певица^[443], возможно, именно она гражданская жена Н.Г. Растеряева.

Но вернемся к истории дома. Ранее уже говорилось, что после смерти в 1907 г. главы семьи Г.С. Растеряева долги превышали размер его состояния. «Однако, — пишет А.В. Краско, — это не означало полного разорения его наследников. При жизни Растеряев большие средства вложил в недвижимость, за ними оставался родовой дом на Троицкой улице, где по-прежнему жили вдова Татьяна Григорьевна и ее дочери. С ними еще проживали невестка Ольга Кузьминична, вдова сына Сергея. Татьяне Григорьевне Растеряевой принадлежал также большой доходный дом на углу Садовой и Гороховой улиц (№ 31 и 34, соответственно), который она купила в 1871 году за 335 тысяч рублей. Кроме множества квартир на первом этаже дома, помещалось несколько магазинов, в том числе чайный магазин купца Шлякова, аренда его в 1890-х годах, к примеру, приносила 2400 рублей в год. Доверенным лицом домовладелицы, от ее имени управлявшим делами, стал ее зять Георгий Васильевич Эш. Младшие дочери Т.Г. Растеряевой Елизавета и Татьяна владели тремя смежными доходными домами на Калашниковском проспекте (№ 11), в Перекупном переулке (№ 14) и на Херсонской улице (№ 4), приобретенными на их имена в 1898 году за 325 тысяч рублей»^[444].

Просмотренные нами адресные книги «Весь Петербург» и «Весь Петроград» свидетельствуют о том, что отдельные квартиры в доме Т.Г. Растеряева сдавали внаем, среди проживавших в разное время жильцов мы находим имена служащего государственного банка И.И. Гундырева^[445], живописца А.И. Фадеева^[446].

В 1917 г. в этом доме работал городской лазарет № 194, действовавший здесь в годы Первой мировой войны, и вегетарианская столовая, принадлежавшая С.И. Озерной^[447]. Но значительно чаще в адресных книгах упоминаются разные члены семьи Растеряевых: Сергей Иванович, поставщик Двора Его Императорского Величества, владелец специальных отделов железнодорожных поставок, путевого и другого инструмента для железных дорог, а также металлов (свинца, алюминия, мельхиора, никеля во всех видах), инструментальной и поделочной стали заграничных и русских заводов в Апраксином и Гостином дворах^[448] и Николай Григорьевич, помощник присяжного поверенного^[449].

В 1920-е гг. в этом доме располагался трактир «Ягодка». В очерке, посвященном улице Рубинштейна, В.Г. Исаченко отмечает: «…в конце декабря 1922 года состоялся Кустодиевский вечер, связанный с выставкой великого художника. Стены трактира были расписаны по его эскизам. Приветствовать мастера пришли А.Н. Бенуа, К.А. Сомов, М.В. Добужинский, Г.С. Верейский. К сожалению, тяжело больной художник не мог присутствовать на своем празднике»^[450].

Среди немногочисленных жильцов дома № 12 в 1930-е гг. в адресных книгах «Весь Ленинград» названы служащие различных советских учреждений Б.Е. Будяковский и И.А. Каплан, портной И.Н. Колобков, скорняк В.М. Мезнев, артист И.А. Орехов, Н.В. Парашохин и др.^[451], по данным «Путеводителя по Ленинграду» за 1940 г., в этом доме, в квартире № 3, размещалась областная детская экскурсионная туристская станция^[452].

Сегодня в этом доме размещаются детский сад № 91 Центрального района и кафе Steak show (локальные стейки) под названием «Гирлянда».

Дом № 14–16

На месте ранее стоящих двух доходных домов по Троицкой ул., 14 и 16, стоит перестроенное современное здание, представляющее один объект под двойным номером.

Первый располагался на участке, общем с домом № 9 на Владимирском проспекте, второй выходил на Графский пер., 6.

Современное пятиэтажное светло-коричневое здание с 12 балконами своим простым видом напоминает соседний дом и резко отличается от богато декорированных зданий XIX в.

В середине ХХ в. на месте дома № 14 находился пустопорожний участок, принадлежавший купцу Павлу Петровичу Гусеву^[453]. В 1860-е гг., по данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», его приобрел новый владелец участка потомственный почетный гражданин надворный советник Василий Абрамович Алферовский, при котором и построили дом на Троицкой улице. Новый дом он присоединил к своему же домовладению на Владимирском пр., 9^[454]. С этого времени и до 1917 г. дом находился в его владении, также ему и его жене Александре Прокофьевне (1804–1864; урожд. Пономаревой) принадлежало несколько домов в различных частях города.

Дом № 14–16. Фото авторов, 2021 г.

Подробная биография домовладельца приведена в книге А.Ф. Векслера и Т.Я. Крашенниковой «Владимирский проспект»: «В.А. Алферовский (1796–1875) с 1825 года — купец 2-й гильдии, с 1832 года — 1-й гильдии, с 1838 года — потомственный почетный гражданин. С 1827 года Василий Абрамович служил в городских учреждениях на разных должностях, в частности, был одним из директоров от купеческого сословия в Государственном коммерческом банке, попечителем Обуховской больницы, почетным членом Петербургского Коммерческого училища, в 1841–1844 и в 1858–1860 годах избирался на должность петербургского городского главы. Уйдя в 1860 году по состоянию здоровья с той должности, он остался гласным Городской думы. В.А. и А.П. Алферовские имели большое потомство: сыновья Алексей, Василий, Николай, Прокофий, дочери Александра и Екатерина.

Дело деда успешно продолжил внук и наследник его недвижимости титулярный советник Василий Алексеевич Алферовский. Его карьера стремительно шла в гору, о чем свидетельствуют следующие факты: в 1898 году он коллежский асессор, член Русского географического общества. В 1909 году — статский советник, а уже в 1911 г. возведен в дворянское достоинство по чину действительного статского советника»^[455].

Среди самых известных жильцов дома Алферовских — потомственный почетный гражданин, купец 1-й гильдии с 1879 г. П.Н. Целибеев. Как пишет в ранее цитированной книге «Петербургское купечество» А.В. Краско: «…третий сын основоположника купеческого рода Николая Гавриловича Целибеева Петр Николаевич (1843–1911) окончил Петропавловское училище и вместе со старшим братом Федором продолжал семейное дело — торговлю москательным товаром и железом, состоя в 1-й гильдии столичного купечества. Как и брат, он с 1879 года работал на бирже. В конце 1880-х годов ему принадлежало девять кладовых в Гостином дворе, откуда купленные оптом товары шли в розничную торговлю. Помимо Петербурга, Целибеевы стремились развернуть торговые операции в других городах. В 1880-х годах Петр Николаевич вел торговлю москательным товаром и железом в Москве, владел также каменными амбарами в Нижнем Новгороде.

В 1877 году одновременно со старшим братом Федором он стал гласным Городской думы. В 1880 году его избрали казначеем Городской управы, что свидетельствует о его безупречной репутации. В 1879 году Петр Целибеев стал членом Дома призрения и ремесленного образования бедных детей в Петербурге и жертвовал деньги на его нужды. С 1881 года он — выборный купеческого сословия, член Сиротского суда, в ве́дении которого была судебная защита прав сирот.

Жил Петр Николаевич Целибеев со своим семейством в наемной квартире на Троицкой, 14, по соседству с домом родственного семейства Растеряевых. Одно время ему принадлежал доходный дом № 55 по Литейному проспекту, но в 1911 году, после его смерти, наследники дом продали.

О его семействе известно немного. 18 апреля 1866 года во Владимирской церкви он венчался с Александрой Михайловной Ждановой, дочерью богатейшего кашинского купца Михаила Ивановича Жданова. У них родились сын Михаил и четыре дочери: Ольга (род. в 1868 г.), годом младше Александра, затем Анна и Лидия. Михаил, родившийся в 1876 году, окончил Николаевскую гимназию в Царском Селе и в 1895 году поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но курса не окончил по болезни. Судьба членов семьи после 1917 года неизвестна»^[456].

В 1908–1929 гг. дом № 14 на Троицкой улице значился как один из адресов Еврейского историко-этнографического общества^[457].

В 1917 г. здесь работал модный магазин «Альфонсина»^[458] и белошвейная мастерская Гаврила Гавриловича Лаунера; располагавшаяся в этом доме с 1894 г.^[459] Муж и жена Шарфы были известными в городе портными: Абрам Лейбович выполнял заказы мужчин, а Татьяна Михайловна шила женскую одежду^[460]. Более 20 лет, с 1894 по 1917 г., в доме проживала дочь действительного статского советника Ю.А. Бороздина^[461].

Самая ранняя информация о доме № 16, также стоявшем на месте современного, относится к 1790-м гг., в то время здесь находился дом Цейдлера^[462]. С 1839 по 1846 г. здесь жил поэт пушкинской поры Василий Иванович Туманский^[463]. Впервые он приехал в столицу из Харькова в 1816 г. (когда ему исполнилось 16 лет) и поступил в старейшую немецкую школу Санкт-Петербурга «Петришуле» (ныне школа № 222, Невский пр., 22–24).

В.Ф. Шубин в своей книге «Поэты пушкинского Петербурга» пишет о В.И. Туманском: «…любил литературу и с удовлетворением узнал, что в стенах школы собиралось Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. В начале 1800-х годов здесь преподавал русский язык Иван Мартынович Борн, один из основателей, а потом и президент Общества. При нем и происходили собрания в зале, расписанном художником А.И. Зауэрвейдом эмблемами наук и литературы. Но Общество давно обновилось по составу и устраивало теперь свои заседания в Михайловском замке. А в школе о нем напоминала лишь старая роспись, просвечивавшая, как вспоминал Греч, „сквозь слой прозаической белой краски, которою впоследствии покрыли храм поэзии“.

В 1818 году, в год окончания школы, Туманский познакомился с А.Е. Измайловым, которому понравились стихотворения юноши. Вскоре Туманский был принят в „михайловцы“. „Благонамеренный“ стал печатать его стихи, а когда он уехал для продолжения образования в Париж, — его корреспонденции о культурной жизни Франции. В Париже Туманский встретил В.К. Кюхельбекера, которого уже знал по Михайловскому обществу. До отъезда в Париж он успел познакомиться в Петербурге и с другими литераторами, многие из которых вскоре сплотились под знаменем „Ученой республики“.

С Кюхельбекером в августе 1821 года он вернулся в Петербург, где вскоре оказался в Обществе соревнователей. Все для него было торжественно и значительно на первом заседании — и выступления „соревнователей“, среди которых были знакомые и неизвестные ему, и собственное выступление. Знаменательное событие произошло через 2 года, 22 мая 1803 года, в доме вдовы Г.Р. Державина на набережной реки Фонтанки, 118.

В доме, где некогда жил прославленный поэт, с особым чувством воспринимались строки, прочитанные Туманским:

<…> „Туманскому аплодировали, — писал А. Бестужев на следующий день Вяземскому, — и стоит; были звонкие стихи и новые картины“. Вслед за своим стихотворением Туманский прочел отрывок из поэмы Рылеева „Войнаровский“.

И Рылеев, и Бестужев были очарованы талантом Туманского, чувствовали в нем надежного союзника в „Ученой республике“. Рылеев обращался к Туманскому: „Да не угасает же в тебе… никогда чистый пламень поэзии, возженный твоею прелестною музою… Пусть пламень сей назло ничтожной и мелкой собратии Федорова чаще и чаще рождает в тебе истинное вдохновение и дразнит самолюбивое безвкусие старообрядцев нашей словесности“. Эти слова Туманский прочитал уже в Одессе, куда уехал после выступления в доме Державина.

Северный климат плохо влиял на его здоровье. В Петербурге южанин Туманский часто болел, подолгу не выходил из дома… В Одессе, где он служил в Канцелярии губернатора Новороссийского края М.С. Воронцова, поэт познакомился с А.С. Пушкиным.

Продолжая службу в Одессе, Туманский старался следить за литературной жизнью. Главой современной литературы он признавал Пушкина и сотрудничал в близких ему изданиях. С 1828 года началась дипломатическая служба Туманского в Румынии, а затем в Турции. Творчество 1830-х годов (последнего десятилетия его поэтической деятельности), небольшое по объему, составило едва ли не лучшую часть его литературного наследия. Восемь стихотворений этого времени были напечатаны друзьями Пушкина в восьмом томе посмертного пушкинского „Современника“ (1837).

В январе 1839 года после долгого перерыва Туманский вновь поселился в Петербурге и определился на службу в Государственный совет. По инициативе государственного секретаря М.А. Корфа он принялся за составление „Истории Государственного Совета“.

Тогда же, в 1839 году, Туманский написал одно из последних стихотворений „Жалоба“, в котором с горечью признавался в утрате сил и чувств, наполнявших его молодость:

Этим стихотворением, написанным на исходе четвертого десятилетия жизни, Туманский как бы простился и с молодостью, и с поэтической деятельностью. Эти строки были написаны им в доме Цейдлера в Троицком переулке. В 1846 году поэт вышел в отставку и уехал в свое имение под Полтаву. Умер он в марте 1860 года»^[464].

В середине XIX в. стоявшим здесь одноэтажным домом владела мещанка Мария Васильевна Леденцова^[465]. Последующая история дома связана с несколькими поколениями купеческой семьи Константиновых. В 1860-е гг. он принадлежал санкт-петербургскому купцу 2-й гильдии Дмитрию Константинову^[466], а после его смерти перешел наследникам: сыну Алексею Дмитриевичу, студенту Санкт-Петербургского университета, и дочери Зинаиде Дмитриевне Константиновым.

В июне 1869 г. они впервые обращаются в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества за ссудой под залог своего имущества^[467]. Это имущество, как следует из архивного дела, включало в себя «каменный 3-этажный оштукатуренный, окрашенный колером и украшенный карнизом с кронштейнами и с парапетом дом». Окна второго этажа и мезонина были декорированы лепниной, наличниками и сандриками, в доме над подъездами установлены железные зонтики на кронштейнах. Центр второго этажа акцентирован балконом с железной решеткой. Со стороны Троицкого переулка — парадная лестница, а со двора — две черные. В дом тогда еще не провели водопровод, а из удобств — устроено пять отхожих мест.

Во втором отделении в описи имущества названы «смешанной постройки флигель по Графскому переулку, 1-этажный каменный и 2-этажный деревянный с открытой галерею и каменными сараями — во дворе. Здесь были каретный сарай и конюшни на 4 стойла»^[468].

В нижнем этаже проживал башмачного цеха мастер Федор Цапка, во втором — в 4-комнатной квартире жила графиня Елена Дмитриевна фон Эртцен, 7-комнатную квартиру в бельэтаже занимали сами владельцы. В третьем этаже 8-комнатную квартиру вместе со службами снимала жена капитана-лейтенанта Казнакова, и 5-комнатную — генерал-лейтенант Фердинанд Христианович Фуллон, 3-комнатную квартиру под винный погреб в подвальном этаже арендовал купец И.А. Шохин, а в квартире во флигеле было утроено питейное заведение крестьянина Г.М. Бояринова^[469].

31 июля 1869 г. Зинаида Дмитриевна оформила у санкт-петербургского нотариуса дарственную запись на принадлежавшую ей половину дома в пользу своего брата. Таким образом, студент и купец 2-й гильдии Алексей Дмитриевич Константинов становится единоличным владельцем дома, вместе с сестрой он по-прежнему проживал в собственном доме^[470].

В его доме жила упомянутая ранее графиня фон Е.Д. Эртцен, отставной губернский секретарь Ф.Е. Новиков, коллежский асессор А.Л. Оберт, статский советник С.А. Ольфонт, кордебалетная танцовщица Ф.А. Урбант. По-прежнему винный погреб держал купец И.А. Шохин, а питейное заведение — крестьянин Г.М. Бояринов^[471]. И через шесть лет в новой «Ведомости о доходах с дома» мы находим их имена. В 1875 г. в доме проживали также потомственный дворянин, коллежский регистратор Н.И. Колгенский, вдова штабс-капитана О.М. Пантелеева, купец 2-й гильдии Н.Д. Рогожин, отставной регистратор А.Д. Дубасов, а также повивальная бабка и столяр. Всего в доме и его флигелях было 11 квартир^[472]. В это время в дом уже провели водопровод и вместо отхожих мест появились ватерклозеты, устроены чаши с кранами и в некоторых квартирах и ванны^[473].

Очередную информацию о доме мы находим в документах Санкт-Петербургского городского кредитного общества за 1881 г., никаких изменений в имуществе А.Д. Константинова не произошло, но состав жильцов существенно изменился.

Из прежних обитателей дома, помимо самого домовладельца, в «Ведомости о доходах с дома» мы находим лишь Г.М. Бояринова, владельца винного погреба. В доме тогда проживали: в 5-комнатной квартире — жена почетного гражданина М.Г. Исаева, в 8-комнатной — действительный статский советник С.И. Лебедев, в 9-комнатной — княжна Н.А. Мустафина и купец 2-й гильдии А.А. Даненберг, в 6-комнатной — варшавская жительница госпожа Рвузевская, в 2-комнатных — сапожный мастер Комаров и прусская подданная Фрей Рейнгард. Питейное заведение держал в 1-комнатной квартире крестьянин Николаев. Доход с жильцов дома составлял тогда 9324 руб.^[474]

В адресных книгах «Весь Петербург» и «Весь Петроград» за 1894–1917 гг. мы нашли немало и других жильцов дома. Так, в 1894 г. в этом доме проживал классный художник Александр Семенович Егорнов^[475], член Общества русских кавалеристов, а после ухода из Общества его первого председателя, Альберта Бенуа, возглавил это художественное объединение. Такое же деятельное участие принимал А.С. Егорнов в работе Санкт-Петербургского общества художников и после отставки Г.П. Кондратенко занимал пост его председателя, 27 декабря 1902 г. в разгар рождественского «пятничкова ужина» А.С. Егорнов скоропостижно скончался^[476].

В те же годы Людвиг Гаклитеттер открыл в доме А.Д. Константинова литографическую мастерскую^[477]. На рубеже веков вместе с ними проживали подрядчик плотницких работ М.П. Алек сандров, вдова купца Е.Е. Ботнер, титулярный советник, чиновник 1-го Департамента Министерства иностранных дел К.А. Засецкий и часовой мастер А.К. Ивановский^[478]. Из купцов следует выделить С.П. Кирюшкина и К.П. Епифанова, владельцев ренских погребов^[479], а также Николаева, многие годы державшего питейный дом^[480].

Последний лист архивного дела датирован 19 августа 1911 г.^[481] Алексей Дмитриевич выплатил все долги Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу и до 1918 г. уже не закладывал свое имущество. О самом владельце, купце 2-й гильдии Алексее Дмитриевиче Константинове, известно лишь то, что он многие годы занимался благотворительной деятельностью и состоял членом правления Благотворительного общества Санкт-Петербургского ломбарда^[482].

Дальнейшую информацию о жильцах дома мы получили из адресных книг «Весь Петроград» за 1915–1917 гг. В 1917 г. в доме размещалось, пожалуй, самое большое количество магазинов — сливочными и молочными изделиями здесь торговали И.Е. Катуков^[483], а колониальными товарами от фирмы «А. Кацель и К^о» А.И. Кацель^[484].

Часовой магазин «И. Алениус» открыл И.П. Зименков^[485], а корсетную и белошвейную мастерскую — потомственная почетная гражданка М.А. Антонова, она же содержала в этом доме общедоступный буфет^[486]. Вместе с ними в доме жили преподаватели Александровского училища Н.М. Косырев и А.А. Грикин, фармацевт Э.-Л.Р. Шавель и др.^[487]

В середине 1930-х гг. дома под № 14 и № 16 по улице Рубинштейна разобрали и на их месте построили дошедшее до нас здание, которому уже более 80 лет.

Среди жильцов нового советского дома в адресных книгах «Весь Ленинград» названы преподаватели вузов, инженеры, бухгалтеры, управленцы, например: преподаватель С.И. Авирон, сотрудник управления сетями «Электротока» А.А. Андреев, служащий А.Б. Беляк, врач А.Е. Дмитриева и ее муж инженер А.Н. Дмитриев, служащие М.С. Зинкевич и А.Ф. Иогансон, бухгалтер М.М. Кремнев и его жена В.А. Кремнева, член Ленинградского общества любителей музыки, служащие различных советских учреждений П.Н. Крылов, М.С. Куприянова, И.К. Левин и др.^[488]

По сведениям путеводителя «Ленинград» за 1940 г., в доме № 16 в предвоенные годы работала механизированная мастерская «Ленремонтобувь», которая, «быстро, по желанию заказчика» производила ремонт обуви в его присутствии. Причем «ремонтные работы производятся квалифицированными специалистами на усовершенствованных машинах и сдаются заказчику лишь после осмотра инструктором мастерской»^[489].

Традиции деловой жизни бывших доходных домов сегодня поддерживают Банк «Siab», магазин женской одежды «Gatte31», универсам. В бывшем доходном доме сейчас располагаются Бельгийский гастрономический паб «Ватерлоо», во дворе дома «МОПС» — массажный SPA-салон.

От Графского переулка до Щербакова переулка

Нечетная сторона

Дом 9/3

Дом № 9/3, на углу улицы Рубинштейна и Графского переулка, пятиэтажный, салатного цвета, с рустовкой всех этажей — характерный образец безордерной архитектуры эпохи эклектики. Фасад здания разнообразят наличники и сандрики окон, а также декоративные скульптурные композиции в виде картушей, обрамленных ветвями лавра над окнами второго и третьего этажей, а также декоративный фриз над сандриками верхнего этажа. Центр здания выделен широким балконом второго этажа с чугунной орнаментальной решеткой. Первый этаж здания, с крупным рустом и простыми прямоугольными окнами, изначально предназначался для торговли.

Дошедшее до нас здание на углу улицы Рубинштейна и Графского переулка построено по проекту академика архитектуры Е.И. Винтергальтера, автора десяти доходных домов, обществ и культовых зданий^[490].

По данным «Атласа тринадцати частей…», в середине XIX в. на месте дошедшего до нас пятиэтажного дома стоял трехэтажный, принадлежавший тайному советнику Федору Петровичу Лубяновскому^[491]. В 1845–1847 гг. здесь проживал ученый-публицист В.А. Малютин. У него собирались петрашевцы, среди которых выделялся молодой литератор М.Е. Салтыков, друг хозяина квартиры. Впоследствии он изобразил атмосферу этих встреч в «Тихом пристанище»^[492]. В 1876 г., как следует из архивного дела Санкт-Петербургского городского кредитного общества, дом перешел в собственность потомственному гражданину, биржевому маклеру Алексею Ивановичу Лихачеву^[493].

Дом № 9/3. Фото авторов, 2021 г.

Из описания, содержащегося в деле, мы узнаем, что прежний двухэтажный дом был оштукатурен, его первый этаж рустован, окна украшены сандриками, по периметру двора располагались каменный одноэтажный жилой флигель с наружной деревянной лестницей и каменная двухэтажная служба. К моменту приобретения А.И. Лихачевым участка в доме было всего четыре квартиры, считая квартиры в мезонине и подвальном этаже, и одна квартира во флигеле^[494].

Среди немногочисленных жильцов дома в 1876 г. жили: сын прежнего владельца Г. Лубяновский, занимавший 10-комнатную квартиру, купец Г. Солдатиков, снимавший такую же квартиру, торговец Г. Леванштейн, проживавший в 2-комнатной квартире в мезонине, мещанин Г. Борковский, живший в 2-комнатной квартире, но в подвальном этаже, и купец Бантман, арендовавший комнату с перегородкой и большой кухней во флигеле^[495].

25 марта 1876 г. А.И. Лихачев обратился в Санкт-Петербургское городское кредитное общество за ссудой под залог дома и земельного участка с целью строительства на этом месте нового доходного дома, в ноябре того же года здание уже вчерне построено. В своем заявлении в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества от 27 сентября 1877 г. А.И. Лихачев сообщает, что отделка нового дома завершена. Архитектор кредитного общества в описи «четырехэтажного со стороны Графского переулка» дома указывает, что «лицевой фасад украшен тягами, поясками и рустами, окна — наличниками и сандриками, главный карниз — лепными работами», со стороны двора фасады «оштукатурены гладко», также в описании отмечены «балкон с чугунной решеткой». Со стороны Троицкого переулка указан каменный пятиэтажный лицевой дом «с такими же надворными флигелями». Фасад лицевого дома был «украшен тягами, поясками, рустами и наличниками с колонками». В дом провели водопровод и устроили ватерклозеты. Во дворе дома также возведено еще два каменных строения: одно двухэтажное — жилое, другое нежилое, хозяйственного предназначения^[496]. Большой интерес представляют содержащиеся в архивном деле «Ведомость о доходах с дома» со списками проживавших в нем жильцов. Так, из «Ведомости» за 27 сентября 1877 г. мы узнаем, что в первых трех этажах устроено 34 квартиры, а в четвертом и пятом домовладельцами открыты меблированные комнаты, «из которых 24 комнаты состояли каждая их кабинета, спальни и передней», кроме того, в каждой комнате установлены «умывальник и воздушный колокольчик».

Отдельную квартиру в доме арендовало Императорское человеколюбивое общество под магазин дамских вещей. Четырехкомнатную квартиру занимала заведующая магазином, причем две из этих четырех комнат представляли большие залы. В квартире установили ванну, ватерклозет, мраморный камин и провели газ, большую редкость для того времени. Еще одна 6-комнатная квартира предназначалась для мастериц и столовой. Одиннадцать комнат в доме арендовал Тульский земельный банк, три из которых представляли из себя большие операционные залы, а в других размещались кладовые со сводами и железными дверями. Был здесь и мраморный камин. Как и в вышеназванной квартире, сюда провели газ. Артельщики этого банка занимали 3-комнатную квартиру, а 10-комнатную квартиру под магазин и мастерскую учебных пособий арендовал дворянин и временный купец 2-й гильдии Ертемский.

А.Д. Михайлов

Самую большую барскую квартиру в 12 комнат занимали сами домовладельцы, в другой, 10-комнатной, проживал генерал-лейтенант Ченгери. Квартиры скромнее в шесть, пять и четыре комнаты занимали временный поверенный Дилон, купец Г. Сегаль, купцы 2-й гильдии Федоров и Гоостен-Востель, купеческие жены Паппе и Ефрон, купеческая вдова Варгунина, жена старшины уральского войска Обратнова, кандидат естественных наук А.Н. Канаев, дочь почетного гражданина Шумова, дворянка Тамаркина. В доме на тот момент была открыта портерная Славянского пивоваренного завода, она размещалась в 4-комнатной квартире и имела отдельный вход^[497]. В 1880 г. в доме проживал один из руководителей «Народной воли» Александр Дмитриевич Михайлов (1855–1884), стоявший у истоков двух организаций «Земли и воли» и «Народной воли», член ее исполкома, участник Липецкого и Воронежского съездов, покушений на Александра II. По словам В. Фигнер, это был «хозяин организации». Энергичный, умелый, предусмотрительный, он играл первую роль в составлении практических планов и в их осуществлении. Член Распорядительной комиссии, он заботился об обеспечении нормальной работы типографии, динамитной мастерской и других учреждений.

Как отмечают авторы книги «Народовольцы в Петербурге»: «Михайлов прекрасно разбирался в людях, любому умел найти подходящее дело, понимал, что с кого можно потребовать, кому что поручить, умел группировать людей, направляя их туда, где они были всего нужнее. Он мог проявить власть, но легко подчинялся сам, умел уступить первое место более самолюбивому товарищу, был рад любому таланту в другом человеке и всегда находил ему применение.

Настоящий руководитель, Михайлов никогда не терял из виду главную цель. Любое дело получало в его глазах смысл лишь в том случае, если ясна была его связь с общей задачей.

Мечтавший о мощной революционной организации еще при создании „Земли и воли“, одним из основателей которой он был, Михайлов неуклонно отстаивал новые для того времени принципы обязательности, подчинения меньшинства большинству, конспирации в построении организации. Таким же неуклонным блюстителем централизма, дисциплины и строгого соблюдения тайны был он и в „Народной воле“.

Михайлов был мастером конспирации. Проследить его в городе было невозможно, он знал в лицо полицейских агентов и легко находил их в толпе, помнил множество проходных дворов и магазинов и не раз спасал преследуемых товарищей. Но еще важнее то, что Михайлов стал „всевидящим оком организации и блюстителем дисциплины“. За это он получил прозвище „Дворник“. Он требовал от товарищей соблюдения осторожности, умения вовремя заметить сыщика, следил за внешним видом революционеров, который не должен был ничем привлекать внимания. Особенно заботился он об организации конспиративных квартир и о правилах пользования им.

Михайлов был сыном путивльского землемера. Окончив гимназию, в 1875 году приехал в Петербург и поступил в Технологический институт, но вскоре был исключен за отказ подчиняться оскорбительным школярским требованиям и выслан. Человек редкой целеустремленности и непреклонной воли, Михайлов еще в юные годы решил „жить и умереть для народа“ и отдал себя целиком революционному делу. Революция стала для него не только главным, но единственным делом жизни. Оно нисколько не тяготило его, он оставался человеком веселым и жизнерадостным, а каждый успех дела радовал его глубоко лично. Желябов говорил о Михайлове: „Это — поэт, положительно поэт в душе. Он любит людей и природу одинаково конкретно, и для него весь мир проникнут какою-то чисто человеческою, личною прелестью. Он даже формалистом в организации сделался именно, как поэт: организация для него — это такая же личность, такой же дорогой для него «человек», делающий притом великое дело. Он заботился о ней с такой же страстной, внимательной до мелочи преданностью, с какой другие заботятся о счастье любимой женщины“.

Беспредельно требовательный к себе, он настойчиво добивался такого же строгого исполнения поручений и от товарищей. К нему относились не только с любовью и уважением — его побаивался. Человек редкой цельности. Михайлов пользовался огромным авторитетом как у товарищей, так и среди посторонних лиц».

Его арестовали 28 ноября того же 1880 г., т. е. за полгода до покушения на Александра II, осужден по «процессу 20-ти» 6 февраля 1882 г. и приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой. Умер в Алексеевском равелине Петропавловской крепости^[498].

В «Ведомости о доходах с дома» от 10 сентября 1881 г. встречаются уже знакомые имена: частного поверенного Дилона, кандидата естествознания Канаева, дворянина и временного купца Ерохина. По-прежнему в доме располагались магазин Императорского человеколюбивого общества, Тульский банк, портерная и винный погреб, а также меблированные комнаты Лихачева, которые занимали 28 комнат; открылись шляпный магазин Сусловой и мелочная лавка Карякина. Потомственный почетный гражданин А.И. Лихачев проживал в барской квартире уже в 15 комнат, снимали квартиры в доме купец Якобсон, дворянин Обронполянский, действительный статский советник Фринберг. Обращает на себя внимание то, что на тот период в доме жили три иностранный подданных: француз Мизже, швейцарец Кан, голландец Энгбертс.

Но самый известный жилец дома — выдающийся артист Императорского Александринского театра К.А. Варламов, занимавший 4-комнатную квартиру под № 7^[499]. О нем следует сказать особо. Константин Александрович Варламов (1848–1915), актер и сын композитора А.Г. Варламова, получив домашнее воспитание в доме отца, пробует себя как актер в любительских спектаклях. С 1867 г. выступает уже на профессиональной сцене в театре А.М. Читау-Огаревой в Кронштадте и в различных провинциальных антрепризах. С 1875 г. и до конца жизни, в общей сложности 40 лет, Константин Варламов служил в труппе Александровского театра.

К.А. Варламов

Сначала актер прославился в амплуа опереточного комика в водевилях и комедиях: Менелай в «Прекрасной Елене» Ж. Оффенбаха, Базилио в «Свадьбе Фигаро» Бомарше и др. Как отмечали критики «буффорная комедийность и обостренная характерность в игре Варламова часто сопрягались с драматизмом и тонким лиризмом». Вот лишь некоторые роли, блистательно им сыгранные на сцене театра: Большов в комедии А. Островского «Свои люди — сочтемся»; Столбцев в «Новом деле» В.И. Немировича-Данченко; Шпуньдик в «Холостяке» И.С. Тургенева; Лебедев в «Иванове»; Сорин в «Чайке»; Симеонов-Пищик в «Вишневом саде» А.П. Чехова. Всего он сыграл около 30 ролей в пьесах Островского, в том числе в «Правда — хорошо, а счастье — лучше», Куролесова в «Горячем сердце», Крутицкого в «На всякого мудреца довольно простоты», Берендея в «Снегурочке», Чугунова в «Волках и овцах». Больше всего Варламов любил роли классического репертуара. Его искрометный талант особенно проявлялся в образах из произведений Н.В. Гоголя: Ляпкин-Тяпкин, Осип, Земляника, Городничий в «Ревизоре», Чичиков, Собакевич, генерал Бетрищев в «Мертвых душах», Степан, Кочкарев, Яичница в «Женитьбе» и др. К числу лучших ролей Варламова относятся также Варравин в «Деле» А.В. Сухово-Кобылина, Скалозуб, Горич в «Горе от ума» А.С. Грибоедова, Клюква в «Много шума из ничего» и т. д. Варламов выработал свою сценическую маску, использованную В.Э. Мейерхольдом в постановке «Дон Жуана» Ж.-Б. Мольера в образе В. Сганареля (1910 г.)^[500].

К.А. Варламов в роли Столбцева

К.А. Варламов в роли бабушки

Популярность К.А. Варламова у зрителей была столько велика, что его называли «царем русского смеха», выпустили даже папиросы «Дядя Костя». В Музее-квартире актеров Самойловых можно увидеть живописные портреты и скульптурные изображения актера. Похоронен Варламов в семейном склепе на Новодевичьем кладбище^[501] В 1890-е гг. здесь размещалась редакция литературно-научного и политического журнала «Северный вестник». В объявлении о подписке на очередной 1893 г. издательница журнала Л.Я. Гуревич и редактор М.И. Альбов информировали читателей, что: «…восьмой год издания журнала его редакция сохраняет установившиеся сроки выпуска: ежемесячно после 20-го числа, книжками от 25–30 печатных листов». Годовая цена без пересылки и доставки сохранялась прежней — 12 рублей, причем учащимся, духовенству, сельским учителям и учительницам журнал высылает на льготных условиях: взамен 12 за 10 рублей. Подписка принималась в Санкт-Петербурге, в главной конторе журнала, на Троицкой ул., 9. Главная контора была открыта ежедневно от 11:00 до 16:00, исключая праздники. Личные объяснения и всякие денежные выдачи производились по субботам от 13:00 до 16:00^[502].

В журнальном зале Российской национальной библиотеки любознательный читатель может ознакомиться со всеми томами этого журнала. Мы же приведем оглавление лишь одного из номеров, увидевших свет в доме № 9 на Троицкой улице. В первом, беллетристическом отделе журнала, были опубликованы продолжение романа К. Баранцевича «Семейный очаг», рассказ Я. Полонского «Мечтатель. Юноша 30-х годов XIX в.»; статья профессора И. Тарханова «О влиянии музыки на человеческий организм»; стихотворение А. Федорова «Зимняя дорога»; повесть Ф. Нефедова «Детство Протасова»; статья профессора И. Фойницкого «Женщина-преступница»; эскиз «Шурочка» Л. Горева; роман миссис Гэмфри Уорд «Мисс Брэдертон» в переводе с английского Л. Веселовского; сонеты Н. Минского; восточная сказка Кота-Мурлыки «Царевна Нанджана» и «Записки А.О. Смирновой (урожд. Россет)». Во втором разделе читатели журнала могли познакомиться с «Внутренним обозрением», областным разделом «Из провинциальной печати», «Политической летописью», литературными заметками и обзором новых книг^[503]. Сегодня многие имена авторов журнала давно забыты, как и их произведения, но читатель тех лет с нетерпением ждал выхода очередного номера журнала, читала его вся семья, иногда устраивались общие читки. Нас еще ждет рассказ о таком же толстом, содержательном журнале «Дело», который издавался за 30 лет до «Северного вестника» в доме № 11.

Но вернемся к истории дома. Здесь неоднократно случались пожары. Один из них случился 7 января 1882 г., убыток от него составил значительную по тем временам сумму в 3173 руб. 75 коп.^[504], другой пожар произошел 24 июня того же года, и ущерб от него составил 980 руб. 96 коп.^[505], третий пожар имел место 17 октября 1887 г. с убытком в 503 руб.^[506] и еще дважды, забегая вперед, при новой домовладелице 5 июля 1913 г. с убытком в 200 руб. и 13 апреля 1916 г. с убытком в 335 руб.^[507] Так как имущество Лихачевых было застраховано в Обществе взаимного от огня страхования, то после устранения последствий пожара они получали законную страховку за понесенные убытки^[508].

Согласно копии Вводного листа от 31 октября 1898 г., имущество, принадлежавшее потомственному почетному гражданину А.И. Лихачеву, перешло его вдове Анне Федоровне, которая владела этим домом до его национализации в 1918 г.^[509]

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., квартиру в доме снимал генерал от инфантерии барон Карл Андреевич Шернваль, за 65 лет до описываемых событий, в 1834 г., он получил первое офицерское звание^[510], его долгая армейская жизнь связана с пехотой. В 1848 г. присвоено звание полковника, в 1856 г. — генерал-майора, а в 1863 г. — генерал-лейтенанта. Многие годы барон Шернваль являлся комендантом Ивангородской крепости. В отставку вышел в звании генерала от инфантерии^[511].

Из адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г. известно, что здесь проживали: статский советник, камергер, служащий Кабинета Его Императорского Величества, член правления Общества попечения о бедных и о больных детях и Школы Императорского женского патриотического общества А.В. Дурасов и кандидат естественных наук Александр Николаевич Канаев^[512], который заслуживает отдельного рассказа.

Основанная им в 1873 г. мастерская учебных пособий за 30 лет деятельности имела 18 наград на выставках, из них 15 медалей. Здесь продавались наглядные учебные пособия по различным предметам преподавания, гигиенические учебные столы, полная школьная обстановка, волшебные фонари и картины к ним, аналитические модели из папье-маше, орнаменты, модели по рисованию, подвижные игры. Сохранились воспоминания А.Н. Бенуа: «Это было нечто единственное в Петербурге, основан был магазин в 70-х годах, в самый расцвет фребелевских увлечений, обязательно сплетавшихся со всякими другими прогрессивными идеями и затеями. <…> Что же касается меня, то я этот магазин в детстве ненавидел. <…> До чего я был огорчен, когда на роскошных елках у дяди Сезара я получал из рук его дочери Сонечки именно коробку с чем-либо очевидно назидательным и просветительным, что всегда оказывалось купленным именно в этом магазине Канаева. То было или какое-либо „историческое лото“. Или коробка со всеми материалами, чтобы делать какие-то плетушки. В позднейшие времена я лучше оценил магазин Канаевых» (там делались фотографии и диапозитивы для изданий «Мира искусства». — Авт.).

Бенуа вспоминает и об интересных вечерах в доме Канаева, где бывали актеры и художники, хотя его нередко раздражали назидательные замечания хозяина дома, профессионального педагога. В этом гостеприимном доме с одинаковым радушием принимали всех: «Первыми моими знакомыми из господ были три брата Канаевы. <…> Я был поражен приветливым и ласковым приемом, оказанным мне со стороны всего их семейства», — вспоминал Н.И. Свешников, которому А.Н. Канаев помогал многие годы^[513].

Несколько жильцов дома № 9/3 были связаны с железными дорогами, бум строительства которых приходился на XIX–XX вв., среди проживавших: служащий управления по сооружению Сибирской дороги А.М. Воронов; надворный советник, ответственный агентства и дирекции правления Московско-Курской железной дороги И.А. Лихачев; коллежский советник А.Г. Лихонин и сотрудник управления Балтийской и Рижской железных дорог, действительный член Русского Астрономического общества Д.С. Сумароков^[514].

В Департаменте железнодорожных дел трудился также титулярный советник А.М. Квищинский^[515], вместе с ними в это время жили: помощник присяжного поверенного Департамента шоссейных и водных сообщений В.М. Барсов; практикующий врач, доктор медицины С.А. Волянский; преподаватели Училища правоведения, коллежский советник И.И. Глыбовский; преподаватель Николаевской Инженерной академии капитан А.И. Соловьев; попечительница Александро-Невского приюта К.Н. Шульман^[516].

В 1890–1900 гг. в доходном доме Лихачева открылись кухмистерская П.И. Викентьева, красильная Д.И. Конякина и табачная лавка Маргариты Орт^[517].

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1907 г., в доме № 9/3 проживала художница Эмилия Карловна Гаучер^[518], одна из учредительниц первого дамского художественного кружка, основанного в 1882 г. как Благотворительное объединение женщин-художниц и любительниц искусства, принадлежащих к высшему свету. Его инициаторами выступали художницы Пелагея Петровна Куриар (дочь генерал-лейтенанта П.В. Вохина, впоследствии почетного вольного общника Императорской Академии художеств) и княгиня Анна Александровна Имеретинская (жена светлейшего князя А.К. Имеретинского, члена Государственного совета и главного военного прокурора, с 1892 г. — варшавского губернатора).

На первом собрании, состоявшемся 26 февраля 1882 г., кроме них, присутствовало 23 учредительницы, а именно: М.К. Бенуа, И.К. Бердель, А.П. Вохина, барон Е.К. Врангель, А.В. Вышеславцева, Э.К. Гаучер, княгиня О.Д. Голицина, С.И. Гончарова, Е.Д. Ермолова, Е.Ф. Жохова, В.Н. Корсакова, М.К. Колзакова, Ек. Н. Лансере, М.А. Маркевич, графиня А.Н. Мусина-Пушкина, Н.И. Назимова, барон М.О. Розен, графиня М.В. Ростовцева, М.А. Сарычева, А.Ф. Стефан и Е.Н. Шебеко. Некоторые дамы в прошлом обучались в Рисовальной школе Общества поощрения художеств^[519].

Отслеживая судьбу жильцов дома № 9/3 в предреволюционные годы, мы обратили внимание на то, что названные нами инженеры путей сообщения И.А. Лихачев и А.Г. Лихонин сделали успешную карьеру. Первый к 1917 г. стал действительным статским советником, что в «Табели о рангах» соответствовало придворному чину «камергер» и требовало обращения «Ваше превосходительство» и занимал должность председателя правления Нефтепромышленного общества «Кавказская звезда», его коллега А.Г. Лихонин в чине титулярного советника заведовал временным движением при постройке участка железнодорожного пути Петроград — Токсово — Лемболово^[520]. По соседству с ними жили: Б.С. Архимамудов, председатель правления Акционерного общества «Русские кабельные и металлические заводы»; Л.Д. Симонова, дочь генерал-лейтенанта; А.В. Тарусин, чиновник Департамента герольдии Правительствующего Сената, попечитель школы для мальчиков при Доме призрения А.И. Тименкова и В.А. Фролова, что на Симбирской улице; Л.А. Сумарокова, вдова статского советника, упомянутого ранее; А.С. Шустов, сын известного архитектора; преподаватель частной женской гимназии Владимир Иодэ Габриэль^[521].

По-прежнему в своем доме вдова А.Ф. Лихачева сдавала меблированные комнаты^[522] и работала мастерская учебных пособий, которую от отца унаследовала А.А. Обратнова-Канаева^[523].

Известность Троицкой ул., 9, как центра моды в предреволюционные годы поддерживали красильня «Куртен» М.С. Спасской, владелица модного магазина Rosine Н.С. Король, парикмахерская И.А. Соловьева и дамский портной Л.С. Милькер^[524].

В адресных книгах «Весь Ленинград» за 1925–1926 гг. мы находим имена новых жильцов дома № 9/3: Н.С. Бостогановой, владелицы мастерской во времена НЭПа, Е.А. Афанасьева, кандидата в члены Ленинградского Совета от Невского завода, советских служащих Н.Т. Андреева, С.В. Баркета и др.^[525]

В 1930-е гг. квартирантами дома были рабочий завода им. К. Маркса И.Ф. Вальтер,Б.И. Глезер, врачи Н.В. Балимская и А.И. Можаев, артист В.В. Максимов. В 1935 г. в доме располагался приемно-пошивочный пункт объединенной швейной артели, занимавшейся ремонтом и пошивкой верхнего платья и обмундирования^[526].

Сейчас в первом этаже дома располагаются кафе «Punk Brew», кофейня «Surf Coffee», ресторан «La Perla Seatfood Bar», бар «Boozy Street» и магазины одежды «Mollis», «Gate 31».

Дом № 11

Следующий на нашем пути дом № 11. Перед нами длинный фасад четырехэтажного дома в стиле ретроспективизма салатного окраса, с рустовкой второго-четвертого этажей, с венчающими здание фигурными аттиками, с окнами-люкарнами, украшенными богатым декором, с симметрично расположенными на уровне третьего этажа балконами с чугунными орнаментальными решетками. Двухколонные портики над этими балконами поддерживают антаблементы, увенчанные треугольными фронтонами. Типичными элементами поздней эклектики являются сандрики-полочки над окнами третьего этажа, причудливые наличники над окнами третьего этажа с включенными в них замковыми камнями. Первый этаж предназначен для торговли и лишен декоративной отделки.

Дом возведен в 1879–1880 гг. по проекту архитектора А.В. Иванова (1845 — после 1917), впоследствии действительного члена Императорской Академии художеств, завершившего сооружение ряда доходных домов по проектам М.А. Макарова, столь значимого для Троицкой улицы^[527].

В 1849 г., как видно из «Атласа тринадцати частей…», этот участок принадлежал купчихе Татьяне Васильевне Бобковой^[528]. По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», на этом месте торговец мебелью, купец 2-й гильдии Я.А. Гассе владел более скромным домом^[529].

Дом № 11. Фото авторов, 2021 г.

В 1868 г. в этом доме располагалась главная контора литературно-политического журнала «Дело». В обращении к читателям редакция сообщала, что в текущем году: «…журнал будет издаваться в том же объеме, направлении и последующей программе: в первом отделе помещаются статьи учено-литературного содержания по отраслям наук исторических, политических, естественных, сельскохозяйственных, педагогических, камеральных и т. п.; беллетристические, как-то романы, повести, драмы, рассказы, сцены, очерки, путешествия, стихотворения, как оригинальные, так и переводные. Во втором отделе — современном обозрении: 1) критика и библиография — разборы новых книг и отзывы о вновь выходящих сочинениях; 2) внутренние обозрения или хроника внутренней общественной жизни; 3) политическая хроника или обзор всех более замечательных событий политических, литературных и общественных». Подписная цена за годовые издания, т. е. за двенадцать книжек (от 30–32 листов каждая большого формата) определилась без пересылки в 13 руб. 50 коп., а с пересылкой и доставкой в 15 руб. Здесь же содержится важная для нас информация: «Подписка на ежемесячный журнал „Дело“ в 1868 году принимается в Санкт-Петербурге, в главной конторе редакции; в Троицком переулке, дом Гассе»^[530].

Официальным редактором журнала был И.И. Шульгин, фактическим же издателем и редактором — Г.Е. Благосветлов (до 1880 г.), журнал этот придерживался радикального направления. В начале 1870-х гг. его тираж доходил до 4 тысяч экземпляров. С журналом сотрудничали видные деятели революционно-демократического и народнического направления: П.Н. Ткачев, Н.В. Шелгунов, а также Н.Ф. Бажин, Н.Ф. Анненский, А.К. Шелер-Михайлов, Г.И. Успенский, А.П. Щапов, В.В. Берви-Флеровский, Д.Д. Минаев, Ф.М. Решетников, А.М. Левитов, П.В. Засодимский, Л.И. Мечников, позднее П.Д. Боборыкин, К.М. Станюкович, Д.Н. Мамин-Сибиряк; изредка А.Н. Плещеев, П.И. Вейнберг, С.Я. Надсон, П.Ф. Якубович^[531].

В первом номере журнала, подготовленном в доме Гассе и увидевшем свет в январе 1868 г., опубликовали повесть Н.Ф. Бажина «В лесу», романы испанского писателя Х. Мармоля «Друзья — хуже врагов» в переводе П.В. Засодимского, статьи «Американские патриоты прошлого столетия» Н.В. Шелгунова, «Положение женщины у диких и малоцивилизованных народов» Ш. Лефрена, «Русская журналистика при Александре I» А.П. Пятковского, стихотворение Андерина в переводе А.Н. Плещеева «Мать и сын», Е.Н. Глобиной «Решительный шаг», посвященное доктору медицины Сусловой. В разделе критики — современные обозрения «Старые романисты и новые Чичиковы» Н. Лунина с разбором романа И.С. Тургенева «Дым»^[532].

В 1868 г. в главной конторе журнала в доме Гассе можно было не только получить свежие номера журнала, но и приобрести новые книги: роман Ф. Шпильгагена в переводе с немецкого «Один в поле — не воин», книгу повестей и рассказов из времен французской революции Э. Шатобриана, фантастическую повесть Жюль Верна «От Земли до Луны 97 часов прямого пути», а также собрания сочинений русских писателей и поэтов И.И. Панаева, Л.А. Мея, Я.П. Полонского и др.^[533]

Издание журнала на Троицкой ул., 11, продолжалось и в 1869 г, причем здесь же размещалась и типография А. Моригеровского, в которой печатался журнал^[534]. Можно предположить, что в 1868–1869 гг. в редакции журнала могли побывать многие из его постоянных авторов. Один из них, тогда еще начинающий литератор Н.Ф. Анненский (1843–1912), в 1900-е гг. проживал в этом доме. В историю он вошел как известный экономист народнической публицистики, один из лидеров партий «Народное право» и «Союза освобождения», основатель партии народных социалистов^[535].

Однако вернемся к истории дома. Дошедшее до нас здание построено при потомственном почетном гражданине Иване Степановиче Крундышеве, основателе фирмы по торговле сукном «И.С. Крундышев»^[536]. После его смерти дом по наследству перешел к его вдове, купчихе Марии Петровне Крундышевой, продолжавшей торговлю сукном в Большом Гостином дворе^[537].

Ее наследником, новым домовладельцем после смерти купчихи, становится брат основателя фирмы, потомственный почетный гражданин Петр Степанович Крундышев^[538], а совладельцами — дети Ивана Степановича: Глафира, Любовь, Мария, Степан Ивановичи Крундышевы, а также член семьи, жена губернского секретаря, Любовь Николаевна Ефимова, почти полвека эта семья держала в Санкт-Петербурге торговлю сукном^[539].

В конце XIX. — начале XX вв. в доме жили чиновники, военные, купцы и ремесленники, по адресным книгам «Весь Петербург» удалось установить имена многих из них. Здесь проживали служащие различных министерств и ведомств: коллежский секретарь из Департамента шоссейных и водных сообщений А.П. Апахалов, чиновник К.В. Асмус, статский советник, чиновник Государственного контроля Российской империи военного и морского департаментов Д.И. Георгиевский, чиновник собственной Его Императорского Величества канцелярии А.К. Гладков, сотрудник 5-го Департамента Правительствующего Сената Д.И. Никифоров, служащий Николаевской железной дороги А.А. Нарышкин^[540]; надворный советник, инженер путей сообщения, служащий управления Николаевской дороги, член Императорского Русского технического общества А.Е. Строковский^[541].

Особо следует сказать о тайном советнике Ф.А. Ооме проживавшем в этом доме. Вот только часть из его многочисленных должностей: почетный опекун Совета учреждений императрицы Марии, управляющий карточной фабрики (средства, полученные от продажи ее продукции, игральных карт, шли на поддержание благотворительных учреждений ведомства), действительный член Совета Императорского человеколюбивого общества, главный управляющий общества Красного Креста. В 1890–1900 гг. в этом доме снимал квартиру архитектор Петр Юлианович Майер, начальник чертежной Городской управы, архитектор Горного департамента Министерства земледелия, помимо этого работал в Обществе попечения о бедных и больных детях и на Монетном дворе^[542].

Из военных, проживавших в доме № 11 в 1890-е гг., следует выделить генерал-майора, командира 1-й бригады 2-й Гвардейской пехотной дивизии Осипа Онуфриевича Квищинского и его сына Бориса Осиповича, подпоручика лейб-гвардии Егерского полка^[543]. После смерти мужа в доме жила вдова генерал-лейтенанта В.К. Медзелевского, а также работали мастерские по изготовлению золотых изделий З.Б. Миникеса и проволочных изделий Э.А. Эссенсона^[544].

Из представителей купеческого сословия помимо владельцев этого доходного дома, проживавших здесь (П.С. Крундышева и Л.Н. Ефимовой), в доме снимали квартиры почетный гражданин, купец Людвиг Гакштеттер, содержавший литографическую мастерскую, и купец 1-й гильдии Степан Степанович Федотов, владелец банкирской конторы.^[545]

В 1865 г. купец 2-й гильдии Степан Федотович Федотов (проживал в Троицком пер., 3) основал семейное дело — открыл меняльную лавку на Невском пр., 6. После его смерти в 1885 г. его дело перешло к сыну Степану Степановичу, в связи с кончиной последнего в 1912 г. банкирская контора перешла к сестре, потомственной почетной гражданке Надежде Степановне Федотовой, жившей в Графском пер., 10.^[546]

Квартиры в доме на рубеже веков снимали купцы 1-й гильдии Иван Николаевич Тер-Акопов, Игнатий Маврикиевич Кандерфрейнд, потомственный почетный гражданин Фридрих Яковлевич Элерц и др.^[547]

Дом № 11 на Троицкой улице связан с именем еще одного промышленника и торговца, потомственного почетного гражданина Александра Михайловича Шкунова, с 1880-х гг. владевшего сетью «колониальных» магазинов с винными погребами в Петербурге, один из которых находился в доме на Троицкой улице. В 1910-х гг. А.М. Шкунов активно включился в финансовые и промышленные операции, занимал посты вице-директора петербургского управления Русско-Азовского банка и члена правления Волжско-Сибирского нефтепромышленного общества, Лесопромышленного общества Средней России и члена совета Общества взаимного кредита при Петербургской фруктовой, чайной и винной бирже^[548].

Представителем петербургской интеллигенции в доме П.С. Крундышева можно по праву назвать Николая Дмитриевича Чечулина, доктора русской истории, помощника библиотекаря Императорской Публичной библиотеки, приват-доцента Санкт-Петербургского университета, члена Русского географического общества, Общества ревнителей русского исторического просвещения в память Императора Александра III^[549].

В доме более 30 лет (с 1880-х по 1917 гг.) располагалась редакция ежемесячного «Журнала Министерства народного просвещения», его редактором был Василий Григорьевич Василевский, с 1918 г. журнал стал называться «Народное просвещение»^[550].

В доме жили мастера различных ремесел: корсетный мастер Вильгельм Бергман, мебельно-столярный мастер Николай Иванов и мастер бронзовых изделий А.В. Романов^[551].

Кроме мастерских здесь работали модный магазин В.Д. Дерига, столярная мастерская А.М. Ивановой, переплетная мастерская и золотопечатня Ш.Н. Левина, мастерская дамских платьев Ю.И. Рутковского, чайный и фруктовый магазины И.Л. Ромашева^[552]. Говоря современным языком, в доме № 11 на рубеже веков процветал малый бизнес. К этому следует добавить разместившуюся в доме «артель общественного контроля изделий для розничной продажи газет и журналов»^[553].

В начале 1900-х гг. в доме № 11 находилось правление кассы взаимопомощи литераторов, принимавшее пожертвование от всех лиц. В этот дом приходили и люди, не имеющие отношения к литературе, одни — преимущественно мужчины, заходили в помещавшийся на первом этаже магазин «Гольцмана и К^о», где тем, «кто любит свет», предлагалась «новая керосино-калильная горелка „Стела“ в 100 свечей. Цена 6 руб. 50 коп.», другие — исключительно дамы, поднимались на второй этаж, где «повивальная бабка дает совет ежедневно от 10 ч. утра до 8 ч. вечера»^[554].

В 1907 г. в доме проживал гражданский инженер и классный художник Степан Петрович Галензовский^[555], автор таких построек, как костел Святого Сердца Господня Иисуса (1907–1919 гг.; ул. Бабушкина, 57) и надгробного памятника Н.Е. Ефимова на Новодевичьем кладбище (совместно с И.В. Жолтовским); известность в Петербурге принес ему доходный дом А.Н. Перцова (Лиговский пр., 44), построенный при участии И.А. Претро в 1910–1911 гг. Работал он и в Москве. Степан Петрович вел и активную преподавательскую деятельность в Институте гражданских инженеров (с 1914 г. — профессор ИГИ), Институте инженеров путей сообщения, Технологическом институте, Женском политехническом институте. Известен он и как общественный деятель: член правления, товарищ председателя Общества гражданских инженеров, член редакционной комиссии «Ежегодника общества архитекторов-х удожников»^[556].

Значительно возросла деловая жизнь в доме № 11 в предреволюционные годы. Здесь располагалась школа кройки и шитья Х.И. Ганжала; петербургские модницы приходили в этот дом к дамскому портному М.Г. Тулякову; женщины, ждавшие пополнения потомства, — к акушеру-фельдшеру Х.И. Виткун-Быковской и акушеру-массажисту Р.А. Годлинг; торговали золотом С.М. Левин и А.Я. Кулемин; работала модистка А.А. Михеева; обмундированием и снаряжением для войск занимался В.В. Бонч-Бруевич; держал парикмахерскую дамский мастер И.А. Шешуков; располагались правление Петроградской трудовой артели Храпунова; работала портниха В.К. Белова^[557].

Как и прежде, в доме Крундышевых квартиры в лицевом доме занимали видные чиновники. Один из них, Я.Н. Колубовский, занимал должности управляющего делами, попечителя Императорского общества Марии Александровны, секретаря редакции «Журнала Министерства народного просвещения» (его редакция, как уже было отмечено ранее, располагалась в этом же доме) и «Известий по народному образованию»^[558]. Эти должности Я.Н. Колубовский совмещал с общественной работой как казначей Философского общества образования и воспитания ненормальных детей, члена Петроградского комитета для помощи ослепшим воинам, председатель правления Общества бывших воспитателей-коллег Павла Галспана, председателя совета Всероссийского союза учреждения обществ частного призрения, секретаря кассы взаимопомощи студентов Петроградского университета, наконец, товарища председателя родительского комитета женской гимназии Стоюниной^[559], как он совмещал все эти должности, остается большой загадкой.

На рубеже веков благотворительная и общественная деятельность была престижной. Еще один высокопоставленный чиновник, проживавший в канун революционных потрясений 1917 г., — Евгений Павлович Сверчков, действительный статский советник в звании камер-юнкера, чиновник особых поручений при Управлении воинской повинности^[560] в годы Первой мировой войны.

В череде чиновников, купцов и военных в предреволюционные годы выделяются: артист Н.Ф. Лебединский и переводчик Министерства иностранных дел М.С. Шахматинский^[561].

Просматривая адресные книги «Весь Ленинград» с 1925 по 1935 г., в списке жильцов мы нашли имя Александры Георгиевны Крундышевой, одной из наследниц дореволюционных домовладельцев, которой для проживания в бывшей барской квартире выделили всего две комнаты^[562].

В эти годы жильцами дома № 11 являлись: терапевт В.Х. Блюменталь^[563], советские служащие Б.С. Брауде, М.И. Бредов и его жена А.Л. Бредова, юрист, член коллегии защиты Н.И. Бродецкий, служащий Л.К. Доровский, техник А.З. Волож, бухгалтер М.И. Воронин, стоматолог Р.А. Гибельсон, служащий Р.Р. Гейниш, кустарь-сапожник Ф.А. Геншке, работавший в товариществе «Куст-обувь», А.Т. Гольберг, инженер А.Ф. Заболоцкий, А.М. Иванов-Глинка, парикмахер В.А. Ирлин, П.А. Кайлис, бухгалтер Н.А. Левченко и др.^[564]

По данным той же адресной книги, в 1930-е гг. на первом этаже дома располагалось овощехранилище Центрального района «Пролетарий». Это овощехранилище значилось под № 14, а еще одно, размещавшиеся в доме № 15/17, имело № 13^[565].

Сегодня на первом этаже дома размещаются кафе «Noir», сеть баров «Bar Group» кафе-бар «Леонардо», бар, гриль и коптильня «Smok BBQ», где к услугам посетителей 30 сортов бургеров, кухня южных штатов и вина Калифорнии, бурбоны и кентуки. Во дворе дома располагается издательство «Спорт-Экспресс», центр йоги «Шакти».

Дом № 13

Дом № 13 — четырехэтажный, ярко-розового цвета, с характерной эклектичной отделкой, сегодня занимает Государственный детский музыкальный театр «Зазеркалье». Вглядимся в его фасад. Наиболее выделяется архитектурным обликом второй этаж с ритмичным рядом 18 окон, соединенных широкими полуарками белого цвета, скрепленными своеобразными замковыми камнями и акцентированные круглыми розетками. Окна третьего этажа, отделенные от второго междуэтажной тягой, оформлены изящными сандриками на «полочках», а четвертого — сплошной лентой полуциркульных наличников, оригинально скрепленных замковыми камнями. На уровне третьего этажа расположено два балкона. Венчает здание во всю его длину широкий карниз. Это здание возведено в 1863–1864 гг. по проекту городского архитектора Н.П. Гребенки и частично перестроено сначала в 1888 г. архитектором А.В. Ивановым^[566], а в 1913 г. — гражданским инженером И.И. Бургазлиевым^[567].

Дом № 13. Фото авторов, 2021 г.

Дом построен по заказу жены титулярного советника Марии Федоровны Руадзе^[568]. В середине же XIX в., как следует из «Атласа тринадцати частей…», этот участок принадлежал купчихе Василисе Тимофеевне Никулиной, при которой на нем располагались дровяной двор и торговые бани^[569]. С 1860-х гг. история этого дома прослежена нами по архивному делу Санкт-Петербургского городского кредитного общества. Архитектор этого общества А.И. Климов, осмотревший новый дом 20 сентября 1864 г., в описи имущества жены титулярного советника Марии Федоровны Руадзе, проживавшей по нумерации того времени во 2-м квартале Московской части, по Троицкому переулку под № 147/146, на участке 4, называет «каменный дом с оштукатуренным фасадом с хорошею и красивою отделкой в 4 этажа, с таковым же выступом во дворе, с 3 чугунными балконами и парадною лестницей». Новшество, сразу же выделившее этот дом среди других в Троицком переулке, — «каменный корпус для большой залы и столовой в 2 и частью в 3 этажа в середине двора». Кроме того, А.И. Климов включил в опись имущества М.Ф. Руадзе «каменный флигель, в левую сторону двора, с пристройками в 4 этажа и еще один каменный флигель по правую сторону двора в 4 этажа».

В журнале правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества от 2 октября 1864 г. особенно отмечается, что «корпус для зала (12 саженей длины и 7 саженей ширины) особенно капитальной постройки, со стенами в 4 кирпича, сводами и крышечными стропилами сложной конструкции», а во внутренней отделке лицевого дома, что «у окон бельэтажа подливают мраморные подоконники и обделывают откосы мраморными»^[570].

Через год в описи за сентябрь 1865 г. указано, что на первом этаже дома 7 квартир по 2, 3 и 4 комнаты еще не заселены, во втором этаже «27 комнат, а к ним принадлежит два больших концертных зала, и при них 3 комнаты с особой лестницей, всего, кроме зал, 30 комнат». На третьем этаже еще две квартиры в 13 и 14 комнат, также не занятые. На четвертом этаже в 13-комнатной квартире проживал генерал-майор Липин, в 11-комнатной — князь Эристов, который арендовал также конюшню на 4 стойла для своего выезда. В дворовых флигелях, «в том, что с левой стороны», указаны на первом этаже две свободные квартиры: 2- и 3-комнатная, в двух других проживал «иностранец Геслер», устроивший в одной из занимаемых комнат мастерскую. Господин Геслер снимал также еще и две 3-комнатные квартиры на втором этаже. Еще две 3-комнатные квартиры были не заняты. На четвертом этаже в двух 3-комнатных квартирах проживали унтер-офицеры Аничкова дворца. Общий доход с дома в 1865 г. составлял 32 тыс. руб. серебром^[571]. Если в лицевом доме с левым флигелем два верхних этажа полностью отделали и даже частично заселили, то на первом и втором этажах работы еще продолжались. Флигель с правой стороны был полностью окончен, а корпус же «с большою залою еще отделывался».

Для того времени доходный дом М.Ф. Руадзе считался образцовым во многих отношениях: «строения были снабжены водопроводом с ватерклозетами, ванными и кранами; лестницы, весь второй этаж с бальною залою и столовою, отделываемых для помещений клуба, должны были освещаться газом, в 1865 году для этого уже были проведены трубы»^[572].

Отделку дома М.Ф. Руадзе окончательно завершили к концу декабря 1865 г., о чем в своем заявлении в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества заявила домовладелица, а архитектор Климов, в очередной раз осмотревший строения 11 февраля 1866 г., констатировал окончание всех работ, и особенно отметил, что «произведены разные капитальные постройки и из маломерных сделана большая зала с новыми лепными потолками и карнизами, тоже устроен водопровод и газовое освещение»^[573].

Новую информацию о доходах дома мы находим в «Ведомости о доходах с дома» за 29 февраля 1868 г. В каменном четырехэтажном дворовом флигеле размещалась типография, а в лицевом доме 11-комнатную квартиру арендовало Собрание художников (о нем речь пойдет далее). Сама домовладелица, ее муж Григорий Иванович и сын Иван Григорьевич Руадзе, проживали в собственном доме. С момента завершения отделочных работ в зале для собраний в нем регулярно проходили благотворительные концерты, праздники и танцевальные вечера.

Неслучайно во вновь отделанном доме Руадзе в 1867–1868 гг. проживал А.Г. Рубинштейн. Это его первый адрес в Троицком переулке, хотя более известен второй адрес композитора в доме № 38, где и установлена мемориальная доска выдающемуся музыканту. С домом же № 13 связан первый период его руководства, созданной им, Петербургской консерватории^[574].

Однако 6 ноября 1869 г. Мария Федоровна Руадзе продала свой дом порховской мещанке Марфе Никифоровне Зайцевой, о чем свидетельствует удостоверение Санкт-Петербургского городского кредитного общества, выданное ей 11 августа 1870 г.^[575]

При новой домовладелице на заднем дворе вместо сломанных каменных служб построили каменную конюшню, «к каменному корпусу для удобства бального зала и столовой сделана каменная пристройка в 2 этажа и произведены внутренние капитальные переделки, каменные пристройки были сделаны и к каменному флигелю, что слева во дворе, наконец, на задней линии двора возведен новый флигель в 4 этажа»^[576].

Из доверенности, выданной М.Н Зайцевой коллежскому асессору П.Н. Харькову, мы узнаем, что она была неграмотной девицей, и ведение дел поручила своему доверителю, а «жительство имела в Петербургской части по Большой Николаевской улице в доме этого самого Харькова», в скором времени после приобретения дома Марфа Никифоровна вышла замуж за губернского секретаря Николая Степановича Тютчева и далее в документах именовалась уже его женой^[577]. В «Ведомости о доходах с дома» М.Н. Зайцевой от 5 августа 1870 г. названы жильцы и арендаторы за тот же период: «Клуб Санкт-Петербургских художников, статс-секретарь Кавказского комитета Николай Гулькевич, действительный статский советник Сущев, магазин под Детскую книжную библиотеку, винный погреб крестьянина Бояринова, г-н Кириевский, контора Газогара, художник Серебряков, Кавказский комитет; всего 17 квартир»^[578].

Семнадцатого декабря 1873 г. размеренную жизнь жильцов дома нарушил пожар, ущерб от которого составил 3418 руб., сумма по тем временам немалая^[579].

В духовном завещании от 23 октября 1873 г. Марфа Никифоровна завещала каменный дом в полную собственность своим детям: сыновьям Дмитрию, Василию и Нилу и дочерям Надежде, Елизавете и Марии. По достижении ими совершеннолетия или при замужестве одной из дочерей дом должен был быть продан, и деньги от продажи отданы каждому в равных долях. Душеприказчиками для исполнения этого завещания Марфа Никифоровна назначила порховских помощников своего супруга губернского секретаря Николая Степановича Тютчева и надворного советника Петра Николаевича Харькова. Умерла Марфа Тютчева 17 января 1874 г. Указом Его Императорского Величества опекуном несовершеннолетних девиц был назначен вдовец надворный советник П.Н. Тютчев^[580]. Однако очень скоро обнаружилось, что духовное завещание умершей было недействительно, «чем обнаружились действия П.Н. Тютчева против интересов несовершеннолетних опекаемых», вследствие чего «от опекунского завещания он был уволен»^[581].

В архивном деле хранится вводный лист от 13 сентября 1874 г. на перевод имущества М.Н. Зайцевой на имя ее незаконнорожденных детей Дмитрия, Василия, Нила, Надежды, Елизаветы и Марии, доверенность на управление домом дана надворному советнику П.Н. Харькову^[582].

Восьмого марта 1875 г. в доме произошел еще один большой пожар, убыток от которого составил 4275 руб.^[583]

В актах от последующего осмотра дома указывалось, что никаких изменений в нем не произошло, все сооружения находятся в хорошем состоянии и регулярно ремонтируются^[584].

Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества 13 октября 1877 г. оценило дом вместе с землей в крупную сумму 407 373 руб. серебром, в соответствии с завещанием М.Н. Тютчевой ее дом продали, и 16 марта 1878 г. имущество наследников перешло во владение коллежского советника Евгения Осиповича Габриловича по акту купчей крепости^[585].

Из описи, сделанной архитектором Кредитного общества 2 июня 1881 г., мы узнаем, что после оценки имущества новым домовладельцем «сделаны разные изменения во внутреннем расположении помещений с устройством в нижнем этаже трактирного заведения и обращением некоторых нежилых помещений в жилые»^[586]. Кроме того, «в имуществе сделана каменная одноэтажная пристройка для устройства отдельного входа в концертный зал, для чего также уничтожена квартира в нижнем этаже флигеля, где устроены сени для гардероба и прямая широкая лестница (в один марш) во втором этаже», что касается зала, то в нем «устраивалась эстрада для сцены»^[587].

В «Ведомости о доходах с дома» от 6 февраля 1884 г. в первом этаже лицевого дома названы «магазин (занимал 3 комнаты), трактир (в 12-комнатной квартире); театральное зало; квартиры № 3, 4, 5, 11, 19 и 20 арендовало правление Юго-Западной железной дороги, а зало — Клуб художников». В описи содержится подробная характеристика театрального зала, располагавшегося на втором этаже каменного дворового флигеля: «…один малый зал 40,5 кв. саженей, один большой зал в 83 кв. саженей в 2 света; к нему примыкают: с одной стороны — сцена в 17,5 кв. саженей и лестница в 1 этаж, а с другой стороны — двое сеней и три жилые комнаты, принадлежавшие театральному залу. На третьем этаже — второй свет большого зала и вторая половина, без окон, малого зала». К дому, как отмечается в описи, примыкает каменная, крытая железом с террасой пристройка, в которой помещаются сени для входа в театральный зал. К театру относились также большая кухня и 2 уборные для артистов, расположившиеся на 1-м этаже флигеля. Там же размещался и архив дирекции Общества Юго-Западных железных дорог^[588].

Евгений Осипович занимал квартиру в собственном доме, ему, как видно из крепостной архивной книги, помимо дома, перешло опекунство над малолетними детьми умершей М.Н. Тютчевой, «купеческими братьями Василием и Нилом и сестрами Елизаветою и Марией Николаевными Тютчевыми и санкт-петербургской купеческой сестры Надежды Николаевны Тютчевой, последней за себя и по доверенности брата своего несовершеннолетнего юнкера 1-го Павловского военного училища Дмитрия Николаевича»^[589].

Взяв под залог дома крупный заем в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе, Е.О. Габрилович не смог вовремя выплатить обществу полагающиеся проценты и влез в долги. В апреле 1884 г. в газетах «Ведомости Санкт-Петербургской полиции» и «Новое время» поступило объявление от Санкт-Петербургского городского кредитного общества о назначении в продажу имущества Е.О. Габриловича из-за неуплаты долга тайному советнику В.В. Розену в 75 тыс. руб., данному ему в займы под заклад дома. Общий же долг Габриловича составлял катастрофическую сумму в 380 637 руб. 86 коп. В результате его имущество перешло во владение этого самого Розена^[590]. С ним связан конфликт, который прослеживается в материалах дела.

Архитектор Санкт-Петербургского городского кредитного общества А.А. Бертельс, которому В.В. Розен воспрепятствовал в оценке дома, в своем отчете правлению Общества отметил, что помещения, занятые в доме правлением Общества Юго-Западных железных дорог требует капитального ремонта на сумму 10 тыс. руб., другой крупный арендатор — Комитет общества любителей сценического искусства, предъявил смету, составленную архитектором Ф.С. Харламовым, на сумму 4 тыс. руб. «на самые необходимые отделку и достройку арендуемого ими по контракту помещения». Запущены были и многие другие квартиры: где-то отпала штукатурка с потолка, где-то прогнулся балкон настолько, что угрожает обрушением, кроме того, в 1883 г. началась постройка новой театральной залы, которая не была окончена. На самоуправство Розена в правление Общества поступили жалобы от жильцов дома. Правление вынуждено было просить пристава 14-го участка Московской части «об оказании со стороны полиции агентам правления господам Бертельсу и Монтандру содействия в осмотре дома». В свою очередь, В.В. Розен в преддверии торгов затеял тяжбу с арендатором Аркадьевым, однако мировой судья «приговорил» последнего «по суду оправданным»^[591].

Намечавшиеся на 8 сентября 1884 г. торги на продажу дома Е.О. Габриловича не состоялись из-за неявки покупателей. В сложившейся критической ситуации правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества поручило управление домом проживающему в нем «свободному художнику архитектуры» Василию Андреевичу Попову, которого, в свою очередь, поддержало правление Общества Юго-Западных железных дорог, занимавшее бо́льшую часть этого дома, назначив В.А. Попову за эту работу вознаграждение в 50 руб. в месяц^[592].

В составленным В.А. Поповым акте об осмотре дома помимо указанного Общества Юго-Западных железных дорог названы и другие арендаторы квартир: трактир госпожи Анкудиновой и часовой магазин. Относительно театральной залы В.А. Попов заметил, что: «…зал никем не занят, и на пользование им до 17 числа сего месяца прав никто не предъявлял. 17 же числа сего месяца явился некий господин Григорьев и заявил, что по передаточной надписи по контракту, заключенному между господами Розеном и Сегалем, отдан ему в арендное содержание, но на какой срок и на каких условиях — ничего не объяснил»^[593], 5 ноября 1884 г. имущество, принадлежавшее ранее Е.О. Габриловичу, перешло во владение Санкт-Петербургского городского кредитного общества^[594].

В новой «Ведомости о доходах с дома» появляется имя К. Зигеля, державшего в Троицком пер., 13, магазин и заведение для газо-водопроводов и составившего смету на проведение водопроводных ремонтных работ в доме^[595].

Наконец, 29 мая 1885 г. купец Николай Иванович Павлов по доверенности своей жены, потомственной почетной гражданки Анны Ивановны Павловой заявил, что «она желает приобрести вышеозначенный дом г. Габриловича за 295 000 рублей». Наблюдательный комитет по предъявлению правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества 31 мая 1885 г. разрешил принять предложение госпожи Павловой^[596].

С этого момента началась новая, быть может, самая яркая страница истории дома в дореволюционный период. Из доверенности, выданной А.И. Павловой своему брату санкт-петербургскому купцу И.И. Ванчикову для управления домом, мы узнаем, что помимо дома в Петербурге она владела еще имением Жабинец в Порховском уезде Псковской губернии^[597].

По адресным книгам «Весь Петербург» за 1890-е гг. удалось получить дополнительную информацию о проживавших в доме жильцах и арендаторах его помещений: временный купец Тимофей Николаевич Николаев держал буфет в Докторском клубе, а Евдокия Филипповна Анкудинова — трактир^[598]. Здесь работала мебельно-столярная мастерская Григория Васильева, торговлю в доме Павловой вел шляпный торговец Остап Донто, сама домовладелица, помимо театрального зала, содержала меблированные комнаты, чайную и фруктовую лавки держал И.П. Ромашев, меховую торговлю вел Ф.С. Одноушевский^[599].

На рубеже веков в доме проживали: чиновники Департамента торговли и мануфактур, коллежский асессор С.Г. Будагов, работавший в Петровском коммерческом училище, и Ф.Н. Нилов, коллежский секретарь из управления Межевого департамента Министерства юстиции, лейтенант Ф.К. Кульстрем, служивший при штабе 2-го Флотского дивизиона, штаб-ротмистр князь Петр Яковлевич Орбелиани, вдова полковника графиня Мария Георгиевна Растопчина, помощник присяжного поверенного Цалк Меерович Райгродский, гофмейстер Двора Его Императорского Величества Л.П. Тамара^[600].

Но, пожалуй, самым известным из проживавших в этом доме на рубеже веков был профессор Санкт-Петербургского университета, действительный член Общества ревнителей русского исторического просвещения в память Императора Александра III Андрей Викторович Прахов^[601].

Отдельные квартиры в доме А.И. Павловой на тот период арендовали: контора Товарищества «Карман и братья Млынарские», Санкт-Петербургский драматический кружок (гоголевский) во главе с председателем С.И. Троицким и директором Ю.А. Мансфельдом, брат А.И. Павловой санкт-петербургский купец И.И. Ванчаков был управляющим театральным залом, а зав. сценой служил В.Б. Трентеполь^[602].

Из последней описи дома, представленной в архивном деле за 1914 г., известно, что в главном лицевом доме, выходившем на Троицкую улицу, в первом этаже располагалось 3 магазина, трактир и 15 жилых комнат, в подвале — дровяные сараи и винный погреб. Второй, третий и четвертый этажи арендовало по-прежнему правление Общества Юго-Западных железных дорог (соответственно, 11, 18 и 20 больших комнат). В каменном дворовом флигеле располагалась контора театрального зала и само театральное здание^[603].

Дополнительная информация о доме в предреволюционные годы содержится в адресных книгах «Весь Петроград». Здесь размещался кружок любителей музыки и пения (заведующий В.А. Аганзевич), управляющим домом в предреволюционные годы являлся сын А.И. Павловой надворный советник, инженер путей сообщения Иван Николаевич Павлов, располагалась Петроградская музыкальная школа, директор (свободный художник И.А. Боровка), модный магазин «Жаннет», владелица — Рапопорт, контора молочной фирмы «Новатор», осуществлявшая доставку на дом молока и молочных продуктов, магазин дамских шляпок уже упомянутого, прежде именовавшего себя Остапом, а теперь Огюста Донто^[604].

Особую известность этому доходному дому с 1860-х гг. и до 1917 г. принес зал собраний М.Ф. Руадзе (позже известный как зал А.И. Павловой), о его деятельности следует рассказать подробнее. Сам театральный зал был рассчитан на 500 мест, имел освещение газовыми люстрами, и его сцена хорошо подходила для спектаклей и концертов. В середине сцены имелись даже приспособления для фонтанов. Не случайно здесь в разные годы располагались докторский, драматический, артистический и художественный клубы. Первую яркую страницу в историю зала собрания вписал Клуб художников, впоследствии Санкт-Петербургское собрание художников.

История создания и деятельность Клуба художников рассмотрена в ранее цитируемой нами монографии Д.Я. Северюхина «Старый художественный Петербург. Рынок и самоорганизация художников от начала XVIII века до 1932 года». Мы ограничимся лишь кратким рассказом о том периоде жизни клуба, который связан с залом собраний М.Ф. Руадзе.

Идея собрания Клуба художников, основной целью которого была благотворительная деятельность, возникла еще в 1863 г. Инициаторами этого проекта выступили профессора архитектуры А.И. Кузьмин, А.И. Кракау и профессор живописи Н.Н. Ге.

Первоначально Санкт-Петербургское собрание художников располагалось в доме Рюмина на Большой Морской улице, а осенью 1866 г. переехало в более просторное помещение в доходном доме, принадлежавшем жене смотрителя Императорских театров Марии Федоровне Руадзе (Троицкий пер., 13), в дом с большим залом для собраний, позже получившим название «зал А.И. Павловой».

Договор с владелицей помещения заключили сроком на два года с ежегодной арендной платой (включая оплату мебели и убранства) 8 тыс. руб., а затем продлевался новыми домовладельцами. Здесь 31 октября 1866 г. состоялось празднование первой годовщины клуба. Побывавший на этом вечере репортер газеты «Голос» отмечал развешанную по стенам клуба коллекцию картин разных художников, а также размещенную в отдельном зале подборку произведений умершего незадолго перед тем К.Д. Флавицкого, включавшую картину «Княжна Тараканова» и «Христианские мученики в Колизее». Последняя в ходе аукциона, состоявшегося здесь в декабре того же года, приобретена императором Александром II за 12 000 руб. В дальнейшем в залах Собрания устраивалась постоянно действующая выставка-продажа художественных произведений.

Деятельность Клуба художников поначалу состояла в проведении рисовальных вечеров, любительских спектаклей, костюмированных балов, концертов, литературных чтений, лекций по различным аспектам общественной жизни и в организации других видов досуга. Имелась при клубе и библиотека. «Артистические вечера Собрания художников составляются прекрасно, с большим тактом и разнообразием, и начинают привлекать многочисленную публику. <…>, — отмечал репортер. — Артистический элемент уже и теперь состоит там на первом месте, карточная игра почти изгнана, и Собрание имеет вполне семейно-артистический характер».

Занавес на сцене клуба, выполненный по рисунку М.О. Микешина, изображал на фоне звездной ночи аллегории трех искусств: Музыки, Поэзии и Живописи и сидящего у их ног козлоногого сатира со свирелью. Петербургские газеты регулярно печатали объявления о мероприятиях Общества. Так, в «Петербургском листке» от 17 января 1867 г. сообщалось о прошедшем накануне бенефисе актера И.Ф. Горбунова, собравшем 100 руб. серебром, на этом же вечере Я.П. Полонский читал отрывки из своей поэмы «Братья». Та же газета, от 11 марта объявляла, что «во время Поста… <…> …Назначены художественные вечера с живыми картинами по четвергам и субботам. <…> Воспитанники Императорской Академии художеств, не члены Собрания, желающие участвовать в рисовальных вечерах, по рекомендации г.г. действительных членов Собрания могут получать на эти вечера бесплатные билеты». 22 апреля 1867 г. Комитет Собрания уведомлял «г.г. членов и гостей, что по вторникам в Собрании проводятся художественные вечера („гости платят за мужские билеты 2 руб., за дамские — 1 руб. серебром“), по четвергам проводятся семейные танцевальные вечера („гости платят по 1 руб. без различия пола“), по субботам — рисовальные вечера, музыка, чтение, в воскресенье 7 мая — обед и прощальный вечер для сезонного закрытия вечеров Собрания». С осени 1867 г. в Собрании проводились вечера хорового пения под руководством Г.А. Демидова.

Приведем еще один фрагмент описания праздничного вечера, состоявшегося 17 апреля 1868 г. в честь дня рождения императора: «Праздник этот удался блистательно. Публики собралось много, и клуб может себя поздравить с материальным успехом. <…> Программа вечера была составлена очень разнообразно и интересно. В концерте принимали участие хор Собрания, артисты Императорских театров и Общества славянских певцов со своим диригентом [дирижером] г. Славянским, имевшим опять большой заслуженный успех. Концерт разделялся на три части. Первая состояла из увертюры „Эврианты“ (Вебера), пения г. Славянского и г-жи Скордули и песни Рубинштейна, весьма удачно переложенной для хора и оркестра г. Демидовым. Вторая часть началась „Хотой Арагонской“ Глинки, затем хор исполнил песню г. Балакирева (переложенную для хора г. Демидовым), г. Славянский спел малороссийскую песню и русский романс. Это отделение кончилось хором дервишей и турецким маршем из оперы Бетховена „Афинские развалины“. Третья часть состояла из пения славянских певцов (хор и соло) и из торжественной увертюры А. Рубинштейна, посвященной Государю Императору. Во время этой увертюры открылась живая картина, изображавшая апофеоз. Публика, очевидно, осталась довольна вечером и восторженно приветствовала русский национальный гимн.

К началу 1870-х гг. объединение насчитывало более 250 действительных членов и более 130 членов-любителей, к концу 1870-х гг. — более 400 членов.

На средства общества у наследников умершего в 1869 г. композитора А.С. Даргомыжского выкуплены и переданы Дирекции Императорских театров права на постановку последней оперы „Каменный гость“. Этому событию предшествовали печатные выступления Ц.А. Кюи и В.В. Стасова („Послание к Санкт-Петербургскому собранию художников“), убеждавших в необходимости подобной акции. Премьера оперы состоялась 16 февраля 1872 г.; дирижировал Э.Ф. Направник, в роли донны Анны выступала Ю.Ф. Платонова, в роли дона Жуана — Ф.Ф. Комиссаржевский. Эта акция была высоко оценена современниками и широко комментировалась в прессе.

Обществом были собраны деньги для сооружения памятника М.И. Глинке в Смоленске — благотворительный концерт из произведений композитора состоялся в помещении Собрания 14 ноября 1870 г.; дирижировал Балакирев.

В январе 1875 г. на добровольные пожертвования членов Собрания была учреждена бесплатная воскресная рисовальная школа для неимущих, в которой обучалось до четырехсот лиц обоего пола.

9 февраля 1877 г. после одного из посторонних мероприятий, состоявшегося в помещении Собрания, которые сдавались внаем, общество было Высочайшим повелением закрыто по представлению градоначальника Ф.Ф. Трепова. Разбирательство по поводу закрытия Собрания художников тянулось до конца года, пока, наконец, было Высочайше разрешено продолжить работу.

В последующие два года Собрание художников продолжало проводить балы, семейные вечера, любительские спектакли и музыкальные концерты, в которых иногда принимали участие и профессионалы. Однако теперь его мероприятия проводились на Большой Морской, 16, в доме, также некогда принадлежавшем М.Ф. Руадзе»^[605].

После Клуба художников, в 1872–1919 гг., в зале А.Н. Павловой проходили заседания и концерты Санкт-Петербургского общество камерной музыки. О нем также хочется рассказать подробнее. Учреждено в 1891 г. как Общество любителей-исполнителей камерной музыки (учредители — Е.Г. Белинг, В.П. Бражников и др.), цель Общества — предоставление любителям камерной музыки возможности совместных исполнений произведений этого рода и содействовать распространению интереса и любви к камерной музыке. Общество состояло в основном из любителей, а позже и профессионалов. Число его членов в разные годы различно — сначала немногим более 40, а в 1915 г. уже 150. Общество устраивало в среднем около 20 музыкальных собраний в год, на каждом из которых бывало и не менее 40 слушателей и более 100. В репертуар собраний входила как зарубежная, так и русская классика; исполнялись произведения Аренского, Глазунова, Глиэра, Рубинштейна, Чайковского^[606]. Помимо музыкальных собраний в 1886–1918 гг. в зале Павловой проходили вечера и спектакли с благотворительными целями, на которых выступали М.Г. Савина и П.А. Стрепетова^[607].

Организаторы благотворительных балов проявляли большую изобретательность для привлечения состоятельной публики и сбору средств. Так, огромным успехом пользовался «Ежегодный семейный вечер Санкт-Петербургского общества архитекторов в пользу кассы вдов и сирот». Оформление зала, в соответствии со сценарием вечера, своей новизной и оригинальностью каждый раз поражало публику. То она попадала в средневековый замок, украшенный витражами и гирляндами роз, то в Среднюю Азию: появлялся живой верблюд, а на нем — восточная красавица, которая раздавала букетики из живых цветов. А в январе 1900 г. зал убрали «в декадентском вкусе» (огненно-красные деревья на всех стенах), верблюда заменили автомобилем с трубой, и сидящие в нем дамы бросали в толпу гостей букетики живых цветов из Ниццы. «Танцы продолжались до трех часов ночи… Масса публики дала хороший сбор и обеспеченное существование для 37–40 семей, обделенных судьбою»^[608]. На одном из банкетов, прошедших в зале Павловой к 40-летию введения в стране судебных уставов, присутствовали 600 человек. Они потребовали амнистии политзаключенным. Среди участников встречи были В.Г. Короленко, М. Горький, Л.Н. Андреев, Е.В. Парле, в результате многих арестованных освободили. В начале ХХ в. в доме работал драматический кружок актеров-любителей, в котором участвовал А. Блок. Поэт выступал здесь и в послеоктябрьские годы (в «Клубе городской охраны»), читал стихи о России, поэму «Скифы», а после драматического кружка, сменяя друг друга, в доме работали кружки любителей оперетты и комической оперы, Студия театрального новатора В.Э. Мейерхольда.

«Зал Павловой, — отмечает Ю.Л. Алянский, — как большинство такого рода залов, придерживался традиции устраивать спектакли и вечера с благотворительной целью. Н.Н. Ходотов поставил „Вишневый сад“ в пользу студентов Университета. Состоялись балы-маскарады в пользу еврейской студенческой кассы университета и в пользу студентов-мусульман. В 1911 г. — снова благотворительный вечер, устроенный Ходотовым, на этот раз в пользу студентов-технологов: две пьесы А.Т. Аверченко — „Красивая женщина“ и „Рыцарь индустрии“. В концертном отделении выступили сам Аверченко, А.И. Куприн, певица Н.В. Дулькевич.

В 1913 г. в зале Павловой работала уже упомянутая Студия В.Э. Мейерхольда, ставшая центром театрального новаторства. В ее программе значилось: изучение техники сценического достижения; основные принципы сценической техники импровизационной театральной итальянской комедии (comedia dell’arte) и применение в новом театре традиционных приемов спектаклей XVII и XVIII вв.; музыкальные чтения в драме и т. д. Занятия приходили три раза в неделю по три часа вечерами. Вместе с Мейерхольдом в работе Студии участвовали режиссер В.Н. Соловьев, композитор М.Ф. Гнесин, художник Ю.М. Бонди. Студийные сценические опыты можно было увидеть на открытых вечерах-показах, почти всегда зрители присутствовали на занятиях. К числу старших студийцев принадлежали Л.Д. Блок, В.П. Веригина, К.Э. Гибшман, К.К. Тверской, Е.И. Тиме. Посещение Студии считалось престижем среди петербургской публики и среди иностранных гостей, здесь бывали, в частности, Линдер и Маринетти. „Конечно, комедианты Студии были в большинстве своем молоды и неопытны, но они страстно искали пути к возрождению театра. Все, что делалось в Студии В.Э. Мейерхольда, было задорным и веселым творчеством“, — писал театровед А.И. Дейч»^[609].

В 1913–1916 гг. на сцене зала Павловой выступал «Фарс» А.С. Полонского. «Александр Семенович Полонский, — читаем мы в посвященном ему очерке, — был известным опереточным комиком. На опереточной сцене он пользовался постоянным и заслуженным успехом. Но его тянуло к более масштабной театральной деятельности. Первый его театральный проект — театр эстрадных миниатюр „Летучая мышь“ — не принес ему лавров, прежде всего, из-за того, что своему детищу по неясной причине присвоил чужое прославленное имя, очевидно, рассчитывая возбудить интерес публики таким странным способом. Но актер после провала не унывал и открыл в зале Павловой еще один театр под названием „Троицкий фарс А.С. Полонского“ и продолжил демонстрацию легковесных пьесок игрового характера. В их числе шла пьеса, посвященная царкосельским альковным приключениям — „Царские грешки“. В ней под прозрачными псевдонимами действовали балерина Ксешинская и наследник престола будущий царь Николай II. Не обошлось без скандала. Во время исполнения пьесы (это было уже в 1917 году) один из зрителей, офицер, прервал спектакль громкими репликами об оскорблении императорской особы. В зале началась потасовка. Группа зрителей ворвалась за кулисы и пригрозила артисту Емельянову, игравшему Ники, что „без крови не обойдется“. Но все-таки, кажется, обошлось. Пьесу сняли, и через несколько дней зрители на здешней сцене увидели другой фарс „Приют любви“, главным атрибутом которого была кровать, а также демонстрация нижнего белья. Как отмечали газеты, белье у актрис было изящное и дорогое. В 1918 году Полонский эмигрировал, и его сценическая карьера прекратилась»^[610]. И еще один эпизод из театральной жизни зала Павловой в предреволюционные годы. Здесь показали скандальный спектакль, поставленный Евреиновым и Михаилом Фокиным по пьесе Сологуба «Ночные пляски», где танцевали двенадцать обнаженных «королевен-босоножек». Спектакль был разовым: его показали сначала в Юсуповском дворце, затем в театральном клубе «Лукоморье» и наконец в зале Павловой^[611].

Одна страница зала собраний А.Н. Павловой связана с деятельностью Дома Польского «Огниско» («Очаг»). Как пишет Т.М. Смирнова, автор монографии, посвященной деятельности польских общественных организаций в нашем городе: «В ходе Первой русской революции, на основании Временных правил об обществах и союзов 1906 г., в разных городах России стали создаваться Польские Дома как место сосредоточения — очаги — общественной жизни местных польских колоний. По форме регистрации эти организации числились обществами, а по содержанию работы были клубами, своеобразными домами культуры, так как сфера их деятельности включала различные направления — досуговое, просветительское, художественное и пр., а также неформально объединяла все польские организации того или иного города.

В Петербурге Дом Польский „Огниско“ зарегистрирован 6 марта 1907 г. По Уставу, целью организации — объединение польской общественности в Петербурге и создание условий для постоянных культурных контактов. Членами „Огниска“ могли быть лица польской национальности любого пола. Социальный состав не регламентировался, но, по общему правилу, студенты высших учебных заведений могли участвовать в работе организации только на правах гостей. Членский взнос составлял 15 рублей в год. Члены делились на действительных, пожизненных и почетных, все принимались на общих собраниях. Правление (Комитет) общества избирались на общем собрании, причем регламент предусматривал 50-процентную ротацию членов правления в течение года по жребию.

Социальный состав членов „Огниска“ был преимущественно интеллигентско-мелкобуржуазным, а в Правлении присутствовали представители польской политической и культурной элиты. Первым председателем „Дома Польского“ стал адвокат, генерал, член Государственной Думы Александр Бабяньский, вице- председателем — Стефан Яблоньский, казначеем — Михаил Козерский, секретарем и одновременно библиотекарем — Бронислав Зданович…

В дальнейшем руководящий состав „Огниска“ неоднократно менялся, но многие избирались неоднократно, только занимая разные посты в составе Правления».

Т.М. Смирнова выделяет в деятельности «Огниска» несколько направлений: проведение различных докладов, имевших общественное звучание: организацию концертов и вечеров с концертной программой, преимущественно национальных авторов; формирование доступной библиотеки; создание разнообразного досуга для сплочения петербургской Полонии — балов, юбилейных торжеств, вечеринок, допускались даже азартные игры. По утверждению газеты Dziennik Petersburski, Правление «Огниска»: «…делает все, чтобы сосредоточить в себе польскую жизнь с любой точки зрения — как общественной, так и культурной», вход на мероприятия для членов «Огниска» был бесплатный (за редким исключением), посетители платили 1 руб., студенты — 30 коп.

О масштабах деятельности «Огниска» можно судить, в частности, по его денежному обороту. Так, годовой оборот за 1914 г. составил 16 662 руб. 03 коп., долг в Торговом банке за год уменьшился на 1850 руб. и на 12 сентября равнялся 1200 руб.

Как отмечает исследователь: «„Огниско“ был площадкой, доступной для разных польских обществ, и его адрес — Троицкая ул., 13 — встречается в объявлениях многих из них. Здесь проходили заседания правлений, общие собрания, вечера и другие мероприятия».

Наиболее частыми «гостями» «Огниска» были Союз польских врачей и естествоиспытателей, Общество охраны исторических памятников, объединение «Спуйня» и др. Хотя коллективное членство не предусматривалось, на практике польские организации Петербурга рассматривали «Огниско» как свой общий Дом. Это восприятие «Огниско» отражалось и в самом известном столичном справочнике — в адресно-справочной книге «Весь Петербург», где «Дом Польский — Огниско» помещался не в разделе «Общества», а под рубрикой «Общественные собрания».

Для чтения докладов в «Огниско» приглашались известные ученые, яркие публицисты, а иногда и модные персонажи общественной жизни. Доклады на собраниях и заседаниях отдельных обществ предназначались в основном для их членов, но в «Огниске» читались и доклады, которые можно назвать общими, — для всех членов, гостей и посетителей Дома. Лекции — платные, но зал был переполнен. Лекции в основном посвящались проблемам психологии и сознания, как индивидуального, так и общественного…

Единственным видом самодеятельного творчества, постоянно культивируемым в «Огниске», Т.М. Смирнова называет театр: «При „Огниске“ действовало Объединение любителей сцены (Zrzeszenie Milosnikow Sceny), называемое также Драматическим обществом. Среди его членов был собственный драматург — Зигмунт Пшибыльский, пьесу которого „Анткова свадьба“ ставили и в „Огниске“, и в других польских драматических коллективах».

«В „Огниске“, — пишет автор цитируемой монографии, — устраивались художественные выставки польских мастеров. В мае 1914 г. открылась выставка картин варшавского художественного салона „Искусство“ с произведениями „наших перворазрядных художников“. Газета Dziennik Petersburski поместила отзыв о выставке, на которой были представлены проф. Аксентович из Кракова (пастельные „головки“), Аугустинович — мастер акварели, „наш первый баталист“ Войцех Коссак, Яцек Мальчевский — мастер символов и лучший колорист, проф. Альфред Веруш-Ковальский, Леон Вычулковский, Жмурко, Альхимович, „маэстро европейской известности“ Ян Матейко и др.».

Самой яркой стороной деятельности «Огниска», по мнению исследователя, — это концерты: «Они проводились часто и всегда пользовались успехом — ведь их участники были известные, а иногда и знаменитые польские музыканты, певцы, актеры. Концерты также входили в программу торжественных мероприятий и праздников, иногда совмещались с проведением вечеров отдыха, доход обычно направлялся в пользу какой-либо благотворительной организации. Организатором концертной работы была живущая в Петербурге пианистка Люцина Робовская, она и сама принимала участие в концертах».

Заметными событиями в жизни петербургской Полонии и деятельности «Огниска», отмечает Т.М. Смирнова, были коллективные празднования Нового года и зимние балы: «В феврале 1914 г. в „Огниске“ последовательно состоялись три бала: „Бал Мимозы“, „Редута в оранжевых тонах“ и традиционный и самый популярный „Белый Бал“. Каждый был тематически обусловлен, от темы зависел характер костюмов, о лучших нарядах затем упоминали в прессе. Например, „Редута“, то есть бал-маскарад, была посвящена танго, посетители были в „странных костюмах, желая своего и чужого удовольствия“, многие были в масках. На балах играл оркестр, специальные распорядители руководили танцами, в которых участвовало до 60 пар. Обязательно исполнялись разные мазурки — „простая“ и „сложная“ (последняя с замысловатыми котильонными фигурами). Несколько дам исполняли обязанности хозяек (цветочный киоск, крюшон, распорядительницы в зале). Быть в числе распорядителей и хозяек считалось почетной, хотя и нелегкой обязанностью, их всех обязательно поименно называли в газетных откликах на мероприятие.

Во время войны деятельность „Огниска“ расширилась в связи с ростом польской колонии, возникновением новых задач, вызванных необходимостью помощи беженцам и раненым, появлением новых польских организаций, наконец, общественным подъемом после Февральской революции.

Деятельность „Огниско“ в доме на Троицкой ул., 13, указывает исследователь, продолжалась до 1918 г. 5 мая 1918 г. Польским отделом Комиссариата по национальным делам был открыт Польский Народный дом на Моховой ул., 34, ставший фактически преемником прежнего Польского дома — „Огниско“»^[612].

Еще одно объединение поляков, деятельность которого связана с домом Павловой, — Польский Союз врачей и естествоиспытателей. Союз включал в себя пять отделений: 1) медицинское; 2) естественно-историческое; 3) фармацевтическое; 4) одонтологическое; 5) естествознания (техническое). При Союзе состоял также особый комитет по постройке больниц. Председателем Союза был действительный статский советник, профессор С.И. Залеский^[613].

В 1920-е гг. в бывшем доме Павловой работали театр «Кривое зеркало», Украинский театр, в 1930-е гг. — Ленинградское областное управление театров и «Новый театр»^[614].

Из «Путеводителя по Ленинграду» за 1940 г. мы узнаем, что здесь одновременно располагалось семь (!) творческих коллективов: Малый передвижной театр, Межрайонный театр, Театр имени обкома ВЛКСМ (был и такой!), Театр комедии и сатиры, Театр Ленинградской оперетты, Театр малой оперетты, Театр по делам искусств при Ленсовете (так и написано в путеводителе), а еще отдел художественной самодеятельности (будущий дом!), а также школа^[615].

В 1930-е гг. — под № 21 как школа 2-й и 3-й ступени (полная), в 1940-м — под № 26, позже как 218-я, директоры школы в предвоенные годы — П.И. Кожинский и В.П. Итс^[616]. Школа продолжала свою работу и в годы блокады Ленинграда; к 70-летию Победы, 13 мая 2015 г., в вестибюле театра «Зазеркалье» установили мемориальную доску в память учителей и учащихся этой школы. У поэта Анатолия Молчанова, ребенком пережившего блокаду, есть стихотворение, посвященное трагическому эпизоду у здания школы, свидетелем которого он стал:

Из всех перечисленных ранее учреждений долгожителем оказался Ленинградский Межсоюзный дом самодеятельного творчества (ЛМДСТ), основанный в 1938 г., находился в ведении управления по делам искусств при Ленсовете. Формы работы: творческие студии и семинары, метод и репертуарная помощь самодеятельным коллективам, первый директор — видный театральный деятель С.Д. Голубев. В 1941 г. переименован в Дом народного творчества, в годы войны здесь организовали бригады для обслуживания госпиталей и бойцов Ленинградского фронта, в 1953 г. передан в управление культуры, а в 1960 г. — областному совету профсоюзов. В 1978 г. переименован в ЛМДСТ, занимается развитием всех видов творчества, формированием репертуара самодеятельности коллективов и пропагандой их лучшего опыта, организацией фестивалей, праздников, смотров и конкурсов. Здесь открыты десятки творческих объединений: студия художников, танцевальный ансамбль и ансамбль бальных танцев, оркестры народных инструментов и баянистов, устраивались городские выставки и др. Под крышей этого истинного очага культуры получили рождение многие творческие объединения, ставшие впоследствии известными профессиональными коллективами Ленинграда. А скольким известным артистам и музыкантам дал путевку в большое искусство этот Дом! Но главное — многие десятилетия сюда со всех концов города после работы «на огонек» спешили сотни ленинградцев развить свой творческий потенциал. Многие ленинградцы помнят замечательные концерты, спектакли, выставки, которые регулярно проходили в этом Доме. Именно здесь 25 ноября 1953 г. впервые после долгого перерыва возобновили постановку по пьесе В. Маяковского «Баня». А какие творческие фестивали были организованы здесь. Низкий поклон сотрудникам этого замечательного учреждения, истинным подвижникам культуры, за их вклад в развитие самодеятельного творчества ленинградцев.

В 1982 г. на базе Дома самодеятельности открылся Ленинградский рок-клуб. Его создание было попыткой властей сгладить идеологическую конфронтацию с рок-музыкантами. С одной стороны, рок-клуб предоставлял музыкантам право на профессиональную деятельность (оплачиваемые концерты, возможность «литовать» тексты, т. е. получать цензурное разрешение на их публичное исполнение, записываться, приобретать инструменты и аппаратуру, проводить фестивали рок-музыки и т. д.), а с другой — позволял идеологически контролировать жизнь в рок-сообществе и творчество рокеров.

Члены Ленинградского рок-клуба. Группа «Аквариум»

Удостоверение члена Ленинградского рок-клуба

В это время выдвинулись группы, творчество которых определяли талант лидеров — авторов музыки, текста и ведущих исполнителей. Наиболее авторитетные стилевые ориентации: постпанк («Аквариум», Б. Гребенщиков; «Кино», В. Цой; «АукцЫон», О. Гаркуша; «Автоматические удовлетворители», А. Панов; а также «АВИА», «Странные игры», «Объект насмешек» и др.); хард-рок («ДДТ», Ю. Шевчук; «Алиса», К. Кинчев; а также «Телевизор», «Присутствие» и др.); арт-рок («Джунгли», «Сезон дождей», «Тамбурин», «Охота романтических их)»; фолк-рок («Ноль», Ф. Чистяков; «Яблоко»), концептуализм («Поп-механика», С. Курехин). Многие из этих групп существуют и ныне, рок-клуб сыграл положительную роль в их становлении^[618].

Эмблема театра «Зазеркалье»

Уже более двадцати лет в доме на ул. Рубинштейна, 13, работает Государственный детский музыкальный театр «Зазеркалье». Организован в 1987 г. при содействии Главного управления культуры как самостоятельный коллектив — в составе детского отделения Ленконцерта, открылся 27 декабря 1987 г. оперой Л.А. Десятникова «Браво — брависсимо, пионер Анисимов, или Никто не хочет петь». Основой труппы стал курс актеров Музыкального театра Ленинградского института театра, музыки и кинематографии. «Зазеркалье» возглавили руководитель курса — режиссер А.В. Петров и дирижер П.А. Бубельников. С 1989 г. размещался в помещении ДК им. В.А. Шелгунова (ул. Шамшева, 8), а с 1994 г. — на ул. Рубинштейна, 13. В репертуаре театра спектакли на музыку зарубежных и отечественных композиторов, в т. ч. прежде не предназначавшиеся для сценического воплощения: «Детский альбом» П.И. Чайковского, «Рождественская мистерия» И.С. Баха; классические оперы: «История солдата» И.Ф. Стравинского, «Сказка Гофмана» Ж. Оффенбаха, «Богема» Д. Пуччини, «Летучая мышь» И. Штрауса; произведения современных композиторов: «Хоббит» Р.Б. Львовича, «Алиса в Зазеркалье» Е.И. Подгайца. С момента открытия в составе труппы заслуженные артисты Е.Э. Терновая, Ю.А. Давиденко, во многих спектаклях заняты — В.В. Гордиенко, Е.В. Попель, А.Е. Ресанина. «Зазеркалье» не только детский, но и семейный театр.

Замечателен и современный репертуар театра. Здесь и классика: оперы В.А. Моцарта «Волшебная флейта» и «Снегурочка» Н.А. Римского-Корсакова, домашний спектакль «Спящая красавица» на музыку П.И. Чайковского по мотивам сказки Ш. Перро. Специально для маленьких детей поставлены фолк-мюзикл А. Беспалова в двух действиях по мотивам сказок Х.К. Андерсена «Хрюшечка-хаврюшечка», и симфоническое цирковое представление по опере С. Прокофьева «Петя и волк», очень страшная история для поросячьего трио с виолончелью на музыку А. Жученко «Три поросенка» и еще два спектакля на его музыку «Сказание о Рикки-Тикки-Тави» и «Дюймовочка»^[619].

К сожалению, не удалось в полной мере осуществить тот потрясающий проект, о котором 20 лет назад в газете «Вечерний Петербург» рассказала журналист Татьяна Артемова:

«За дверьми с синими фламинго появились люди, которые вознамерились вывести свою сказку на улицу. Они вместе с многочисленными друзьями разработали проект. С длинным и пышным названием: „Магия театра открывает красоту петербургских дворов“. За ним — настоящее дело. Как минимум, это создание „Старинного Петербургского подворья“. Для чего вполне сгодится внутренний двор театра с обилием арок, с воссозданием быта Петербурга девятнадцатого века. Фантазия авторов простирается дальше — уже они видят выставку игрушки, висящую на гигантском тополе, подсвеченном прожекторами. Уже представляют себе, как семьи будут собираться сюда на рождественские и пасхальные балы.

Но это — программа-минимум. А есть и максимум: создать ни больше ни меньше, как Театральный бульвар. (Может он назваться и Детским.) Такое место семейного отдыха. Правда, оно, в отличие от пяти других адресов, уже предусмотренных планом развития центра, пока существует только в дерзких мечтах авторов. Зато, по их мнению, Театральный бульвар вместе с „Двором чудес“, с Балаганом, придуманным художником Андреем Блиновым, с использованием соседства двух театров, близости кафе „Сударыня“, всегда открытого для творческих идей, вместе с несуществующими пока детским кафе, Музеем игрушки, Чайным садом превратят этот кусочек улицы Рубинштейна от Толстовского дома до Графского переулка (между театрами „Зазеркалье“ и Малым драматическим) в живой исторический „объект“, интересный туристам и всем нам. Он способен стать такой же достопримечательностью, как Музей Шерлока Холмса в Лондоне. И действительно, где еще можно, пройдя полутемной аркой, вернуться на сто лет назад и оказаться в окружении шарманщиков и молочниц, разносчиков старинных лакомств, которым мы уже и названия не помним? Где еще герои сказок вступят с вами в восхитительную игру?

Александр Петров (художественный руководитель „Зазеркалья“, он же — руководитель проекта) с друзьями — большие мечтатели. Пока у них нет денег на самое злободневное — косметический ремонт театра. А они уже видят карусели и Балаган, русскую игровую площадку и Чайный домик. Пока они терпят соседство веселых и очень энергичных соседей из Рок-клуба. (Мелодии из жизни не во всем совпадают.) Но вспомним, что еще недавно у „Зазеркалья“ не было и своей крыши над головой. А нынче есть. И еще есть желание ввести нас в светлый мир своей сказки… На улице Рубинштейна в Петербурге появится мемориальная доска Ленинградскому рок-клубу. Ее проект отобрали по итогам конкурса эскизов, будущая достопримечательность уже проходит экспертизу Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Петербурга (КГИОП).

Их главное упование (в рамках реализации программы-максимум), чтобы проект Театрального бульвара был включен в план реконструкции центра. Тут, конечно, дело за властями и за добровольными помощниками. Богатыми. Ну, а когда ослепительный проект станет реальностью и превратится в „популярный экскурсионно-туристический объект“, может, тогда и правда деньги потекут в городскую или районную казну. И расплатившись с долгами, то есть отблагодарив всех своих кредиторов-благодетелей, театр купит много-много краски, и мы выкрасим наконец не только фасады домов на нашей улице, но и внутренние дворы, а может, и звонков на дверях «коммуналок» станет поменьше. Но даже, если это не случится так скоро, надежда провести с семьей рождественские праздники под снежными хлопьями, среди каруселей, под чудную музыку вместо звона пустой бутылки, вылетевшей из окна, или шума безобразной ссоры, затеянной от нечего делать скучающими подростками, согреет нашу жизнь. А от тепла вдруг растает ледяная грань, отделяющая настоящий мир от темной бездны мрачного, совсем несказочного зазеркалья. И улыбнется из тьмы Чеширский кот. Ведь так бывает?»^[620].

Шагом к реализации этого театрального проекта стал тот замечательный перфоманс, который организовали режиссеры, художники и артисты во дворе театра. На первом этаже дома слева и справа от входа в театр своих посетителей ждут Grand cafe «Чайный дом», бар «Архитектор», ресторан «Hunt».

Дом № 15–17 (Толстовский)

Дом № 15–17 по улице Рубинштейна, так называемый Толстовский, пожалуй, самый известный на этой улице. Он занима ет большой участок от набережной реки Фонтанки до улицы Рубинштейна. Дом возведен в 1912 г. по проекту Ф.И. Лидваля в неоклассическом стиле, пришедшем на смену модерну^[621]. Фасад пятиэтажного здания, выходящий на улицу Рубинштейна, оформлен огромной въездной аркой с чугунными воротами и двумя симметричными входными арками меньших размеров в обрамлении пилястр с завершениями в форме обелисков. Между ними расположены характерные для модерна овальные окна. Дополняют оформление фасада большие окна-витрины первого этажа, сандрики в форме прямоугольных фронтонов над окнами с балконами и скульптурные изображения ваз «под античность» в нишах второго этажа. Углы лицевого фасада украшены причудливым геометрическим орнаментом и отдельными фрагментами штукатурки «под шубу».

Дом № 15–17. Фото авторов, 2021 г.

Дом № 15–17. Фото нач. XX в.

План дома № 17

Предыстория дома отражена в очерке А.Ф. Векслера и Т.Я. Крашенинниковой «Из истории домового места» в книге «Толстовский дом. Гений места», а также изучены нами по архивным материалам ЦГИА СПб и адресным книгам «Весь Петербург».

Из «Атласа тринадцати частей…» мы узнаем, что в 1849 г. на месте будущего Толстовского дома находилась усадьба Василия Тимофеевича Никулина, которая перешла к нему в 1882 г. от матери. Ширина участка вдоль красной линии улицы составляла 47 саж., что чуть более 100 м, а общая площадь участка составляла около 4,5 тыс. кв. саж. Со стороны набережной построено четыре дома. По левой стороне трехэтажный, в глубине двора четырехэтажный, в котором нижние этажи каменные, а верхние деревянные. Завершали красную линию по набережной два небольших двухэтажных каменных флигеля. В чердачном помещении — прачечная, в подвалах — съестные и мелочные лавки.

За домами достаточно хаотично расположены ледники, сараи, конюшня, сеновалы, остальная земля занята садами и огородами. На участке, выходящем на Троицкий переулок, числились дровяной двор и торговые бани III категории^[622].

В 1860 г. все имущество В.И. Никулиной продано жене титулярного советника Марии Федоровне Руадзе^[623], а в 1863-м новая домовладелица обратилась в городское Кредитное общество за ссудой под залог приобретенного имущества.

При его оценке 21 сентября 1863 г. архитектор А.И. Климов сообщал, что: «…имущество заключается в двух каменных трехэтажных домах с таковыми же четырьмя флигелями во дворе, из коих: два по три этажа — один из них с надстройкой части четвертого этажа и один в два этажа; каменных банях, состоящих из трех корпусов, и земля, числящаяся в участке третьем под банями, флигелем и двором 1872 кв. саж. На 3-м участке, выходящем на Троицкий переулок, внутри двора, стояли торговые 15-копеечные мужская, женская и нумерные бани содержателя Александра Васильева. Бани состояли из различных каменных отделений в один этаж, старой постройки. Паровой машины при водокачке не имеется, а вода поднимается лошадиной силой»^[624].

При оценке архитектор скрупулезно описывает все, что видит, и представляет опись имущества, находящегося в банях госпожи Руадзе: «…большой медный котел, 18 тазов, 18 шаек, 3 ведра. В сторожке — икона Спасителя, 1 лампа висячая. От котла во все краны проведены медные трубы»^[625].

В 1863 г. в двух лицевых домах, выходящих на Фонтанку, и четырех дворовых флигелях устроено 37 квартир. На первом этаже нового дома, построенного М.Ф. Руадзе, размещались «мелочные лавки, а в центре магазин на два света с большим входом со сводами и тремя дверями». Домовладельцы занимали две квартиры по двенадцать комнат на втором и третьем этажах и небольшую, на шесть стойл, конюшню. Во втором доме, расположенном на набережной, проживали барон Геринг и купец Матвеев, содержащий лабаз и арендовавший сарай. Основные жильцы дворовых флигелей — мелкие чиновники, мещане и крестьяне, доход с них был небольшой, так же как и с народных бань.

Основную ценность представлял большой земельный участок, тот, что выходил на набережную реки Фонтанки, занимал 1759 кв. саж., второй — 904 кв. саж., и третий по Троицкому переулку — 1872 кв. саж.^[626]

Строительство и содержание домов требовало больших денег, а взятая в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе ссуда ушла на возведение новых зданий, и когда задолженность по ссуде достигла 190 тыс. руб., госпожа М.Ф. Руадзе взяла в долг эту сумму у несовершеннолетней дворянки С.А. Акимовой, под залог трех выделенных ею участков. О чем свидетельствует ее заявление в Санкт-Петербургское городское кредитное общество от 31 июля 1863 г.: «Я, нижеподписавшаяся, состою должной дочери дворянина девице Саломее Агафоновой Акимовой 190 000 руб., каковая сумма занята мной под залог моих каменных домов, находящихся в СПб, Московской части 2-го квартала по наб. Фонтанки под № 52 и 54 и по Троицкому пер., 15, 17 и 19, которые после того разделены мной на четыре участка под № 1, 2, 3 и 4. Ныне, желая на основании Вышеутвержденного Устава СПб Гор. кредитного общества, означенного дома моего три участка, а именно 1, 2 и 3-й, заложить в Обществе»^[627].

Однако материальное положение М.Ф. Руадзе и после этого займа не улучшилось. Неоднократно ее имущество выставлялось на торги. Какое-то время она пыталась гасить свой долг Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу^[628], пока в 1868 г. с публичных торгов ее имущество не продали девице С.А. Акимовой, а после замужества — княгине С.А. Эристовой. Сделку засвидетельствовал нотариус Алексей Александрович Ратьков-Рожнов: «Выдана купчая жене поручика лейб-гвардии Гусарского полка княгине Саломее Агафоновне Эристовой — на купленные ею с публичных торгов в СПб окружном суде 12.10.1868 каменные дома, называемые участками 1, 2 и 3, принадлежавшие Руадзе»^[629], следует отметить, что князь Д.Е. Эристов по доверенности М.Ф. Руазде вел ее дела в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе. Его родословная заслуживает того, чтобы о ней рассказать хотя бы кратко.

Свою фамилию род Эристовых получил от начальников округов — Эристов (т е. предводителей народа), которые, пользуясь смутами Грузии, обратили свое звание в потомственное и стали удельными князьями, а некоторые стали и независимыми владельцами. Среди представителей этого рода — известный грузинский поэт, драматург, этнограф Рафаил Давидович Эристов (1824–1901).

В Россию и в Санкт-Петербург представители рода выехали с царями Вахтангом и Бакаром в 1724 г. Потомок этих российских Эристовых и стал мужем домовладелицы. Поручик лейб-гвардии Гусарского полка Давид Евстифеевич Эристов^[630] от имени своей жены Саломеи Агафоновны вел дела в Городском кредитном обществе.

В «Ведомости о доходах с дома» от 17 марта 1869 г. мы находим имена жильцов дома С.А. Эристовой: генерал-адъютанта барона Василия Карловича Ливена, проживавшего в 8-комнатной квартире; прежней владелицы Марии Федоровны Руадзе, занимавшей 12-комнатную квартиру; такую же квартиру снимал лейтенант Карл Петрович фон Дезен. В самой большой 14-комнатной квартире жили братья, купцы 2-й гильдии Алексей и Николай Ильичи Керины; в 7-комнатной квартире — академик Серебряков^[631].

Самый известный жилец дома в то время — Эрнест Иванович Жибер (1823–1909), академик, архитектор и профессор Императорской Академии художеств, архитектор главного дворцового управления^[632], снимавший 10-комнатную (о нем речь впереди в связи с другим адресом на Троицком пер.). В дворовом флигеле четыре квартиры (всего 15 комнат и 4 кухни) занимали военные служители^[633].

По отзыву архитектора А.И. Климова от 1 февраля 1869 г., хотя изменений в постройках не последовало, но они новыми домовладельцами «не поддерживаются ремонтом и все более приходят в упадок», более того, повторилась история М.Ф. Руадзе, из-за неуплаты долгов Городскому кредитному обществу имущество С.А. Эристовой неоднократно выставлялось на продажу^[634].

7 января 1870 г. санкт-петербургским нотариусом Есиновым была совершена купчая на проданный княгиней Эристовой действительному статскому советнику Густаву Ивановичу Франку дом «с переводом на покупщика долга Городскому кредитному обществу»^[635].

Серьезных изменений в имуществе Г.И. Франка во время его владения домом не произошло. Из событий его 10-летнего владения упомянем лишь пожар, убыток которого составил крупную по тем временам сумму в 4 тыс. руб.^[636]

29 июня 1880 г. по духовному завещанию покойного Г.И. Франка принадлежавшее ему имущество перешло во владение его сыновей Юнкера и Федора и гвардии полковника Виктора Густавовича Франков, доктора Германа Андреевича Донберга, баронессы Елизаветы Густавовны Ливен, баронессы Лидии Густавовны фон дер Брюгген и дочери действительного статского советника Марии Густавовны Франк, в 1889 г. наследники Г.И. Франка продали имущество жене генерал-адъютанта графине Екатерине Леонидовне Игнатьевой^[637]. Графиня вместе со своим мужем, дипломатом и государственным деятелем графом Николаем Павловичем Игнатьевым, имели в своем владении в Санкт-Петербурге около десятка домов. Граф Н.П. Игнатьев, оставив дипломатическую деятельность, проявил себя на посту министра государственных имуществ и министра внутренних дел, но конец его карьеры оказался печальным. В своих воспоминаниях Алексей Алексеевич Игнатьев, племянник Николая Павловича, пишет: «Когда-то Николай Павлович Игнатьев был гордостью семьи. А закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах»^[638].

Что из себя представляло имущество графини Е.Л. Игнатьевой накануне его продажи М.П. Толстому? Об этом можно судить по описи, составленной архитектором Городского кредитного общества А.И Ковшарова от 5 ноября 1905 г. В эту опись он включил: каменный четырехэтажный лицевой дом по набережной с 3 балконами и «подъемной машиной», 2 трехэтажных каменных дома на набережной, 1 пятиэтажный, 3 четырехэтажных, 2 трехэтажных и 3 двухэтажных дворовых флигеля, 3 каменные одноэтажные службы. Во всех домах установлены ватерклозеты, ванны и раковины. По мнению архитектора, осматривавшего дом, все постройки «в капитальных частях прочны и содержатся удовлетворительно»^[639].

Что же вынудило графиню Е.Л. Игнатьеву продать этот дом? Недоимки Городскому кредитному обществу, долги, в которые она вынуждена была войти. В архивном деле представлен список из 12 человек, которым задолжала графиня на общую сумму 800 тыс. руб. Так что продажа дома графу М.П. Толстому в 1909 г., взявшему на себя часть долга, для нее стало благом^[640].

Инициатор строительства дома генерал-майор Михаил Павлович Толстой — герой Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич наградил тогда еще полковника Толстого орденом Св. Георгия IV степени за его участие в обороне Шипки, где его талант организатора и руководителя проявился в большей степени. За проявленную им храбрость в боях за Стару Загору 19 июля 1877 г. графу Толстому вручено Золотое оружие с надписью: «За храбрость». Кроме уже упомянутых наград полковник Толстой награжден орденами Св. Станислава III, I и II степеней, Св. Анны III, II степеней. Последняя его боевая награда за участие в обороне перевала Шипка в августе 1877 г. — орден Св. Владимира IV степени с лентой и мечами^[641].

В последние годы своей жизни граф Толстой, проживая в доме на Моховой ул., 29, задумал строительство грандиозного доходного дома на Фонтанке и пригласил к реализации этого проекта одного из самых известных архитекторов модерна Ф.И. Лидваля.

В архивном деле Городского кредитного общества прослежены основные этапы строительства дома, от момента, когда Михаил Павлович обратился в правление Городского кредитного общества за ссудой под залог своего имущества на возведение нового дома, до завершения строительства.

Уже в марте 1912 г. архитектор А.И. Богданов отмечает, что: «…окончено строительство 5-этажного с мансардами налицо и 6-этажного со стороны двора дома на высоком подвале и также 6-этажного надворного флигеля с большими квартирами и хорошей отделкой»^[642].

В «Ведомости о доходах с дома» указаны до 250 квартир и 419 комнат. В опись вошли также 39 открытых балконов, подъемные машины (лифты), ватерклозеты, раковины, ванны, гаражи и другие блага цивилизации, в акте оценочной комиссии от 6 февраля 1913 г. указано, что «имущество М.П. Толстого увеличилось постройкой новых 6-этажных флигелей»^[643].

Летопись строительства запечатлена на фасадах поперечных корпусов и в портале среднего двора: «1910», «1911», «1912», к сожалению, сам домовладелец не смог увидеть построенный дом, он умер 18 июля 1913 г.^[644]

Ул. Рубинштейна, дом № 15–17.

Фото 1912 г.

Постройка этого дома стала новым словом в градостроительстве Петербурга. Как отмечает Б.М. Кириков: «…огромный дом графа М.П. Толстого, крупнейшее сооружение Федора Лидваля, расположен на вытянутом сквозном участке. К набережной и к улице обращены его сдержанно элегантные, классические упорядоченные фасады. Они сделаны несимметричными и завершены массивными, но невыразительными мансардами. Доминантой, оптическим фокусом являются высокие трехпролетные арки, „триумфальные“ по масштабу. Эти аркады открывают глубину участка, где развертывается неповторимое зрелище взаимосвязанных дворовых пространств, привлекающее законченностью композиции, продуманной драматургией зрительных впечатлений. Здесь царит особая атмосфера, полная эстетического благородства. Три больших двора соединены между собой такими же величественными аркадами, направляющими непрерывное движение, главное перетекание пространства. Внутренние фасады ни в чем не уступают внешним, во многом повторяют их облик и отделку, возвышая тем самым „интерьер“ квартала до парадного стильного ансамбля.

Главное в доме Толстого — не фасады и не объемы, а само пространство, заключенное между ними. Лидваль убедительно показал, что именно дворы составляют сердцевину и сущность жилого дома, объединяя его изнутри. Вместе с тем он превратил анфиладу дворов в репрезентативный внутриквартальный проезд, проходящий от улицы до набережной через четыре одинаковые аркады. Дворы активно раскрыты во внешнюю среду, но при этом не теряют своей уютной замкнутости. Важная особенность генерального плана заключается в том. Что эта анфилада нанизана не на прямую ось, а делает излом посередине. Такое „искривление пространства“, при котором весь участок не просматривается насквозь, порождает непредсказуемое развитие архитектурного сюжета. Когда в перспективе одной аркады открывается под углом другая, а с некоторых точек — и третья, возникает иллюзия нескончаемого чередования — в дугообразном движении — повторяющейся композиционной темы. Это создает удивительный, почти театральный эффект. Средний двор имеет глубокое ответвление — своего рода внутренний курдонер трапециевидной формы, образующий дополнительную перпендикулярную ось»^[645].

Ф.И. Лидваль

Как отмечает М.Н. Колотило: «…очень оригинальная нумерация домов в Толстовском доме. Нумерация подъездов по своему характеру и сути — это практически нумерация отдельных домов, стоящих вплотную вдоль своеобразной улицы, которую иногда историки архитектуры поэтически называют „улицей зодчего Лидваля“. Если встать лицом к Толстовскому дому на улице Рубинштейна, а потом пойти по „улице зодчего Лидваля“ в сторону Фонтанки, то справа от вас будут нечетные номера подъездов (1, 3, 5… 15), а слева будут четные подъезды (2, 4, 6… 14), есть еще подъезд служебного корпуса (так называемый „Литер Ц“), который исторически не имел нумерации, но ныне его условно называют 16-м подъездом…

В советское время произошла трансформация наименования корпусов „А“ и „В“ основного здания Толстовского дома. Они как-то незаметно слились в один корпус „А“.

Таким образом, сейчас в Толстовском доме есть только корпус „А“ и „Ц“.

Нумерация квартир Толстовского дома имеет своеобразную систему, которая напоминает гостиницу или корабль. Все номера квартир были при постройке трехзначные. Первая цифра обозначала этаж, на котором располагалась квартира. Вторая и третья цифра номера обозначали „стояк“, в котором располагалась квартира. По вертикали, одна под другой располагались квартиры, имеющие одинаковые вторую и третью цифры. Нумерация „стояков“ в основном здании (без служебного корпуса — „литера Ц“) начиналась с 01 и заканчивалась числом 64. Например, в 14-м подъезде на каждом этаже располагаются две квартиры. На первом — 163 и 164. На втором — 263 и 264. И так до шестого этажа, где располагались квартиры 663 и 664. Кроме „основных“ квартир, существовали еще мансардные квартиры над несколькими „стояками“. Их точная нумерация пока что неизвестна. По всей видимости (точных данных нет), они имели нумерацию с первой цифрой семь, а вторая и третья соответствовали „стояку“, в котором она располагалась. Особенностью „мансардных“ квартир на седьмых этажах было наличие входа в квартиру только с черной лестницы, но эти лестницы имели небольшие служебные лифты. Все парадные лестницы заканчивались на шестом этаже»^[646].

В Толстовском доме использовали все достижения бытовой техники и комфорта начала XX в. Физиологии этого дома посвящен содержательный очерк Е.Д. Юхневой и М.Н. Колотило: «Отопление в нем, — отмечают авторы очерка, — было водяным. В подвалах дома было 10 котельных с котлами на угле. Котельные подавали горячую воду в радиаторы отопления, расположенные в жилых квартирах, служебных помещениях, на парадных и черных лестницах. На парадных лестницах стояли радиаторы типа „кактус“. В квартирах были чугунные радиаторы „гармошки“ высотой один метр, почти такие же, как современные. Кроме того, в квартирах были радиаторы-„гармошки“ высотой полтора метра, которые располагались в переходных коридорах.

В котельные был вход из служебных квартир по винтовой лестнице. Сейчас винтовая чугунная лестница сохранилась в квартире 163.

Для хранения угля использовались специальные помещения в подвалах, рядом с котельными.

Во всех кухнях Толстовского дома были дровяные плиты. Это были прямоугольные кухонные плиты (размером 1 × 2 аршина, высотой 1 аршин), которые белились или облицовывались керамической плиткой. Отделкой печей были белые поливные (глазурованные) изразцы. (К 2012 г., то есть спустя сто лет, такая печь сохранилась только в одной квартире). Дрова для них хранились в подвалах.

В Толстовском доме мы можем видеть абсолютно особый вид вентиляции — это приточная вентиляция через специальные каналы в стенах. <…>

Кроме приточной вентиляции в Толстовском доме существует вытяжная вентиляция в прихожих, ванных, туалетах, кухнях, коридорах и проходных комнатах. Толстовский дом был полностью электрифицирован. Электричеством освещались и квартиры, и лестницы, и дворы. Проводка была вся навесная, теперь практически повсеместно (за исключением нескольких фрагментов) замененная на внутреннюю. Навесная проводка была из двух скрученных проводов на фарфоровых изоляторах. <…>

Но кроме электричества обязательно в каждой квартире были керосиновые лампы. Во-первых, они были необходимы при перебоях с электричеством, а во-вторых, петербуржцы не могли отвыкнуть от переносных керосиновых ламп.

Самые современные технологии начала ХХ века были использованы и при проводке в Толстовский дом водопровода. Многие ванные комнаты были с окном и площадь их была 9 квадратных метров. Отопление ванной комнаты и нагрев воды — централизованные, от котельной. Ванны чугунно-эмалированные, в виде орлиной лапы на шаре. В Толстовском доме в квартирах было по два(!) ватерклозета. <…> Практически во всех квартирах был телефон.

Гордостью дома были парадные лестницы, хотя в них не было и кричащей буржуазной роскоши. Мраморных лестниц в Толстовском доме не было — это не предусматривалось стилистикой модерна. Не было и ковров. <…>

Лестницы обычно отапливались, чаще всего каминами. В Толстовском доме лестницы отапливались так же, как и квартиры, радиаторами водяного отопления. Содержание такого огромного дома требовало большое количество прислуги. На такой большой дом, как Толстовский дом (более 300 квартир), в среднем по Петербургу полагалось 10 дворников; на лето, когда работ было меньше, могло оставаться 8 дворников. Они поддерживали идеальную чистоту в доме и на улице, хотя это требовало от них больших усилий.

Никакой механизации не было. Летом у каждых ворот стоял дворник с метлой и железным совком. Он тотчас же подбирал навоз, пока его не размесили колеса телег. При сухой погоде улицы поливались. В центре — из шлангов, подольше — из леек и ведер, так как шланги были дорогие. Зимой тротуары очищались „под скребок“, с обязательной посыпкой песком. <…>

Такому престижному дому, как Толстовский, прислуживали швейцары. Или могли быть и бывшие дворники, обладавшие благообразной внешностью, и отставные военные, ценимые за выправку и бравый вид. Основной функцией швейцара было следить за чистотой и порядком на лестнице… Те парадные, на которых не было швейцаров, на ночь запирались, и обслуживали их ночные дежурные дворники, вызываемые по звонку. Количество швейцаров в доме соответствовало количеству парадных лестниц, выходящих на улицу.

<…>

…и по прошествии 100-летия дома (2012 год) можно смело сказать, что архитектор Федор Лидваль в начале XX века создал совершенную „машину“ для жизни. Она была абсолютно уникальной по своим техническим характеристикам в то время, и можно с уверенностью сказать, что большинству современных домов еще очень далеко до ее уровня даже спустя сто лет»^[647].

Кто же были первыми жильцами этого фешенебельного дома? Их имена (более 130!) нам удалось установить по адресным книгам «Весь Петроград» за 1915–1917 гг. Значительную часть составляли крупные предприниматели и банкиры, так называемые воротилы бизнеса: А.А. Бательт, директор Акционерного общества «В. Керстен»; А.А. Винавер, директор-распорядитель Аэростато-строительного завода А. Фидингер в Петрограде; Э.Э. Гауптфогель, вице-директор Петроградского международного коммерческого банка; Л.Ю. Геллер, почетный гражданин, владелец Механического завода и торговли типографическими принадлежностями и словолитни; А.Г. Грилмихес, купец 1-й гильдии, директор правления Акционерного общества «Торгово-промышленного предприятия «Г.М. Грилмихес»; В.С. Иващенко, почетный гражданин, член правления общества «Продамет»; З.Ф. Кан, директор-распорядитель Петроградского акционерного общества кожевенного производства; С.Л. Комайко, товарищ директора Русско-английского банка; Я.Я. Кибецкий, член правления Петроградского Тульского поземельного банка; Д.Ф. Лобов, член правления Северного акционерного общества Трубопрокатного и Механического заводов; М.С. Маврогордать — член правления Русско-Английского банка, Общества южно-русской каменноугольной промышленности; потомственный почетный гражданин А.К. Пурышев, представитель конторы асфальтовых работ и Акционерного общества «Э.Э. Бергенгейма» в Харькове; А.Л. Рубинштейн, кандидат в директора правления страхового общества «Волга», директор правления Лесопромышленного домовладения и Страхового акционерного общества «Риц»; В.Н. Троцкий-Сенютович — директор-распорядитель Акционерного общества Петроградского товарищества складов, холодильников и элеваторов, председатель правления Акционерного общества Кулотинской мануфактуры, член правления Николаевских заводов и верфей Товарищества нефтеперерабатывающего производства «Г.М. Лианова и сыновей», нефтепромышленного и торгового товарищества «Братья Мирзоевы»^[648].

Жили в доме владельцы магазинов и других торговых заведений, среди них: купцы 1-й гильдии Ш.А. Бомштейн; С.Д. Борткевич, владелец магазина готового дамского платья; купчиха М. Кан; Н.С. Король, хозяйка модного магазина; А.Л. Левитан; Р.Ф. Островский, представитель континентальных и гуттаперчевых компаний; М.Г. Ривлин; П.Т. Якобовский, владевший торговлей вязаными и трикотажными изделиями, и др.^[649]

Квартиры в престижном доме снимали военные: генерал-майоры М.М. Маникин, член Совета по горному делу, и А.А. Резвой; вице-адмирал, инспектор лечебных заведений в Петрограде, ктитор храма Спас на Водах в память моряков, погибших в Русско-японской войне И.И. Хомутов; отставной капитан 1-го ранга А.И. Шадинов; военный инженер генерал-майор Э.И. Шеффер; полковники М.М. Якубов (о нем особый рассказ); М.Я. Ясюкович, экстраординарный профессор Николаевской Инженерной академии^[650].

Жильцами Толстовского дома были служащие: чиновник особых поручений Министерства земледелия и зав. Канцелярией комиссии по землеустроительным делам Я.М. Меньшиков; служащий канцелярии Чрезвычайной следственной комиссии Д.И. Поздеев; действительный статский советник, казначей глазной лечебницы, доверенное финансовое лицо инженера А.В. Бари в Москве; казначей Общества вспомоществования нуждающимся учащимся Литейной гимназии А.А. Яблонский и другие поверенные заседатели и стряпчие^[651].

В доме проживали: врач Р.Я. Дубкова; строитель загородных дворцов и доходных домов в столице А.П. Иларионов; педагог В.И. Лаврентьев, преподававший в гимназии при историко-филологическом институте и Петроградской консерватории; врач А.А. Моклевский; архитектор С.А. Мешкис; сестра милосердия, дочь статского советника В.М. Протопопова; окулист Е.Н. Яблонская ^[652].

В предреволюционные годы здесь жили: писатель А.Т. Аверченко и издатель «Алконоста» С.М. Алянский (о них речь впереди); драматическая актриса М.Е. Анчарова (Теодорович); редактор-издатель газеты «Петроградский курьер» и журнала «Финансовое обозрение» Н.А. Нотович; ученый-востоковед Д.М. Позднеев, статский советник, председатель японского отделения Императорского общества востоковедения (о нем также речь пойдет впереди); издатель журналов «Зритель», «Малый журнал», сборников литературно-художественного общества «Страда», директор обществ «Путник» и «Русь — Америка» А.Д. Семеновский; актриса Л.Р. Тетмайер и др.^[653]

Сразу же после завершения строительства дома арендовали помещения многие известные заведения и акционерные общества: правление акционерных обществ «Станок», выпускало станки и машины для обработки металлов и дерева^[654]; шоколадной фабрики «Бездека» (председатель М.С. Залишунин, директор К.Ф. Бездека)^[655]; торгового дома «Г.О. Гессер и К^о» (занималось производством специальной арматуры и железных работ); генерального общества французской ваксы «А. Жако и К^о»; в предреволюционные годы ателье в доме имели модистка О.В. Кольцова; портниха «Ольга»; дамская портная Е.М. Боровская^[656].

Большой популярностью пользовался институт красоты (официальное название — High Life’s hall и культуры человеческого тела доктора Круазье, придававший особое внимание гимнастике, водным процедурам и массажу)^[657], спортивный клуб «Санитас», организованный известным российским атлетом Людвигом Чаплинским, и врачебно-гимнастическое заведение «Общество Спорт и Гигиена»^[658].

В доме проживали и те, кого мы называем сегодня сотрудниками спец. служб. Один из них, Спиридович Александр Иванович (1873–1952), жандармский генерал-майор, начальник Императорской дворцовой охраны, служа в отдельном корпусе жандармов с 1899 г., прикомандирован к Московскому, с 1902 г. — к Киевскому губернскому жандармскому управлению. В 1903–1905 гг., получив ранение, командирован к штату отдельного корпуса жандармов, в начале 1906 г. откомандирован в распоряжение дворцового коменданта и назначен начальником дворцовой охранной агентуры в звании полковника. После убийства Столыпина Спиридович привлечен к расследованию по обвинению в непринятии мер охраны премьер-министра, и его карьера считалась уже законченной, однако, не отставлен от должности. Во время Первой мировой войны Александр Иванович сопровождал Николая II во всех поездках, 15 августа 1916 г. назначен ялтинским градоначальником. Во время Февральской революции арестован, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией. Жил в Толстовском доме в квартире № 333. После Октябрьского переворота уехал в эмиграцию. Издал несколько книг мемуаров и исторических исследований о деятельности политических партий в России. Написал биографию Г.Е. Распутина. Умер в Нью-Йорке^[659].

Другой ранее упомянутый житель Толстовского дома — контрразведчик Владимир Михайлович Якубов, жандармский полковник, начальник Контрразведывательного отделения при штабе Петроградского военного округа. Особо отличился при пресечении военно-шпионской деятельности барона Унгерна фон Штеренберга и капитана Постникова. Эта операция вошла в учебники контрразведывательной деятельности. Якубов создал знаменитую картотеку сведений регистрационно-статических сведений по военному шпионажу. Арестован и смещен в должности 28 февраля 1917 г. Временным правительством^[660].

Скандальную известность в предреволюционные годы приобрел еще один житель Толстовского дома — Андроников Михаил Михайлович (1875–1919), князь, известный авантюрист и аферист, описанный В.С. Пикулем в романе «Нечистая сила». Человек из близкого окружения Г.Е. Распутина, имел прозвище «Побирушка», упоминается в воспоминаниях А.И. Спиридовича. Жил в Толстовском доме в квартире № 359, но выселен в 1916 г. согласно решению суда по иску домовладелицы графини О.А. Толстой, которой не нравились посещения ее дома Г. Распутиным и его почитателями. После Октябрьского переворота служил начальником Кронштадтской ЧК. Расстрелян за взятки и финансовые аферы, хотя официально обвинен в шпионаже, что не имело никаких доказательств и оснований^[661].

Дом № 15–17. Готический фонарь

Но самый известный житель Толстовского дома — писатель Аркадий Аверченко. Предлагаем читателям мысленно посетить Аркадия Тимофеевича в его квартире, перелистав страницы посвященного ему очерка В.Д. Миленко: «…Наладив работу журнала, Аверченко, Радаков и Ре-Ми более не баловали своими посещениями редакцию — механизм уже был запущен и не давал сбоев. Радаков не утруждал себя даже тем, чтобы приносить рисунки, — за ними посылали к нему домой. У Аркадия Тимофеевича также наконец-то появилась возможность принимать по рабочим делам „у себя“. В 1913 году он стал настолько обеспеченным человеком, что смог снимать трехкомнатную квартиру в новом доходном доме графа М.П. Толстого, 15–17, на Троицкой улице. Здесь у Аркадия Аверченко впервые в жизни появился свой собственный угол!

Свернем с улицы Рубинштейна в полукруглую арку, украшенную готическим фонарем из кованного железа. Перед нами двор „Толстовского дома“ с великолепными аркадами, уходящими в сторону набережной Фонтанки. Писатель живет в первом подъезде справа. Он уже увидел нас, ведь окно его рабочего кабинета смотрит на входную дверь парадного подъезда. Нам нужен второй этаж, квартира 203. Но подыматься не придется — в доме работает паровой лифт.

Дверь нам открывает сам хозяин и приглашает войти в просторную прихожую.

— Ну вот, это моя квартира, — говорит он. — Я ею доволен, центральное отопление, горячая вода, телефон. Что же еще нужно?.. Район хороший — Пять углов. Опять же до работы недалеко улица выходит на Невский недалеко от редакции „Нового Сатирикона“…

Улица Пяти углов. Фото 1920-х гг.

Прямо перед нами — дверь в рабочий кабинет. Зайдем. Большая комната, стены обтянуты сукном лилового цвета, огромная библиотека. У окна письменный стол. Аркадий Тимофеевич смеется:

— Здесь ежедневно происходит глухая, тайная, свирепая борьба между мной и моей горничной Надей. Каждое утро я просматриваю корреспонденцию, счета… Прочитанное и более не нужное бросаю на пол. Ухожу в редакцию. Приходит Надя, подметает пол, подымает с него все бумаги, тщательно разглаживает и засовывает между подсвечником и часами на письменном столе. Вечером прихожу я, эту пачку снова швыряю на пол. Утром приходит Надя и снова ее всовывает… Мы никогда не говорим об этом: ведь смертельно враждующие армии не ведут между собой переговоров!

— Разумеется, хозяин шутит. — С Надей у него прекрасные отношения.

Из кабинета дверь ведет в спальню. Здесь на стенах сукно спокойного, синего цвета. Рядом с кроватью, заваленной книгами и газетами, как ни странно, граммофон и… штанги! Аркадий Тимофеевич снова улыбается:

— Самое скучное занятие для человека — одеваться. Я это делаю под музыку. Завязываешь ботинки — и слушаешь Собинова! А штанги… Не удивляйтесь — люблю иногда поупражнять мускулы.

Третья комната — столовая и приемная одновременно. Фрукты в вазах, живые цветы, кремовые обои. На стенах — полотна Репина, Билибина, Добужинского, Бенуа, близкого друга Ре-Ми…

Окна кабинета, спальни и столовой выходят во внутренний двор. Внизу снуют прохожие. Невольно хочется спросить Аркадия Тимофеевича, кто еще из знаменитостей живет здесь? Он охотно рассказывает:

— Горжусь тем, что живу в одном доме с Людвигом Чаплинским — трехкратным чемпионом России по тяжелой атлетике. Кстати, в нашем доме работает спортивный зал Чаплинского „Санитас“. Мы с Куприным посещаем его, когда есть время. Часто вижу Александра Ивановича Спиридовича. Ну вы же знаете, кто это? Это начальник Императорской дворцовой охраны. Помните, у него были крупные неприятности в 1911 году, после убийства Столыпина. Он даже был под судом, но дело прекратили по настоянию императора… Самая примечательная личность в нашем доме — князь Михаил Михайлович Андроников.

— Да-да, тот самый — из окружения Распутина! Иногда Григорий Иванович с компанией приезжают сюда ночью, страшно шумят, будят всех жильцов.

Владелица нашего дома, графиня Толстая, говорят, уж и не знает, как от этого Андроникова избавиться. Судебные иски на него подает. А моей горничной слуги князя рассказывали, что тот устроил в своей спальне за особой ширмой подобие часовни. Представьте себе — с распятием, аналоем, кропилом, иконами и даже терновым венцом! Впрочем, по другую сторону ширмы князь спокойно предается самому гнусному разврату. Он — гомосексуалист, это все знают… Да! Недалеко отсюда, буквально через дорогу — Троицкий театр миниатюр, с которым я сотрудничаю. Очень удобно. Бываю на спектаклях по своим пьесам. Иногда захожу в гости к Левкию Жевержееву, он в том же доме живет, где и театр. Жевержеев — коллекционер, поэтому тратит все свои средства на покупку книг и театральных реликвий, организовал у себя литературно-артистические „пятницы“. На них бывают Бакст, Альтман, Хлебников, Маяковский, Малевич, Филонов, братья Бурлюки. Я тоже бываю, но редко. А еще Жевержеев завел „пятничный альбом“, где все гости оставляют памятные записи, рисунки, экспромты. Хорошая идея… Ну а теперь, давайте обедать. Моя кухарка прекрасно готовит.

Вот так и жилось Аркадию Тимофеевичу на Троицкой — комфортно и уютно. Квартира, в которой мы только что побывали, запомнилась не только сотрудникам „Нового Сатирикона“. Нам удалось разговорить племянника писателя Игоря Константиновича Гаврилова, который рассказал о том, что его мама долгие годы вспоминала о своей поездке из Севастополя к Аверченко в Петербург именно в это время. Ее потрясла квартира брата, и она восхищалась тем, что видела у него пылесос и домашний телефон, которые казались ей приметами иного, „заграничного“ обихода. Несколько зарисовок „из жизни на Троицкой“ оставили нам коллеги Аркадия Аверченко. Ефим Зозуля вспоминал: „Дверь мне открыла горничная Надя, небольшого роста блондинка с умными, зоркими глазами. До моего прихода она говорила по телефону, и, впустив меня без всяких расспросов в столовую, поспешила продолжать разговор. Телефон стоял на столе Аверченко, и для того, чтобы держать трубку постороннему человеку, т. е. не сидящему за столом, — нужно было нагнуться. Как-то так неудобно был расположен аппарат. И Надя говорила, нагнувшись над плечом Аверченко. Разговор был не деловой. Речь шла о родственниках Нади, о поклонах какой-то куме, о чьем-то приезде. В дальнейших моих посещениях Аверченко… я не раз видел Надю в такой позе, что не мешало Аверченко работать. Надя, простая девушка, но очень тактичная и умная, держала себя свободно, с достоинством, чувствовала себя как дома и поддерживала в квартире и в обращении с многочисленными и разнообразными посетителями удивительно теплый тон. Это было характерно для Аверченко, ибо источником этого тона был, конечно, хозяин.

Беспокоился писатель и за судьбу своей петроградской квартиры в эмиграции. Актрису Марию Марадудину, оставшуюся в России, он просил наведаться на Троицкую, по возможности собрать все его книги и выслать ему. Марадудина выполнила просьбу и писала Аверченко, что квартира его как прежде, однако пусто и сыро; всю обстановку вывезла к себе горничная Надя, которая вышла замуж и живет теперь в Поварском переулке. Никаких книг нет: за исключением одного комплекта — „Сатирикона“, вся остальная библиотека погибла.

Двор Толстовского дома

Горничная Надя поступила очень правильно, забрав обстановку. 19 ноября 1921 года в Советской России был принят декрет о конфискации и переходе в собственность РСФСР всего движимого имущества граждан, „бежавших за пределы республики или скрывавшихся до настоящего времени“… О том, что происходило после принятия этого декрета в квартире Аверченко, мы знаем благодаря историографу Толстовского дома Марине Колотило. Подъезд, в котором жил писатель, с 1921 года начали заселять транспортными рабочими и сотрудниками ЧК. Через этаж от бывшей квартиры писателя поселили секретаря ЧК Надежду Ивушину, которая непосредственно участвовала в выселении из дома „бывших“. Все вещи из квартир выселяемых, а также бежавших жильцов, были сложены огромной кучей в сквере со стороны Щербакова переулка прямо под открытым небом. Каждый желающий мог выбрать и забрать все, что ему понравится…» ^[662].

Сотрудниками Аркадия Аверченко по «новому Сатирикону» были многие известные писатели, бывавшие в его квартире в Толстовском доме: это А. Куприн, Тэффи, Саша Черный, Осип Дымович, Н.В. Ремизов (Ре-ми). А.С. Грин, постоянно нуждавшийся в деньгах, неоднократно бывал в квартире № 203 в надежде получить от редактора «Нового Сатирикона» хоть какой-нибудь аванс. Как пишет автор воспоминаний о писателе Л. Лесная: «Отношение Аверченко к Грину имело характер покровительственной симпатии. Ему нравилось бродить с ним после редакционных совещаний по набережным. Странно было видеть их вместе: излучающий здоровье, улыбающийся человек атлетического сложения, всегда элегантный, а рядом Грин в темном пальто с подмятым воротником, бледный и хмурый. Впрочем, разговаривая с Аверченко всегда вполголоса и где-нибудь в отдалении от насмешливых сотрудников, Грин начинал усмехаться. Как сейчас вижу: вот он берет из рук Аверченко его неразлучную трость и разглядывает рукоятку в виде перевернутой дамской туфельки. Он долго ее „изучает“ и возвращает владельцу. Оба понимающе смеются»^[663].

Петербуржцы не забыли Аркадия Тимофеевича, Толстовский дом, в котором он жил и где полностью сохранилась его квартира, сегодня окружен заботами Марины Николаевны Колотило — председателя Товарищества собственников жилья «Толстовский дом». Марина Николаевна собирает материалы о знаменитых жителях дома и готовит к изданию монографию на эту тему. По ее инициативе в доме на общественных началах организуется музей; один из разделов его экспозиции будет посвящен Аркадию Аверченко и его гостям. В планы членов ТСЖ «Толстовский дом» входит и установка на здании мемориальной доски писателю^[664].

С 1913 по 1918 г. новый дом принадлежит вдове генерал-майора графине Ольге Александровне Толстой. О ней следует сказать особо. Она родилась 14 августа 1857 г. в семье князя Александра Илларионовича Васильчикова (1818–1881). Ее отец вошел в историю России как секундант М.Ю. Лермонтова в трагической дуэли, на которой погиб великий поэт.

Впоследствии князь Александр Илларионович — один из виднейших земских деятелей России 1860-х гг. Автор целого ряда работ по проблемам внутренней политики государства, народного образования, сельского хозяйства, самоуправления и воспоминаний о дуэли Лермонтова и Мартынова. Мать Ольги Александровны — княжна Евгения Ивановна Васильчикова (урожд. Сенявина), вышла замуж за графа Михаила Павловича Толстого и стала графиней Толстой. Муж доводился ей троюродным дядей, так как ее прабабушка Екатерина Александровна Пашкова (урожд. графиня Толстая), родная сестра деда ее мужа — графа Дмитрия Александровича Толстого (1754–1832). Во время Первой мировой войны Ольга Александровна была председательницей Комитета питательно-перевязочного отряда имени Ее Императорского Величества великой княгини Ксении Александровны. После Октябрьского переворота Ольга Александровна оказалась в эмиграции, где и скончалась в 1934 г.^[665] Полное родословное древо Ольги Александровны на интернет-портале «Родовод» в октябре 2009 г. составляло 3544 человека в более чем 700 семьях.

В годы Первой мировой войны в Толстовском доме располагался один из военных госпиталей — Лазарет памяти М.П. Толстого, который содержался на средства квартирантов дома и наследников генерала^[666].

О Толстовском доме во время Гражданской войны оставила воспоминания актриса Н.В. Вербинина: «В городе пустовали квартиры в бывших богатых, ныне покинутых домах. Занять такую квартиру было просто — никаких документов не требовалось. Чтобы я не опаздывала на занятия и спектакли, мы с мамой переехали в огромный, почти безлюдный, дом графа Толстого на Троицкой улице, 15–17, в огромную квартиру на пятом этаже. На площадке напротив нас — такая же брошенная квартира, выше нас — тоже никого. Неуютно и жутковато. Мы стали приглашать — жить или ночевать моих однокурсников, тех, кто не имел угла или жил за городом, таких, как Маша Коробицына и Саша Булыгин, которые ежедневно ходили пешком из Шувалова в Петроград и обратно. Маша приютилась у нас, и мы выделили ей одну комнату, в двух других поселилась Маргарита Зауэр из группы Ю.М. Юрьева, а ночевали все, кто хотел.

Вскоре после нашего вселения во всем доме погасло электричество, перестали работать паровое отопление и водопровод — трубы лопнули, а чинить было некому. За водой ходили в соседний двор»^[667].

В первые послереволюционные годы одним из культурных мест Петрограда становится квартира основателя издательства «Алконост» Самуила Мироновича Алянского (1891–1974). Алконост — сказочная птица с человеческим лицом, часто изображавшаяся в старину на русских лубочных картинках. Издательство «Алконост», открывшееся в июне 1918 г., задумывалось С.М. Алянским ради издания произведений русских символистов, прежде всего Александра Блока. Первая книга вышла в свет 6 июля 1918 г. тиражом 3000 экземпляров. Это была поэма Александра Блока «Соловьиный сад».

С.М. Алянский

Автор очерка об Алянском в Толстовском доме С.О. Белов пишет: «Неудивительно, что первым на девятимесячный юбилей „Алконоста“ 1 марта 1919 года пришел Александр Блок. Он открыл приготовленный Алянским альбом автографов с приветствием: „Дорогой Самуил Миронович! Сегодня весь день я думал об «Алконосте». Вы сами не знали, какое имя дали издательству. Будет «Алконост», и будет он в истории, потому что все, что начато в 1918 году, в истории будет, и очень важно то, что начат он в июне (а не раньше), потому что каждый месяц, если не каждый день этого года, — равен году и десятку лет. Да будет «Алконост»“»!^[668]

А вот что вспоминает сам С.М. Алянский об этом вечере: «Помимо основных писателей „Алконоста“ — Андрея Белого, Иванова-Разумника, А. Ремизова, Константина Эрберга, — было решено пригласить на юбилей некоторых деятелей Театрального отдела Наркомпроса, где в то время работали и Александр Александрович Блок, и я: это были Мейерхольд, известный профессор-пушкинист, П.О. Морозов, а также переводчики и театральный деятель Вл. Н. Соловьев»^[669].

Живые воспоминания о вечеринке в квартире Алянского в Толстовском доме оставил Ю. Анненков. Они замечательно передают атмосферу дома времен Гражданской войны: «Помню, как по поводу выпуска первого номера „Записок Мечтателей“ Муля Алянский в начале октября 1919 года устроил у себя на Троицкой улице вечеринку. Присутствовали Блок, Белый, голодный и страдающий одышкой Пяст, Зоргенфрей, кажется Иванов-Разумник, Оленька Глебова-Судейкина. Еще человек пять…

Муля Алянский собственноручно состряпал громадный форшмак из мерзлой картошки лилового цвета, вместо селедки он размочил в воде вяленную воблу, мяса же не достал вовсе. Форшмак тем не менее удался на славу (последний форшмак, съеденный мною в России). Муля Алянский „рас шибся в доску“ и выставил три бутылки аптечного спирта, а также и быстро угасавшую печурку, называемую „буржуйкой“. Произносились речи, читались стихи (стихи Белого были написаны на синей оберточной бумаге), потом говорили все разом, и наконец, случилось так, что почти все заночевали у Алянского, расположившись, не раздеваясь, кто где смог, — в столовой на диване, на полу, на составленных стульях, а в спальной, отдельно — Оленька Глебова-Судейкина, на хозяйской кровати. Сон был крепок, от запретного спирта не осталось ни капли, и когда, ближе к утру, в сон ворвался стук, проснулись только Алянский и я, так как мы спали в ближайшей к входным дверям комнате. Мы сразу поняли, что двери придется отворить непременно.

— Братская могила! — сказал вошедший комиссар, бросая на стол портфель. — Открыли бы форточку, что ли… Документы в порядке?

Комиссар звенел, бренчал и звякал, несмотря на отсутствие шпор и шашки (кобура не в счет, кобура — до ужаса молчаливая вещь). Комиссар звенел и брякал всем своим имуществом. Топтались милиционеры.

— Не шумите, товарищи, — произнес Алянский, — там спит Александр Блок.

— Деталь! — ответил комиссар. — Который Блок, настоящий?

— Стопроцентный!

Комиссар осторожно заглянул в соседнюю комнату:

— Этот?

Алянский кивнул головой. Комиссар взял со стола звенящий портфель, смял его, привел к молчанию и, шепнув Алянскому с улыбкой: „Хрен с вами!“, вышел на цыпочках, уводя с собой милиционеров…

Откуда, из каких социальных слоев вышел этот устрашающий, „фатальный“ ночной комиссар в кожанке? Знал ли он имя Блока только понаслышке, так же, как имя Максима Горького, встретив которого, несомненно, встал бы „во фронт“?

Комиссар перешел на шепот и поманил Алянского в коридор.

— А еще кто у вас остался? Почему не сообщили в домкомбед?

Алянский объяснил. Комиссар сказал, что на этот раз уж так и быть, обошлось, а вообще полагается сообщать, и хорошо, что он сам был с патрулем, иначе всех забрали бы. Патруль удалился, но комиссар, пройдя несколько шагов, обернулся и спросил у Алянского строго, в тоне выговора:

— А Александра Блока, гражданин хороший, неужели не могли уложить где-нибудь?

Это был собственной персоной комендант Петроградского укрепленного района, известный большевик Д. К. Авров. Имя его можно прочитать на одном из надгробий Марсова поля»^[670].

Всего в «Алконосте» Алянский выпустил около 50 книг, в том числе почти все послереволюционные произведения А. Блока, издание произведений великого русского поэта — главная заслуга Алянского перед русской литературой, А. Блок неоднократно бывал у него в Толстовском доме, так же как и другие авторы «Алконоста»: Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Федор Сологуб, Алексей Ремизов, Константин Эрберг, Вильгельм Зоргенфрей, Михаил Гершензон, Анна Ахматова, Владимир Пяст; у Алянского неоднократно бывали и художники, оформлявшие издания «Алконоста»: Н. Куприянов, В. Замирайло, А Головин, А. Лео, Ю. Анненков, с блестящими рисунками которого в 1918 г. Алянский выпустил поэму А. Блока «Двенадцать»^[671].

Участником памятной вечеринки у Алянского в октябре 1919 г. был и Владимир Александрович Азов (1873–1948), сосед Аркадия Аверченко по Толстовскому дому, проживавший в квартире № 204. Как пишет о нем автор очерка И.В. Обухова-Зелинская: «Этот известный журналист и чрезвычайно популярный юморист-сатирик давно и прочно забыт. Несмотря на то что многие его юморески до сих пор смешат и не утратили актуальности, лишь считанные из них в последнее время появились в бумажных периодических изданиях или в Сети. Если в свое время скетчи и пьесы Азова шли в многочисленных театрах миниатюр по всей России, а над его шутками смеялись читатели российских газет и журналов, то после его отъезда за границу (видимо, в самом начале 1926 года) они канули в небытие и до последнего времени на территории СССР не переиздавались. Вполне естественно, что никто из литературоведов творчеством Азова не занимался — пока оно остается не собранным, не учтенным, не изученным. Такова была судьба в советское время огромного большинства русских литераторов-эмигрантов. В 1906 году Азов предпринял выпуск журнала „Благой мат“, запрещенный с первого же номера за статью „Как я убил Плеве“ Е. Сазонова. С 1908 года он постоянно жил в Петербурге. С 1910 года начал сотрудничать с журналом „Сатирикон“, где уже складывалась компания завзятых юмористов под предводительством неслыханно популярного тогда Аверченко.

В 1911 году разгорелся конфликт между сотрудниками этого журнала и его издателем М. Корнфельдом. В результате вся команда (в том числе и Азов) под предводительством Аверченко ушла, основав журнал „Новый Сатирикон“.

В том же 1911 году открылся Троицкий (по названию улицы) „Театр миниатюр“, ставший одним из наиболее известных среди почти 100 петербургских театров этого жанра. Самыми репертуарными авторами этих театров были „сатириконцы“ Тэффи, Аверченко, Азов. Возможно, что и в Толстовском доме, в двух шагах от Троицкого театра, эти два юмориста поселились не случайно. Не приходится сомневаться, что в их квартирах бывали и все упомянутые коллеги-журналисты.

Азов к началу революции стал не только известным журналистом, но и автором сборника рассказов „Цветные стекла“. А после революционных потрясений 1917 года Азов, лишившись заработка, чтобы не умереть с голода, приходил на Бассейную ул., 9–11 (ныне улица Некрасова), в открывшийся при его деятельном участии Дом литераторов за скудным пайком.

В ноябре 1922 года Дом литераторов был закрыт. Но к этому времени уже сформировались какие-то советские учреждения и органы печати. Спасением для многих литераторов было издательство „Всемирная литература“, открытое в 1919 году при Наркомпросе по инициативе М. Горького, носившегося с вполне утопическим проектом — перевести и издать на русском языке все лучшие произведения мировой литературы. Именно для этого издательства Азов переводил произведения многих англоязычных писателей: О. Генри, Дж. Конрада, Г. Уэллса, Л. Кэрролла.

Азов продолжал жить в той же квартире Толстовского дома и, в духе времени, по-видимому, даже был какое-то время председателем домкома. Благодаря этому обстоятельству он стал участником той памятной вечеринки в квартире издательства „Алконоста“ Алянского, в которой участвовал А. Блок. Именно благодаря присутствию Азова все закончилось благополучно.

В эмиграции Владимир Александрович до конца жизни прожил во Франции»^[672].

С литературой связан еще один житель Толстовского дома — Князев Василий Васильевич (1887–1937), поэт-революционер, сочинитель рифмованных фельетонов, большевистских агиток и безбожных куплетов. Огромной популярностью после Октябрьского переворота пользовалась его песня «Марш коммунаров», где в припеве повторялось: «Никогда, никогда, никогда, никогда коммунары не будут рабами…», хотя текст припева он практически скопировал со своего перевода английского гимна, выполненного ранее: «Никогда, никогда, никогда, никогда англичане не будут рабами…» В своих произведениях Князев глумился над царской Россией и пел дифирамбы большевикам, тем не менее репрессирован и умер на тюремном этапе под Магаданом. До ареста жил в Толстовском доме в квартире № 301^[673].

С Толстовским домом связаны и встречи поэта Анны Андреевны Ахматовой. Как удалось установить ведущему научному сотруднику музея А.А. Ахматовой в Фонтанном доме Т.С. Поздняковой, она бывала здесь на протяжении более 30 лет с 1915-го по 1950-е гг. Приведем фрагменты ее очерка, посвященного этим встречам: «В Толстовский дом, к проживавшему там в квартире 659 поэту и издателю Дмитрию Цензору была адресована короткая записка Анны Ахматовой от 23 февраля 1915 года. „Посылаю Вам стихотворение Николая Степановича, потому что своего у меня сейчас ничего нет. Гонорар я получила“. К записке были приложены переписанные рукой Ахматовой стихи Н. Гумилева „Стансы (Над этим островом какие выси…)“ и „Вечер“».

Как отмечает Т.С. Позднякова: «Слабый поэт, эпигон символистов, Дмитрий Цензор, которого критика как-то назвала „сладко-лиричным“, был очень плодовит и поэзию любил горячо. А. Блок в рецензии на одну из его книг написал: „Дмитрий Цензор — создание петербургской богемы. <…> Он чист душой, и главное, что временами он поет, как птица, хотя и хуже птицы, видно, что ему поется, что он не заставляет себя петь“.

Стихи Гумилева Дмитрий Цензор опубликовал вместе со „старым“, 1914 года, стихотворением Ахматовой „Тяжела ты, любовная память…“ в „Альманахе“ стихов, изданных в Петрограде. <…> „Альманах“ вышел в начале июня 1915 года под маркой, как писал в одном из своих мемуарных очерков Георгий Иванов, „загадочного издательства «Цевница»“. Тут же были помещены стихи А. Блока, Г. Иванова, М. Кузмина, О. Мандельштама, Ф. Сологуба. А между ними беспомощные строки самого Д. Цензора.

Человек со странной для поэта фамилией — Цензор имел непосредственное отношение к нескольким изданиям Серебряного века. В еженедельном журнале „Златовет“ он числился заведующим литературно-художественным отделом. Журнал объявлял своей задачей освещение „литературы, художества, театра, сатиры“, однако вкус его был невысок. Правда, хоть и нечасто, но попадались там и яркие публикации. Например, в № 3 за 1914 год были напечатаны стихи Н. Гумилева „Мое прекрасное убежище…“.

Возможно, именно о гонораре за это стихотворение и пишет в той записке Ахматова. Гумилев был на фронте, так что гонорар за него могла получить его жена. Впоследствии еще не раз судьба сводила Ахматову и Цензора: в подвале „Бродячей собаки“, на вечере „Кружка Случевского“ у поэта Н.Н. Вентиеля, на заседании „Цеха поэтов“. <…>

…8 августа 1921 года были похороны Александра Блока. Сохранилась запись Ахматовой: „Хоронил его весь город, весь тогдашний Петербург или, вернее, все то, что от него осталось“. Д. Цензор был одним из тех, кто нес гроб Александра Блока на Смоленское кладбище… Затем жизнь далеко развела Анну Ахматову и Дмитрия Цензора.

С осени 1921 года и началось активное сотрудничество Ахматовой с Алянским. Тот же четвертый номер „Записок мечтателя“ сообщал, что журнал издается при участии А. Блока, А. Белого, А. Ремизова, Вяч. Иванова, В. Мейерхольда, В. Зоргенфрея, О. Форш и А. Ахматовой. Следующий, пятый, номер анонсировал выпуск ахматовских книг: „У самого моря“, „Четки“ и „Белую стаю“.

В годы этого сотрудничества А. Ахматова не раз встречалась с издателем „Алконоста“, в том числе и в Толстовском доме»^[674].

Как пишет Т.С. Позднякова: «К 1930-м — 1940-м годам относится роман Анны Ахматовой с Владимиром Георгиевичем Гаршиным, многие годы жизни которого связаны с Толстовским домом. Ученый-патологоанатом В.Г. Гаршин был не чужд литературе: известный русский писатель Всеволод Михайлович Гаршин приходился ему дядей, да и сам он писал стихи. Неровные. Сам к ним серьезно не относился. Но на странице книги Ю. Германа „Дело, которому ты служишь“ сохранилось стихотворное послание Гаршина „Другу-прозектору“:

В.Г. Гаршин поселился с женой в Толстовском доме в 1927 году, в 459-й коммунальной квартире у них были три небольшие комнаты.

Жили Гаршины более чем скромно — хотя профессор Гаршин зарабатывал прилично, бо́льшую часть зарплаты тратил он на свои коллекции: был страстным собирателем произведений искусства и нумизматом. Татьяна Владимировна принимала все это кротко, была мужу исключительно предана. Сама она не работала, занималась домашним хозяйством и по договору с какой-то артелью расписывала по эмали брошки. Кроме того, помогала Гаршину: изготавливала демонстрационные плакаты, перерисовывала в увеличенном виде микрофотографии. Многие годы она тяжело болела.

Личные отношения Ахматовой и Гаршина завязались в феврале 1937 года, когда Ахматова лежала в Куйбышевской (Мариинской) больнице на обследовании по поводу щитовидной железы. Лечил ее профессор-эндокринолог В.Г. Баранов. Он ли способствовал сближению Ахматовой со своим коллегой Гаршиным или Гаршин устроил ей консультацию с Барановым — теперь сказать сложно, но именно с этого времени отношения Ахматовой и Гаршина стали развиваться напряженно и интенсивно.

В 1940 году Гаршин сказал Лидии Чуковской: „Я эти два года ее на руках несу“. Тут и поддержка в быту (приносил судки с едой в муфте, чтобы не остыла), и медицинское наблюдение, и переписывание стихов для так и не состоявшейся публикации в „Московском альманахе“, и совместные прогулки по залам Эрмитажа, а главное — спасение от одиночества. В июле 1940-го Ахматова подарила Гаршину свою фотографию, сделав на обороте надпись: „Моему помощному зверю Володе. А.“. (Помощный зверь в русском фольклоре — герой сказки, приносящий волшебную помощь. — Авт.)

В.Г. Гаршин

В историю отношений Ахматовой и Гаршина вторглась война. Анна Андреевна уехала в эвакуацию в Ташкент, а Владимир Георгиевич остался в Ленинграде и, по сути дела, стал главным патологоанатомом блокадного города. В годы блокады он покинул Толстовский дом и жил при институте на улице Рентгена, его жена, Татьяна Владимировна, оставалась на Рубинштейна. (Она умерла по дороге на рынок. — Авт.) В письме к сыну на фронт Гаршин писал: „Милый мой мальчик, мой Алешенька. На нас с тобой и Юрой обрушилось самое страшное несчастье: вчера, 10 октября, умерла мама… Я еще ничего не знаю, как жить. Совсем меня раздавило… Пусто, пусто в душе, страшно. Некуда деться…“ <…>

…Через полгода Гаршин сделал Ахматовой предложение и просил ее принять его фамилию. Она дала согласие и с тех пор называла Владимиром Георгиевича своим мужем. Весной 1944-го она возвращалась в Ленинград, надеясь поселиться вместе с Гаршиным в его новой квартире, обещанной ему ВИЭМом, — на Кировском проспекте…

Однако этим планам не суждено было свершиться. Война, блокада и смерть жены надломили Гаршина. Встретившись 1 июня 1944 года на платформе Московского вокзала, они расстались навсегда. Ахматова пережила Гаршина на десять лет, так и не освободившись от смертной обиды на него. Уничтожила их переписку. В своих произведениях сняла все посвящения ему. В „Поэме без Героя“ кардинально изменила смысл непосредственно адресованных ему строк»^[675].

В 1940-е гг. А.А. Ахматова не раз приходила в Толстовский дом в квартиру № 104, где жил профессор Э.И. Слепян. На небольшой картине, написанной его родственником, изображен интерьер квартиры: темные, в бордовый тон, обои, тяжелая мебель красного дерева, глубокое кресло. «Вот в нем всегда прямая и сидела она», — это, пожалуй, единственное, что помнит об Ахматовой племянник Дорианны Филипповны Слепян, который после войны 14-летним мальчишкой прибегал к тетушке на улицу Рубинштейна. В одной квартире вместе с Дорианной Филипповой жила Раиса Моисеевна Беньяш — известный историк театра и театральный критик, с ней Анна Андреевна познакомилась во время войны, в Ташкенте. Как отмечает Т.С. Позднякова: «…Отношения Беньяш и Слепян с Ахматовой не были идиллистическими: достаточно длительное время она общалась с ними много и часто, а потом вдруг связь эта резко оборвалась»^[676].

По адресным книгам «Весь Ленинград» удалось установить имена большого числа жильцов Толстовского дома предвоенных лет: это врачи Г.К. Берзин, И.М. и М.М. Виноверы, Я.Е. Гершкович, В.П. Курковский, Е.К. Лебедева, В.Н. Нелидов, Т.Р. Пасинковская и др.^[677]; инженеры и технологи Г.О. Вайнберг, Г.О. Геродес, В.В. Ивков, И.В. Новиков, А.П. Павлов и др.^[678]; преподаватели вузов (ЛГУ, ЛГПИ им. Калинина, Технологического института и др.) Л.А. Барский, Н.П. Басов, А.И. Берзин, М. Бродянский-Якимович, Ф.Е. Городиева, А.В. Жукова, Н.П. Кравцов, Г.В. Пальчик^[679]; артисты Т.А. Борисова, Н.Ф. Вдовина, М.С. Кисиц, М.Я. Ковшевич, М.И. Матузов, О.Н. Маткевич^[680]; ученый-востоковед П.Н. Грекулов, литератор С.А. Маситин, научный сотрудник Восточного института им. Енукидзе и профессор того же института Д.М. Поздеев (о нем подробный рассказ впереди)^[681];

Среди жильцов дома 1930-х гг. немало управленцев производством и советских служащих: В.Ф. Зек, управляющий «Свирьстроем»; Р.С. Петровский, директор Аппаратурной фабрики кожтреста^[682]; И.И. Акулов, управляющий «Судотреста»; И.Я. Беркуль, член правления «Жилищсоюза»^[683]; Н.В. Новиков, зав. магазином; А.С. Кац-Назарова, председатель месткома; И.С. Кондратьев — брандмейстер; И.Д. Бойков, один из управляющих трикотажной фабрики «Красное знамя»^[684], кроме того, мы насчитали до 10 бухгалтеров, проживающих в этом доме.

Самой выдающейся и трагической личностью Толстовского дома в 1920–1930-х гг., является упомянутый ранее русский востоковед Дмитрий Матвеевич Позднеев (1865–1937). Уроженец города Орла, окончил факультет восточных языков Петербургского университета, где многие годы, будучи профессором, вел преподавательскую работу. В 1900–1903 гг. находился в Китае, составил экономическое обозрение торговли китайских портов. В 1905–1906 гг. — директор Восточного института во Владивостоке. Находясь в 1906–1910 гг. в Японии, создал первый в России «Японско-русский иероглифический словарь». По возвращении участвовал в организации Практической восточной академии в Петербурге. Д.М. Позднеев продолжал свою научную и преподавательскую деятельность. В 1925 г. опубликована его большая работа «Япония. Страна, население, история, политика», не потерявшая своей научной ценности и сегодня^[685].

Для нас очень ценны воспоминания внучки ученого Н.Г. Кабановой, которая так отзывается о своем деде: «Поразительно, как он мог утруждать свой единственный глаз, ежедневно по многу часов вырисовывая тончайшие детали иероглифов и вычитывая их в рукописях и книгах… Трудился он с раннего утра до позднего вечера. Я так и запомнила его за письменным столом с неизменной трубкой во рту, в маленькой бархатной шапочке („Лысина мерзнет“), иногда с большой лупой в руках. Казалось, дед совсем не утомлялся. Ему было достаточно прилечь минут на пятнадцать, чтобы почувствовать себя вновь свежим. Перед сном дед любил раскладывать пасьянсы. Знал он их великое множество и меня приохотил к этому занятию. <…>

Стены кабинета от пола до потолка занимали простые, неостекленные стеллажи. Книг было очень много и самых разнообразных: художественная литература, труды по истории, экономике, астрономии, географии, атласы, этнографические альбомы, словари, различные энциклопедии, издания на всех европейских и многих восточных языках. Дорогие фолианты в кожаных переплетах с тиснением и золотым обрезом, чередовались с растрепанными книжками без переплетов, рукописями. Вся левая стена кабинета, у которой стоял письменный стол, — Япония и Китай. Нижние полки на этой стене — книги дедушки, его рукописи. У письменного стола — удобное кресло китайской работы из черного дерева, с резной, в шашечку, широкой спинкой. Слева от стола — низкая этажерка с листами чистой бумаги и копиркой… У противоположного стеллажа, разделенные курительным столиком, стояли два низких кресла полукруглой формы, обтянутого коричневой кожей. В углу у окна пряталась жесткая кушетка, на которой в короткие перерывы от работы отдыхал дед. После ареста библиотеку изъяли. <…>

Жизнь Д.М. Позднеева оборвалась трагически — профессора расстреляли 30 октября 1937 г.»^[686].

Как мы уже отмечали в «Введении» к книге М.И. Колотило «Толстовский дом. Люди и судьбы», составлен мартиролог жителей дома — жертв сталинских репрессий, погибших в годы Великой Отечественной войны и умерших во время блокады Ленинграда. Читателей этой книги мы адресуем к одному из сборников, вышедшему в 2010 г., где поименно названы эти жертвы.

В первый из этих списков вошли 37 выявленных имен репрессированных, большинство из которых составляют беспартийные рабочие, инженеры, механики, домохозяйки, рядовые советские служащие, бывшие офицеры царской армии, русские, евреи, этнические немцы^[687]; в другой список жителей Толстовского дома вошли военнослужащие, погибшие в годы Великой Отечественной или пропавшие без вести, — 17 человек^[688]; самый большой список, 329 имен, составили «Блокадную книгу памяти Толстовского дома»^[689].

В список знаменитых жителей Толстовского дома авторы названного сборника включили более 50 имен. Назовем лишь самых выдающихся деятелей культуры. Это Л.К. Колесов (1910–1974), актер, режиссер, народный артист РСФСР, известный чтец; И.А. Колпакова (р. 1935), балерина, народная артистка СССР и герой социалистического труда; В.Г. Семенов (р. 1932), артист балета, педагог, народный артист СССР — ведущие солисты Академического театра оперы и балета им С.М. Кирова; Э.А. Хиль (1934–2013), народный артист РСФСР, исполнитель десятков популярных песен, ставший одним из символов Ленинграда — Петербурга; М.Я. Янсонс (р. 1943), всемирно известный дирижер^[690].

И сегодня в Толстовском доме проживают многие известные люди, он по-прежнему является объектом многих экскурсий, привлекательной декорацией для кинематографистов.

Конечно же, и у этого знаменитого дома немало проблем. На это незадолго до своей смерти обращал внимание Эдуард Хиль: «Меня удивляет, что такой красивый дом в центре города — и ни разу толком не ремонтировался. Обваливается лепка, появляются современные элементы, окна и двери после замены выглядят разными. Теряется единый стиль дома, он перестает быть домом ХХ века, становится дряхлым, ненужным. А вместе с ним разрушается и красота города. Люди, которые живут в России, тем более в Петербурге, должны понимать, для чего они появились на свет. Они пришли сюда, чтобы сделать жизнь еще краше. Нам пока еще есть на чем воспитывать детей — на красоте таких домов, как наш, Толстовский»^[691].

Несколько лет назад фасады Толстовского дома были отреставрированы. Сегодня жители этого дома и гости улицы Рубинштейна могут встретиться в баре-ресторане «Счастье», в кафе «Фартук 15/17» или в баре «Цветочки». Во дворе дома располагается много организаций: гостиница «Аркада», отель «Граф Толстой», барбершоп «Commissar», туроператор «Тур Престиж Клуб», городской центр социальных программ и профилактики асоциальных явлений среди молодежи «Контакт».

Дом № 19/8

Этот шестиэтажный дом желтого окраса на углу улицы Рубинштейна и Щербакова переулка — характерный образец архитектуры второй половины XIX в. Элементами декора типичного эклектичного фасада являются скромные наличники окон первого — пятого этажей, простые сандрики над окнами второго и более причудливые полукружия лучковых сандриков над окнами третьего этажей. Под этими окнами архитектор поместил нехитрый декоративный орнамент. Второй и третий этажи, где размещались самые дорогие квартиры дома, выделены еще и междуэтажными тягами и двумя балконами. Здание доходного дома возведено в 1862–1863 гг. по проекту архитектора Эрнста Густавовича Шуберского (1825–1865), служившего в Главном управлении путей сообщения. Самая известная его постройка — здание центральной городской водопроводной станции на Шпалерной улице. Кроме того, на его счету 13 доходных домов и 2 особняка^[692].

В 1849 г. на месте этого дома стояли одно- и двухэтажные каменные здания, принадлежавшие Филиппу Сергеевичу Батенину, а впоследствии его наследникам. Дошедший до нас дом возведен на средства потомственного почетного гражданина Григория Григорьевича Раменского. Кроме дома в Троицком переулке, ему принадлежали доходные дома в Гусевом пер., 3, на наб. Екатерининского канала, 158, 7-й линии В.О., 76, Садовой ул., 41. Сам он жил в доме на Грязной ул., 14 (ныне ул. Марата) ^[693].

Дом № 19. Фото авторов, 2021 г.

В 1890–1900-х гг. в доме проживали: врач Николаевского военного госпиталя О.И. Болтуц, преподаватель Училища правоведения О.И. Глыбовский, частные служащие А.И. Македонский и Д. Николаев, владелец питейных заведений В.М. Ермаков^[694].

В предреволюционные годы в доме работали: контора по перевозке мебели П.С. Сурикова, модный магазин Н.И. Ракус-Сущевской, ресторан «Лебеди»^[695]. Здесь проживала весьма разношерстная публика: сапожный мастер П.М. Вашкелис; практикующий врач-акушер Л.И. Алянский (впервые информация о нем встречается в адресной книге «Весь Петербург» за 1896 г., с. 16); портной П.И. Дуберг; журналист газеты «Вечернее время» П.Л. Илларионов; ресторатор С.Т. Мельников; почетный гражданин В.В. Пашкевич; И.С. Самойло, заведующий убежищем для подростков, член Особого присутствия по развитию и призрению нищих; А.И. Стебрис, преподаватель торговой школы имени Императора Николая II; массажист Б.П. Сукачев; жена полковника Ж.Г. Туманова; коллежский секретарь, зубной врач В.И. Хрущов, служивший при школе Императорского Патриотического общества, Исидоровском епархиальном училище и Петроградском Императорском воспитательном доме^[696].

Е.Б. Рейн и И.А. Бродский

В этом доме прошли детские и юношеские годы поэта Е. Рейна, ученика А.А. Ахматовой, друга И. Бродского, одного из тех, кто входил в круг «ахматовских сирот» вместе с Д. Бобышевым, В. Британшиским, С. Довлатовым, И. Бродским, А. Найманом, Г. Горбовским и А. Кушнером. Сам Е. Рейн вспоминает: «Мы жили по соседству, через дом. Мой 19, его (Сергея Довлатова. — Авт.) 23 по улице Рубинштейна»^[697], а вот свидетельство еще одного писателя, близкого к «ахматовским сиротам», их младшего современника В. Попова: «Громогласный, величественный, уже тогда похожий на памятник себе Женя Рейн! Оказаться рядом с ним значило (не говоря уже об уроках литературы) научиться держать себя гордо, весомо, выделяться в толпе урокам величия, преподаваемым Рейном, внимал и я. Помню, как я впервые оказался в его доме на читке, как передавалось из уст в уста, новой его поэмы. Почти никого из присутствующих там я еще не знал, а если слышал о ком, то только как о небожителе. И глаза поднимать боялся: если вдруг встречусь взглядом с кем-то из великих, как вести себя, что говорить? Опозорюсь навеки! Поэтому больше всего мне запомнился из того вечера паркет — старинный, фигурный, ярко начищенный, блестящий — им в основном я и любовался. Иногда в поле моего зрения попадали ярко начищенные черные ботинки Рейна, восседающего посреди комнаты, но, увидев их, я тут же испуганно отводил взгляд: достоин ли?

И вот — гости собрались, и началось чтение поэмы. Строки ее были весомы и значительны — но вникать в смысл я боялся так же, как смотреть на ботинки Рейна: куда уж мне? Помню лишь, что речь шла о съезде гостей на какую-то дачу. В сочельник. Слово это, как остальные, было из другой, несоветской жизни, и я точно еще не знал его значения — похоже, оно из жизни дореволюционной? Смело! По другим деталям поэмы — больше смахивало на нынешнюю жизнь… но все же необыкновенную. Вот какая, оказывается, сохранилась еще у нас аристократия на отдельных дачах! — это и был главный смысл поэмы, как я понял ее. Это все усвоили сразу и понимающе кивали. Притом стихи Рейна, когда я смог в спокойной обстановке прочесть их, оказались действительно замечательны — но в те минуты я напряженно думал о главном: как себя держать, как реагировать, чтобы не опозориться. Один раз, осмелев, я даже поднял голову и встретился с взглядом одного из слушателей (слушательниц?). Я восхищенно прикрыл глаза (мол, потрясающе!) — и после этого смотрел только на паркет: все же я как-то обозначил свое присутствие, хватит для начала. И тут, потеряв бдительность, я чуть не опозорился… что бы тогда было с моей литературной судьбой, да и вообще с жизнью?

Рейн, повышая напряг, гудел: „Он ее аукнул… и башмак! С его ноги спадая, стукнул!“

Тишина. Никто не смел не то чтобы сказать… стулом скрипнуть. И тут вдруг раздался стук — в наступившей тишине этот лист именно „стукнул“. Я увидел листок роскошной белой бумаги (видимо, прочитанный Рейном), который выпал из его рук и, будучи согнул вдвое, стукнул по паркету и так шалашиком встал. Мастер уронил лист! В первом страстном порыве я чуть было не рухнул со стула на колени, чтобы поднять выпавший из обессилевших рук мастера лист великолепной этой рукописи и вернуть хозяину. Уже совсем свесился со стула вперед головой, собираясь грохнуться, но все же что-то мелькнуло в моем мозгу, тем более боковым зрением я уловил, что кроме меня никто нырять за этим листом не собирается… Тут что-то не то! Крутанув головой, я как-то умудрился выйти из штопора и на стуле усидеть, что меня и спасло. И вскоре я вздохнул с облегчением — Рейн, снова поднимая голову к концу страницы, вдруг резко смолк — и второй лист грохнулся рядом с первым. Вот оно что! Это же он специально кидает! Точней — отдав всего себя художественной выразительности, бессильно роняет лист из рук. И хорош был бы я, бросившись поднимать: пафос сменился бы хохотом, чего Рейн никогда бы мне не простил. Испортил бы песню, дурак!

К концу поэмы Рейн весь пол закидал этими жесткими, стоящими коробом белыми листами и, не дождавшись бурных аплодисментов, которые грохнули чуть позже, скрипя прекрасными своими ботинками (он всегда великолепно разбирался в обуви), вышел из комнаты, не глядя ни на кого. И даже наступая на некоторые листы и давя их — в духе своей жестокой поэмы. Да, школу Рейна необходимо было пройти…»^[698].

Авторы книги, посвященной Толстовскому дому, опираясь на ностальгическое стихотворение Е. Рейна «Прогулка», утверждают, что поэт в 1960-е гг. жил в этом доме, но внимательно вчитаемся в эти строки:

В этом стихотворении, написанном через полвека после той памятной «читки», есть точное указание на Щербаков переулок: «сквозь подворотню выход в переулок», и на снесенный дворовой флигель дома № 19, где жил Е. Рейн («Вот здесь стоял мой флигель. Он снесен»), и на встречи «ахматовских сирот» в этом флигеле («Когда стемнеет, там засветят лампу // Терпение, и я увижу всех».

В книге «Ленинград Довлатова» Лев Лурье пишет, что сначала соседом Рейна в двухкомнатной коммуналке был «престарелый придворный ювелир», увековеченный им в стихотворении «Сосед Григорьев»:

В этом же стихотворении Евгений Рейн вспоминает:

Речь снова идет о флигеле «в третьем дворе» Щербакова переулка, позже снесенном. Другим соседом Рейна Лев Лурье называет женившегося на дочери «соседа Григорьева» филолога Михаила Гордина, брата Якова Гордина. Уже тогда, когда Рейн работал в Москве и «жил на два города», к нему во время его приездов в Ленинград по-соседски наведывался Сергей Довлатов, «поклонявшийся ему как божеству».

Об этом вспоминал сам Евгений Рейн: «В эти времена Сережа приходил ко мне почти ежеутренне, он выходил гулять с фокстерьером Глашей прямо в тапочках, на босу ногу (даже в осеннее время), добывал пару бутылок пива и появлялся в моей комнате. При этом Глашу неизменно нес под мышкой»^[700]. Если когда-нибудь будет установлена мемориальная доска поэту, то только на доме № 19.

Несколько лет назад в этом доме, в отличие от других домов на улице Рубинштейна, не было ресторанов, кафе и баров, теперь и этот дом не отстает от других. Здесь располагается кафе-бар «Заходи», на первом этаже работает магазин женской одежды «Мари», барбершоп «Hook», центр массажа и косметологии «Красота и Здоровье».

Четная сторона

Дом № 18/5

В двух рядом стоящих зданиях, угловом, пятиэтажном вишневого цвета с готическим зубчатым пояском, белыми лучковыми сандриками над окнами верхнего этажа и акцентирующей угол улицы башней-эркером, и двухэтажном, желтого цвета, с неоклассическим фасадом, с восьмью пилонами и треугольным фронтоном — уже более 70 лет располагается театр, известный всем петербуржцам, как Малый драматический театр, или «Театр Европы». Об этом напоминает монограмма МДТ на фронтоне и надпись во фризе. Впрочем, с театральной жизнью города это здание связано с начала ХХ в., а история углового дома восходит еще к пушкинскому времени, возведено в 1837 г. по проекту Л.Ф. Адамини^[701]. Правда, назначение этого дома было далеким от театра. В 1872 г. к угловому зданию с башней по проекту архитектора фон В.Ф. Геккера пристроили еще одно, вытянувшееся вдоль Графского переулка^[702]. Потомственный почетный гражданин, художник Сергей Федорович Верховцев открыл здесь фабрику серебряных и бронзовых изделий^[703], впрочем, угловое здание как доходный дом просуществовало до этого момента 35 лет. В «Атласе тринадцати частей…» его владельцем назван купец Николай Петрович Гусев^[704].

Дом № 18/5. Фото авторов, 2021 г.

Малый драматический театр. Фото авторов, 2021 г.

В одном из дел, хранящихся в ЦГИА Санкт-Петербурга, содержится «Опись дома С.Ф. Верховцева по Троицкому и Графскому переулкам шести отделениях» от 16 августа 1873 г. В нее включены лицевой каменный трехэтажный дом с надворною пристройкою и балконом на чугунных кронштейнах с решеткою, два зонтика (один на чугунных колонках, другой на железных кронштейнах), «каменное одноэтажное лицевое со средним мезонином строение для магазина, с двумя одноэтажными же постройками для мастерских», «двухэтажный дом, у коего нижний этаж каменный, а верхний деревянный, и еще три надворных каменных флигеля: двухэтажный, «с каменным мезонином», и, наконец, трехэтажный, а также конюшни. Стоимость всех строений с землею комиссия Санкт-Петербургского городского кредитного общества оценила в 128 700 руб. 37 коп.^[705]

Из «Ведомости о доходах с дома» мы узнаем о его жильцах: генерале Филипсоне, занимавшем барскую 10-комнатную квартиру; предпринимателе Меркурьеве и его типографии, располагавшейся в квартире, состоящей из 12 комнат; купчихе Щербаковой, снимавшей 4-комнатную комнату; поваре Захарьевском, проживавшему в 2-комнатной квартире. Сам С.Ф. Верховцев занимал три квартиры: 2-комнатную для работы, 10-комнатную в бельэтаже для жилья и 8-комнатную с большими комнатами и дополнительными помещениями в подвале — для фабрики^[706], из этого же дела известно, что интересы домовладельца представлял купец 2-й гильдии Аким Михайлович Серебряков^[707]. 10 мая 1880 г. в доме С.Ф. Верховцева случился пожар, убыток от которого составил 1800 руб.^[708]

Из описи его строений от 10 апреля 1882 г. видно, что через девять лет существенных изменений в них не произошло, за исключением нового каменного строения, возведенного «взамен старого деревянного». Следует заметить, что на месте театрального здания тогда располагался каменный одноэтажный лицевой дом с мезонином для мастерской художника с двумя одноэтажными пристройками. В акте архитектора А. Бертельса, осматривавшего дом, указано, что он «снаружи оштукатурен с отделкой лицевого фасада разными украшениями». Стоимость строений и земли за прошедшие после их первой оценки возросла до 203 961 руб., то есть более чем на 70 тыс.^[709] В 1882 г. в доме в 14-комнатных квартирах проживали баронесса Корф, полковник Радзянко. Кроме того, здесь были открыты два «торговые угловые заведения, состоящие из 6 комнат с двенадцатью большими окнами на углу, с подвалами и кладовыми», трактир в 2 этажа и «магазин серебряных изделий с антресольными этажами, мастерскими, кладовыми и службами»^[710].

В отзыве архитектора А.А. Бертельса от 30 апреля 1882 г. впервые сообщается, что «в помещениях трактира устроены водопровод и ватерклозеты»^[711], а до этого в доме были лишь отхожие места. В очередном акте от 19 февраля 1884 г. тот же А. Бертельс отмечал, что «хотя все строения в основных частях прочны, но требуют ремонта, в особенности флигеля», кроме того, архитектор указал на то обстоятельство, что «весь дом не занят жителями, кроме помещения владельца и трактира в доме по Графскому переулку»^[712]. Правда, в новой «Ведомости о доходах с дома» названы новые жильцы: купец Кутцов, крестьянка Евсеева, малярный мастер Балаев, мещанка Савина, купец Соркин, арендовавший четыре большие комнаты для мастерской^[713], налицо снижение социального статуса обитателей дома.

Вскоре в газетах появилось объявление: «…Имущество потомственного почетного гражданина и классного художника Сергея Федоровича Верховцева назначено в публичную продажу за неплатеж и недоимки домовладельца Городскому кредитному обществу». Торг назначили на 16 марта 1884 г. В торговом листе указаны кредиторы, которым Верховцев, помимо кредитного общества, задолжал крупные суммы: полковнику Константину Павловичу Прежбяно — 40 тыс. руб. и почетному гражданину Федору Алексеевичу Жеверже еву — 23 500 руб., они-то и участвовали в торгах^[714].

Высшую цену, 171 тыс. руб., предложил Ф.А. Жевержеев, которому и перешло имущество С.Ф. Верховцева вместе с долгом Городскому кредитному обществу. Управление новым домом Федор Алексеевич доверил своему брату, царскосельскому купцу, потомственному почетному гражданину Ивану Алексеевичу Жевержееву (ему-то 10 августа 1890 г., по раздельному акту имущества, перешло от брата владение домом)^[715]. Помимо этого дома И.А. Жевержеев владел галантерейным магазином на Перинной линии, 4; лавкой, в которой продавались парча и церковные облачения на Перинной линии, 5, а также мастерской мужского «духовно-портновского ремесла»^[716].

Новый владелец произвел капитальный ремонт дома, это отметил в акте архитектор Городского кредитного общества А. Ковшаров от 12 октября 1890 г., как и то, что «…здание увеличилось надстройкою верхнего этажа дома, а также флигеля», а надстройку провел архитектор А.И. фон Гоген^[717].

После перестройки лицевой дом стал пятиэтажным, так же как и каменный надворный флигель. В отремонтированном доме были устроены ватерклозеты, ванные, а отхожие места ликвидировали. Стоимость всех строений с землею достигла 278 082 руб. 25 коп., т. е. вновь возросла более чем на 70 тыс.^[718]

В 1880–1890-е гг. этот дом играл важную роль в общественной жизни Петербурга. Здесь расположилась редакция журнала «Осколки», редактором которой был популярный писатель Н.А. Лейкин, а соредактором журнала и его издателем — Р. Голике^[719]. В журнале печатались ранние рассказы А.П. Чехова — Антоши Чехонте. В рекламе журнала сообщалось, что «орган солидный, политический, культурно-исторический, совещательный и проницательный», а в качестве прибавления подписчикам журнала обещана «бесплатная премия», состоящая из двух художественно выполненных под заказ в Цюрихе олеографических картин под названием «Горе-рыболов».

Журнал «Осколки» издавался в формате «больших иллюстраций» (современный формат А3, в 10 страницах, 5 листах), рисунки печатались частью черно-белыми, частью в красках, каждый год выходило 52 номера. Рисунки и карикатуры, выполненные художниками М.М. Далькевичем и М.Е. Малышевым, в каждом номере посвящались какой-то заданной теме. Например, праздничным типам: «В купеческом доме», «Франт и Копершик», «Чиновник», «Швейцар», «Коммерции советник», «Салопница», «В будуаре», «В кухне с кухаркой». В ярких известных рисунках на обложке журнала затрагивались и острые общественно-политические темы, зачастую в аллегорической форме. Помимо рисунков и карикатур в «Осколках» печатались маленькие юмористические рассказы, сатирические стихи и сценки. Годовая подписка на журнал, пользовавшийся большой популярностью у читателей, стоила без пересылки 6 руб., а с пересылкой — 7. В объявлении о подписке на 1887 г. сообщалось: «…подписка принимается в Главной конторе журнала „Осколки“ в Санкт-Петербурге, в Троицкой переулке, № 18–20». Первый номер, вышедший в этом доме 31 января 1887 г., целиком посвящен 50-летию со дня смерти А.С. Пушкина (на обложке было написано «К 50-летию бессмертия поэта»).

Первого октября 1893 г. в этом доме на квартире одного из членов благотворительного общества «Вспомоществование сценическим деятелям» отмечалось его 10-летие. Усилиями общества многие нуждающиеся были устроены в богадельни и приюты, 20 детей воспитывались в приюте, организованном обществом^[720].

О социальном составе жильцов дома И.А. Жевержеева можно судить по информации, содержащейся в «Ведомости о доходах с дома», составленной через 11 лет после предыдущего осмотра, 8 июля 1901 г. В это время несколько помещений здесь арендовало Акционерное общество печатного дела в России. Заведовал типографией, располагавшейся в доме И.А. Жевержеева, Е.А. Евдокимов. Четыре помещения домовладелец выделил для магазинов, «каждый в два окна». Бо́льшую часть помещений на первом и втором этажах занимала парчево-ткацкая фабрика И.А. Жевержеева, а в подвальном помещении устроена артельная кухня, одна комната выделена для конторы^[721].

На втором этаже дома в 8-комнатной квартире с передней, ванной и ватерклозетами проживал архитектор А.И. фон Гоген, как уже было сказано ранее, перестроивший этот дом^[722]. К этому времени относится его работа над такими значимыми проектами, как комплекс зданий Николаевской академии Генерального штаба, здание Суворовского музея, особняк М.Ф. Кшесинской^[723].

Квартиру в 24(!) комнаты с 2 передними и 3 ватерклозетами занимал сам домовладелец, а 14-комнатную, на четвертом этаже, снимал доктор медицины фон Шерек. В квартирах пятого этажа проживали личный почетный гражданин Б.П. Осипов (он занимал квартиру в 7 комнат) и потомственный почетный гражданин В.А. Таратин. В надворном 5-этажном флигеле подвальные помещения под склад типографии арендовал уже упомянутый ранее Е.А. Евдокимов. Всего в доме И.А. Жевержеева на тот период насчитывалось 19 квартир. Доход с найма жильцов составлял 43 тыс. руб.^[724]

Так как имущество И.А. Жевержеева было застраховано в Санкт-Петербургском городском обществе взаимного от огня страхования, мы имеем информацию о произошедших в начале ХХ в. в этом доме пожарах и понесенных убытках: 25 апреля 1903 г. убыток составил 68 руб., 29 декабря 1903 г. — 500 руб., 12 декабря 1907 г. — 275 руб., 20 декабря и 3 октября 1913 г. — 152 руб., 9 января 1914 г. — 365 руб. Последний пожар датирован 5 февраля 1915 г.^[725] Как видим из этой хроники, все пожары в доме были относительно небольшими и домовладелец быстро ликвидировал их последствия.

Из архивного дела известно, что в ноябре 1912 г. «одноэтажное строение по Троицкой улице переделано в небольшой театр и введено в оценку как торговое помещение». Как отмечает архитектор Городского кредитного общества Д. Шагин: «…Строение это имеет хорошую отделку»^[726]. Перестроили здание под театр в 1911 г. академик архитектуры Г.А. Косяков (один из трех братьев-архитекторов, оставивших яркий след в архитектуру Петербурга), а также гражданский инженер В.В. Фридлейн, архитектор Первого российского страхового общества и детской больницы принца П.Г. Ольденбургского^[727].

По месту расположения театр получил название Троицкого театра миниатюр, к его истории мы еще вернемся, а пока продолжим летопись дома^[728]. Из описи, составленной Д. Шагиным 1 ноября 1912 г., мы узнаем, что упомянутое ранее театральное помещение, а также четыре квартиры в главном доме арендовал купец 2-й гильдии А.М. Фокин, родной брат знаменитого танцовщика и балетмейстера. В первом этаже 5-этажного дома располагались колбасный магазин крестьянина Леонова, шляпный магазин вдовы штабс-капитана Гагаринской, склад утвари И.А. Жевержеева. Его фабрика по-прежнему занимала часть помещений в подвале, на первом и втором этажах. На втором этаже 9-комнатную квартиру снимал статский советник А.Н. Челюсткин, чиновник особых поручений при Министерстве внутренних дел, на третьем этаже в 6-комнатной квартире проживал цеховый мастер П.И. Дуберг, а сам И.А. Жевержеев занимал здесь 19 комнат; в 9-комнатной квартире четвертого этажа жила жена дворянина И.Д. Арцыбашева. Еще один примечательный жилец, живший здесь в предреволюционные годы, — князь Нил Сергеевич Путятин, представитель древнего дворянского рода и в то же время промышленник, председатель правления Северного акционерного общества железных конструкций; 34 комнаты на четвертом и пятом этажах арендовали совладельцы гимназии Юргенсона^[729]. Реальное училище и частная гимназия и А.Х. Юргенсона основаны в 1906 г., имели полные права на обучение наряду с правительственными со дня открытия. Реальному училищу эти права предоставили в 1907 г.; Троицкая ул., 18, — официальный адрес гимназии, указанный во всех официальных бумагах и адресных книгах^[730].

Но вернемся к информации о жильцах дома, снимавших квартиры в 1912 г. в надворных флигелях. В «Ведомости о доходах с дома» названы небогатые жильцы, проживавшие в скромных 1- и 2-комнатных квартирах: мещанин Сойдер, крестьяне Горюнов и Катуков, мещане Векслер и И.В. Шестовский, многочисленные служащие фабрики Жевержеева. Однако среди жильцов этих надворных флигелей встречаются представители и других социальных групп: полковники А.И. Залесский и П.А. Цыганов (они проживали в 6-комнатных квартирах), германский подданный Беллинг, владелец Троицкого театра миниатюр купец 2-й гильдии А.М. Фокин, арендовавший здесь ряд комнат для артистов. Во дворе дома располагались общая прачечная и другие хозяйственные службы. В марте 1916 г. И.А. Жевержеев умер, и согласно его духовному завещанию дом на Троицкой ул., 18, перешел по наследству к его вдове, потомственной почетной гражданке Софии Порфирьевне Жевержеевой, и принадлежал ей до национализации 1918 г. ^[731]

А теперь вернемся к истории Троицкого театра миниатюр, основателем и директором которого стал Александр Михайлович Фокин. Как и другие театры малых форм, театр на Троицкой соединил в своем репертуаре все виды и жанры театрального искусства — своего рода театр-кабаре клубного типа. Наиболее репертуарными авторами его были А.Т. Аверченко и Н.А. Тэффи^[732]. Как отмечает историк театрального Петербурга Ю.Л. Алянский, в Троицком театре миниатюр регулярно ставились музыкальные спектакли. Впервые в Петербурге поставлена опера Моцарта «Бастьен и Бастьена». В труппе работали талантливые, известные столице актеры: Ф. Курихин, К. Гибшман, Е. Миронович, П. Андреев-Трельский, молодая артистка А. Перегонец. Весной 1913 г. здесь состоялась премьера, особенно памятная в истории театра, — увидела свет одноактная комедия в стихах Николая Гумилева «Дон Жуан в Египте». Роли исполняли: Дон Жуан — П.Н. Андреев-Трельский, Лепорелло — Е.Е. Крюков, американец — Е.А. Мирович (Дунаев), его дочь Гуровская. Пьеса шла ежедневно по 4 апреля включительно, вплоть до закрытия сезона. А так как давалось по три представления в вечер, ее сыграли в общей сложности тридцать два раза…

Театр пользовался и гордился репутацией зачинателя нового типа развлекательного репертуара и не страшился соединять на своей афише рассказ А.П. Чехова, балетный номер и, к примеру, сатирические политические куплеты. А весной 1915 г. здесь поставили еще один неожиданный спектакль — сатирическое обозрение С. Надеждина и В. Раппапорта «Иванов Павел» — «весенняя фантастическая опера с превращениями, привалом и экзаменом», как определялась она в афише. Сюжет несложен: мальчик Павел находился в постоянном конфликте с другими действующими лицами — Арифметикой, Русским языком, Географией. До наших дней дошла «крылатая» строка из этого спектакля: «Пифагоровы штаны во все стороны равны», но мало кто знает продолжение: «Сколько пуговиц известно, почему ж носить их тесно?»^[733] Троицкий театр миниатюр соединял в себе функции клубного общения по интересам с показом новейших художественных экспериментов и реализацией идей символизма, футуризма и других течений. В историю культурной жизни Петербурга вошли прошедшие здесь вечера-диспуты, организованные «Союзом молодежи». Председателем этого общества был Л.И. Жевержеев, сын владельца дома, известный меценат, искусствовед, коллекционер и общественный деятель. Он собрал богатую коллекцию артефактов, связанных с историей русского театра. В декабре 1915 г. в Художественном бюро А.Е. Добычиной организована выставка из его собрания «Памятники русского театра». С домом № 18 тесно связана деятельность «Союза молодежи», первого в России объединения художников-новаторов, возникшего в 1909 г. по инициативе супружеской пары Е.Г. Гуро и М.В. Матюшина. В их доме на Песочной ул., 10 (ныне ул. Попова), открыт Музей русского авангарда^[734].

Заседания «Союза молодежи» нередко проходили в доме его председателя Л.И. Жевержеева, он и представил для утверждения Устав Общества. В 1-м параграфе Устава его целью называлось «ознакомление своих членов с современными течениями искусства, развитие в них эстетических вкусов путем совместных занятий рисованием и живописью, а также обменом мнений по вопросам искусства, и способствовать взаимному сближению лиц, интересующихся искусством».

В 1910–1914 гг. Общество провело пять очередных выставок в Петербурге, а также по две выставки в Риге и Москве. Как отмечает Д. Северюхин: «…Эти выставки демонстрировали все многообразие авангардных поисков и достижений того времени — от разнообразных форм постимпрессионизма до беспредметничества»^[735].

В сотрудничестве с поэтами-будетлянами общество привело два упомянутых ранее диспута в Троицком театре миниатюр. На первом из них 20 ноября с докладом выступили Д. Бурлюк и специально приглашенный из Москвы В. Маяковский.

Как отмечает Г. Бунатян в очерке, посвященном поэту: «Вечер вызвал огромный интерес, зал был набит до отказа. В основном присутствовала студенческая молодежь. Председательствовал М.В. Матюшин. Полицейский пристав, присутствовавший в зале, внимательно следил, чтобы не было „недозволенных“ речей. В своем докладе „О новейшей русской поэзии“ Маяковский обрушился на представителей салонной поэзии и на их издания, назвав их „рассадниками духовного филистерства“. Маяковский произвел ошеломляющее впечатление на публику. Высокий, с удивительно выразительным громким голосом и вызывающей манерой держать себя в полемическом споре, он оказался центральной фигурой вечера»^[736].

На диспуте 23 марта 1913 г. «О современной живописи» прозвучали доклады Д. Бурлюка «Искусство новаторов и академическое искусство XIX и XX веков» и К. Малевича «О „бубновом валете“ и „ослином хвосте“». В диспуте 24 марта 1914 г. «О новейшей русской литературе» участвовали Н. Бурлюк («Сказка-миф»), В. Маяковский («Пришедший сам»), Д. Бурлюк («Изобразительные элементы русской фонетики») и А. Крученых («Разоблачение нового искусства»).

Название доклада В. Маяковского явилось полемической перефразировкой названия книги Д. Мережковского «Грядущий хам». Снова, как и в предыдущем выступлении, Маяковский подчеркивал, что салонная поэзия не соответствует особенностям эпохи — бурной жизни больших городов, стремительному развитию техники, — словом, всему тому новому, что пришло в жизнь в начале ХХ в.: «Теперь я возьмусь за поэзию, — говорил он в своем выступлении, — и не перьями буду писать, а фабричными трубами».

Один из современников писал: «Не стану скрывать, мне было весело сидеть в этом переполненном зале театра, раздираемого страстями…». Пафос диспутов, организованных «Союзом молодежи» был направлен против устаревших канонов в живописи и поэзии, а также против западничества и эстетики модернизма. Как отмечает Д. Северюхин: «…Крайний радикализм и нарочито эпатажный характер выступлений нередко вызывал протесты художественных деятелей старшего поколения»^[737]. Заметим попутно, что В. Маяковский не раз бывал в доме на Троицкой ул., 18, у своего друга Л.И. Жевержеева, перебравшись из Москвы в Петроград, который очень тепло и дружественно относился к Маяковскому, интересовался его творчеством и не раз помогал молодому поэту в организации его общественных выступлений, 16 ноября 1913 г. поэт передал «Союзу молодежи» для постановки свою трагедию «Владимир Маяковский»^[738].

Наряду с диспутами общество устраивало платные лекции и доклады. Так, 2 мая 1913 г. в помещении Троицкого театра миниатюр прочитана платная (в пользу общества) лекция А.В. Грищенко «Русская живопись в связи с Византией и Западом», а 20 мая там же устроено «платное публичное собрание» Общества, где прозвучали доклады Д. Бурлюка, В. Маяковского и А. Крученых. 21 марта (3 апреля по старому стилю) 1917 г. «…в Троицком театре состоялось общее собрание федерации деятелей искусства „Свобода искусству“, была прочитана декларация, включившая 14 тезисов, в том числе… о необходимости упразднения всех академий». Последним отзвуком деятельности «Союза молодежи» стало участие группы художников (Н.И. Альтмана, И.А. Пуни, Э.К. Спандикова, П. Филонова, М. Шагала и И.С. Школьника) под маркой этого Общества в Первой государственной свободной выставке искусства, состоявшейся в 1919 г. в Зимнем дворце^[739]. Что касается председателя этого Общества А.И. Жевержеева, то после Октябрьской революции он работал в отделе изобразительных искусств Наркомпроса, а затем в Музее академических театров (впоследствии Театральный музей), погиб он в дни блокады Ленинграда^[740].

Но вернемся к истории Троицкого театра, который просуществовал всего девять лет, с 1911 по 1920 г., в 1917 г. А.М. Фокин продал театр К.А. Марджанову, но сборы катастрофически падали, в начале 1918 г. в зале нередко находились только бойцы охраны, так театр закончил свое существование^[741].

В 1930-е гг. здание театра передали Государственному театру-студии под руководством С.Э. Радлова. В адресно-справочной книге «Весь Ленинград» за 1935 г. содержится информация о том, что в доме № 18 размещался районный комитет Международной организации помощи борцам революции (МОПР). Его функциями были интернационально-воспитательная работа среди трудящихся масс города и деревни, пропаганда идей международной пролетарской солидарности, оказание моральной и материальной помощи узникам капитала^[742]. Еще одна любопытная примета прошедшей эпохи — располагавшийся в доме № 18 Закрытый рабочий кооператив (ЗРК) вузов, втузов Наркомснаб^[743].

Новая страница в истории театрального здания на улице Рубинштейна открылась осенью 1944 г., когда здесь начал работу Малый драматический театр, задача которого — «обслуживание жителей Ленинградской области», театр возник всего спустя десять месяцев после снятия 900-дневной блокады Ленинграда. Перед театром стояла задача — помочь людям вернуться к нормальной жизни.

Мария Шевцова, автор книги «Лев Додин и Малый драматический театр», пишет: «Малый драматический театр существовал ни шатко, ни валко до тех пор, пока в театр не пришли директор Роман Малкин и главный режиссер Ефим Падве, ученик великого Георгия Александровича Товстоногова. И Падве, и Малкин поставили цель — сделать театр подлинно художественным, выполняющим социальные задачи. Падве увеличил штат актеров, поднял художественный и технический потенциал театра, сфокусировав репертуар на современной русской и западной драматургии.

<…> В этот момент в историю Малого драматического театра входит Лев Додин. Молодой одаренный режиссер оказался в поле внимания Падве, и он пригласил его в 1974 году на постановку спектакля. До этого Додин уже успел поработать в ТЮЗе под началом Зиновия Корогодского… В Малом драматическом театре Додин поставил „Разбойника“ Карела Чапека (1974), „Татуированную розу“ Теннесси Уильямса (1977) и спектакли по произведениям самых значительных советский писателей 70-х Александра Володина и Валентина Распутина, раскрывающих мрачные стороны действительности в противовес официальной литературе. <…>

Перемена в судьбе Л. Додина произошла в 1983 году, когда Е. Падве сложил с себя обязанности художественного руководителя Малого драматического театра, и по приглашению Р. Малкина Додин занял этот пост. Ему было около сорока лет, за спиной двадцать два поставленных спектакля. <…>

Л.А. Додин

Как преподаватель Театрального института (ныне Академии) Додин стремился воплотить свою идею о тесной связи между педагогической и театральной практикой… Эту идею он воплотил в спектакле „Братья и сестры“ (1985), своем первом спектакле как художественного руководителя. Многие актеры театра были его студентами, когда Л. Додин в конце 70-х версию этого спектакля уже поставил со студентами в Театральном институте совместно с его другом и коллегой Аркадием Кацманом. Спектакль приобрел мощь благодаря тому, что процесс становления актеров и спектакля шел одновременно. В этом процессе рождался актерский ансамбль: нить, связывающая педагогику и спектакль, не прерывалась. Повествование о несокрушимой вере людей, обманутых государством, крушении иллюзий и ошибках, было показано с такой правдивостью, достигнуть которую можно было только абсолютной убежденностью в том, что „Братья и сестры“ проникнут в сердца людей, вызвав полузабытые чувства и надежды. Спектакль получил общенациональный отклик. В день премьеры 9 марта умер Константин Черненко. Его смерть стала прелюдией важных перемен, вызванных реформами Михаила Горбачева, получивших название „гласность“ и „перестройка“…»^[744].

В 1990-е гг. на сцене Малого драматического театра Лев Додин поставил такие острые, полемические спектакли, как Gaudeamus, «Клаустрофобия», «Звезды на утреннем небе». В 2000 г. в труппу входило 64 актера, в числе которых пять стажеров, по сравнению с 1983 г. труппа увеличилась вдвое, всего в театре работало 220 человек. Как отмечает в своей монографии Мария Шевцова: «Публики становилось все больше и больше, и в 1990 году был построен балкон. Теперь зал вмещал 450 зрителей. Были расширены административные помещения, актеры получили хорошие гримерки. Эти изменения произошли в 1997 году. Поскольку театр размещался в жилом (бывшем доходном) доме, новые площадки возникли за счет расселения коммунальных квартир. Областная администрация выделила большую сумму на реконструкцию театра. Театр имел статус областного театра со дня основания, хотя город предоставил театру здание, за аренду которого вносилась символическая плата. Областная администрация выплачивала зарплату, очень небольшую, но с августа 1998 года в период дефолта прекратила выплату… надо было искать меценатов, чтобы выжить в условиях „Новой России“. Таким „меценатом“, надежным социальным партнером театра стал Вадим Сомов, возглавлявший крупнейший в регионе Киришский нефтеперерабатывающий завод, на сцене Дома культуры которого Малый драматический театр ежегодно показывал свои лучшие спектакли. За счет предприятия в Киришах была построена Камерная сцена для экспериментов молодых режиссеров: к 2000 году на Камерной сцене шло пять спектаклей. Киришское предприятие приняло участие в финансировании ряда проектов театра, включая постановку „Чевенгура“ А. Платонова на Ваймарском театральном фестивале в 1999 году»^[745].

Малый драматический театр узнали на Западе в 1988 г. во время фестиваля Mayfest в Глазго и Лондоне. И с тех пор театр ежегодно гастролирует в Западной Европе, США, Канаде, Японии, получая восторженные отзывы зрителей и критики. Визитной карточкой театра на Западе стал спектакль «Братья и сестры». За 25 лет гастролей театр подготовил много европейских премьер — это и восьмичасовой спектакль «Бесы» по роману Ф.М. Достоевского, «Клаустрофобия», «Вишневый сад», «Звезды на утреннем небе».

«Гастроли, — продолжает свой рассказ Мария Шевцова, — приносили театру доход, но в то же время появилась возможность делать совместные проекты. Первым стал „Роберто Зукко“, осуществленный в 1994 году в Париже. В 1996 году Жорж Лавадан поставил „Отражение“. Деклан Доннеллан поставил на сцене петербургского театра „Зимнюю сказку“ В. Шекспира»^[746].

Малый драматический многократно награжден за свои постановки высшей национальной театральной премией «Золотая маска», премиями «Золотой софит», «Оливье», «Триумф», а его главный режиссер — государственными премиями, еще более важным признанием стало присуждение в сентябре 1998 г. Малому драматическому Союзом европейских театров звания «Театра Европы». Каждая новая постановка Л. Додина становится событием театральной жизни города. За последние годы это постановки: «Король Лир» В. Шекспира, «Повелитель мух» Уильяма Голдинга, «Пьеса без названия», «Вишневый сад», «Дядя Ваня», «Чайка» А.П. Чехова. Благодаря Малому драматическому театру улица Рубинштейна стала известна всей театральной Европе.

Дом № 20

Пятиэтажный светло-коричневого цвета дом под № 20 — характерный образец поздней эклектики. Попытаемся более внимательно рассмотреть его фасад. Здание фланкируют два двухъярусных эркера, на уровне третьего и четвертого этажей, декорированных угловыми пилястрами и завершенные небольшими треугольными фронтонами. Те, в свою очередь, вписаны в разорванные лучковые аттики. Первый и второй этажи отличаются от трех других больших размеров окнами-витринами, второй и третей этажи оформлены рустовкой. Центр третьего этажа выделен балконом и единственным палладинским окном. На одной оси с ними находится центральный вход в здание, акцентированный двумя белыми тонкими колонночками дорического ордера и треугольным фронтоном. Пластику фасада разнообразят также четыре пилястры в межоконных проемах двух верхних этажей. Они поддерживают антаблемент с карнизом, украшенным зубчатым пояском. Обогащают фасад наличники и сандрики третьего и четвертого этажей. На одной оси с эркерами расположены две въездные арки. Дошедший до нас доходный дом возведен в 1901 г. по проекту архитектора С.А. Баранкова, автора 40 доходных домов, особняков, зданий клиник и бань^[747], но это не первый дом на этом участке.

Дом № 20. Фото авторов, 2021 г.

В «Атласе тринадцати частей…» владелицей трехэтажного дома, стоявшего здесь в 1849 г., названа жена действительного статского советника Катерина Евграфовна Руднева^[748].

По адресным книгам Санкт-Петербурга удалось установить владельцев дома в 1890–1900-е гг. — хозяин механической водопроводной мастерской, потомственный почетный гражданин купец Фридрих Густович Вельберг, потомственный почетный гражданин Марк Людвигович Вульфсон, надворный советник Владимир Александрович Шумахер^[749].

С 1899 по 1917 г. историю дома мы проследили по делу Санкт-Петербургского городского кредитного общества. Из акта осмотра принадлежащего Ф.Г. Вельбергу участка от 1 июля 1899 г. следует, что по его просьбе в оценку «имения» вошел только «земельный участок в количестве 330 ⁵/₈ кв. саженей» без учета стоящего на нем старого здания, стоимость земли оценена в 68 600 руб.^[750]

12 сентября 1900 г. имение Ф.Г. Вельберга «перешло во владение потомственного почетного гражданина Марка-Сергея Людвиговича Вульфсона по акту купчей крепости», в свою очередь, он продал этот дом действительному статскому советнику Владимиру Александровичу Шумахеру^[751].

Новый владелец на ссуду, предоставленную ему Городским кредитным обществом, и возвел дошедшее до нас здание. В описи нового пятиэтажного дома указаны также каменные надворные флигеля в пять этажей, во всех зданиях устроены ватерклозеты, ванны, окна с зеркальными стеклами. Архитектор А. Ковшаров в акте от 18 июня 1906 г. оценил этот дом в 198 027 руб. 75 коп., 5 квартир из 35, устроенных в доме, подвал и магазин арендовала контора Товарищества «Воссидло и К^о»^[752], которое занималось производством и продажей машин для обработки руд, горнозаводских машин, прокатных устройств, различных гидравлических процессов для труб, подземных механизмов, кранов, лебедок, землечерпательных снарядов, полного оборудования цементных заводов и даже маслобоен и мельниц для жмыхов и пр.^[753] Директор Товарищества — Карл Карлович Фреберг, а основатель — Герман Богданович Воссидло, по имени которого и названо Товарищество^[754].

Кроме этой конторы, в доме снимали квартиры: мещанка И.Ш. Фридберг, содержавшая магазин дамских шляп из 2 комнат и мастерскую в подвале; инженер путей сообщения А.П. Софронов; потомственный почетный гражданин Слепушкин; домашняя учительница Генинг (все они занимали 8-комнатные квартиры); дворянин Крживец, проживавший в 6-комнатной квартире; граф Грабовский, довольствовавшийся скромной 2-комнатной квартирой, как и секретарь Александринского театра Селиванов^[755].

При очередном осмотре дома архитектор Городского кредитного общества Н. Стуколкин в акте от 23 октября 1914 г. указывает, что «…строение этого имущества старой постройки из материалов хорошего качества. <…> Пятый этаж второго надворного флигеля, как выходящий за пределы допускаемого для надворных флигелей высоты, в опись и в оценку не введен» (так строго с домовладельцев спрашивали за соблюдение высотного регламента). Архитектор отмечает также, что двери парадных и магазинов в лицевом доме с зеркальными стеклами, ватерклозеты и ванны улучшенного устройства, что в лицевом доме, фасад которого выходит на Троицкую улицу, три балкона. В опись имущества вошли также «два каменных поперек двора жилые 5-этажные флигеля, соединенные таким же флигелем по левой границе второго двора. <…> На третьем дворе была устроена общая прачечная, для всех квартир отведены в подвалах помещения для дров…»^[756].

В адресных книгах «Весь Петроград» и справочнике «Деловой Петербург» содержится дополнительная информация о Тептярской золотопромышленной компании, имевшей здесь свою контору (товарищем-распорядителем ее назван Кондрад Титович Роост)^[757]; конторе торговой фирмы «Каган Братья», специализировавшейся на продаже сахара^[758]; перчаточной мастерской и мастерской искусственных цветов И.А. Сегаля; технической конторе инженера Н.М. Тагера; книжном магазине «Русское учительство»; модном магазине И.С. Фридберга; обойной и драпировочной мастерской И.М. Орлова; ювелирной мастерской Л.М. Фролова^[759].

В канун революционных потрясений в доме проживали: вдова генерал-майора Е.В. Алексеева; купец Г.И. Валь; специалист по женским болезням А.И. Геннинг; коллежский секретарь, учитель Александровского и Павловского институтов, Александровской и Василеостровской женских гимназий, секретарь Общества вспоможения учителям Алексеевской женской гимназии Л.И. Кондаков; потомственные дворяне Б.А. и М.Н. Кришвец; действительный статский советник, чиновник Департамента железнодорожной отчетности В.К. Кудрявцев; полковник Ю.К. Панаев; переплетный мастер С.А. Пергаменщиков; массажист Ф.М. Михайловский; дантист М.Л. Шатенштейн-Фролова и др.^[760]

В рассматриваемом деле хранится очень любопытный документ от 28 января 1916 г., резолюция Его Императорского Величества на прошение отставного действительного статского советника В.А. Шумахера. Приведем его полностью: «Государь император, по всеподданнейшему докладу моему Вашего прошения в 27 день сего января Всемилостивейше соизволили разрешить Вам, с нисходящим потомством, именоваться по фамилии Шуматовым. О таковой Монаршей Воле, объявленной вместе с сим за № 3501, министру юстиции к исполнению, поставляю Вас в известность. За Главноуправляющего канцелярии Его Императорского Величества по принятию решения. /Подпись/ Управляющий делами канцелярии»^[761]. В годы Первой мировой войны, когда русское общество охватили ксенофобия и шовинизм к лицам немецкой национальности, владелец дома на Троицкой улице немецкую фамилию поспешил поменять на русскую.

А.М. Володин

И еще один необычный документ, 15 ноября 1917 г., уже после Октябрьского переворота, старший нотариус Петроградского окружного суда засвидетельствовал, что «…заложенное в Петроградском городском кредитном обществе имущество статского советника Владимира Александрова Шумахера, а ныне Шуматова… перешло во владение Общества Брянского рельсопрокатного железнодорожного и механического заводов»^[762], а через год эти заводы и приобретенный в стоимость Обществом дом на Троицкой ул., 20, национализировали.

В советское время в доме проживали инженеры, врачи, учителя, государственные служащие. В адресных книгах «Весь Ленинград» за 1925–1935 гг. мы находим имена врачей Е.Е. Бернштейна, Р.Л. Гаст и Т.Б. Либовой, бухгалтера П.А. Михайлова, артистов Н.И. и Е.Ю. Немировых^[763].

Одно время здесь жил писатель и драматург Александр Моисеевич Володин (1919–2001)^[764]. Об этом вспоминают его друзья Александр Ширвиндт и Борис Поюровский в книге «Былое без дум». Приведем отрывок из этой книги: «В 1969 году Александру Володину исполнилось пятьдесят лет. До этого момента он все ходил в молодых, подающих надежды, любимый зрителями и театрами автор, а тут вдруг сразу — полувековой юбилей!

Еще на памяти у всех были софроновские погромные подвалы в „Литературной газете“, выразительно озаглавленные „Во сне и наяву“, и выступления Алексея Николаевича Арбузова, вступившегося за младшего товарища с трибуны Всесоюзного совещания театральных работников в Колонном зале Дома Союзов.

Пьесы Володина, за исключением „Фабричной девчонки“, как правило, запрещались, а если и разрешались, то со всякими оговорками: „Только для Товстоногова в БДТ“ или „только для Ефремова в «Современнике»“ — время было такое суровое.

И вот на фоне всех этих бесконечных унизительных запретов и ограничений „Современник“ решает отметить пятидесятилетие своего любимого автора. Юбилей устраивается в обстановке полной секретности — до такой степени это было опасно. Ни афиши тебе, ни пригласительных билетов. По списку, утвержденному лично Ефремовым, завлит Ляля Котова и директор-распорядитель Леонид Эрман обзванивают узкий круг друзей театра и конфиденциально приглашают к себе в гости, чтобы сообща отметить день рождения Александра Моисеевича Володина. На контроле у служебного входа, во избежание всяческих недоразумений, стоит все та же троица. Народу мало: всего около ста — ста пятидесяти человек. Правда, труппа в это число не входит.

В нижней фойе и в гардеробе свет притушен. Бросается в глаза необычная для этого театра тишина. Все здороваются, но говорят вполголоса. На лестнице Галина Борисовна Волчек с ассистентами продают счастливые билеты беспроигрышной лотереи всего за один рубль. Розыгрыш — сегодня же, на сцене, так что не упустите свой шанс!

В верхней фойе света побольше, работает буфет, чувствуется некоторое напряжение от предвкушения предстоящего удовольствия. Наконец открываются двери в партер. Первые ряды просьба не занимать. Но всем хватает места в середине зала. Вечер начинается с лотереи, на сцену выносят настоящий вертящийся барабан, выходят „пионеры“ в коротких штанишках — Людмила Крылова и Олег Даль, начинается розыгрыш. Объявляется первый „счастливый“ номер, выигравшего просят пройти с билетом на сцену. Им „случайно“ оказывается Володин. Все рады, все ликуют. Под музыку юбиляру вручают полосатую пижаму из штапеля.

Следующий розыгрыш, как вы, вероятно, уже догадались, достался снова ему же, юбиляру. И так продолжается до тех пор, пока на сцену не выкатили двухколесный новенький велосипед.

Все это „безобразие“ было подстроено Шурой Ширвиндтом и его „подручными“ из „Современника“.

Володин как-то сказал, что другого времени у нас, скорее всего, и не будет. И потому мы должны жить во времени настоящем, никак себя самих не обманывая. Он сам так живет — без суеты и каких бы то ни было жалоб или претензий. И своим примером молча учит других, поддерживая в каждом из нас чувство собственного достоинства…

Далее А. Ширвиндт приводит текст шутливого поздравления юбиляру: Александру Володину, проживающему по адресу: город Ленинград, Рубинштейна, 20, кв. 31 (бывш. 13), посвящается:

„Особенно дорог мне лично Саша Володин, — вспоминает А. Ширвиндт, — потому что он всегда считал меня хорошим человеком. У меня много друзей (ну, много друзей не бывает, но для общего лимита друзей на одну душу населения у меня много — только бы не умирали так внезапно и подряд). Друзья мои относятся ко мне вполне доброжелательно, и даже любят, и даже иногда говорят об этом стыдливо, но… единственный, кто не постеснялся очень давно сказать, что я хороший человек, был Саша Володин. Смелый, яркий и мужественный поступок. На его кухне в Ленинграде даже висело воззвание-плакат: «Шура — идеал человека!» Этот лозунг, где вместо Маркса, Ленина, Пастернака был обозначен я, являл собой открытую гражданственность и цельность хозяина кухни.

Маленький (тогда) сын Володина, пробивающийся к истокам российской словесности, читал этот призыв по слогам и с удивлением спрашивал папу: А ПОЧЕМУ Шура — и делал человека?“

Кстати, именно с сыном связано происхождение псевдонима „Володин“. До конца 1950-х Александр Моисеевич был известен по своей собственной фамилии — Лившиц. Об этом вспоминал сам драматург: „Когда в альманахе «Молодой Ленинград» первый мой рассказ приняли, воодушевленный этим, пришел с шестилетним сыном в издательство. Редактор мне говорит:

— У вас такая фамилия, что вас будут путать. Один написал плохую статью о Шагинян, у другого какие-то нелады на радио.

Я-то понимал, в чем дело. Моя фамилия немыслима в оглавлении среди хороших молодых русских писателей.

— Что же делать? — спрашиваю.

— Это кто — ваш сын?

— Да.

— Как его зовут?

— Володя.

— Вот и будьте Володиным“»^[765].

В своих «Записках несерьезного человека» А.М. Володин вспоминает: «Моего старшего сына я начал уважать и даже стесняться, когда он еще учился в школе. Он в начальных классах стал заниматься математикой, переходя постепенно к высшей. Университет он окончил рано, через год защитил кандидатскую диссертацию. Обратился к области науки, которая тогда у нас считалась неперспективной, как деревни. Он решил уехать в Штаты, где бы мог работать в этой области с наибольшей отдачей. Долго его не выпускали. Теперь же его несколько раз приглашали к нам в Союз на симпозиумы по искусственному интеллекту»^[766].

Уже будучи признанным драматургом и сценаристом, автором пьес «Фабричная девчонка», «Пять вечеров», «Старшая сестра», «С любимыми не расставайтесь», сценария культового фильма «Осенний марафон», А.М. Володин нередко испытывал состояние депрессии, чувства вины перед близкими и друзьями. Здесь, в доме № 20 по улице Рубинштейна, драматургом написаны исповедальные эссе «Одноместный трамвай» и «Попытка покаяния», в которых он подводил итоги прожитой жизни. Предлагаем читателям погрузиться в этот беспощадный самоанализ писателя: «…Еще один день рождения. В детстве поздравляли старшие, и твоя жизнь становилась для тебя значительной, праздничной… Старших нет. А поздравления младших не поднимают тебя, как прежде, в собственных глазах.

Тягостные эти вопросы: „Над чем вы сейчас работаете?“ Что отвечать? Много лет еще надо придумывать год за годом. Уж уклонялся — некоторые не дают, настаивают. „Я не люблю об этом говорить“. Самому стыдно. Решаюсь говорить правду: „Ни над чем не работаю“. Попробовал — думают, что это просто шутка, чтоб отвязались. А я ни над чем не работаю. Пью больше…

<…> Небезопасное тяготение к спиртному у меня, как и у многих родственников, отчасти появилось еще на фронте, с так называемых фронтовых ста грамм, тем более что, как правило, их доставляли нам на то количество личного состава, которое было до потерь, так что могло получиться вплоть до пятисот на рядового. Но теперь мой знакомый, бывший алкоголик, сказал, что я уже не сопьюсь, потому что не позволят возраст и состояние организма, он будет сопротивляться. Мне семьдесят лет. Какой ужас, а?

Беда в том, что я, когда чуточку не выпью, не человек. То есть вялый, скованный, малоинтересный. Если же немного приму, то становлюсь раскованный, с чувством юмора и любовью к рядом сидящей женщине. Тогда мне и со случайными людьми хорошо и им со мной хорошо…

Первый раз в жизни я перестал понимать: как жить? Что делать? Ради чего? Едва слышу, что кто-то все это знает и у него все в порядке — почему у вас все в порядке? Как вы этого добились? Но у каждого свои причины, а мне ничего не помогает. А может быть, пора уже опускаться? Но долго опускаться скучно, а жить осталось еще порядочно. А может быть, пора уже стать мудрым? Так я — с удовольствием!.. Но в каком смысле? Что мне надо мудро понять? Как жить, что делать, для чего? Именно этого я и не могу понять…».^[767]

Внутренний кризис проявился в жестком самоанализе и даже пересмотре своего назначения как писателя.

«Надорвался давным-давно. Треть жизни уже дергаюсь, как лягушка под током. Уже и дергаться перестал.

Сколько глупых, плохих, нелепых, искаженных поступков за это время! Не счесть. Вспоминаются все новые, забытые. Памяти нет. А вот на это, оказывается, есть…

Каждый раз, едва вспоминается глупый, скверный поступок — случайный, казалось бы, просто не удержался на миг, не задумался, к чему он ведет, — тут же говорю себе: „Это был я“. То есть мне свойственно, должно быть, поступить так необдуманно, глухо, плохо.

В кино, в театре, в этой среде, в этой жизни я совершаю неадекватные поступки, оскорбляю и оскорбляюсь. Бежать!..

Дожил до лет, когда начинают уважать за то, что дожил до этих лет. И еще вроде бы — ничего. А он как раз погибает. Сказать — удивятся: у него же все в порядке, с чего это он погибает? Смешно! А он устал. С чего бы это он устал? Скажете. Другие есть и старше, а не устали. А жить осталось еще долго. Уже семьдесят! А все равно боюсь, что еще долго. Вдруг еще целый год? Долго! А вдруг еще пять лет? Долго! А время становится умней, как раз сейчас. И некоторые люди оживают и возбужденно смотрят в будущее. А у него как раз теперь жизнь, собственно, прошла…

Чувство покаяния он особенно остро переживал перед женой, детьми, друзьями:

«Жена моя, пришло тебе время спасать меня от меня самого. Простите, взрослые дети. Я хотел бы походить на вас — уже не получится.

Перечисляя десятки имен друзей, встретившихся ему на жизненном пути, многие из которых, приезжая в Ленинград, останавливались у него в квартире на улице Рубинштейна, Володин признается: «Я оторвался от вас в мучительное одиночество, пить начал. Но любил-то я вас долгие, долгие годы. Если делал в жизни что-нибудь нелепое, неправедное, то — поверьте, поверьте мне, это — от глупости, а не по злому умыслу!

Попытаюсь жить лучше. Но мало времени осталось…».^[769] Эти строки написаны драматургом в год его 70-летия, впереди еще одиннадцать лет жизни.

В условиях жесточайшей цензуры, когда пьесы Володина разрешали ставить лишь «Современнику» или «БДТ», а лет двадцать он писал в стол («Ящерица», «Две стрелы», «Мать Иисуса» и др.), драматург никогда не шел на компромиссы со своей совестью, оставаясь внутренне свободным. Свобода была для него высшей ценностью, о чем он пишет в последних строках своей «исповеди»:

Очень точную характеристику творчества А.М. Володина дала автор посвященной ему монографии Татьяна Ланина: «Володин — один из немногих драматургов, для которых свой личный жизненный опыт, исповедь, собственные размышления о времени, пережитые сомнения и поиски, ошибки и срывы стали достоянием искусства. Вот почему, кстати, так индивидуален язык его пьес и сценариев… Александр Володин пережил войну и как художник защищает верховную ценность человеческой жизни. Он верит в нравственную силу людей, их творящую способность преодолевать зло и несовершенство бытия. Его талантом движет редкая способность интуитивно чувствовать болевые точки нашей жизни. Об этом хорошо сказал Булат Окуджава:

Уже много лет в нашем городе проходит театральный фестиваль «Пять вечеров», посвященный драматургии А.М. Володина. В дни фестиваля на сценах петербургских театров идут его пьесы, поставленные как на петербургской сцене, так и в театрах других городов.

В феврале 2016 г. Митя Борисов, Наталья Плеханова и Эдуард Мурадян открыли на первом этаже кафе «Рубинштейн». История «Рубинштейна» начиналась с громких чтений (совместно с «Подписными изданиями»): Лев Лурье, Дмитрий Озерков, Демьян Кудрявцев, Александр Бродский, Юрий Сапрыкин рассказывали о своих любимых Рубинштейнах. Это было местом встреч, здесь собирались за рийетами, мидиями и рислингом, туристы — за завтраком с яйцами «Бенедикт» на летней террасе. Но в декабре 2020 г. кафе «Рубинштейн закрылось. Последний день «Рубинштейн» работал 22 декабря. Причину закрытия кафе не уточняют и неизвестно и то, вернется ли этот проект к работе в каком-либо виде.

В доме № 20 по улице Рубинштейна располагаются ресторан «Duo Asia», гостиница «Mix Hotels Rubinstein», компания по разработке компьютерных игр «Nevosoft» и проектная компания «ИСК-ЭНЕРГО».

Дом № 22

Следующий на четной стороне улицы Рубинштейна дом № 22. Четырехэтажный лимонного цвета фасад с первым этажом, выделяющимся бирюзовой окраской, в центральной оси на уровне второго и третьего этажей декорирован лопатками, поддерживающими лучковый аттик с двумя большими окнами, заключенными между этими лопатками. Центральное окно второго этажа оформлено крупным прямоугольным сандриком, тогда как другие окна этого этажа — лучковыми, межоконное пространство второго и третьего этажей выделено крупным рустом, на центральной оси здания располагается въездная арка.

Дом этот многократно перестраивался. Историк архитектуры В.Г. Исаченко среди строителей дома в 1820–1870-е гг. называет архитекторов А.З. Комарова, И.М. Ливена, А.И. Климова, в конце XIX в. — В.М. Молотова и И.П. Строганова. В 1912 г. большой дворовый флигель построил А. Добровольский^[772].

Первая информация о владельцах этого участка содержится в «Атласе тринадцати частей…». По его данным, в 1849 г. здесь уже стоял 3-этажный дом, принадлежавший купцу Григорию Филатовичу Лесникову, он и его наследники владели им без малого полвека^[773]. С 1892 г. в адресных книгах Санкт-Петербурга мы встречаем имя нового домовладельца, коллежского секретаря, а впоследствии надворного советника, потомственного почетного гражданина Георгия Фаддевича Меца, чиновника 2-го Департамента Министерства юстиции^[774].

С 1899 г. участком владеют наследники Меца, а в 1917 г. совладельцами участка названы — купец Георгий Иванович Валя и знаменитый торговец меховыми изделиями Василий Георгиевич Мертенс (здание торгового дома на Невском пр., 21, хорошо известно петербуржцам), «меховой король» увлекался верховой ездой и руководил кружком любителей езды^[775].

Дом № 22. Фото авторов, 2021 г.

В 1890-е гг. здесь располагались сапожная мастерская Петра Васильева, часовая мастерская К.Р. Доля; проживали чиновники: Ф.Р. Мерецкий, служащий Департамента шоссейных и водных сообщений, А.П. Пеленкин, коллежский советник, служивший в Государственном Дворянском земельном банке, частный служащий И.И. Предтечен; была типография и типолитография писателя и издателя В.Г. Авсеенко (о нем речь впереди)^[776]. Среди жильцов дома выделим потомственного дворянина, председателя правления Четвертого общества взаимного кредита Владимира Порфирьевича Макалинского и актера французской драмы Альфреда Антоновича Рехака^[777].

Состав жителей этого дома, как и других доходных домов, постоянно менялся. По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., в доме проживали: сапожный мастер Ф.В. Васильев; состоявший в полицейском резерве Б.Г. Гейнц; купчиха А.Е. Корсакова; практикующий врач С.М. Липавский; титулярный советник, чиновник 1-го Департамента Министерства юстиции В.Г. Мец; педагоги-сестры Росповские — Виктория Адамовна, заведующая Санкт-Петербургской детской комнатой «Надежда» и Юлия Адамовна, учительница Училища при Римско-католической церкви Святой Екатерины; открыла модный магазин А.Д. Смирнова; А.А. Стягов; держала модную мастерскую М.Ф. Трутман; О.Н. Шауман, вдова подполковника и ее муж Ф. Г. Шауман (владели домом № 21 в Флюговом пер. и огородом при нем); Н.Е. Шестаченко (зубной врач) и др.^[778]

В предреволюционные годы в доме № 22 проживали: А.П. Бачерман, служащий Петроградского общества взаимного кредита; П.И. Богаевский, губернский секретарь; М.Д. Гаврилов, потомственный почетный гражданин; З.Ф. Кривицкая, совладелица Русского для внешней торговли банка; И.Н. Маковецкий, член правления Общества Бухарской железной дороги; А.С. Маркова, дочь потомственного почетного гражданина; А.Н. Олехнович, главный бухгалтер Комиссии по учету и распределению иностранной валюты; М.В. Устинович, служащий технического отдела Китайско-Восточной железной дороги; Н.А. Энгельгардт, коллежский секретарь, причисленный к Государственной канцелярии^[779].

Торговую прослойку в доме представляли дочь купца А.С. Васильева, купец Ш.М. Липман, комиссионер А.М. Цейлон^[780].

Среди жильцов дома были и потомственные дворяне: О.А. Алексеевская, дочь статского советника, графиня А.Ю. Борткевич, пианист М.А. Бурман и его сын подпоручик М.М. Бурман, графиня О.Ф. Менгден^[781].

В 1915–1917 гг. в доме проживали: артистка А.И. Борзова; артист Русского Императорского театра И.В. Борисов (Рык); врач Д.Ш. Копельман; артист Л.И. Кох; зубной врач И.Е. Левин; акушерка Р.Я. Рожинская^[782].

В предреволюционные годы дом становится своеобразным центром моды на Троицкой улице. Мастерские корсетов держали М.И. Шурухт и Л.Ш. Бляхер; магазин искусственных цветов — Л.И. Рожанский; частные заказы выполняла портниха А.А. Тимохина; мелочную торговлю вел А.К. Маликов; магазин дамских шляпок здесь содержала много раз упомянутая нами И.С. Фридберг^[783].

Кроме того, здесь сдавались комнаты на правах квартир (наподобие наших апартаментов). Одну из квартир в доме арендовала редакция «Новой маленькой газеты», издателями которой были А.М. Уманский и И.В. Лебедев, а редактором — Ф.Г. Косоротов; еще одно торговое помещение под русскую художественную типографию арендовал П.Я. Синченко^[784].

Наиболее яркая страница в истории дома советского периода связана с О.Ф. Берггольц. Как мы уже отмечали в рассказе о доме № 7, еще в апреле 1942 г. Ольга Федоровна переехала из этого дома, с которым были связаны самые трагичные события ее жизни, в дом № 22.

Как отмечает автор очерка, посвященному поэту, в книге «… Одним дыханьем с Ленинградом…», в ее втором доме по улице Рубинштейна: «…у Берггольц бывали фронтовые писатели и журналисты Л. Левин и Д. Хренков. Сюда приходили Е. Шварц и А. Ахматова. <…> Застолье в этом доме на улице Рубинштейна никогда не было пустой болтовней, — вспоминает писатель А. Крон, — говорили о жизни и о литературе, бывало весело…

<…>

В послевоенные годы отсюда Берггольц отправлялась в дальние поездки по стране: на строительство Бухтарминской ГЭС, в Севастополь… Она любила повторять слова Н.В. Гоголя: „Чтобы узнать, что такое Россия нынешняя, нужно по ней проездиться самому“.

Вернувшись домой, Берггольц садилась за свой старенький, когда-то давно залитый чернилами письменный стол с двумя тумбочками, в ящиках которых хранились рукописи и дневники, и приступала к работе.

В этом доме была написана поэма „Первороссийск“ — о том, как питерские рабочие из Невской заставы решили создать на Алтае сельскую коммуну.

Ольга Берггольц, с прямым, открытым, страстным характером, с ее безоглядной преданностью друзьям-литераторам, не могла примириться с обвинениями, выдвинутыми против А. Ахматовой и М. Зощенко в Постановлении 1946 года о журналах „Звезда“ и „Ленинград“.

„Помню, какой жесткой проработке была подвергнута Ольга Берггольц, когда на одном из заседаний в Союзе писателей в Москве заговорила о том, что позорно нести клеймо, поставленное людьми, не любящими литературы и некомпетентными судить о ней“, — вспоминает Дм. Хренков.

Тогда Берггольц, к сожалению, почти никто не поддержал, ее выступление резко осудили…

Были и другие трагические страницы в жизни Ленинграда — и на них всегда отзывалась Ольга Берггольц. В 1949 году ею были написаны строки, рисующие страшную атмосферу, наступившую после так называемого „Ленинградского дела“:

В доме № 22 по улице Рубинштейна в 1954 году Берггольц начала работать над книгой „Дневные звезды“. Эта книга о поколении, на долю которого выпали первые пятилетки и суровые испытания Великой Отечественной войны, о судьбе поэта, принадлежащего к этому поколению.

„О, какое большое время уложилось в жизнь каждого из нас, какое большое! Его хватило бы на несколько поколений, а приняло его одно“, — писала Берггольц…

В этой квартире Берггольц писала эпитафию для будущего мемориала на Пискаревском кладбище. С конца 1941 года на этом кладбище в братских могилах стали хоронить ленинградцев, погибших от голода, бомбежек и артобстрелов. В 1955 году здесь начались работы по созданию мемориала. Авторы проекта его архитектурного оформления — ленинградские архитекторы А.В. Васильев и Е.А. Левинсон. В Совет по созданию мемориала, наряду с известными архитекторами и скульпторами, вошли О. Берггольц и поэт М.А. Дудин, участник героической обороны Ленинграда. Он автор надписей на фризах павильонов, расположенных при входе на территорию мемориального ансамбля.

Рассказывая о работе Берггольц над эпитафией для Пискаревского мемориального кладбища, Н. Банк вспоминает: „Я была у нее дома — еще на улице Рубинштейна — при самом начале этой работы. Мы расположились в столовой за круглым столом (больше места!). Ольга Федоровна вырвала несколько листов из большой «конторской» книги (любила писать в таких), продиктовала первые строки. Начинали не единожды, и всякий раз на новом листе, во весь разворот“.

Мемориал на Пискаревском кладбище был торжественно открыт к 15-летней годовщине Победы советского народа над фашистской Германией — 9 Мая 1960 года.

За фигурой Родины-матери на гранитной стене — строки Берггольц:

Берггольц одна из первых в Ленинграде в 1965 году поддержала предложение М. Дудина о создании Зеленого пояса Славы, протянувшегося более чем на двести километров по бывшей линии переднего края обороны Ленинграда.

Мысль о необходимости создания памятников защитникам Ленинграда возникла у Ольги Федоровны еще в годы войны. 27 января 1945 года, когда отмечалась первая годовщина освобождения Ленинграда от вражеской блокады, она говорила, выступая по радио, что такие памятники обязательно встанут «над военными могилами, которых не знала ни одна история, ни один город: над братскими траншеями ленинградцев, погибших от голода. Еще не поставлен над ними памятник, но мы помним, где эти траншеи тянутся…

<…>

На одном из памятников Зеленого пояса Славы — стихи Берггольц. Памятник стоит на склоне Румболовской горы, где в годы блокады Дорога жизни пересекала поселок Всеволожский (ныне город Всеволожск). Рядом со стелой, на которой изображена вереница груженых автомашин, огромные бронзовые листы дуба и лавра, символизирующие мужество и славу. На стеле строки из „Ленинградской поэмы“:

…Весной 1957 года Берггольц с улицы Рубинштейна переехала в только что построенный дом 28 (кв. 3) по набережной реки Карповки»^[785].

С домом № 22 связаны последние годы перед отъездом из Советского Союза в США Сергея Довлатова. Как пишут авторы книги «Ленинград Довлатова»: «…в 1974 году, когда Довлатов был в Таллинне, Нора Сергеевна и Елена обменяли коммунальные комнаты на отдельную двухкомнатную квартиру на той же улице № 22, кв. 29). Тем не менее, когда в 2007 году было решено создать памятный знак к 65-летию писателя, доску установили именно на доме архитектора Барышникова, где происходили главные события ленинградской жизни Довлатова»^[786].

Сегодня деловая жизнь этого дома не столь активна, по сравнению с другими. Во дворе располагается сеть азарт-отелей «Гости любят».

Дом № 24

Дом № 24, ярко-желтого цвета, четырехэтажный, имеет стандартный эклектичный фасад. Его центральная ось акцентирована фигурным лучковым аттиком с окном-люкарной, балконом верхнего этажа и аркой въездных ворот. Наличники четвертого этажа декорированы замковым камнем, а окна третьего — лучковыми сандриками. Межоконное пространство всех этажей оформлено рустовкой. Описанное нами здание дошло до нашего времени, после его перестройки в 1899 г. городским участковым архитектором И.И. Дитрихом^[787], а владельцем первого 3-этажного дома, стоявшего здесь с 1862 г., становится «временный Санкт-Петербургский третий гильдии купец» Г.Ф. Лесников^[788].

Дом № 24. Фото авторов, 2021 г.

История этого дома прослежена нами по архивному делу Городского кредитного общества, которое начинается 9 марта 1862 г., когда домовладелец обращается в правление общества за ссудой под залог его дома. Из описи, составленной архитектором Р.Б. Берн гардом, известно, что «каменный дом о 3 этажах, частично на подвалах… двумя сторонами… соединен с соседним строением», еще одно «во двор». Со стороны улицы устроен «металлический балкон», во дворе, направо и налево, пристроены деревянные галереи, а в глубине каменная служба с «отхожим местом и прачечной… В доме были 2 парадные и 3 черные лестницы. Хотя сюда был проведен водопровод, — за исключением 3 ватерклозетов, были удобства в виде отхожих мест на лестницах и во дворе»^[789].

Возвели ли этот дом при Г.Ф. Лесникове или он существовал до него? В.Г. Исаченко датирует эту постройку 1820 г. и называет имя архитектора Н.С. Постникова (1766–1830), видного мастера классицизма, одного из главных строителей Александровского (ныне Пролетарского) чугунно-литейного завода; исполнителя большого объема работ в здании Горного института; автора одной из красивейших колоколен Петербурга — колокольни Крестоводвиженской церкви и одного из авторов здания Технологического института^[790].

В 1860-е гг. в доме были заселены не только квартиры, располагавшиеся на трех этажах, но и в подвальном этаже. Здесь проживали отставные унтер-офицеры Воротиленко и Харитон Степанов, каждый в квартире из 3 комнат. На первом этаже жила повивальная бабка Анна Гумель (занимала 4-комнатную квартиру) и купеческая вдова Мария Поваткина (снимала 7-комнатную квартиру).

Барскую квартиру в 9 комнат на втором этаже занимала вдова генерал-лейтенанта Елена Бартоломей. В ее пользовании были также каретный сарай, конюшня на четыре стойла и кладовая. В эту квартиру в одну из первых провели водопровод, устроили ватерклозет и ванну. Еще одну 4-комнатную квартиру на четвертом этаже снимала ее родственница вдова статского советника София Бартоломей. Она пользовалась только кладовой, сараем для дров, ледником и чердаком (здесь сушили белье). На третьем этаже в 12-комнатной квартире жил сам домовладелец, купец Григорий Лесников, пользовавшийся конюшней на четыре стойла (т. е. имел свой выезд) и перечисленными удобствами, а также его приказчик (он занимал 4-комнатную квартиру).

В поперечном флигеле в 4-комнатных квартирах проживали коллежские асессоры Савицкий, Стойкович и Жуков; с ними соседствовали купец Запинин и статский советник Моисеенко. Весь дом с землей архитектор Р.Б. Бернгард оценил в 85 106 руб. 75 коп., а ежегодный доход составлял 8140 руб.^[791]

26 ноября 1863 г. Г.Ф. Лесников продал свой дом статскому советнику Ивану Петровичу Лесникову с переводом на него долга Санкт-Петербургского городского кредитного общества, 22 января 1864 г. здесь случился большой пожар. О его размере свидетельствует сумма компенсаций 3200 руб., которую домовладелец получил от страхового от огня товарищества «Саламандра» после устранений его последствий^[792].

18 марта 1864 г. совершена очередная сделка и дом продали «купеческой жене Надежде Петровне Кузьминой»^[793], следующая запись в журнале Санкт-Петербургского городского кредитного общества сделана через 8 лет, 20 апреля 1872 г., из нее следует, что 14 апреля муж домовладелицы купец А.Ф. Кузьмин от ее имени заключил купчую крепость на продажу дома жене капитана З.М. Зайцевой^[794].

В очередной записи от 31 июля 1873 г. новая домовладелица названа уже женой полковника. Из новой «Ведомости о доходах с дома» видно, что состав жильцов здесь полностью поменялся. Барские 8–9-комнатные квартиры занимали отставной генерал-майор К.Я. Свележ, статский советник инженер Н.Ф. Броневич и купец 1-й гильдии Ф.Г. Делянов, купец 2-й гильдии Ф.А. Самохвалов снимал 4-комнатную квартиру, а вдова инженер-поручика Е.О. Токарева арендовала сразу три квартиры для меблированных комнат. В доме шла оживленная торговля: колбасную лавку держал здесь крестьянин С.Н. Тихомиров, а табачную лавку — купец 2-й гильдии К.П. Румин. В подвальном этаже купец П.С. Пивин устроил фруктовую кладовую. Всего в доме Н.П. Кузьминой было 20 квартир, а также каретный сарай и конюшня на восемь стойл^[795].

Но уже 28 августа 1873 г. проданный Надеждой Петровной дом по купчей крепости перешел потомственному почетному гражданину Алексею Васильевичу Михайлову, через шесть лет после смерти нового домовладельца, 11 июня 1879 г., его недвижимое имущество по духовному завещанию в равных частях перешло детям, Алексею и Марии Алексеевичам^[796]. Из этого духовного завещания известно, что покойный имел, кроме дома на Троицкой улице, имения «в землях Саратовской губернии Хвалинского уезда при селе Шаховском (Покровское) и при деревне Анненке», которое он завещал своему старшему сыну домашнему учителю Василию Алексеевичу Михайлову^[797].

В 1883 г. Мария Алексеевна, «несовершеннолетняя девица», как сказано в деле, с согласия своей матери выкупила долю брата за 110 000 руб. и стала единоличной владелицей дома. Вводный лист датирован 20 октября 1883 г., а через два года она вышла замуж за потомственного почетного гражданина Варгунина и взяла его фамилию, также известно, что Мария Алексеевна была попечительницей школы принца П.Г. Ольденбургского^[798].

Этим домом М.А. Варгунина владела 10 лет. За эти годы никаких изменений «в ее имуществе не произошло», 13 мая 1893 г. по акту купчей крепости дом в очередной раз перешел новой домовладелице — жене полковника Е.С. Каменевой^[799]. При ней большинство жильцов дома составляли мещане, ремесленники и крестьяне.

Самый состоятельный на тот момент жилец дома — потомственный почетный гражданин, купец 2-й гильдии Бессель, занимавший две квартиры (4 и 6 комнаты), купец 2-й гильдии Соловьев держал здесь винную кладовую, а единственный потомственный дворянин Ястребов снимал скромную 4-комнатную квартиру; за 30 лет доход с жильцов практически не изменился и составлял 11 284 руб.^[800]

13 мая 1898 г. Е.С. Каменева продала свой дом графу А.Ф. Буксгевдену, занимавшему пост товарища председателя Департамента труда для детей-подростков^[801]. Именно при нем в 1899 г. дом надстроили четвертым этажом по проекту И.И. Дитриха, городского участкового архитектора, автора пяти доходных домов и ряда лечебных и производственных зданий^[802].

Факт перестройки зданий отражены в отзыве архитектора Санкт-Петербургского городского кредитного общества Н.А. Мельникова от 26 января 1900 г.: «В настоящее время на лицевой дом нанесено 4 этажа — равно и на боковой флигеля, на поперечной же флигель с пристройкой нанесено 2 этажа», в том же отзыве отмечено, что «идет внутренняя отделка дома»^[803]. В новой описи дома указаны помимо «каменного лицевого дома в 4 этажа с такими же боковыми флигелями… каменный поперечный флигель в 5 этажей на подвалах с такими же пристройками… и каменные службы на задней границе двора»^[804].

На рубеже веков в доме графа А.Ф. Буксгевдена были открыты два магазина, обойная и переплетная мастерские, зеленная лавка. Большинство жильцов представляли купцы и мещане, жившие внутридворовых флигелях, а в лицевом доме квартиры снимали чиновники, один из которых, титулярный советник Р.Р. Захаров, служил в Департаменте железных дорог, другой, О.К. Симсон, — в Департаменте торговли и мануфактуры^[805].

Из «Ведомости о доходах с дома» известно, что из представителей творческих профессий выделялся старший преподаватель музыки Санкт-Петербургской консерватории Н.Б. Панш, а барскую квартиру занимал полковник Шейк Али^[806].

После окончания перестройки дома количество квартир увеличилось до 26, во всех квартирах устроены ватерклозеты и ванны, в лицевом доме появилась «подъемная машина» (лифт)^[807].

После ремонта статус дома вырос, о чем свидетельствуют изменения в социальном составе его жильцов: в предреволюционные годы здесь проживали присяжные поверенные А.И. Башкирцев^[808], А.М. Бриллиант и его сын, помощник присяжного поверенного В.А. Бриллиант^[809].

В доме проживали сыновья купца 1-й гильдии, торговца хозяйственными товарами Ф.Б. Фихте — купцы 2-й гильдии Федор и Александр, после смерти отца они учредили торговый дом «Ф.Р. Фихте» с капиталом 12 тыс. руб. по продаже стальных и железных изделий^[810].

В этом же доме долгие годы располагалась типография о торгового дома «Бессель Василий и К», занимавшегося музыкально-издательской деятельностью и торговлей нотами. «Полными товарищами» были личный почетный гражданин Василий Васильевич Бессель и коммерции советник Иван Васильевич Бессель^[811].

В доме Буксгевдена впервые была организована торговля драгоценными камнями, которую вел Д.М. Руммель^[812]. Но, пожалуй, самая примечательная фигура в доме в это время — архитектор и художник Борис Яковлевич Боткин. Он участвовал в возведении Торгового Гвардейского экономического общества (под руководством Э.Ф. Вирриха) на Б. Конюшенной ул., 21–23, и Волынского пер., 3, а также совместно с архитектором К.С. Бобровским проектировал здания Губернского кредитного общества и кинематографа «Сплендид палас» на Караванной ул., 12. Главным же местом работы архитектора стала Боткинская больница по праву принадлежности к роду Боткиных, кроме того, Борис Яковлевич был членом Совета редакции журнала «Зодчий», оставался жильцом этого дома и в послереволюционное время^[813].

По данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., здесь кроме перечисленных жильцов проживали: учитель Александровского училища Н.И. Антипин; потомственный дворянин инженер М.М. Болотов; мастерская «Графического искусства и металлографии и нотопечатания» братьев Бессель; золотошвейня «Н.Ф. Абрамова», владелицей которой была М.Ф. Башкирцева, жена присяжного поверенного^[814].

Удивительно, но в адресной книге «Весь Ленинград» за 1930 г. мы встречаем упомянутых жителей дома: преподаватель А.М. Арайс; служащий Г.Г. Арановский; бывший присяжный поверенный А.И. Башкирцев; архитектор Б.Я. Боткин; служащие А.А. Вишневская и В.С. Глик; врач З.Г. Гольденберг; член Выборгского райсовета М.А. Молев; служащий Н.Б. Образцов и др.^[815]

Сегодня дом № 24 обычный жилой дом, первый этаж которого занимают грузинское бистро «Kosso» и кафе «Чайный дом».

Дом № 26/2

Следующий на нашем пути четырехэтажный угловой с мансардой над большим декоративным карнизом дом. Он имеет длинный вытянутый более чем на 200 м вдоль улицы фасад, некогда светло-коричневый, а сейчас неопределенной окраски. Большая въездная арка ведет во двор. Как и большинство других, этот дом оформлен декором в стиле поздней эклектики. Об этом свидетельствуют рустовка первого этажа, треугольные сандрики над окнами второго, замковые камни в наличниках третьего и декоративные гирлянды над окнами четвертого этажей. Идущий вдоль крыши длинный ряд одинаковых по размерам мансардных помещений с круглыми окнами дополняют оформление фасада. Другой фасад, обращенный к Щербакову переулку, вовсе лишен украшений. Дошедший до нас дом дважды перестроен, сначала в 1873 г. академиком, архитектором Императорского двора Л.Ф. Фонтана, а в 1906 г. архитектором А.С. Хреновым^[816] при участии В.И. Яковлева^[817].

Дом № 26/2. Фото авторов, 2021 г.

Но история самого этого места значительно старше дома, на котором он возведен. Согласно плану Зихгейма 1738 г., участок дома № 25 находился на территории усадьбы графа Н.Ф. Головина, правда, все ее постройки находились по другую сторону нынешней улицы Рубинштейна^[818]. Как видно на другом плане, Трускотта, эта территория вместо с уже упоминавшимся ранее участком дома, запланирована как сад, разбитый от Фонтанки до Владимирской церкви и Владимирского проспекта. В центре участка показана усадьба в форме буквы «Т», причем сад этот частично сохранялся на плане 1828 г.^[819] Согласно плану Ф.Ф. Шуберта за этот год, на участке дома № 26 (тогда под № 175) в центре располагается деревянный особняк, по периметру — каменные здания. Один каменный корпус выходит на Троицкую улицу. Между корпусами построек, выходящих на улицу небольшой разрыв^[820].

Первый дом на этом участке построен в 1822 г. по проекту видного архитектора классицизма А.И. Шарлеманя^[821]. В 1849 г. в «Атласе тринадцати частей…» на этом участке отмечен 4-этажный дом, принадлежавший генерал-майору Владимиру Николаевичу Лермонтову^[822]. Этот же домовладелец назван во «Всеобщей адресной книге Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.»^[823]. При нем в 1865 г. возвели лицевой флигель, выходивший на Троицкий переулок, дошедший до нас дом перестроили, когда им владела вдова полковника Елизавета Владимировна Тишинина^[824]. Из описи ее имущества мы узнаем, что оно включало в себя «каменный 3-этажный лицевой дом в связи с 4-этажным по правую сторону двора (литера А), каменный в 3 этажа надворный флигель по левую границу двора, предназначенный к перестройке (литера В), и еще один каменный флигель в 3 этажа по задней границе двора (литера В-1)»^[825]. В доме тогда было устроено 36 квартир, работали мелочная и табачная лавки, а также винный погреб^[826].

В 1884 г. участок с домами переходит по наследству после смерти матери почетному гражданину, титулярному советнику, гражданскому инженеру Владимиру Николаевичу Тишинину, при нем в доме располагалась редакция газеты «Санкт-Петербургские ведомости», редактором-издателем которой был Василий Григорьевич Авсеенко^[827]. Сам он проживал в соседнем доме № 28, и более подробный рассказ о нем впереди. Будучи чиновником особых поручений при Министре просвещения, пост редактора Василий Григорьевич занял 1 ноября 1883 г. и, как отмечает в очерке «Между Сциллой и Харибдой» в книге «Голос родного города» главный-редактор «Санкт-Петербургских ведомостей» Д.Ю. Шерих: «…Близость Авсеенко к министру обеспечила ему выгодные условия аренды „Ведомостей“. Конечно, как и прежде, арендатор брал на себя все расходы по газете, но вот к доходным статьям, помимо частных объявлений и подписки, прибавилась еще одна: суммы от казенных объявлений в первые три года аренды тоже шли Авсеенко. Собственно говоря, это была скрытая субсидия газете. Но мало того, Василий Григорьевич в отличие от большинства предшественников не заплатил за право аренды ни копейки. А ведь получил он право на весьма солидный срок — 12 лет!».^[828]

Что нового в развитие газеты внес ее новый редактор? В цитируемом очерке читаем: «В октябре 1883 года в газете появилось объявление новой редакции. Она сообщала читателям, что „ставит себе задачею сделать из «С.-Петербургских ведомостей» большой политический орган, руководимый ясным сознанием государственных и народных интересов России. Она рассчитывает, что газета будет отвечать настоящей минуте поворота от фразы к делу и удовлетворит настроению общества, ожидающего спокойного подъема духовных и материальных сил страны“. Обещалось также привлечение в газету новых сотрудников и выпуск ее „в увеличенном размере“… Несмотря на расставленные в объявлении политический акценты, Авсеенко сделал ставку совсем на иное — на „литературные силы“. Как-никак, он и сам был известным беллетристом, автором романов из жизни высшего света. Состав потенциальных авторов газеты Василий Григорьевич обнародовал практически сразу: в него вошли В.В. Крестовский (давний оппонент Буренина), поэт К.К. Случевский, писатель и философ К.Н. Леонтьев, а также два автора, уже оставившие свой след в истории „Санкт-Петербургских ведомостей“, — Маркевич и Салиас (оба в качестве беллетристов).

Надо сказать, что авансы эти были отработаны: все названные авторы поместили свои заметки (очерки, рассказы, воспоминания) на страницах „Ведомостей“. Отчасти этому способствовало то, что Авсеенко мог заплатить достойные гонорары.

Однако ставка на „литературные силы“ успеха не принесла. Ни один из названных авторов, по сути, не принадлежал к числу „властителей умов“ — и не мог привести с собой в газету читателей. А кроме того, даже эти писатели со временем оказались Авсеенко не по карману: доходы уменьшились, и газета вынуждена была жить скромнее. В этих условиях редактор стал печатать беллетристику второго ряда: переводы иностранных писателей, сочинения своей газетной „правой руки“ М.М. Кояловича, литератора Н.К. Морского, других не очень известных авторов. Это уж точно не способствовало процветанию. Не случайно молодой сотрудник „Ведомостей“ той поры, знаменитый в будущем театральный критик Александр Кугель писал в мемуарах: „Авсеенко был одним из немногих редакторов-литераторов. Он газету вел, может быть, не по-газетному, т. е. не рыночно, оттого она и не имела рыночного успеха“.

В.Г. Авсеенко мы обязаны тем, что в середине 1880-х газета опубликовала некоторые из очерков А.А. Бахтиарова „Брюхо Петербурга“ (сложившихся потом в хорошо известную книгу). Печатала иногда неплохую литературную критику: скажем, рецензия Н. Ладожского (В.К. Петерсена) на вторую книжку Антона Чехова „Пестрые рассказы“ была названа „Обещающий талант“ и противопоставляла свежесть и остроумие Чехова шаблонности некоторых его коллег. Достаточно квалифицированной была и художественная критика — ее вел известный драматург и историк искусств П.П. Гнедич…».^[829]

По своему идейному направлению газета при Авсеенко стремилась быть умеренно-либеральной, как бы дистанцируясь от изданий «Катковского» типа, что давалось нелегко.

Как вспоминал в своих мемуарах уже упоминавшийся Александр Кугель: «Раза два в неделю в редакцию являлся Н.А. Любимов, известный сподвижник Каткова, и они долго с Авсеенко ходили взад и вперед по кабинету. У нас это называлось — „гувернер пришел“… И так как в деле предоставления Авсеенко аренды „С.-Пет. Вед.“ Любимов сыграл немалую, если не главную роль, то было понятно его стремление удержать Авсеенко на стезе строгой катковщины».

«Конечно, — отмечает Д.Ю. Шерих, — Авсеенко должен был прислушиваться к мнению влиятельных соратников и начальства, но, с другой стороны, он и не плясал безвольно под чужую дудку»^[830]. Из мемуаров А.Р. Кугеля мы узнаем, что «редакция и контора занимали небольшое помещение. Из комнаты, являвшейся конторой, вели две двери в кабинет В.Г. Авсеенко и в сотрудницкую. Другая „сотрудницкая“ комната, где сидел и я, сообщалась прямо с кабинетом Авсеенко».

Или еще: «Сейчас мне эти первые годы представляются восхитительными. Я зарабатывал до 150–175 руб. в месяц, компания подобралась приятная, жили дружно, по-товарищески. Занятия в редакции начинались около 1–2 ч. и заканчивались в 4. В.Г. Авсеенко любил аккуратность и точность; в четыре он брал трость, желтые перчатки и отправлялся гулять перед обедом, и тут надо было кончать, хоть на полуслове оборвалось. Ввиду этого у сотрудников выработалась манера — писать, держа перед собою на столе раскрытые часы. Эту привычку и я усвоил и долгое время не мог от нее отвыкнуть»^[831].

В 1890-е гг. жили уже упоминавшийся купец, почетный гражданин В.В. Бессель, владелец нотной торговли, барон Е.Е. Корф, подполковник интендантского управления, владелица овощной лавки Е.Т. Панина, поручик Егерского полка Л.А. Рахманов, держала мастерскую дамских нарядов П.И. Семизорова, учитель 6-й Санкт-Петербургской гимназии И.И. Смирнов и др.^[832]

Самым известным жильцом дома в 1894 г. был Эрнест Иванович Жибер (1823–1909). Академик архитектуры, председатель Техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел, член особого отделения Ученого комитета Министерства народного просвещения по техническому и профессиональному образованию, ординарный профессор и член совета Института гражданских инженеров и т. п.^[833]

Э.И. Жебер автор комплекса зданий Экспедиции заготовления государственных бумаг, здания Мефодиевской церкви и детского приюта М.М. Молчанова (Суворовский пр., 32), а также не дошедших до нашего времени Казанской церкви и церкви иконы Божией Матери Всех скорбящих Радости (Карамзинской) на Новодевичьем кладбище. В 1865–1867 гг. ему доверена отделка интерьеров Аничкова дворца. В годы проживания Э. Жибера в доме № 26 по Троицкой улице разрабатывал проект здания приюта для хронически больных детей (1898 г.) на Б. Сампсониевском пр., 107^[834].

Не меньшей известностью пользовалась жена Э.И. Жибера поэтесса Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая (19.11(01.12)1859–27.08(09.09)1905), которая была на 36 лет моложе своего мужа. По словам самой Лохвицкой: «…Начала писать стихи „с тех самых пор, как научилась держать перо в руках“, серьезному же творчеству „предалась с 15 лет“». В литературу М.А. Лохвицкую ввел В.С. Соловьев. С 1889 г. она печаталась в журналах «Север», «Художник», «Наблюдатель», «Наше время». В литературных кругах о ней заговорили после публикации в журнале «Русское обозрение» поэмы «У моря» (1896).

Как пишет автор очерка, посвященного поэтессе: «…известности Лохвицкой отчасти способствовал привкус скандала, сопровождавший выпуск 1-го и особенно 2-го сборников, в которых прозвучали декларативный отказ от „идейной“ поэзии и утверждение свободы чувств („Мне нет пределов, нет границ“), вылившееся в воспевание страстной, чувственной любви („Это счастье — сладострастье“, что закрепило за Лохвицкой имя „русской Сафо“… Большинство современников воспринимало ее поэзию как квинтэссенцию женского начала в литературе»^[835].

В 1896 г. в очередной описи имущества почетного гражданина В.Н. Тишинина указаны: «Каменный в 4 этажа лицевой дом с такими же надворными флигелями по правой границе двора… надворные флигеля в 3 этажа… каменный одноэтажный надворный флигель на нежилых подвалах… и каменные одноэтажные службы»; всего в доме насчитывались 34 квартиры. Деревянные строения были заменены на каменные^[836].

В 1899 г. в доме проживали: художница П.Н. Грезье, почетный гражданин А.А. Кердунов, повивальная бабка Н.Ф. Мышковская, управляющий пробирной палатой И.Н. Мышковский и его жена, оружейный мастер Т.Е. Секачев, потомственный почетный гражданин, директор-распорядитель фабрики «Оборот» К.К. Фалеев, купец Э. Энгбертс^[837].

Несколько комнат в доме арендовало правление Второй Санкт-Петербургской артели посыльных, портновские мастерские С.И. Матушевича (мужская) и упомянутой ранее П.И. Семизоровой (дамская)^[838].

В 1906 г. архитектор А.С. Хренов производит еще одну надстройку, повышая на этаж лицевой дом и пристраивая мансарду. В описи обновленного дома В.Н. Тишинина названы каменный лицевой дом с улицы в четыре этажа с мансардами, а со двора в пять этажей на высоком полуэтаже, в связке с надворным флигелем в четыре этажа и еще один каменный флигель в три этажа, а также каменный одноэтажный флигель на нежилых подвалах, каменные одноэтажные службы, по середине двора, сплошной постройкой. Количество квартир выросло до 30^[839].

По акту купчей крепости 2 июля 1909 г. новой домовладелицей становится Устинья Александровна Тевяшова; вдова генерала от инфантерии, о ней и ее муже речь пойдет в связи с домом № 30, который также принадлежал Устинье Александровне^[840].

16 июня 1910 г. в доме У.А. Тевяшовой произошел крупный пожар, убыток от которого составил 13 тыс. руб., тогда же домовладелица доверяет управление своим имуществом А.В. Ульянову, наделяя его правом нанимать дворников, швейцаров, сдавать квартиры внаем и решать имущественные споры в суде^[841].

В предреволюционные годы в доме № 26 прямо-таки кипела деловая жизнь. Здесь располагалось правление Союза писчебумажных фабрикантов России, возглавляемое В.В. Поповым^[842], и редакция ежемесячного журнала «Писчебумажное дело», органа этого Союза (редактор П.М. Горбунов)^[843]. Большим авторитетом в деловом мире пользовалось Общество заводчиков и фабрикантов во главе с Э.Л. Нобелем. Как сказано в его уставе, это Общество было учреждено «для повсеместного в России изучения, развития и защиты интересов промышленности» (звучит очень современно!). В него входило пять отделов (механический, текстильный, типографический, литографский, цинкографский) и продовольственный комитет^[844].

Широкой известностью в городе пользовались Троицкая водолечебница доктора медицины Е.С. Боршипольского и доцента С.А. Бруштейна^[845], а также специальная женская лечебница А.М. Лихтендорфа^[846].

Кроме того, в доме принимались подряды на кровельные работы (ими заведовал М.А. Ермолаев-Маслов); были открыты четыре мастерские: сапожная (владелец Н.А. Евтеев), скорняжная (владелец А.И. Виноградов), мебельно-обойная И.М. Орловаи мастерская шляп (владелица Е.И. Федорова)^[847]. А.К. Сикорский открыл здесь меблированные комнаты с претенциозным названием «Пенаты»^[848], а Д.А. Домбковский — «Ново-Европейские»^[849].

Многие десятилетия, включая продолжительный советский период, здесь размещалось ателье (и прокат) маскарадных костюмов (в 1917 г. им заведовал М.А. Михайлов)^[850].

В доме предлагал свои услуги массажист Я.Ф. Зарыхта, торговали мебелью (владелица магазина Р.А. Баранова), работала мелочная лавка А.К. Мемикова, дамская парикмахерская Elise, которой владела Е.Ф. Выдерко, здесь же продавались волосяные изделия (парики), продавал ювелирные изделия М.Е. Вейзагер^[851].

В доме в 1917 г. жили: полковник В.Л. Арсений, потомственный дворянин А.Н. Бауэр, артистка Л.М. Вавилина, купец 1-й гильдии М.И. Глезерман, депутат Государственной думы В.Я. Демченко, еще одна артистка Е.Д. Жаба, заведующий обсерваторией при Лиговском Народном доме графини Паниной Я.Н. Лунц, потомственный дворянин И.К. Мацеевский, и Е.П. Щелкунова^[852].

Квартиры в доме снимали чиновники: статский советник А.Г. Мурзаев, коллежский регистратор, управляющий пенсионный кассой народного училища для мальчиков П.П. Нефедов, помощник присяжного поверенного А.В. Василевский^[853].

Последний документ в деле Санкт-Петербургского городского кредитного общества датирован 18 декабря 1917 г., когда У.А. Тевяшова возобновила страхование от пожара^[854].

Среди выявленных нами жителей дома 1930-х гг.: служащие советских учреждений Г.П. Бютнер и И.Ф. Векслер, О.Д. Данилов, председатель месткома водо-светолечебницы Октябрьской железной дороги, служащие А.Г. Медалье, А.А. Михайлов, Е.Ф. и И.Д. Мутавчиевы и др.^[855]

Сегодня дом № 26 обычный жилой дом, на первом этаже которого работает гастрономический бар «Жиробас», где посетителям предлагают в качестве эксклюзива свежие мидии с Белого моря, а во дворе располагается клуб «Караоке».

Дом № 28

Между домами № 26 и № 28 образовался большой разрыв, который занимает парковка автомобилей перед «Владимирским Пассажем».

Четырехэтажный, шоколадного цвета, угловой дом № 28 значительно меньше по занимаемой площади соседних зданий. Его сдержанный фасад в стиле эклектики разнообразят лишь декоративный карниз и горизонтальная тяга, проходящая посередине. В отличие от других домов здесь нет ни сандриков, ни наличников, ни рустовки. Дом возведен в 1838 г. по проекту В.Е. Моргана, автора более 30 доходных домов и особняков^[856].

Дом № 28. Фото авторов, 2021 г.

В «Атласе тринадцати частей…» владельцем участка «в 19 саженей» значится купец Егор Савельевич Локунев^[857]. С 1883 по 1913 г. история дома № 28 по Троицкой улице прослежена нами по архивному делу Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О залоге имущества 2-й гильдии купца Василия Александровича Малышева».

В описи дома, проведенной 11 августа 1883 г. архитектором А. Ивановым, указано, что «…имеются строения каменные: лицевой 4-этажный дом с надворным флигелем по правой границе двора, частью в 3 этажа, частью в 5 этажей и затем каменные конюшни в 60 стойл с таковыми же сараями и навесами, приспособленными для каретного извозного промысла: и еще был один лицевой дом смешанной постройки… с каменным 1-м этажом и 2-м деревянным, рубленным из бревен, обшитым и оштукатуренным». На тот момент ни в лицевом доме, ни в надворных флигелях не было современных удобств: вместо ватерклозетов устроены отхожие места^[858]. Все имущество В.А. Малышева с землей в 510 кв. саж. архитектор оценил в 132 тыс. 140 руб.

Из «Ведомости о доходах с дома» видно, что в нем тогда насчитывалось 17 жилых квартир. Среди жильцов дома: прусский подданный Струбе, снимавший 3-комнатную квартиру, аптекарь А.М. Фрейсбах, занимавший 5-комнатную квартиру, офицер Белин, живший в квартире из 4 комнат, купец Солуянов, а также мещане, составлявшие на тот момент большинство жителей дома В.А. Малышева. Сам домовладелец проживал в 10-комнатной квартире, а также занимал 9 сараев и 5 конюшен для своего извозного промысла^[859].

Из описи дома, произведенной через пять лет, 9 сентября 1888 г., архитектором Ф. Харламовым, можно заключить, что в имуществе купца В.А. Малышева существенных изменений не произошло, более того, упомянутый ранее «лицевой дом смешанной постройки», как представляющий пожарную опасность, в оценку дома даже не включили. Правда, в доме появилось четыре ватерклозета и семь раковин, при том, что сохранилось и семь отхожих мест^[860].

В это время купчиха Анкундинова в трех комнатах держала в доме портерную. На тот момент здесь проживали в 5-комнатных квартирах: жена купца Лоренца, вдова уже упомянутого ранее аптекаря Фрейсбаха, дочь протоирея А.М. Спасская^[861].

Самый известный квартирант дома в 1880-е гг. — действительный статский советник, чиновник особых поручений при Министерстве просвещения, редактор-издатель газеты «Санкт-Петербургские ведомости» Василий Григорьевич Авсеенко, о котором мы уже рассказывали в предыдущей главе. В доме В.А. Малышева он занимал 6-комнатную квартиру. В этом же доме размещалась типография газеты^[862]. При всей противоречивости и неоднозначности В.Г. Авсеенко, безусловно, незаурядная личность. Ему как известному литератору своего времени посвящена статья О.Е. Майоровой в I томе биографического словаря «Русские писатели. 1800–1917».

Приведем здесь краткую информацию из этой статьи: «Происходил Василий Григорьевич из дворян Черниговской губернии. В 1852 году он поступил в 1-ю Петербургскую гимназию, где под влиянием известного педагога В.И. Водовозова и товарищей-гимназистов, в т. ч. будущего писателя В.В. Крестовского, пробовал себя в поэзии. В 1856 году Авсеенко в связи с переездом родителей в Киев перешел в 1-ю Киевскую гимназию, по окончании которой поступил на историко-филологический факультет Киевского университета, где под воздействием лекций В.Я. Шульгина, Н.Х. Бунге, П.В. Павлова решил посвятить себя изучению истории. По окончании университета Авсеенко был оставлен приват-доцентом по кафедре всеобщей истории, однако его научная и педагогическая карьера не задалась, и с 1864 года он становится ближайшим сотрудником, а с 1865 года и соредактором Шульгина, выпускавшего консервативную газету „Киевлянин“. Здесь была опубликована работа Авсеенко „Малороссия в 1767 году“. В 1869 году Авсеенко переехал в Петербург, где занял должность чиновника особых поручений при министре просвещения. В этой должности он работал с перерывами 28 лет (1874–1880, 1882–1904). Вышел в отставку В.Г. Авсеенко в чине статского советника.

Но чиновничья карьера не была приоритетом для Василия Григорьевича. В его литературном наследии 1860-х годов насчитываются десятки работ по истории и историографии Западной Европы. Вот лишь некоторые из них: „Исторический опыт конституции Соединенных Штатов“, „Томас Мор“, „Федерация Италии по идеям 1848 года“, „Новости французской литературы“, „Луи Блан“, „Идеализм и материализм в истории“ и др. В 1870-е годы он активно сотрудничает со многими журналами как литературный критик. Его перу принадлежат такие статьи, как „Сочинения Решетникова“, „Сочинения Марко Вовчок“, „Критические заметки о текущей литературе“ и др. Общественно-литературные взгляды Авсеенко, острое перо фельетониста обратили на него внимание редакции „Русского вестника“, и с мая 1873 года в течение пяти лет он почти в каждом номере журнала под разными псевдонимами помещал статьи по вопросам искусства и литературы…» (Автор очерка о В.Г. Авсеенко в упомянутом биографическом словаре отмечает, что его статьи своими консервативными идеями вызвали бурю негодования и о нем говорили подчас как о «литературном потомке Булгарина», и в то же время указывает на то, что в его статьях «есть ряд тонких наблюдений и верных историко-литературных суждений».)

«…Как прозаик он получил известность своими повестями „У реки“, „Окольным путем“, „Как они уехали“, „Дела давно минувших дней“ и романами „На распутье“, „Из-за благ земных“, из современного романа „Сцены, портреты, контуры“, „Млечный путь“, „Скрежет зубовный“, „Злой дух“. Критики причисляли их к антинигилистическим романам, в которых противоречиво совмещались сатирические изображения некоторых сторон жизни высших слоев общества с тем, что он сам именовал „поэзией красивого цинизма, капризов скучающего артистического своеволия, бешеных денег и сумасшедших туалетов“. Это дало основание современникам писать о рабском преклонении Авсеенко перед аристократизмом…

<…>

После ухода из „Санкт-Петербургских ведомостей“ в 1891–1892 годы Василий Григорьевич издавал журнал „Художник“, где публиковал свои рассказы и очерки под псевдонимом Ното. В 1880–1890 годы Авсеенко выступил и как драматург. Его перу принадлежали драма „Водоворот“, комедии „Тишина“, „Из-за благ земных“ (в 1884 году она была поставлена в Театре Корша); „Волчонок“ (увидела свет на сцене Малого театра в 1904 году). Впоследствии в 1890–1900-е годы Авсеенко печатался в либеральных журналах „Русская мысль“, „Вестник Европы“, „Северный вестник“, „Нива“, „Огонек“, „Театр и искусство“ и в газетах „Новое время“, „Биржевые ведомости“, „Петербургская газета“, „Русь“ и др., составив у своих читателей репутацию добротного, чтущего литературные предания беллетриста»^[863].

Как мы уже отмечали ранее, с 1 ноября 1883 г. Авсеенко арендовал у Министерства народного просвещения газету «Санкт-Петербургские ведомости» и редактировал ее до 1896 г., помещая здесь полемические передовые статьи и художественные произведения (в том числе «Вавилонское пленение»), литературно-критические очерки, театральные рецензии, фельетоны, циклы «Праздные речи» и «Письма о женщинах».

Преподавателям учебного курса «История и культура Петербурга» хорошо известна вышедшая в 1903 г. и переизданная в 1995 г. в издательстве «Сотис» книга В.Г. Авсеенко «200 лет Санкт-Петербурга: Исторический очерк». Новая дополненная версия книги под названием «История города Санкт-Петербурга в лицах и картинках» рекомендована в качестве пособия для школьников^[864].

В.Г. Авсеенко ушел из жизни в 1913 г. и похоронен на Смоленском православном кладбище, к сожалению, его могила в 1930-е гг. была утрачена^[865].

Но вернемся к истории дома, по данным адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г., в доме В.А. Малышева торговал мебелью И.К. Гейнеман, жил сам домовладелец, держал сапожную мастерскую А.М. Марон, размещались меблированные комнаты К. Мироновой, жил чиновник Л.Г. Смельницкий, коллежский секретарь, сотрудник Департамента железнодорожных дел Министерства финансов, и даже находилась портерная «Калашниковского завода»^[866].

2 ноября 1895 г. Василий Андреевич Малышев умер и похоронен на Смоленском православном кладбище^[867].

21 февраля 1896 г. согласно судебному исполнительному листу принадлежавший ему дом перешел во владение сына, купца, потомственного почетного гражданина Николая Васильевича Малышева, как и покойный отец, он занимался каретным извозом^[868].

На рубеже веков квартиры в доме снимали вдова и дочь инженер-генерал-лейтенанта Е.И. и О.И. Алексеевские, купцы М.Я. Каган, Г.Г. Корнев и К.Ф. Крылов, последний занимался не только подрядом строительных работ, но и благотворительной деятельностью, будучи действительным членом Совета приюта принца П.Г. Ольденбургского^[869].

Старожилами дома были повивальная бабка, дворянка А.И. Писвцевич, дочь протоирея А.М. Спасская и титулярный советник В.П. Спасский, провизор А.М. Фрейсбах и его жена Амалия Петровна^[870].

10 апреля 1913 г. Николай Васильевич погасил весь долг Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу и с дома сняли «запрещение»^[871], дело закрыли, и дальнейшая судьба дома прослежена нами по адресным книгам «Весь Петербург», «Весь Петроград» и «Весь Ленинград».

В предреволюционные годы в доме работали зубной врач Е.С. Израилович, отец врача попечитель Петроградского ремесленного училища, купец С.А. Израилевич; магазин белья А.Я. Новикова и модный магазин Ф.С. Шварцкопфа; имел стоматологическую практику зубной техник Л.И. Каушанский; книжный магазин Г.Г. Москвича, издателя путеводителей; размещалась одна из девяти лавок сливочных и молочных изделий, принадлежавших многократно упоминавшемуся П.А. Земскову; велась меховая торговля И.З. Ермана^[872].

Квартирантами дома были портной Я.П. Пусин, почетный гражданин Р.А. Орлов, штабс-капитан Л.П. Жмурин и артистка М.Н. Шевченко^[873].

В послереволюционные годы, по данным адресных книг «Весь Ленинград» за 1930-е гг., здесь размещались конторы и цеха двух артелей. Одна из них («Промтресткооп») занималась реставрацией поношенных вещей, переработкой меховых отходов, промышленным изготовлением головных уборов из утиля. Ее правление возглавлял Б.Т. Калинин. В доме № 28 работал скорняжный цех этой артели, начальником которого был А.Н. Федосеев. Другая артель «Труд-гравер» занималась производством жетонов, игрушек, детских часов, цепей, а также бытовым ремонтом и граверными работами. Председателем правления артели был В.А. Борис^[874].

Сегодня дом № 28 обычный жилой дом, на первом этаже которого работает бистро «Nau».

Дом № 30

По сравнению с соседним, четырехэтажный цвета беж дом № 30 кажется значительно наряднее. Его центр выделен большими белыми пилястрами дорического ордера, оформляющими второй и третий этажи, и меньших размеров пилястрами, декорирующими четвертый этаж. Белые горизонтальные тяги, разделяющие первый и второй, а также третий и четвертый этажи, служат своеобразной рамой, обрамляющей центр фасада. Над въездной аркой архитектор разместил окно, также украшенное небольшими пилястрами, поддерживающими больших размеров сандрики, а на третьем этаже — арочное окно, имитирующее палладианское. Окна четвертого этажа оформлены лучковыми наличниками с перемычками, образующими волнообразную линию. Окна второго этажа декорированы прямоугольными сандриками на полочках. Первый этаж, арендуемый под кафе и магазин, выделен рустом. До нашего времени дошли жилой флигель и службы, возведенные архитектором М.И. Сегалем в 1899–1900 гг.^[875]

Дом № 30. Фото авторов, 2021 г.

В «Атласе тринадцати частей…» 1849 г. на этом участке отмечен одноэтажный дом, принадлежавший купцу Михаилу Андреевичу Брилину^[876]. Из архивного дела Санкт-Петербургского городского кредитного общества, начатого 28 января 1864 г. и закрытого 10 апреля 1913 г., известно, что в 1860-е гг. на этом участке стоял каменный трехэтажный лицевой дом, принадлежавший наследникам генерал-лейтенанта А.П. Козлова^[877]. Его военная биография и безупречная репутация заслуживает хотя бы короткого рассказа о нем. Александр Павлович родился 23 ноября 1802 г. В 20 лет стал офицером, служа по армейской пехоте, в 1837 г., 35 лет от роду, ему присвоено звание полковника, в 1846 г. — генерал-майора, наконец, в 1856 г. — генерал-лейтенанта. Его успешная военная карьера протекла на полях сражений. В 1826–1828 гг. он участвовал в Русско-персидской войне, награжден за храбрость Золотым оружием. Долгие годы А.П. Козлов командовал 1-й гвардейской резервной пехотой, был членом Комитета о составлении Устава пехотной службы и Комитета об улучшении штуцеров и ружей. Последние годы жизни служил в должности Санкт-Петербургского коменданта. Умер Александр Павлович 7 июня 1857 г. в возрасте 55 лет и похоронен на Смоленском православном кладбище^[878], до своей смерти он проживал в собственном доме.

Вернемся к истории дома.

Из описи, произведенной 28 февраля 1864 г. архитектором Санкт-Петербургского городского кредитного общества Н.В. Трусовым, мы узнаем, что фасад дома был «украшен поперечными карнизами и колоннами… окна наличниками и сандриками». В опись не вошли деревянные строения во дворе дома^[879]. По духовному завещанию генерал-лейтенанта его имущество перешло малолетним детям Николаю и Анне, младшим детям, штаб-ротмистру Александру, поручикам Василию и Павлу и состоящей под попечением матери, вдовы А.П. Козлова Устаньи Васильевны, — несовершеннолетней девице Устинье Александровне^[880]. В доме на тот период насчитывалось 14 квартир, в основном 5- и 4-комнатных, жили в которых чиновники: от коллежских асессоров и секретарей (Тищенко, Рокотов, Лебедкин) до надворных советников (Ермаков, Коковцев) и действительного статского советника (Эссен), купец 2-й гильдии Токаревич, царскосельский купец Гавапан. На тот момент здесь проживали также австрийский подданный Рахенбахер, фридрихсгамский купец Кноп и прусский подданный купец Нагель, что свидетельствует о многонациональном составе жильцов дома. Доход с него был скромный, составлял 5988 руб. в год, а общую стоимость дома с землей Н.В. Трусов оценил в 87 653 руб.^[881]

12 ноября 1870 г. вдовой генерал-лейтенанта Устиньей Васильевной и ее детьми, к тому времени уже полковниками Александром и Павлом, надворным советником Василием, дворянином Николаем и дочерьми, «девицей Анной Александровной и женою ротмистра Устиньей Александровной Тевяшевой», был совершен раздел имущества, в результате которого дом перешел во владение последней, в июне 1899 г., домовладелица в описи дома названа уже женой генерал-лейтенанта Николая Николаевича Тевяшева, который, как видно из архивного дела, принимал активное участие в управлении домом^[882].

Н.Н. Тевяшев — известный военный деятель и представитель старинного дворянского рода, происходившего от выехавшего из Золотой Орды к Дмитрию Донскому татарина Хозя, в крещении Азария. Его внук Вавило Гаврилович Тевяш и был родоначальником Тевяшовых^[883]. Сын поручика, Николай Николаевич, родился 31 июня 1842 г. и, достигнув совершеннолетия, поступил в школу гвардейских юнкеров, которую окончил в 1859 г.

В 1868 г. он получил звание ротмистра гвардии, в 1872 г. — полковника, с 1882 г. — генерал-майора, с 1899 г. — генерал-лейтенанта. Важной вехой в его военной карьере стало участие в Русско-турецкой войне 1877–1879 гг. за освобождение славянских народов от турецкого ига, где его наградили Золотым оружием. В этой войне он командовал 12-м гусарским полком, а после ее окончания, с 1879 г., сначала назначен командиром лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, с 1884 г. — 1-й бригады 2-й Кавказской дивизии. В 1886 г. Н.Н. Тевяшева назначают чиновником особых поручений при военном министре, в 1890 г. — астраханским губернатором и наказным атаманом Астраханского казачьего войска, с 1896 г. — начальником Главного интендантского управления и главным интендантом Военного министерства, в 1903 г. — членом Военного совета. В эти годы он живет в столице вместе с женой, владея домом на Троицкой улице. В 1904 г. последовало новое назначение — туркестантским генерал-губернатором, командующим войсками округа и наказным атаманом Семиречинского Казачьего войска. Умер Николай Николаевич 1 ноября 1905 г. в г. Ташкенте, похоронен на Казанском кладбище в Царском Селе, где проживала тогда его семья^[884].

Устинья Александровна Тевяшева владела домом до 1899 г. В 1890-е гг. здесь проживали военные, чиновники и купцы. Среди жильцов выделяются два генерал-лейтенанта: Александр Родионович Гернгросс и Федор (Фридрих) Александрович фон Нандельштедт, проживавшие в 10-комнатных квартирах^[885].

А.Р. Гернгросс в годы проживания в доме У.А. Тевяшевой находился в отставке и занимал должность председателя Санкт-Петербургского общества страхования от огня имущества, проживал в доме вместе с сыном, полковником Е.А. Гернгросс^[886].

Ф.А. Нандельштедт (1845–1903), немец по национальности, всю свою жизнь посвятил службе в русской армии. Родился 6 апреля 1845 г., 12 лет отдан в 1-й Кадетский корпус, который окончил в 1863 г. Впечатляет его послужной список. В 1877 г. он капитан гвардии, а в 1878 г., в возрасте 35 лет, — уже полковник, с 1890-го — генерал-майор. С 1880 по май 1898 г. служил в должности правителя Канцелярии Главного инженерного управления, уволен в отставку в 1899 г. с правом в генерал-лейтенанты, умер Ф.А. Нандельштедт 3 марта 1903 г. и похоронен на Волковском лютеранском кладбище^[887].

Еще один военный, отставной подполковник Роберт Самуилович Гавеман, в годы проживания в доме Тевяшевой преподавал в двух привилегированных учебных заведениях: Императорском Александровском лицее и Училище правоведения. Вместе с ним жили его сыновья, дворянин Людвиг и поручик Марк Робертовичи Гавеманы^[888].

Из других обитателей дома назовем: И.М. Аксенова, торговавшего серебряными изделиями; О.-К.А. Митенс, купчиху, владевшую в Гостином дворе суконными лавками и фабрикой «Эммануил Митенс»; еще одну купчиху Е.В. Петрову, владелицу магазина дамских платьев; проживавшего в доме ее мужа, купца Н.Г. Петрова, который владел чугунно-литейным заводом^[889].

Жильцами дома были купцы — «временный купец» А.В. Бочков, имевший мануфактурную торговлю; П.И. Куницын, владевший каретным извозом и помимо 7-комнатной квартиры арендовавший три больших каретных сарая более чем на 30 лошадей и весь задний двор; З.Н. Левин, купец 1-й гильдии, член Городского исполнительного комитета по водоснабжению, и его жена Ольга Владимировна, содержавшая в доме меблированные комнаты^[890].

В доме также жили — М.К. Зеебоде, открывшая здесь мастерскую дамских нарядов; П.Т. Лесникова, владелица 5 доходных домов; статский советник, гоф-медик И.Ф. Михель (Иван Федорович заведовал лечебницей при Высочайше Утвержденном комитете для разборки и призрения нищих и был практикующим врачом); Ф.Е. Боссе, вдова потомственного почетного гражданина^[891].

18 августа 1899 г. по акту купчей крепости имущество У.А. Тевяшевой перешло во владение крестьян (впоследствии купцов) села Пулково Царскосельского уезда Николая и Ивана Александровичей Малышевых^[892]. Владельцы каретного извоза, энергичные предприниматели, они сразу же приступили к перестройке дома. В 1899–1900 гг. архитектор М.И. Сегаль надстроил лицевой дом четвертым этажом, возвел новый жилой флигель и службы во дворе дома на Троицкой улице, перестроил строения в другом дворе со стороны Щербакова переулка^[893].

В новой описи, составленной архитектором Санкт-Петербургского городского кредитного общества А.И. Ковшаровым, кроме четырехэтажного лицевого дома, названы «каменные надворные флигеля по правой и левой границам, а также поперек двора, все в 4 этажа, в связи с двухэтажною на подвалах пристройкою». В доме устроены современные «удобства»: 23 ватерклозета, 22 раковины и 6 ванн в «барских» квартирах. Доход с дома вырос с 5988 до 31 000 руб., что объясняется значительно увеличившимся количеством жильцов, более чем в три раза возросла стоимость дома с землей, достигнув суммы в 271 152 руб.^[894]

Жизнь дома протекала размеренно до пожара, случившегося 28 августа 1908 г. Убыток от него составил 7500 руб., но уже 23 сентября этого года последствия устранили, и братья получили компенсацию за понесенные убытки от правления Страхового общества «Россия». Еще один пожар случился в доме 23 февраля 1912 г. Убыток от него составил более скромную сумму 874 руб. 40 коп. ^[895]

В канун революции в доме братьев Малышевых проживали: А.И. Калманок, директор правления Акционерного общества Калашниковского пиво-медоваренного завода; А.О. Зеебоде, служащий Департамента окладных сборов и его брат Карл Оттович; семья Супроновичей в составе Казимира Адамовича, титулярного советника, делопроизводителя Комитета Е.И.В. великой княгини Татьяны Николаевны, его жены Иоганны Николаевны и дочерей Елены Казимировны, служащей учетно-ссудного банка и Клары Казимировны, служившей в 15-м учетном столе мирового судьи^[896]. Стоит заметить, как изменилось положение женщин в обществе в предреволюционные годы. Все дочери чиновника служили в различных государственных или частных учреждениях. Такой же многочисленной была и семья домовладельцев. Кроме самих братьев, в доме жили купчихи Екатерина Сергеевна и Елизавета Ивановна Малышевы, занимавшиеся, как и братья, каретным извозом^[897].

В 1917 г. в доме располагалась переплетная мастерская Г.А. Бернштама, свои услуги предлагал парикмахер Ф.Ф. Жаров, мастерская дамских нарядов Сильвии Зеебоде, магазин золотых и серебряных вещей К.М. Тамбовского, модистка А.И. Харламова, работала механическая мастерская А. Франскена, кроме того, в доме располагались контора трудовой артели мебельно-обойного и декоративного производства во главе с старшиной Ф.Н. Мировым^[898].

В 1917–1918 гг. братья Малышевы безуспешно пытались продать свой дом по Троицкой улице. Покупателей не нашлось, и поэтому 6 ноября 1917 г. домовладельцы возобновили его страхование сроком на один год до 6 сентября 1918 г.^[899], не зная, что именно в этом году их имущество национализируют.

За революционными потрясениями и национализацией дома последовало уплотнение многокомнатных квартир, вскоре превратившихся в коммунальные, исход жильцов барских квартир, короткий период деловой активности в эпоху НЭПа.

Новыми жильцами дома в 1920–1940-е гг. стали служащие различных советских учреждений: З.Г. Бексман, А.А. Быков, П.П. Гаврилов, А.И. Кернер, А.Г. Лулль, С.Д. Михайлов и др.^[900]

В 1935 г. здесь разместилась артель «Кооп-труд», в которой работали 389 человек, а возглавлял ее Н.А. Литвинский^[901].

Сегодня жители этого, как и других домов на улице Рубинштейна, живут своими повседневными заботами. Но отдохнуть, приятно провести свободное время предлагает работающее на первом этаже кафе Tesla bar, посвященное Николаю Тесла (1856–1943), известному изобретателю в области электротехники и радиотехники, инженеру, физику, о нем напоминает помещенная на фасаде дома информация с портретом ученого^[902]. Здесь же, на первом этаже, размещаются пиццерия «Искра», магазин необычных вещей и авторских изделий «Яшкин Кот».

Дом № 32/10

На нашем пути угловой дом № 32/10, трехэтажный, светло-желтого, песочного цвета с аркой въездных ворот и симметрично к ней расположенными двумя парадными с железными треугольной формы навесами. Его фасад имеет скромное оформление. Ряд из шести расположенных посредине второго этажа окон украшен простыми прямоугольными сандриками, а боковые окна — филенками. Венчает здание карниз. Пластику фасада дополняют две горизонтальные тяги белого цвета на первом и третьем этажах. Историк архитектуры В.Г. Исаченко относит эту постройку к первой трети XIX в. и связывает ее с именем купца Щербакова, в честь которого назван переулок^[903].

Дом № 32/10. Фото авторов, 2021 г.

Но уже в 1760-е гг. на этом участке стоял небольшой дом. Автор книги «Фонвизин в Петербурге» Н.Д. Кочеткова отмечает, что здесь с мая 1768 г. до конца 1769 г. жил Денис Иванович Фонвизин. В письме родителям от 6 мая 1768 г. он сообщал: «Квартиру нанял у купца Щербакова рублем дороже. Однако нарядные покои и близ дядюшки, почти обо двор», спустя месяца два Фонвизин писал: «Каждый день бываю я у дядюшки, да и нельзя иначе. Он нас жалует, да близость места не допускает нас долго быть розно. Мы живем почти друг против друга». Речь в этом письме идет о Николае Алексеевиче Дмитриеве-Мамонове, полковнике Семеновского полка, двоюродном брате матери Фонвизина. Сам же Денис Иванович в то время служил переводчиком в Коллегии иностранных дел. Дом, где нанял квартиру Денис Иванович, не дошел до нашего времени^[904].

В «Атласе тринадцати частей…» 1849 г. владельцем стоящего на этом участке трехэтажного в 13 сажен дома назван купец Иван Федорович Красноглазов, его наследники владели этим домом вплоть до конца XIX в. В адресных книгах «Весь Петербург» за 1892–1898 гг. мы находим имена двух совладельцев дома — Елены Карловны Красноглазовой и Александры Ивановны Шютц (урожд. Красноглазовой)^[905].

В 1890-е гг. в доме размещались бакалейная торговля Андрея Ильича Борляева, часовая мастерская Осипа Кальтенбаха, слесарно-механическая мастерская С.В. Назарова, мастерская дамских нарядов Ф.И. Погонялова, басонная мастерская М.И. Семеновой, ее муж купец Я.Е. Семенов владел басонной фабрикой (как и многие купцы, он занимался благотворительной деятельностью, совмещая должности старосты церкви Рождества Святого Иоанна Крестителя и заведующего богадельней Благотворительного общества вспоможения бедным при Владимирской церкви), булочная немца Фридриха Гейдтмана, а купец П.И. Куницын занимался извозом легковых карет^[906].

На рубеже веков один из немногих жильцов этого дома — чиновник Департамента железнодорожных дел Ф.Р. Захаров, а его тезка Р.Е. Захаров открыл здесь мебельно-обойную и драпировочную мастерскую^[907].

С 1899 по 1910 г. единственной владелицей дома была упомянутая ранее майорша А.И. Шютц, а в 1910 г. она продала свой дом Обществу инженеров-технологов^[908]. Как записано в Уставе Общества, его деятельность заключалась «…в разработке технических вопросов, в приискании мест и занятий окончивших курс в Петроградском Техническом институте Императора Николая II, в выдаче пособий вдовам и сиротам умерших членов общества, а равным образом и последним, по болезни и старости потерявшим возможность существовать собственным трудом; в выдаче ссуд». Общество издавало совместно с Московским Политехническим обществом научно-технический журнал под названием «Вестник инженеров», под редакцией профессора К.Э. Рериха и имело Техническое консультационное бюро и Научно-технический совет. Председатель Общества — инженер-технолог Дмитрий Степанович Зернов, он же возглавлял и Научно-технический совет, а правление Общества располагалось на Николаевской ул., 29^[909].

Дом на Троицкой улице был приобретен для получения дохода на нужды Общества. Архитектор С.И. Минаш намеревался построить на этом участке огромный 6-этажный дом в неоклассическом стиле, однако проект этот оказался нереализованным^[910].

В доме размещались — редакция журнала «Торгово-промышленный мир России» (редактор-издатель которого Е.В. Михальский), мастерская корсетов «Фриметта», ею владела Ф.Г. Кацан (мастерская названа по ее имени), ателье мод Maison Jenie, сливочная и молочная лавка В.И. Иванова, бюро по перевозке мебели А.С. Сурикова, а в условиях военного времени особенно востребованным стал размещавшийся здесь магазин Е.Ф. Маслова, в котором продавалось обмундирование и снаряжение для войск^[911].

По адресным книгам «Весь Ленинград» за 1920–1930-е гг. удалось установить ряд имен проживавших здесь жильцов в послереволюционное и предреволюционное время. Среди них заведующий предприятием «Аэросъем» треста «Аэрогеодезия» В.Н. Алипер, зубной врач Р.И. Брисман, сотрудник окружного суда Я.В. Поварков; в 1930-е гг. здесь работал магазин, как сказано в адресной книге, «смешанных продуктов», предшественник современных супермаркетов^[912].

В начале XXI в. этот жилой дом вошел в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность (учетных зданий)»^[913].

На первом этаже, где в дореволюционные годы располагались торговые лавки и мастерские, сегодня размещается офис «Организатора перевозок».

От Щербакова переулка до улицы Ломоносова

Нечетная сторона

Дом № 21/13

Перед нами еще один четырехэтажный на высоких подвалах угловой дом № 21 по улице Рубинштейна и № 13 по Щербакову переулку, как и предыдущий, — характерный образец архитектуры эклектики. Необычны здесь, пожалуй, только пилястры и лопатки, акцентирующие угол здания. Арсенал выразительных средств оформления фасада здесь весьма скупой. Окна третьего этажа декорированы треугольными, а четвертого — полуциркульными сандриками. Второй-четвертый этажи разделены тягами. Этот доходный дом возведен в 1865 г. по проекту архитектора Е.П. Варгина^[914].

В 1849 г. на его месте стоял одноэтажный дом, принадлежавший сапожному мастеру Михаилу Порфирьевичу Малютину, дошедший до нас дом построен на средства фридрихсгамского купца 1-й гильдии Павла Егоровича Карелина^[915]. Архитектор Санкт-Петербургского городского кредитного общества Н.Ф. Беккер, осмотревший дом 5 февраля 1867 г., отметил: «…Дом тот постройки новой, прочной, из хороших материалов… с подвалом, надворным 4-этажным флигелем, парадной лестницей с чугунной решеткой и колоннами». Во дворе была конюшня с двумя стойлами и каменная одноэтажная нежилая служба. Недостаток дома — отсутствие ватерклозетов, на этажах устроены отхожие места^[916].

Дом № 21/13. Фото авторов, 2021 г.

Из «Ведомости о доходах с дома» видно, что часть помещений в нем предназначалась для торговли: «…Подвал отдан мяснику (2 комнаты, кладовая и ледник)» и крестьянину Борисову под «Ренсковый погреб и склада вина». Еще в двух комнатах размещались «немецкая портерная» купца Придга; три комнаты занимала мелочная лавка и пекарня мещанина Муравьева. Среди жильцов дома преобладали купцы. Сам домовладелец занимал 6-комнатную квартиру с передней и кухней, а также для собственных нужд использовал чердак, кладовую, ледник, сарай для экипажа и конюшню. Сразу две квартиры (6- и 4-комнатные) арендовал купец Васильев, 5-комнатные занимали купчиха, вдова Малютина, и купец 1-й гильдии Зимин, 4-комнатную — купец Лядов, 3-комнатную — купец 2-й гильдии Ф.В. Брокнер. На тот период в доме П.Е. Карелина проживали: действительный статский советник, доктор медицины М.Г. Вальденберг, служивший в Министерстве внутренних дел, врач П.К. Конради (они снимали 5-комнатные квартиры), поручики П.А. Ушаков и К.П. Реш, чиновник Мюллер и вдова чиновника Рыбникова, мещанин Коровин, крестьяне А.И. Фирсов и Максимов. Алексей Ильич Фирсов во «Всеобщей адресной книге С-Петербурга на 1867–1868 гг.» значится как птичник, т. е. ловец и продавец птиц^[917].

Как видно из этой ведомости, состав дома многонациональный. Дом приносил фридрихсгамскому купцу доход в 10 200 руб., а общая стоимость имущества П.Е. Карелина с землей комиссия Санкт-Петербургского городского кредитного общества оценила в 69 807 руб. 80 коп. Правление 5 февраля 1867 г. назначено ему ссуду на 25 лет и 8 месяцев 45 тыс. руб., из которых 25 тыс. руб. он должен вернуть вдове чиновника VII класса М.И. Бутыриной, ранее одолжившей ему на строительство дома эту сумму^[918].

В ноябре 1870 г. оценочная комиссия, вновь осмотревшая дом, констатировала, что «дом содержится очень исправно и находится в прочном состоянии», в акте также отмечено «так как квартиры в доме по просушке, их отдают внаем ныне без отопления со стороны домохозяина, подвальный этаж разделен для жильцов на дровяники»^[919].

Из прежних жильцов, помимо самого П.Е. Карелина, занимавшего 7-комнатную квартиру, в доме по-прежнему проживали действительный статский советник, доктор медицины Вальденберг и лифляндский уроженец Предг, содержавший портерную лавку. Из новых жильцов следует отметить еще одного доктора медицины Марченко, полковника Делингаузена, чиновников Мамонтова и Остроумова, вдову полковника Готовцеву, царскосельского купца, владельца литографии Кормина. Всего в доме на тот период сдавалось 27 квартир, большинство жителей, помимо названных, составляли мещане и крестьяне^[920].

На этот раз стоимость дома с землей оценили в 73 150 руб., а полный размер ссуды составил 50 тыс. руб. На руки Павел Егорович получил лишь 8500 руб., так как сверх дома Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу задолжал 18 000 руб. серебром жене действительного статского советника Прасковье Гавриловне Кущ, занятых на один год, и 25 тыс. руб. «малолетним дочерям умершего контр-адмирала Карпова Елизавете, Августе, Вере, Марии, Александру и Петру Петровичам», занятых на два года^[921].

Возможно, из-за финансовых затруднений 23 февраля 1872 г. П.Е. Карелин продал свой дом коллежскому секретарю Николаю Михайловичу Безобразову, а в 1873 г. новый владелец «сделал капитальные исправления и улучшения» в доме: были «проведены вода, газ, переделаны парадные и черные лестницы, и весь дом заново капитально отремонтирован». В отдельных квартирах появились ватерклозеты и раковины, и общая стоимость имущества вместе с землей возросла до 90 766 руб. 20 коп. Возросла квартирная плата, а вместе с этим вырос и доход с 26 квартир дома до 12 851 руб.^[922]

Арендовали торговые помещения на тот период предприимчивый отставной фельдфебель Леонов, державший «под мясную, зеленную и овощную лавки» подвальные помещения, а в 5-комнатной квартире устроивший портретную и табачную лавки; «иностранец Кон», открывший свой магазин, крестьянин Борисов, в 4-комнатной квартире торговавший вином. Сам домовладелец со своей семьей занимал две квартиры в 5 и 8 комнат, соответственно в 900 и 1500 руб. Его соседями в лицевом доме на Троицком переулке были чиновники, статский и два надворных советника, доктор Клименко. Квартиры в доме снимали также чиновники различных департаментов рангом пониже, военные, купцы, мещане и крестьяне^[923].

2 октября 1873 г. дом Н.М. Безобразова по купчей крепости перешел «во владение жены гвардии капитана Лидии Леонидовны Евреиновой», в более поздних документах она уже значится женой полковника. Видимо, Лидия Леонидовна в последующие два года испытывала финансовые затруднения, и ее имущество только в 1875 г. трижды за неуплату долга Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу выставлялось на торги. Однако каждый раз ей удавалось погасить задолженность, одалживая деньги у многих кредиторов^[924].

Из описи имущества Л.Л. Евреиновой от 23 октября 1882 г., когда производился полный перезалог его Городским кредитным обществом, видно, что никаких изменений в нем не произошло. Тогда в опись вошли: четырехэтажный на жилых подвалах лицевой дом, часть которого выходит на Щербаков переулок, двухэтажный с 4-этажным надворным флигелем, а также каменный одноэтажный жилой надворный флигель по левой стороне двора. «Фасад главного дома», отмечается в документе, «снаружи оштукатурен, окна обтянуты наличниками и этажи отделаны пояском». В доме на тот период насчитывалось 7 ватерклозетов и 19 раковин с кранами, но сохранилось и 7 отхожих мест; из печей, отапливавших квартиры 54 «утермарковских»; во дворе дома устроены 2 стойла для лошадей^[925].

Активной оставалась и деловая жизнь дома. В 1882 г. в доме работали свечная лавка Алексея Леонова (долгожителя дома), его же табачная и портерная лавки, белошвейная мастерская госпожи Саккер, винный погреб Екатерины Зелемотковой, мелочная лавка Ивана Богданова, обслуживавшие жителей этого и близлежащих домов. Из чиновников, проживавших здесь, выделялся тайный советник Е.Н. Андреев, из купцов — потомственный почетный гражданин М.В. Фокин и Н.В. Сизяков, купец 2-й гильдии. Среди жильцов были немцы (г-жи Саккер, Верблюнер, Замт), француз (г. Перен), финляндский уроженец (г. Оленберг), полька (г-жа Ковальская)^[926].

Каждый раз при перезалоге дома Л.Л. Евреинова получала немалую ссуду, но этих денег ей, видимо, не хватало, и она вновь и вновь занимала у частных лиц: у жены купеческого сына К.И. Григорьева и его самого (17 100 руб.), у жены статского советника Степановой (12 000 руб.) и др.^[927]

В «Ведомости о доходах дома» от 8 марта 1888 г. встречаются имена уже известных жильцов и арендаторов квартир: бывший отставной фельдфебель, а теперь купец Леонов, г-жа Ковальская, купец Богданов и др., так и новых жильцов самых комфортабельных квартир с ваннами — генеральша Горянинова, госпожи Томашевская, Обручева, Юргенсон, а также виноторговец Красновский, купец Сизяков, портной Вульфсонс. Закусочную лавку в доме открыл мещанин Никифоров и др.

Все дома по имуществу Лидии Леонидовны вел ее муж Александр Александрович Евреинов, который за время владения домом на Троицкой улице прошел путь от капитана до генерал-лейтенанта. Финансовые затруднения, которые в 1870-е гг. испытывала его жена, можно объяснить тем, что он тогда находился на Балканах.

Следует хотя бы кратко рассказать о нем. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., за проявленные храбрость, талант военачальника награжден Золотым оружием. Его карьерный рост отражен в послужном списке: с 1887 г. — командир лейб-гвардии 4-го стрелкового батальона, с 1893 г. командовал лейб-гвардии Измайловским полком, с 1898 г. — 2-й бригадой первой гвардейской пехотной дивизии, с 1899 г. — начальник гвардейской строевой бригады, с 1901 г. — первой гвардейской пехотной дивизии. С 1902 г. служил в расположении главнокомандующего войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, с 1904 г. — командиром 18-го армейского корпуса^[928]. В 1890-е гг. Евреиновы проживали в офицерских Измайловских казармах, квартире командира Измайловского полка^[929].

Размеренная жизнь дома была нарушена пожаром, произошедшим 22 декабря 1896 г., убыток от него составил 2300 руб.^[930]После пожара при очередной описи имущества Л.А. Ереиновой от 2 марта 1898 г отмечены существенные изменения, произошедшие в нем: двухэтажный дом в Щербаковом переулке надстроили мансардой, а со двора довели до 4 этажей, кроме того, во дворе возвели 4-этажный надворный флигель.

Во всех квартирах установлены ватерклозеты и раковины, стоимость дома с землей возросла до 129 742 руб. В доме проживали действительный тайный советник Н.П. Шишкин, дочь полковника Е.Н. Обручева, генеральские дочки Костомаровы^[931].

Арендовали торговые помещения в доме в это время: К.М. Никифоров, содержавший постоялый двор; купец Н.В. Сизяков, торговавший обувью; В.К. Сафронова, владелица магазина перчаток; М. Юргенс, открывшая в арендуемой квартире «приготовительную» школу и детский сад. В нем по-прежнему работали свечная лавка (сменился только владелец — мещанин М.С. Попов), суровская лавка Юрьева, железная лавка крестьянина В.П. Касаткина, мелочная лавка М.Е. Зернова, арендовавшего еще и каретный сарай, была открыта казенная винная торговля^[932].

В адресной книге «Весь Петербург» за 1899 г. содержатся дополнительные сведения о проживавших здесь дочерях полковника Н. Обручева — Екатерине, Елизавете, Марии и Ольге Николаевнах, генерал-лейтенанта К. Костомарова — Александре, Анне, Ольге Коронаевнах, о статском советнике, чиновнике 2-го Департамента Министерства юстиции И.А. Сазанском-Ревковиче и о дочерях действительного статского советника Ю. Юргенса — Аделине, Лидии и Магде Юлиановных^[933].

Из этой же адресной книге известно, что кроме перечисленных ранее торговых лавок в доме Л.Л. Евреиновой были открыты портновская мастерская М.М. Акимова, мастерская дамских шляпок А.К. Коношевской, «железная» торговля одного из долгожителей дома В.П. Касаткина, басонная мастерская А.К. Кочетковой^[934].

А.А. Евреинов ушел из жизни 27 июля 1905 г.^[935] После смерти мужа вдова проживала с сыном, статским советником Александром Алексеевичем Евреиновым, в доме на Фурштатской ул., 44, по-прежнему владея собственным домом на углу Троицкой улицы и Щербакова переулка. Из описи дома от 11 мая 1909 г. следует, что со стороны Щербакова переулка его надстроили третьим этажом. Среди жильцов дома наблюдается удивительная для Петербурга начала ХХ в. стабильность: Акимов, Зернов, Касаткин, Обручева, Попов, Сизяков, Юргенс — эти фамилии квартирантов, проживавших в доме Евреиновой, мы упоминали неоднократно. Одна из них, Аделаида Юргенс, арендовала 10 комнат на четвертом этаже лицевого дома под детский сад и подготовительную школу, свои лавки по-прежнему держали в доме М.Е. Зернов, Н.В. Сизяков, М.С. Попов, Юрьев, В.П. Касаткин, открыл свою контору в шести комнатах Фелькнер. В 1909 г. Л.Л. Евреинова получила от Санкт-Петербургского городского кредитного общества рассрочку всего долга 61 тыс. руб. и последнюю ссуду в 31 тыс. рублей на 37 лет и 6 месяцев^[936].

В последний предреволюционный год в доме № 21/13 работала школа ученых механиков, учредителем которой был полковник Л.И. Чирков, а заведующим — гражданский инженер В.П. Голубин; урологическая лечебница кожных больных; квартирное бюро «Посредник», занимавшееся наймом и сдачей квартир, комнат, дач и торговых помещений; магазины посуды и осветительных приборов долгожителя дома М.С. Попова; строительно-техническая контора «Дымоотвод», осуществлявшая постройку заводских дымовых труб и печей, обмуровку паровых котлов, производство бетонных и железобетонных работ и др.^[937]

В 1917 г. здесь проживали дочь губернского секретаря К.И. Ильинская; зубные врачи — Ю.Б. Немцов, служивший в лечебнице им. Е.И.В. герцога Саксон-Баденского, в бесплатной больнице для приходящих больных и лечебном заведении Антония-Свирской Троицкой общины сестер милосердия, и его жена М.Г. Немцова, кроме того, они содержали свою аптеку; жена купца А.В. Сизякова, специалист по уху, горлу и носу, действительный статский советник Ю.Э. Фринлендер^[938].

Последняя запись в архивном деле сделана 20 октября 1917 г., т. е. за пять дней до Октябрьского переворота^[939]. Взятая ею ссуда в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе должна была быть погашена в 1946 г.

В советский период судьба дома повторила судьбу всех домов на Троицкой улице.

Сегодня в подвальчике этого дома работает пивной бар с оригинальным названием «Базара нет». Его посетители могут не только поесть и выпить пива, но и упражняться на спортивных тренажерах, поиграть в настольные игры.

Дом № 23

Дом № 23 так называемого Санкт-Петербургского купеческого общества — один из самых примечательных на улице Рубинштейна. По существу, это не один дом, а комплекс из трех доходных шестиэтажных зданий песочного цвета, образующих длинный внутренний двор — курдонер, куда выходят их боковые фасады. От улицы этот двор отделяет красивая чугунная решетка со сложным орнаментальным рисунком. Фасады домов акцентированы боковыми ризалитами с нарядными балюстрадами, украшенными вазами, а также треугольными фронтонами с характерными для модерна овальными окнами, балконы и декоративные терракотовые вставки в виде венков и цветочных гирлянд. Вертикальную устремленность зданий усиливают пилястры на уровне третьего этажа. Они задают определенный ритм фасадам, заполняя пространство между сдвоенными окнами. Окна первого этажа, где располагаются кафе и магазины, представляют собой скромные застекленные витрины.

Этот дом возведен для Санкт-Петербургского купеческого общества в 1911 г. по проекту инженера путей сообщения, архитектора А.А. Барышникова (1877–1924), построившего в формах раннего модерна собственный дом на Николаевской ул., 31 (ныне ул. Марата), а недалеко, на Бородинской ул., 6, дом Общества инженеров путей сообщения. Александр Александрович являлся гласным Городской думы, в 1910-е гг. — комиссаром почт и телеграфа, а после Февральской революции 1917 г. — министром общественного призрения временного правительства^[940].

Обратимся к истории этого участка. В середине ХIX в. здесь размещался дровяной двор с двухэтажным домом, принадлежавший потомственному почетному гражданину Федору Федоровичу Ильину^[941].

Впоследствии этот участок приобрело Санкт-Петербургское купеческое общество. В адресных книгах «Весь Петербург» за 1890–1900-е гг. содержится информация о том, что здесь по-прежнему располагалось справочное бюро К. Иванова, винный погреб Е.М. Замоткиной и дровяной склад, управляющим которого был М.А. Арсеньев^[942].

Дом № 23. Фото авторов, 2021 г.

Проект жилого комплекса Петербургской купеческой управы. 1910 г. Перспектива

Положение существенно изменилось, когда Санкт-Петербургская взаимная пенсионно-вспомогательная касса под залог земли, безвозмездно переданной ей от Купеческого общества, стоимостью в 470 700 руб., получило от Санкт-Петербургского городского кредитного общества крупную ссуду на строительство доходного дома^[943].

В архивном деле представлен устав, из которого мы узнаем, что целью кассы являлось «оказание временной или постоянной материальной помощи ее участникам, принадлежавшим к санкт-петербургскому купеческому сословию и членам их семейств, которые не имеют средств к жизни и лишены возможности существовать своим трудом по преклонному или малолетнему возрасту, по болезни и по другим несчастным обстоятельствам»^[944].

Главный надзор за действиями кассы принадлежал Собранию выборных от Санкт-Петербургского купечества. Председателем Совета, которому и доверено вести дела от его имени в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе, был потомственный почетный гражданин Александр Яковлевич Акимов-Перетц. Из архивного дела известно, что несколько земельных участков, расположенных между набережной реки Фонтанки и Троицкой улицей, были бескорыстно переданы дарителю от потомственного почетного гражданина Федора Федоровича Ильина и еще от 15 столь же уважаемых благотворителей «по трем купчим крепостям, утвержденным 7 июля 1881 года и 29 ноября 1907 года»^[945].

Описание вновь построенного дома, произведенное 15 января 1913 г., занимает несколько страниц архивного дела и производит впечатление очень богатого, оснащенного всеми достижениями цивилизации того времени. Архитектор Санкт-Петербургского городского кредитного общества А. Ковшаров называет: «…Каменный лицевой дом, в шесть этажей, с глубоким открытым двором, вдоль которого идут лицевые здания и задний флигель. В доме насчитывалось 42 балкона и 128 квартир, из которых 13 двухкомнатных, самых дешевых, размещались в подвальном этаже, там же была и дворницкая. В первом этаже в описи названы 25 четырех- и пятикомнатных, а со второго по шестой по 18 пяти-, шести- и семикомнатных квартир». В опись дома вошли также 223 ватерклозета, 110 раковин и 103 ванны. Во всех восьми подъездах были устроены лифты. Пожалуй, по уровню комфорта доходный дом Купеческого общества не уступал Толстовскому, так же как и материальная оценка имущества — 1 229 021 руб. В доме было открыто 8 магазинов; кроме того, отдельные квартиры занимали конторы, например, Товарищество «Помещик», техническое бюро П.Г. Вармеха.

Наряду с крестьянами, проживавшими в подвальных этажах, жильцами дома были чиновники от надворных до действительных статских советников, санкт-петербургские купцы 1-й и 2-й гильдий, потомственные почетные граждане, военные и инженеры. Шестикомнатную квартиру на 3-м этаже занимала княжна С.К. Голицына, в пятикомнатной на 6-м этаже проживала баронесса А.А. Шиллинг^[946].

В «Ведомости о доходах» с дома названы также доктора медицины И.А. Вержецкий и Н.Н. Протасьев, занимавшие 6-комнатные квартиры, выпускник Императорской Военно-медицинской академии М.И. Ковальский и Санкт-Петербургского университета Л.Г. Зельцер, потомственный почетный гражданин В.П. Головин, вдова генерал-майора М.А. Хрещатинская, «свободный художник» М.И. Врагинская из Санкт-Петербургской консерватории и др.^[947]

Последнее обращение от поверенного Санкт-Петербургской купеческой пенсионной взаимно-вспомогательной кассы Г.Г. Завьялова в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества датировано 26 августа 1913 г.^[948]

Дополнительная информация о доме содержится в адресных книгах «Весь Петроград» за 1915–1917 гг. В последней из них мы установили имена более 200 жильцов, проживавших в доме Купеческого общества в канун революции — значительно больше, чем в Толстовском доме. Как и там, лучшие квартиры в новом доме занимали крупные промышленники и банкиры, среди них: купец 1-й гильдии В.Я. Брахман, директор-распорядитель Акционерного общества «Меркурий»; действительный член Петроградской фондовой биржи Г.М. Гордон; потомственный почетный гражданин П.Ф. Иорданский (доверитель отделения металлической торговли Товарищества «Износков и К^о»); Г.П. Лагстигаль, вице-директор и старший инспектор Петроградского Международного коммерческого банка, кандидат в директора правления Акционерного общества Кулатинской мануфактуры; Д.Л. Лунц, директор правления 1-го Русского акционерного общества «Ружейный и пулеметный завод»^[949].

В доме также проживали: Б.Н. Зак, секретарь правления Балтийского портового акционерного общества складских помещений и подручных средств; М.В. Збневский, потомственный дворянин, директор-распорядитель Акционерного общества «Прушковский завод металлических изделий»; пять братьев Каганов — Арон, Борис, Давид, Пинхинсон и Хаим Хаимовичи — все директора правления Акционерного общества Кавказско-Волжского торгово-промышленного общества «Петрополь» и Русско-Балтийского нефтеперегонного завода; В.А. Казак, действительный член фондовой биржи; С.Г. Кожин, член правления Акционерного общества «Кровля» и юрисконсульт Апачинского горного завода; Э.П. Рычивольский, директор Акционерного общества «Прушковский металлический завод»; В.А. Чоглоков, инженер-механик, председатель правления Акционерного общества Русско-Балтийского вагонного завода и др.^[950]

Значительную часть жильцов дома составляли чиновники. Назовем лишь некоторых из них: Б.А. Булгаков, статский советник в звании камер-юнкера, член Совета министра внутренних дел, управляющий делами Особого совещания по устройству беженцев; А.Н. Веревкин, действительный статский советник, помощник директора Центра статистики при Министерстве внутренних дел, член комиссии при Министерстве юстиции; действительные статские советники С.С. Иконников-Галицкий и В.В. Евреинов, служащие Казенной палаты; А.Ю. Кожин, дворянин, секретарь издательского бюро Департамента земледелия и статического отделения Заводского совещания; К.М. Леонтьев, статский советник, товарищ председателя Варшавского окружного суда, прикомандированный к Правительствующему Сенату; С.Л. Соловьев, статский советник, чиновник особого Петроградского комитета Е.И.В. великой княгини Ольги Николаевны по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну; А.А. Сорокин, статский советник чиновник по особым поручениям Министерства финансов и особой канцелярии и др.^[951]

Как и в других домах Троицкой улицы, значительную часть проживавших в доме составляли военные: генерал-майор О.И. Верещагин, генерал-майор П.А. Гвоздев, генерал от инфантерии С.Ф. Добротин, вдова генерал-лейтенанта О.Н. Огранович, генерал кавалерии В.А. Орановский, полковник В.А. Рогалевич, а также поручики, прапорщики и подпрапорщики действующей армии^[952].

Отдельного рассказа заслуживает боевой генерал Владимир Алоизович Орановский. Сын генерал-лейтенанта Алоиза Казимировича, он продолжил дело отца. После окончания в 1891 г. Николаевской академии Генерального штаба уверенно продвигается по служебной лестнице: капитан с 1892 г., подполковник с 1895 г., полковник с 1899 г., генерал-майор с 1904 г., генерал-лейтенант, генерал от кавалерии с 1914 г. Владимир Алоизович — участник Китайской кампании 1900–1901 гг., Русско-японской и Первой мировой войн. В 1896 г. заведовал передвижением войск Амурского района, 1899 г. — штаб-офицер при управлении 2-й Восточно-Сибирской строевой бригады, 1901 г. — квартирант штаба Приамурского военного округа, 1905 г. — генерал-квартирмейстер Штаба войск, действующих против Японии, 1907 г. — начальник 2-й отдельной кавалерийской бригады, 1908 г. — на должности генерал-инспектора кавалерии, 1910 г. — начальник 14-й кавалерийской дивизии, 1913 г. — начальник штаба Варшавского военного округа, с 31 января 1915 г. — командир 1-го Кавказского корпуса, с 1916 г. — командир 42-го армейского корпуса. 26 июля 1917 г. находится в резерве чинов при штабе Петроградского военного округа (к этому времени относится его проживание в доме на Троицкой ул., 23), с 9 августа — в распоряжении главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. За проявленные в сражениях храбрость и талант военачальника награжден орденом Св. Георгия IV степени (1907 г.). Его жизнь трагически оборвалась 29 августа 1917 г. в Выборге, когда его убили революционные солдаты^[953].

Но продолжим анализ социального среза жильцов дома. Заметное место в нем занимали представители купеческого сословия. Некоторых из них, крупных заводчиков и банкиров, мы уже называли. В 1917 г. в доме Купеческого общества проживали купцы 1-й гильдии и потомственные почетные граждане П.Л. Брискер, А.М. и С.М. Гурвичи, кандидат коммерции, владевший значительной долей курятной и зеленной торговли в столице И.Я. Дурнякин^[954].

Активной предпринимательской деятельностью занимались и проживавшие в доме женщины. Так, Л.Ш. Бляхер содержала собственный магазин корсетов, П. Овэес — магазин дамских нарядов, а В.В. Савич, потомственная дворянка, — мастерскую дамских нарядов^[955].

Потомственные дворяне, сохранявшие свои социальные привилегии последний год, составляли лишь пятнадцатую часть жителей этого дома, среди них была графиня Е.Ю. Грабовская и фрейлина Н.Н. Леневич^[956].

Бо́льшая часть жителей дома, представителей дворянского сословия, служили на военной или гражданской службе, были присяжными поверенными, занимались предпринимательской деятельностью и др. К уже названным потомственным и личным дворянам добавим В.В. Белявского, инспектора 1-го Российского страхового общества, учрежденного в 1827 г., присяжных поверенных Л.У. Меркиса, В.Н. Сольца, В.И. Шишкина^[957].

Особо следует сказать о проживавших в доме практикующих врачах. Среди них было три доктора медицины. Это С.А. Бруштейн, надворный советник, приват-доцент Императорской клиники Института великой княгини Елены Павловны, член Петроградского городского и областного комитетов Всероссийского союза городов, директор Физиотерапевтического института и амбулатории при общине святой Евгении и пр.; С.А. Волянский, потомственный почетный дворянин, статский советник, ординатор городской Калинкинской больницы, консультант Максимилиановской больницы и И.А. Верженский, ординарный хирург больницы при Александровской общине сестер милосердия^[958].

В доме были свои провизоры Б.А. Перельман и В.А. Курковский, а врачебную практику имели А.Д. Левенштейн, Я.Ф. Бибиков и С.А. Бруштейн (нервные заболевания), уже упомянутые ранее С.А. Волянский (кожные), а И.А. Верженский (женские); зубоврачебные кабинеты содержали И.Д. Идельсон-Лозинский, Л.И. Каушанский и его жена Л.С. Каушанская, кабинет массажа — З.А. Ханенко^[959].

Еще одну важную социальную и профессиональную группу жильцов дома составляли инженеры, в то время весьма уважаемые и высокооплачиваемые. Среди них горный инженер, сотрудник Геологической компании Э.Э. Анерт; смотритель Митрофаньевского кладбища и монументальной мастерской; инженер-техник, занимавшийся техническим контролем А.М. Левинский; статский советник, инженер путей сообщения И.Я. Манос, служивший в Управлении железных дорог, и его коллега надворный советник В.И. фон Ремер, занимавший высокую должность в управлении Северо-Западных железных дорог; Г.С. Москвич — издатель путеводителей и организатор экскурсий по России (в то время весьма редкая специализация) и Р.М. Лаппалайнен^[960].

И еще одна особенность этого дома. В предреволюционные годы здесь размещалась агентурная и комиссионная контора «О. Романовский и К»; контора Арматурно-механического завода инженера-технолога Юлия Идельсона (бывшего завода «Арма»), занимавшаяся изготовлением, обработкой и сборкой аппаратов и машин, частей клапана собственной конструкции; техническая контора инженера Н.М. Тагер, предлагавшая краны для железнодорожных мостов, береговые и плавучие паровые, электрические и бензиновые лебедки»; правление Акционерного общества «Прушковский завод металлических изделий», директором-распорядителем которого был уже упоминавшийся ранее Мечеслав Вацлович Збиевский^[961].

Отдельную квартиру занимала редакция литературно-театрального двухнедельного журнала «Полночь», редактором-издателем которого была Е.М. Козловская-Огинская; еще в одной квартире размещалась канцелярия «Общества на помощь недостаточным больным образованным женщинам», цель Общества: «…Оказание медицинской помощи женщинам, лишенным вследствие болезни возможности продолжать свои занятия». Общество имело в Финляндии собственный санаторий «Ауринко» для туберкулезных больных. Председателем Общества была А.Н. Толиверова-Пешкова^[962].

В доме готовым платьем в собственном магазине торговал портной Х. Альтенбаев; колониальными чаем и сахаром — С.А. Румянцев; в годы Первой мировой войны заказы военных выполнял портной Г.Ш. Шнейдерзон; мастерскую дамских нарядов содержала портниха Р.Я. Фридман^[963].

Винный магазин в доме содержал один из крупнейших в столице торговых домов — «Денкер Теодор», владельцем которого в это время был подданный Германии Р.А. Шульц^[964].

Дом № 23 по улице Рубинштейна имеет давние литературные традиции. Долгожителем дома был журналист и литератор Осип Яковлевич Бальтерманц, писавший под псевдонимами Скиталец и Яковлев^[965].

Летом 1917 г. в этом доме поселился американский журналист Джон Рид, который, по словам его биографа А. Вильямса, «поспешил в Россию, распознав в первых революционных стычках приближение великой классовой борьбы». Здесь, в Петрограде «он был вездесущ: при роспуске предпарламента», при постройке баррикад, при овациях Ленину и Зиновьеву, когда же вышли из подполья, при падении Зимнего дворца…». Каждое утро, выходя из дома на Троицкой улице, «он собирал материал повсюду, переходя с места на место… Он собрал полные комплекты „Правды“, „Известий“, всех прокламаций, брошюр, плакатов и афиш».

А. Вильямс вспоминал, что в те же дни «…кадетские социал-революционные, меньшевистские, левоэсеровские и большевистские плакаты наклеивались один на другой такими густыми слоями, что однажды Рид отодрал шестнадцать плакатов один под другим. Ворвавшись в мою комнату и размахивая огромной бумажной плитой, он воскликнул: „Смотри! Одним махом я сцапал всю революцию и контрреволюцию!“ Эта великолепная коллекция материалов до его отъезда из России хранилась в квартире в доме на Троицкой улице, 23»^[966]. Итогом его пребывания в революционном Петрограде стала книга «10 дней, которые потрясли мир».

По адресным книгам «Весь Ленинград» удалось установить имена новых жильцов дома: врачей, инженеров, советских служащих. В их числе мы нашли здесь имена Исаакия Давидовича Райкина и его жены Елизаветы Борисовны, отца и матери великого артиста Аркадия Райкина (1911–2007)^[967]. С домом № 23 на улице Рубинштейна связаны как его школьные годы, так и первые шаги в искусстве. Приведем здесь фрагменты из книги воспоминаний артиста.

Джон Рид

Семья Райкиных приехала в Петроград из Рыбинска. «Отец решил, что где, как не в Питере, можно по-настоящему развернуться человеку такой энергии и такой предприимчивости?! Приглашения на работу, насколько я помню, он не имел. Но это компенсировалось его уверенностью в том, что глубокие знатоки лесных пород на улице не валяются…

<…> В Петрограде мы поселились на Троицкой. На этой тихой, неширокой улице, позднее переименованной в улицу Рубинштейна, лишь два-три здания — начала XIX века — относятся к памятникам архитектуры. В нашу бытность, правда, стоял еще прелестный деревянный домик екатерининской поры, но доныне он не сохранился. Преобладают же там здания довольно-таки скучные. Во вкусе той эпохи, когда смешение стилей стали почитать образцом красоты и когда окончательно нарушился общий план Петербурга времен Растрелли и Росси; план, придававший ему тот строгий, стройный вид, которым восхищался Пушкин.

Были, конечно, улицы более благородные и более славные, нежели Троицкая. Но это не бросалось мне в глаза не только потому, что я еще не умел как следует видеть. Местоположение Троицкой, весьма оживляющее ее, позволяло чувствовать себя патриотом всего района, а не только улицы. Она упирается в Невский проспект, другим концом выходит к Пяти углам и параллельна набережной Фонтанки, куда можно свернуть переулком или же проходным двором так называемого Толстовского дома, замечательного своими массивными чугунными воротами, по решетке которых так здорово было карабкаться, играя в матросов революционного крейсера.

А.И. Райкин

Толстовский дом, этот океан жилплощади, кишел уплотненными и подселенными жильцами. Однако были также квартиры, в коммуналки не превращенные. В одной из них, пятикомнатной, располагалась семья моего дяди, маминого двоюродного брата. Кажется, он был инженером. Наверное, даже занимал ответственный пост, раз уж ему оставили отдельную квартиру. Дядю я помню главным образом лишь в той связи, что у него я впервые услышал радио. Это был приемник с наушниками, и знакомые, соседи, родственники — все, кто только мог, — ходили к нему подивиться этому чуду двадцатого века. Так же, как тридцать лет спустя стали ходить к счастливым владельцам первых телевизоров марки „КВН“ — с крошечными экранами, увеличенными приставными аквариумными линзами.

Мы поселились на шестом этаже соседнего (если идти по Рубинштейна в сторону Пяти углов) дома № 23. Всякий желающий может и сегодня убедиться в том, что этот дом не менее внушителен, чем Толстовский. Но в сравнении с последним он всегда проигрывал, всегда был менее приметен, ибо на его воротах не было такой решетки, да и двор наш был самый обыкновенный, не проходной. Двор делился на две части забором, за которым находилась школа, в которой я учился. Пространство двух этих дворов — дома и школы — равняется пространству двора Толстовского дома.

Сначала мы жили в большой пятикомнатной квартире. Вскоре к нам подселили одну семью, потом другую, в конце концов остались в двух комнатах, так что я оказался вместе с сестрами.

Номер школы тоже был 23 (сейчас № 206. — Авт.), и в это число я вкладывал символический, точнее, ложно многозначительный смысл. Например, прибегнув к вычитанию, говорил себе, что дом минус школа, как, впрочем, и школа минус дом равняется нулю. Какой из этого следовал вывод, мне сейчас трудно объяснить. Но вывод следовал и почему-то был очень важен.

Подобные игры, упражнения неокрепшего ума, в которых то ли разбазаривается, то ли, напротив, накапливается умственная энергия, наверное, всем известны. Взрослея, начинаешь стесняться их: какая чушь приходила в голову! Но, повзрослев окончательно, улавливаешь в них иные оттенки: какая невинная, безоблачная, безвозвратная чушь!..

Итак, чтобы очутиться на школьном дворе, достаточно было выскочить из дома черным ходом и перемахнуть через забор. Он был высоковат, к тому же покрыт колючей проволокой, зато я был ловок и цепок. И хотя, говоря по-спортивному, я „выступал“ наилегчайшей весовой категории, ничто на свете, включая неоднократно испытанную опасность оставить на заборе кусок штанов, не могло бы заставить меня пренебречь кратчайшей дорогой.

Много воды утекло с тех пор, и жизнь научила меня брать препятствия посерьезнее. В частности, научила брать их в обход. Что поделаешь, путь непрямой, извилистый, хотя и требует долготерпения, нередко является более верным способом достижения цели. По крайней мере, в искусстве мало что удается, когда действуешь в лоб и с наскока. Это не мешает мне завистливо вздыхать о той мальчишеской прямолинейности, которой все было нипочем…

<…> При царе наша школа называлась Петровской, потом название отменили как старорежимное, а нового не дали, только пронумеровали ее. Но в обиходе она как была Петровская, так и осталась. Это была отличная школа. Когда-то она имела статус коммерческого училища, за которым укрепилась негромкая, но солидная репутация благодаря отлично подобранному преподавательскому составу. Но и в годы моего учения она по-прежнему славилась высоким уровнем преподавания.

В отличие от множества других петроградских заведений здесь почти все педагоги согласились сотрудничать с советской властью. Они оставались на своих привычных местах и занимались своим привычным делом как ни в чем не бывало. Как бы наперекор разрухе, голоду и разброду в умах, подвергавших интеллигентов старой закалки (даже и тех, что не были настроены непримиримо) искушению опустить руки, устраниться от активной деятельности.

Благодаря этому нашу школьную жизнь отличала стабильность давным-давно установившихся и тщательно оберегаемых традиций. Во всем чувствовались организованность и рачительность…», с этим домом связаны и поступление А.И. Райкина в Театральный институт на Моховой, и его дебют на сцене Театра миниатюр, который он впоследствии возглавлял много лет^[968].

В те же годы здесь, в квартире № 78, проживал известный врач-гомеопат А.П. Пассек. Алексей Помпеевич поселился в этом доме в 1932 г. К этому времени общий стаж его работы в медицины составил 39 лет, а в гомеопатии — 18^[969]. Работать по специальности начал еще в 1893 г., в советское время А.П. Пассек проводил большую работу по подготовке кадров в области гомеопатии, был председателем научно-редакционной коллегии общества, судьба хранила его, потомка древнего дворянского рода от репрессий^[970].

Его брат, Николай, был чиновником высокого ранга, о чем свидетельствует сообщение в телевизионных новостях от 8 ноября 2012 г.: «Недавно в канадском городе Монреале, на кладбище Мон Руаяль, обнаружена могила генерального консула Российской империи Николая Помпеевича Пассека. Дипломат скончался 20 февраля 1914 года в возрасте 64-х лет. В сообщениях газет тех лет говорилось, что граф Николай Пассек страдал аппендицитом и другими заболеваниями. Он умер в своей квартире, располагавшейся в доме, сохранившемся до сих пор…»^[971]

Еще один любопытный факт — в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве хранятся пять писем Пассека к М.Г. Савиной, написанные им до 20 января 1900 г., что свидетельствует об его интересе к театру и личном знакомстве с великой актрисой^[972].

Судьба дворянской семьи Пассеков — еще одно свидетельство того, как трагические события столетней давности — войны и революции — разрушили устои дворянского общества, разделяли семьи. Лишь немногим, как в нашем случае жителю дома № 23 А.П. Пассеку, удалось избежать ссылки в лагеря или расстрела.

Самым же знаменитым жильцом дома советской эпохи стал писатель Сергей Довлатов, которому посвящена мемориальная доска, установленная в 2007 г. к 65-летию писателя по проекту скульптора Алексея Архипова. Здесь прошли его послевоенные детство и юность, здесь проходило становление Довлатова-писателя.

«Как и прочие многоквартирные дома в центре города, в 1920-х дом № 23 подвергся уплотнению, — отмечает в своей книге „Ленинград Довлатова“ Лев Лурье. — Довлатовская квартира до революции принадлежала семейству Овсянниковых — один из них, „жизнелюбивый инженер“ Гордой Овсянников, продолжал жить на уплотненной площади и в 1960-х. <…>

С.Д. Довлатов

Мемориальная доска С. Довлатову

Мать Сергея Довлатова, Нора Сергеевна, 28-летняя артистка драматического театра, получила в этой коммуналке две комнаты окнами в темный проходной двор в декабре 1936 года. Отсюда она уехала в эвакуацию, а в июле 1944 года вернулась на улицу Рубинштейна со своей большой семьей: в двух комнатах разместились ее трехлетний сын Сергей, муж Донат Исаакович Мечик, его мама, Раиса Рафаиловна, и родная сестра Норы, Анель Сергеевна. Правда, постепенно комнаты пустели: бабушка Раиса умерла через несколько месяцев после возвращения, Донат спустя несколько лет ушел из семьи, Анель вышла замуж и завела собственное хозяйство…

Кроме Довлатовых в квартире постоянно жило 6–7 семей, по преимуществу — интеллигентных пролетариев. Среди них, например, были инженер-картограф Мария Цатинова, актриса Ленгосэстрады Алла Журавлева и ее муж, музыкант радиокомитета Аркадий Журавлев, бухгалтер Ленинградского военного округа Зоя Свистунова»^[973].

Мальчик на санках — будущий писатель С. Довлатов. Фото 1940-х гг.

Дом № 23. Фото 1950-х гг.

Как вспоминал сам писатель в рассказе «Наши»: «Жили мы в отвратительной коммуналке. Длинный пасмурный коридор метафизически заканчивался уборной. Обои возле телефона были испещрены рисунками — удручающая хроника коммунального подсознания. Наша квартира вряд ли была типичной. Населяла ее главным образом интеллигенция. Драк не было. В суп друг другу не плевали. (Хотя ручаться трудно). Это не означает, что здесь царили вечный мир и благоденствие. Тайная война не утихала. Кастрюля, полная взаимного раздражения, стояла на медленном огне и тихо булькала…»^[974].

Этому дому на ул. Рубинштейна, 23, посвящены многие страницы книги друга Довлатова, петербургского писателя Валерия Попова. Обратимся к отдельным ее страницам. «Наша школа на Фонтанке, 62, — вспоминает один из одноклассников С. Довлатова, Дмитрий Дмитриев, — была расположена в квартале, ограниченном набережной Фонтанки, улицей Ломоносова, улицей Рубинштейна и переулком Щербакова. Это места сплошной застройки с внутренними дворами. Жилые дома примыкают друг к другу, и по крышам можно обойти весь квартал. Весной ребята из класса, и мы с Сергеем, в том числе, выходили через чердачное окно на крышу соседнего со школой дома на Фонтанке. Оттуда открывался прекрасный вид, и было приятно позагорать на теплом кровельном железе. По крышам мы шли от Фонтанки до самого Сережиного дома № 23 по улице Рубинштейна. Дополнительным развлечением было бросить в водосточную трубу камень или осколок кирпича, что вызывало грохот и переполох, после чего нужно было поспешно скрыться в чердачном окне…».^[975]

«Что Довлатов решил принести себя в жертву искусству, — пишет В. Попов, — было видно сразу. Одноклассники рассказывают, как он однажды принес в школу фотографии знаменитого Раджа Капура с усиками из самого популярного тогда индийского фильма „Бродяга“ — популярней тогда не было ничего! — и только тщательно приглядевшись, можно было понять, что это не Радж, а загримированный Сергей. Он уже жаждал сверхпопулярности! Тихий Сережа Мечик (первая его фамилия по отцу) искал для себя достойный образ. И нашел — образ Сергея Довлатова. Фотографии те — первые из известных нам мистификаций, из которых были потом созданы как жизнь Довлатова, так и его литература.

В школе он пытался делать и литературный журнал — первый опыт будущих головокружительных проектов.

Из записей С. Довлатова: „1952 год. Посылаю в «Ленинские искры» четыре стиха. Одно, конечно, про Сталина. Три — про животных. Первые рассказы в журнале «Костер», написанные на самом низком для среднего профессионала уровне“.

Показательно, конечно, что он так сразу и так определенно взялся за перо и не мечтал стать летчиком или пограничником — считалось, что все мальчишки тогда только этим и грезили. Тем самым он проявил самостоятельность, обозначил тут, хотя, конечно, не обошлось без наследственности — отец его писал, был автором скетчей, а тетя Мара занималась литературой активно, будучи одной из самых знаменитых в городе редакторш — редактировала самого Алексея Толстого. Так что дух этот жил в семье…

<…> К окончанию школы Сергей из закомплексованного толстяка превратился-таки в весьма уверенного и эрудированного юношу с явным чувством превосходства перед убогим окружающим миром, которое он чуть прикрывал самоуничтожительной иронией. Смутно вспоминая школьные уроки биологии, скажу: „Яркая бабочка вылетела из невзрачного кокона“. Что, кроме генетических данных, так благоприятно подействовало на него? Точно уж не стандартная советская школа. И не двор. И не улица. С окончанием послевоенной хулиганской эпохи уличными героями стали стиляги и фарцовщики. Довлатов с присущей ему любознательностью и это попробовал — но то была не его карьера, и он скоро к этому остыл. И все-таки яркая личность появилась. Даже фамилию он сменил — не было уже робкого Мечика, появился Довлатов…

<…> Его „питательной средой“ были не школа, не двор и не улица, а родной дом, семья. Маму его, Нору Сергеевну, я хорошо помню, хотя в дом его попал значительно позже ранних его друзей, уже в эпоху литературной суеты… Это был тип весьма интеллигентных, знающих и воспитанных женщин, работающих, как правило, в библиотеках, издательствах или академических институтах, но изрядно огрубевших в коммуналках и очередях, а порой даже в лагерях и ссылках и слегка даже бравирующих, особенно с возрастом, этой грубоватостью (а некоторые — и весьма хриплым от „Беломора“ голосом). Помню, меня очень взбадривал их стиль общения, уверенный и слегка агрессивный, их умение сочетать академические цитаты с непринужденным матом. Рождался смелый и обаятельный образ, которому хотелось подражать…

Подавая сыну пример уверенного обращения с окружающей действительностью, мама сумела направить его и в лучшее ленинградское общество. Она дружила с Ниной Николаевной, женой знаменитого актера Николая Черкасова. Он был не только великим актером, но и членом Верховного Совета, председателем всяческих комитетов, в том числе и международных… в общем, человеком всесильным и при этом порядочным, веселым и щедрым…

Близко знавшие Нору Сергеевну отмечают ее талантливость во всем — она была хорошей актрисой и могла бы играть еще долго, но из скромности ушла из театра. Она считала, что стариться на сцене имеют право лишь великие актрисы. Не зная нот, она на слух подбирала на рояле самые сложные вещи. Была великолепным рассказчиком, и ее бывший муж Донат говорил, что ей надо выступать на эстраде, как Ираклию Андроникову. По-кавказски вспыльчивая, она никогда ни на кого не повышала голоса. При этом была очень гордой. Будучи давней подругой Нины Николаевны, жены Черкасова, с которой они вместе начинали играть в театре, она никогда ни о чем — ни прямо, ни через жену, — не просила всемогущего народного артиста. Лишь однажды, когда у Довлатовых хотели отнять комнату и сделать из нее кладовку, Черкасов вмешался, но исключительно по инициативе Нины Николаевны — Нора Сергеевна была против…

Но главное, будучи талантливым корректором, она передала сыну безошибочный литературный слух. Сережа уроки мамы впитал и потом всю жизнь гордился знанием пунктуации и ударений, изводя этим знанием друзей и коллег»^[976].

В Довлатове соединились две крови — армянская от матери и еврейская от отца. Хотя сам он не был похож ни на отца, ни на мать. Отец Сергея, Донат Исаакович Мечик, человек весьма примечательный — и хотя в семье давно уже не жил, тоже дал сыну правильную закваску. Театральный режиссер, долгие годы проработавший в Ленинградском академическом театре драмы им. А.С. Пушкина, после войны занимался эстрадной режиссурой, писал произведения для эстрады, преподавал актерское мастерство. В 1980-м эмигрировал в Соединенные Штаты Америки.

Характерную сцену встречи с Д.И. Мечиком описал Валерий Попов: «Помню встречу с ним лицом к лицу на углу улицы Рубинштейна и тогда Пролетарского, ныне Графского, переулка. Шел ли он по улице Рубинштейна, возвращаясь после задушевной беседы с сыном?.. не уверен, но очень было похоже. Он шел, невысокий, поджарый, в вызывающе роскошном желтом пальто с острыми лацканами (таких пальто в России не продавали), и с двух сторон шли две статные красавицы, каждая по меньшей мере на голову выше его, с почтением ему внимающие… видимо, ученицы.

Лицо его, слегка рябоватое, с глубокими складками по краям рта, с расчесанными на прямой пробор седыми прядями, было значительным и скорбным. Взгляд его небольших глаз был весьма надменный, значительный и слегка утомленный. Многие, даже незнакомые люди на него засматривались — с таким достоинством он нес себя»^[977].

Важную роль в становлении Сергея Довлатова сыграло «знакомство с молодыми ленинградскими поэтами Рейном, Найманом, Бродским», о чем мы уже писали в очерке о доме № 21.

Валерий Попов отмечает, что «…в шестидесятые годы вдруг как-то все, кто пытался создавать новую литературу, оказались в одной компании, поскольку и жили все неподалеку. Довлатов от Бродского — пять минут по Литейному, Уфлянд от Бродского — две минуты от улицы Петра Лаврова до дома Мурузи на Пестеля, причем Уфлянд учился в школе 182, как раз напротив окон Бродского. В этой же школе учился до седьмого класса и я. Довлатов и Рейн жили на одной улице. Глеб Горбовский жил у самого Невского, на Пушкинской улице. Созвониться и встретиться — десять минут. Счастливое время и счастливое место. Мне кажется, такой компании в Питере долго не было ни до, ни после… Первая встреча Сергей Довлатова с Иосифом Бродским произошла в доме на Рубинштейна, 23, куда поэт был приглашен на авторское чтение стихов…»^[978]

Некоторое время в квартире № 34 жила Ася Пекуровская, на которой Довлатов женился в 1962 г. и расстался незадолго до ухода в армию. С 1963 г. начался гражданский брак с Еленой Довлатовой (Ритман), с которой писатель был знаком еще с доармейского времени. В дом на Рубинштейна, 23, Сергей Довлатов привел свою жену Лену. Она вспоминает: «Когда Сережа вернулся из армии, сразу стало понятно, что он будет заниматься литературой, к тому времени у него уже были написаны рассказы на армейском материале. Помню, еще до того как я переехала в коммунальную квартиру на Рубинштейна, мы снимали крохотную пятиметровую комнату в Автово. Сережа тогда рассчитывал, что по состоянию здоровья ему удастся уйти из армии пораньше, и ему дали длительный отпуск. В той комнатке он и написал первое „серьезное“ произведение: маленькую повесть „Капитаны на суше“. В переработанном виде ее эпизоды позже вошли в „Зону“. Повесть нигде не публиковалась. Рукописный ее вариант в толстой „общей“ тетради был прочитан небольшим количеством знакомых. Потом эта тетрадь исчезла. По возвращении из армии были написаны новые рассказы, с них и началась биография писателя. После армии Сережа писал очень много и довольно быстро. Он старался использовать для этого любую возможность и писал даже в рабочие часы, если это удавалось. Постепенно, когда он уже становился профессиональным писателем, Сережа стал предпочитать работать утром…»^[979].

В июне 1966 г. у Лены и Сережи родилась дочь Катя. «Это событие, — отмечает В. Попов, — безусловно, было спасительным для Сергея. Дочка заставила его как-то собраться, сосредоточиться, хотя образцовым отцом и заботливым семьянином он отнюдь не был. Порою носил грудную Катю в большой сумке, ходил по делам, вынимал из сумки бумаги — и люди с удивлением видели, что там еще находится и грудной ребенок. И тем не менее именно Сергей вдруг как-то оказался главной нянькой маленькой Кати — в садик и в поликлинику по ее делам ходил именно он, а когда она стала ходить, гулять с ней, на ходу сочиняя сказки и детские стишки. Катя в жизни Довлатова — главная отрада, любовь, а в конце (и особенно уже после его смерти) — помощница и хранительница. И когда Сергея „заносило“ — о ком он больше всего вспоминал? О Кате!..»^[980].

Что же стало причиной отъезда Довлатова из России?

Вспоминает В.Г. Попов: «Все редакторы не могли не проникнуться симпатией к рассказам Довлатова, хвалили их в рецензиях (сами, будь у них время, писали бы что-то подобное) — и тут же с некоторым мазохистским наслаждением — дружба дружбой, а служба службой! — писали отказ.

Довлатов в отчаянии понимал, что отказывают ему уже не рьяные сталинисты, а свои же университетские парни, любящие Высоцкого… а его — нет, не очень, хоть и считающие „своим“. Может быть, даже слишком „своим“: таким-то особенно легко и отказывают: „Ты же понимаешь!..“ И такое может продолжаться очень долго. Но его как-то ощутимо подпирало время. Была жгучая потребность реализации, а он по-прежнему писал в стол. В 1977 году Лена с Катей тоже уедут. С Довлатовым останется лишь мама. Жизнь становится совсем уж беспросветной. Жены и дочери уезжают от него обреченно и безоговорочно — словно его и нет, пустое место. Уезжают и друзья. Его кумир Бродский в 1972 году навсегда покинул Россию. О нем уже знал весь мир, и на Западе его ждали…

„Однажды, — вспоминает А. Арьев, — Сережу просто забрали на улице в милицию. Избили и дали пятнадцать суток. Он действительно эти две недели в тюрьме просидел… Что касается формального обвинения, то в его деле написали, что Сережа милиционера, который пришел проверять у него документы, спустил с лестницы… Когда мы с Борей Довлатовым пришли разбираться и все выяснять, нам начальник милиции цинично сказал: «Если бы ваш друг действительно это сделал, ему бы дали шесть лет. А так всего пятнадцать суток»… Сережа попал под пресс“.

<…> А вот свидетельство знакомой Сергея Довлатова: „О том, что 18 июля 1978 года Довлатов арестован и получил 5 суток за хулиганство, мы услышали по голосу Америки. Мы очень боялись, что в процессе отсидки за хулиганство ему подкинут вдобавок какую-нибудь антисоветчину и закатают далеко и надолго. Многие сразу же бросились на его защиту. И не только литературные знаменитости“.

„Помню, — пишет В.Г. Попов, — Сережины проводы, на которые я пришел не очень охотно. Понимал, что это его, а не моя игра. Поучаствовать можно, и даже вроде бы нужно… ведь наш человек. Пришел я, помнится, с опозданием. Ну что ж… по довлатовским нотам, все правильно. Уже пустая, без всякой мебели квартира. Прямо на полу в большой комнате какие-то подозрительные личности, явно уже не из «основного состава» провожающих, из статистов-отщепенцев, ни в чем не знающих меры: все разошлись уже, а эти сидят, выпивают, несут какую-то околесицу, явно уже к досаде Сергея… статисты, желая выделиться, всегда переигрывают. Проводы уже выдохлись. Отметился — и ладно. А то еще скажут — испугался. Мы молча обнялись, даже слегка поцеловались. Ничего больше сказать я не мог“»^[981].

Отметим, что это прощание проходило уже в доме № 22 по той же улице, куда мать и жена Довлатова переехали, обменяв комнаты в коммунальной квартире в отдельную «двушку».

К сожалению, литературная известность, даже оглушительная слава пришла к нему слишком поздно, уже после смерти.

Памятник С. Довлатову.

Фото авторов, 2021 г.

Подлинным актом признания петербуржцев к Довлатову стал фестиваль «День Д», проведенный 3 сентября 2016 г. в день его 75-летия, который прошел на разных площадках города, а улица Рубинштейна на один день превратилась в единое живое интерактивное пространство. В течение всего этого воскресного дня нескончаемым потоком к дому писателя на улице Рубинштейна шли почитатели его таланта, для которых организовали экскурсии по «довлатовским местам» с посещением коммунальной квартиры, в которой многие годы жил С. Довлатов (отметим, что эта коммуналка осталась такой же «отвратительной», как и в его времена). В центре двора установили эстраду, на ней, сменяя друг друга, артисты читали его рассказы. Добавили к этому многочисленные инсталляции с изображением писателя, парад фокстерьеров. Кульминацией праздника стало открытие «временного», но очень выразительного памятника Сергею Довлатову. Памятник представляет собой фигуру писателя, выходящего из своего дома. «Узкий лоб, запущенная борода, наружность матадора, потерявшего квалификацию…», — говорил Сергей Донатович про свою внешность. Таким он и предстал в своем бронзовом обличии в центре Северной столицы. Монумент скульптора Вячеслава Бухаева сначала думали установить там, где Довлатов прожил почти тридцать лет, — во дворе дома на Рубинштейна, 23. Потом решили открыть памятник на углу домов № 23 и № 25 на этой же улице.

В «День Д» петербуржцы увидели только бронзовую фигуру Довлатова. Памятник не успели доделать: решение о его установке городские власти приняли в последний момент. Памятник демонтировали 26 сентября и отправили на доработку к автору скульптуры Вячеславу Бухареву. Тогда обещалось, что памятник вернут через неделю и добавят к нему дверь, печатную машинку «Ундервуд» и стол.

Теперь скульптурная композиция в полном составе. К памятнику писателю добавили обещанный письменный стол, печатную машинку и дверь в комнату. Очевидцы сообщают, что при установке памятника одна из его деталей упала в кузове машины, но видимых повреждений не было^[982].

Из других значительных событий в жизни этого дома отметим тот факт, что уже много лет в доме № 23 протекает деятельность благотворительной историко-просветительной правозащитной общественной организации «Мемориал», она возникла в 1988 г. на основе движения за создание памяти жертвам политических репрессий советского режима. В разные годы сопредседателями «Мемориала» являлись: В.В. Иофе, Ю.Б. Люба, Б.П. Пустынцев, Ф.Л. Ткачев, С.Д. Хахаев, В.Э. Шнитке.

Основные направления работы — социальное (социальная статистика, медицинская, материальная и другая помощь бывшим политзаключенным и их родственникам), правозащитное (юридические консультации, гражданские акции, антифашистские, пенитенциарная комиссии), историко-просветительское, которое ведет Научно-информационный центр «Мемориал», созданный В.В. Иофе в 1991 г. (включает архив, библиотеку, издательство), Просветительный центр, включающий музей, дискуссионный клуб и молодежный центр. В 1989–1991 гг. «Мемориал» организовывал первые в стране встречи бывших политзаключенных; выявил места массовых расстрелов и захоронений жертв политических репрессий; явился основой для создания объединений «Солдатские матери» (1991), «Гражданский контроль» (1992)». Ежегодно «Мемориал» организует Всероссийский конкурс исследовательских работ школьников «Человек в ХХ веке». В Санкт-Петербургском отделении «Мемориала» эти проекты реализует дружная команда молодых высокопрофессиональных специалистов^[983].

В марте 2015 года на фасаде дома № 23 на улице Рубинштейна появилась одна из первых в городе табличек «Последнего адреса» — памяти Эриха-Аршавара Аваляна. Проект «Последний адрес» — гражданская инициатива, направленная на увековечивание памяти о людях, подвергшихся политическим репрессиям в годы советской власти. В память о пострадавшем на стене дома, из которого человека в свое время увели, устанавливается маленькая, размером с ладонь, мемориальная табличка. Каждый мемориальный знак посвящается только одному человеку, принцип проекта — «Одно имя, одна жизнь, один знак». 11 сентября по инициативе «Мемориала» и внучки расстрелянного Владимира Дурнякина на фасаде дома закреплены таблички с именами еще 15 человек:

Владимир Иванович Дурнякин, инженер

Борис Абрамович Шварцман, товаровед

Владимир Михайлович Хведкович, служащий

Константин Николаевич Стилианудис, бухгалтер

Рудольф Рудольфович Ришелье-Плацатко, портье

Альфред Андреевич Пиннис, сотрудник НКВД

Владимир Александрович Петровых, санитарный инспектор

Лев Самсонович Маркин, служащий

Соломон Абрамович Лейтер, служащий

Григорий Абрамович Каплан, военный

Николай Владимирович Головинский, инженер-путеец

Николай Михайлович Гнедич, музыкант

Борис Львович Гиммельфарб, служащий

Бронислав Людвигович Беганский, инженер

Яков Михайлович Бакалейников, экономист

Во времена, когда здесь жил Сергей Довлатов, в доме не было ни одного кафе или ресторана, а сегодня в пристройках-верандах, выходящих на улицу, размещаются бары «Юнга» и «Компромисс», ресторан «The Sizzle».

Дом № 25

Следующий на нашем пути пятиэтажный доходный дом № 25 светло-коричневого окраса, с двумя мощными боковыми ризалитами и эркерами, с большими окнами и расположенными над ними балконами с решетками, украшенными чугунными венками. Особую индивидуальность фасаду здания придают пилястры коринфского ордера, оформляющие пятый и шестой этажи, и фриз с причудливым декоративным орнаментом. Необычны форма сандриков над окнами второго — пятого этажей и декоративный пояс над вторым этажом. И только первый этаж, для торговли, традиционно оформлен окнами-витринами. Этот доходный дом по заказу жены полковника А.П. Рот возведен в 1873–1874 гг. известным архитектором М.А. Макаровым^[984].

Дом № 25. Фото авторов, 2021 г.

История же участка, на котором он стоит, уходит в глубь времен. По данным финского исследователя С. Кепсу, вдоль нынешней реки Фонтанки, в районе Щербакова переулка, находилась деревня Медина (Метала). В деревне проживало два православных хозяина, а в 1634 г. сюда переселились карелы. После Русско-шведской войны деревня стала одной из крупнейших на берегу Фонтанки и ее крестьяне обрабатывали поля соседних малонаселенных и заброшенных деревень^[985].

Согласно плану Зихгейма, квартал между Фонтанкой и нынешней улицей Рубинштейна застроен достаточно плотно владениями Сиверса, Ушакова, князя Куракина. На участке современного дома № 25 находилось владение гофмаршала Д.А. Шепелева с небольшими деревянными постройками, согласно плану Трускотта территория, интересующего нас участка запланирована как сад, разбитый от Фонтанки до нынешней улицы Рубинштейна^[986], а на плане Ф.Ф. Шуберта на участке по нынешней улице Рубинштейна, 25 и 27 (№ 162), застройки никакой не указано^[987].

В 1846 г. большой пустопорожний участок под № 162 (здесь впоследствии будут возведены дома № 25 и № 27) был разделен на две части^[988]. В 1849 г. из «Атласа тринадцати частей…» видно, что здесь располагался дровяной двор потомственного почетного гражданина Якова Федуловича Громова^[989]. В 1862 г. владельцем одного из участков значится потомственный почетный гражданин Лихачев, другого — Гузанов, при них никаких строений на участках не возводили^[990]. В 1873 г. эти участки приобрела полковница А.П. Рот, и здесь через год построили дошедшие до нас дома № 25 и № 27. История первого из них прослежена нами по архивному делу Санкт-Петербургского городского кредитного общества, куда Александра Петровна в 1874 г. обратилась за ссудой, выделенной ей под залог земельного участка. Как следует из описи имущества А.П. Рот, после завершения строительства оно включало каменный 5-этажный дом, выходящий на Троицкий переулок, 6-этажные каменные флигеля по правой и левой границам двора, а также каменные одноэтажные службы^[991].

Первыми арендаторами и жильцами только что построенного дома были торговцы Р.Г. Зутер (содержал магазин искусственных минеральных вод), Э.Д. Отто, Е.Г. Березина, А.С. Булыжкин, В.Е. Семенова. Видимо, малый доход от жильцов не позволил А.П. Рот вовремя оплатить проценты за ссуду, и через четыре года после постройки нового доходного дома отставной полковник П.И. Рот и его жена А.П. Рот названы в свидетельстве Санкт-Петербургского городского кредитного общества «несостоятельными должниками»^[992]. Это странно, потому что А.П. Рот владела несколькими доходными домами в столице и гостиницей «Пале-Ройяль» на Пушкинской ул., 20^[993].

По купчей крепости от 24 марта 1878 г. их имущество вместе со всеми долгами Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу перешло в собственность к вдове генерал-майора Жозефине Севастьяновне Фон-Голи. В 1883 г. она уже названа женой генерал-майора по фамилии Водар. В описи ее имущества названы: в 1-м отделении — каменный лицевой дом и 2 каменных флигеля по правую и левую стороны двора; во 2-м отделении — 2 каменных корпуса с таковыми же флигелями по обеим сторонам двора в 6 этажей; в 3-м отделении — каменная прачечная в 1 этаж. При описании лицевого дома отмечены 2 балкона, «красивая и хорошая отделка фасада и лепные работы». В доме, в котором было устроено 50 квартир, — проведен водопровод, установлены ватерклозеты, чаши с кранами и ванны. Весь дом с землей оценен в 520 391 руб.^[994]

Из «Ведомости о доходах» с дома Водар известно, что в 1880-е гг. здесь в Лицевом корпусе проживали два генерал-лейтенанта: В.Ф. фон дер Лауниц и А.И. Баранов, занимавшие самые большие 11-комнатные квартиры. Такие же «барские» квартиры снимали купец Э. Шоль и итальянский подданный Газетти. В 9-комнатных квартирах жили доктор Шмитц и сын надворного советника Баг. Более скромные 3- и 4-комнатные квартиры арендовали в дворовых флигелях французский гражданин Ламбер, вдова артиста Императорского театра Александрова, дочь генерал-майора Цитлядзева, вдова полковника баронесса Эрта, сын надворного советника художник Порфирьев, серебряных дел мастер Форстрем. Пятикомнатную квартиру под мастерскую ксилографии снимал Рихтер, трехкомнатные — запасной фельдъегерь Загорский и купец Ерейстов^[995]. Возможно, домовладелица даже не догадывалась, что в ее доме, в квартире № 25, народовольцы оборудовали типографию «Рабочей газеты». «Как и теперь, — отмечают авторы книги „Народовольцы в Петербурге“ — квартира № 25 находилась в верхнем шестом этаже дворового флигеля, параллельного лицевому дому. (Во время капитального ремонта в 1970-х гг. планировка квартиры отчасти изменилась. — Авт.). Войдя во двор, можно было видеть окна квартиры и знак безопасности в одном из них — наполовину спущенную занавеску. В квартиру вели два входа: парадный — в дальнем левом углу двора, и черный — из-под арки, соединяющей первый и второй дворы.

Хозяева квартиры, агент Исполнительного комитета Геся Мироновна Гельфман и рабочий Макар Васильевич Тетерка — „супруги Николаевы“, въехали сюда в начале сентября 1880 года. Тетерка прожил тут до января, а Гельфман — до середины февраля 1881 года.

Под типографию была отведена одна из трех комнат. Г.М. Гельфман и З.А. Ивашкевич, который жил здесь без прописки, набирали газету, а Тетерка и приходящие работники — Н.Н. Колодкевич и студент А.С. Борейшо — ее печатали. Редактором газеты был А.И. Желябов. Расположившись в соседней с типографией комнате, он перечитывал собранные материалы, группировал их. Сотрудничали в газете кроме, Желябова, И.П. Каковский, А.И. Иванчин-Писарев, Н.А. Саблин и др.

В этой типографии были отпечатаны два номера „Рабочей газеты“: первый, вышедший 15 декабря 1880 года, и второй — 27 января 1881 года. Третий номер „Рабочей газеты“ выпущен был почти через год, в Москве, другой редакцией. Тираж газеты составлял 600–1000 экземпляров. <…>

Газета обращалась к читателям — трудовому люду — простым, доступным для него языком. В передовой первого номера, написанной Желябовым, указывались задачи газеты: объяснить народу, кто его друг и кто враг, и что нужно сделать, чтобы был он свободен и счастлив. Более всего авторы газеты стремились развенчать наивную веру народа в царя.

Раздел „Рабочее житье-бытье“ особенно интересовал рабочих, так как здесь публиковались факты, собранные на петербургских фабриках и заводах. Зима 1880/81 года была временем застоя в промышленности, и газета сообщала о многочисленных сокращениях рабочих: где уволили четверть, где половину мастеровых, писала о понижении заработной платы, штрафах и грубом обращении администрации. Рассказывала газета и о том, как расправлялись рабочие с „мелкими пиявицами“ за вымогательство и притеснения.

„Рабочая газета“ пользовалась большим успехом на заводах. Ее читали поодиночке и передавали следующим, читали и большими группами. Носили в рабочие артели. Около 600 экземпляров первого номера распространили в Петербурге, но спрос на него был и после выхода второго. Читали ее и в других городах.

В квартире, где печаталась газета, несколько раз собирались совещания народовольцев, действовавших в рабочей среде. В них участвовали А.И. Желябов, И.И. Гриневицкий, Т.М. Михайлов и др.

Здесь бывали С.Л. Перовская, Г.П. Исаев, М.Ф. Грачевский, Н.И. Кибальчич, С.С. Златопольский, А.А. Франжоли, А.П. Корба»^[996].

Удивительно, что в том же доме, в те же годы проживали военные и чиновники, стоявшие на защите государственных устоев.

О некоторых военных, проживавших в доме, расскажем подробнее. Один из них, генерал Александр Иванович Баранов (1821–1888), служил по полевой конной артиллерии. Первое офицерское звание получил в 1840 г., в 1842 г. — окончил офицерские классы Артиллерийского училища. Через 13 лет службы в 1855 г. ему присвоено звание полковника, в 1862 г. — генерал-майор, 1870 г. — генерал-лейтенант, 1884 г. — генерал от артиллерии. С 1884 г. по январь 1885 г. А.И. Баранов — член Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления. Умер 18 июля 1888 г. в Санкт-Петербурге.

Другой боевой генерал, фон дер Лауниц Михаил Васильевич, продолжил славные военные традиции своего рода. Сын известного генерала, родился 23 апреля 1843 г. В 1861 г. окончил Пажеский корпус, а в 1863 г. — Николаевскую академию Генерального штаба. Свою военную карьеру начинал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, а по окончании Академии служил на должностях Генерального штаба: в 1866 г. — ротмистр, в 1869 г. — полковник, с 1878 г. — генерал-майор, с 1888 г. — генерал-лейтенант и, наконец, в 1901 г. — генерал от кавалерии. В его послужном списке командование 7-м Гусарским полком и 13-м армейским корпусом, должности начальника штаба Киевского военного округа (1887 г.), начальника 1-й кавалерийской дивизии, помощника командующего войсками Виленского военного округа (1904 г.) Во время Русско-японской войны он находится в распоряжении командующего 2-й Маньчжурской армии и главного командующего войсками, воевавшими против Японии. С 1902 г. занимал почетный пост Александровского комитета о раненых. М.В. фон дер Лауниц дважды награжден Золотым оружием: в 1878 г. и 1905 г.^[997]

Второй муж домовладелицы генерал-майор Василий Георг Карл Карлович Водар, брат видного военного деятеля генерала от инфантерии Александра Карловича Водара, происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии. Офицер армейской пехоты, после окончания Николаевской академии Генерального штаба (1862 г.) служил на должностях Генерального штаба. В 1863 г. получил звание — майор, 1866 г. — подполковник, 1869 г. — полковник. Звание генерал-майора ему присвоили в 1878 г., на службе состоял по сентябрь 1881 г.^[998]

С этим домом был связан академик архитектуры Иероним Севастьянович Китнер. По доверенности его родной сестры Жозефины Севастьяновны он вел ее дела в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе^[999].

Как и предыдущие владельцы дома, Ж.С. Водар оказалась «несостоятельной должницей» Санкт-Петербургского городского кредитного общества, и ее дом выставили на торги. По их итогам 7 августа 1886 г. за 210 000 руб. его приобрел ользенбургский подданный Георг Гренер. За ним был оставлен и долг прежней владелицы в 199 500 руб., но 29 октября 1887 г. этот дом перешел в собственность жене шведского подданного Вильгельмине Васильевне Нордстрем, которая владела им четыре года, а 20 мая 1891 г. по акту купчей крепости ее имущество перешло во владение жены купца Екатерины Александровны Корневой^[1000].

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г., значительную часть жильцов дома составляли служащие банковской конторы «Лампе и К^о» Э.А. Вульферт и Санкт-Петербургского окружного суда С.А. Генкель, Н.В. Григорьев, чиновник Канцелярии по принятию прошений на Высочайшее имя П.П. и Ю.В. Макаров^[1001].

В доме Корнеевой в это время проживали помощник присяжного поверенного Л.Р. Герценберг, практикующий врач Г.С. Каждан; меблированные комнаты держала К.С. Дунин-Барковская; еще один помощник Э.С. Пукер; инженер путей сообщения, служащий Николаевской железной дороги М.А. Маркузе; доктор медицины, коллежский советник Г.А. Смирнов; чулочно-вязальную мастерскую содержала Е.Ф. Ивановская^[1002].

Через пять лет, по данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., жильцами дома по-прежнему оставались чиновники, военные, купцы, торговцы, ремесленники: коллежский секретарь А.М. Арциховский служил в Министерстве юстиции, а архитектор — А.И. Бржезинский на Санкт-Петербургско-Варшавской железной дороге; в Хозяйственном департаменте Министерстве внутренних дел нес службу губернский секретарь Н.Н. Васильев; нес службу губернский секретарь И.М. Вишняков; в Государственном банке работал коллежский асессор К.Г. Греков; коллежский секретарь Ф.Л. Забек трудился в Сиротском суде; коллежский секретарь Л.В. Захаров вел активную работу в Обществе по распространению коммерческих знаний и занимался благотворительностью в Обществе попечения о бедных и больных детях; коллежский регистратор И.П. Коризно служил в Собственной Его Императорского Величества канцелярии, контролер Николаевской и Юго-Западной железных дорог И.В. Поляков, а П.В. Попов — в Департаменте военной и морской отчетности; И.И. Тобюссон боролся с пьянством в Обществе трезвости «Алку»^[1003].

На рубеже веков в доме Е.А. Корневой снимали квартиры отставной генерал от инфантерии В.П. Данилов. Василий Павлович родился 13 апреля 1829 г. В 1847 г. родители определили его в Пажеский корпус. Военную карьеру начинал офицером гвардии пехоты. В 1856 г. ему присвоено звание капитана, в 1861 г. — полковника, в 1871 г. — генерал-майора, в 1881 г. — генерал-лейтенанта. Быстрому продвижению по службе способствовало его участие во многих военных кампаниях: в Венгурской (1853–1856 гг.), Восточной (Крымской) войне (1863–1864 гг.), Польской кампании, в ходе которой он получил контузию. Дальнейшая военная карьера складывалась так: 1863 г. — командир 7-го строевого батальона, 1865–1894 гг. — командовал 94-м пехотным полком, в 1874 г. прикомандирован к 22-й пехотной дивизии, с 1873 по 1881 г. командовал 2-й бригадой той же дивизии, а последние 10 лет службы, с 1881 г. по май 1891 г., начальник 35-й пехотной дивизии. После Василий Павлович вышел в отставку и проживал в столице. У него было четверо детей^[1004].

Другими жильцами дома были поручик (впоследствии полковник и совладелец дома) М.О. Бендер, прикомандированный к Генеральному штабу, инженер-полковник, контролер завода «Новь» и начальник Петергофской инженерной дистанции М.А. Колянковский, вдова шталмейстера баронесса Д.В. Фредерикс⁵⁰ (о самом бароне Фредериксе речь впереди)^[1005].

Из купеческого сословия, помимо домовладелицы и ее мужа, следует назвать владельцев магазинов галантерейной торговли — М.Г. Эйзенберга (проживал вместе с женой Марией Петровной), специализировавшегося на продаже галантерейных товаров американского производства; владельца магазинами на Невском пр., 68, и Гостином дворе № 51; модного магазина — Н.Д. Финкельштейна; бракованной посуды — А.Я. Рыкова^[1006].

В 1899–1900-е гг. в этом доме работало семь мастерских: тамбурная — Ш.Ш. Волка; чулочно-вязальная — Е.Ф. Ивановской; сапожная — И.Н. Капустина; белошвейная — П.Г. Никифорова; портовские — Л.П. Хидекеля и Ф.В. Штрауха^[1007].

Большим авторитетом в купеческом мире пользовался Юдель Аронович Блох, купец 1-й гильдии, учредитель торгового дома «Блох Ю. и К^о», специализировавшегося на оптовой торговле писчебумажным и мануфактурным товаром. В доме № 25, где он жил вместе с женой Зинаидой Яковлевной и дочерью Елизаветой, располагалась и контора его фирмы. Еще один купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин Иван Иванович Рубахин, вел торговлю мануфактурным товаром в Апраксином дворе. 16 января 1907 г. он учредил совместно с вкладчиками — женой и братом Федором Ивановичем, торговый дом Товарищества на вере «И.И. Рубахин и К^о». В доме № 25 он проживал вместе с женой Марией Максимовной, сыновьями Николаем, Сергеем, Александром, Василием и Петром, дочерьми Евдокией, Серафимой и Анной^[1008]. Из представительских творческих профессий в доме Е.А. Корневой на рубеже веков жил художник Д.К. Педенко, служивший в Николаевской школе Дома призрения престарелых и увечных граждан^[1009].

Никаких изменений за время владения Е.А. Корневой домом № 25 по Троицкой улице не произошло. О чем свидетельствуют акты осмотра ее имущества архитекторами Санкт-Петербургского городского кредитного общества за 1900-е гг., размеренную жизнь дома лишь однажды нарушило серьезное происшествие: 30 июня 1901 г. в доме произошел крупный пожар, убыток от которого составил внушительную сумму в 6000 руб.^[1010]

18 августа 1910 г. по духовному завещанию Е.А. Корневой, составленному еще 28 сентября 1906 г., имущество перешло к ее наследникам с условием, что в течение пяти лет «оно не может быть ни продано, ни заложено». Свой последний покой Екатерина Александровна нашла на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры, где похоронена с мужем^[1011].

Среди наследников Е.А. Корневой названы члены ее семьи: личный почетный гражданин Николай, студент Императорской Военно-медицинской академии Борис, студент Императорского новороссийского университета Валерий, окончивший Университет Григорий, дочери Санкт-Петербургского купца Анна и Александра Гавриловны Корневы, жена личного почетного гражданина Мария Гавриловна Мейер и жена подполковника Екатерина Гавриловна Бендер^[1012]. Для начала ХХ в. характерно, что купеческие дети получают высшее образование и выбиваются из купеческого сословия.

В 1907 г. в доме № 25 проживал статский советник, гражданский инженер Константин Иванович Тихомиров (1848–1913). Будучи сотрудником Техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел, преподавал в Школе десятников по строительному делу, а также Институте гражданских инженеров путей сообщения, состоял членом совета Общества гражданских инженеров и сотрудником Товарищества «Лукашевич и К^о», занимался строительством дач в Озерках. На его счету также перестройка здания гимназии Императорского человеколюбивого общества, наб. Крюкова канала, 15, и доходный дом на Николаевской ул., 35 (ныне ул. Марата)^[1013].

В описи имущества совладельцев, Бендер, Мейери Корневых, за 1911 г. указывается: «…Бо́льшая часть лицевого дома имеет центральное отопление», что было тогда новшеством Петербурга, однако в надворных флигелях отопление оставалось печным. И еще один любопытный факт: в отзыве архитектора Д. Шагина за тот же год отмечено, что «в следствии застройки соседа (д. 27) по правой границе — пострадало освещение комнат, выходящих на световые дворы»^[1014].

В «Ведомости о доходах с дома» за 1911 г. названы жильцы барских 11-, 9- и 8-комнатных квартир: уже упомянутая ранее баронесса Д.В. Фредерикс, домовладелицы М.Г. Мейер и А.Г. Корнева, купцы П.К. Бениг, И.И. Рубахин и В.Ф. Дерюжинский. Во втором дворе дома был устроен коровник (!)^[1015].

По числу проживавших в предреволюционные годы дом № 25 уступал лишь Толстовскому дому и дому Санкт-Петербургского Купеческого общества, по данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., нами выявлены более 60 его жильцов.

В доме по-прежнему проживали совладельцы дома Корневы-Бендеры (Екатерина Гавриловна (урожд. Корнева) и ее муж полковник М.О. Бендер, купеческие дочери Александра и Анна Гавриловны и сыновья покойного Г.Г. Корнева — Василий и Григорий Гавриловичи, уездный мировой судья коллежский секретарь, служивший в Комитете Е.И.В. великой княгини Татьяны Николаевны^[1016].

Примерно одну треть всех проживающих в доме в канун революционных потрясений составляли чиновники: действительные статские советники И.М. Иванов и С.Д. Кашинский, проживала баронесса Е.К. фон-дер Остен Сакен, статский советник А.А. Руссов, чиновник особых поручений при Министерстве торговли и промышленности, потомственный дворянин Е.И. Шадрин и дворянин П.В. Яновский, сотрудник Департамента общих дел в Министерстве внутренних дел^[1017].

Купеческое сословие, помимо детей Гаврилы Григорьевича Корнева, составляли уже неоднократно упомянутые старожилы дома купчиха Е.П. Окутина и почетный гражданин А.А. Рукавишников^[1018]

По данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., здесь жили массажистка А.Ф. Марасова, парикмахеры С.А. Плям и А.И. Плявю, размещалась мастерская корсетов «Эмилия», шили портнихи Е.А. Прилуцкая-Кутнева и А.Г. Васильева, модный мастер Ф.С. Тиханов, а также работал чулочный магазин И.А. Крылова^[1019].

Кроме того, в доме размещались магазины — фруктовый В.М. Иванова, парикмахерских принадлежностей Т.А. Крещина, осветительных приборов М.Г. Сущова; «Первое Петроградское Ледовничество» и магазин торговавший льдом К.А. Кренцина; бюро электротехнических сооружений А.К. Румянцева^[1020].

По прошествии пяти лет, установленных прежней домовладелицей, ее наследники решили продать дом, о чем свидетельствуют их обращение в Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества и ответ последнего от 30 июля 1917 г.: «…что препятствий для оформления купчей крепости на дом нет»^[1021], но через три месяца грянула Октябрьская революция и через год в 1918 г. Корневы, владевшие этим имуществом более 20 лет, в одночасье его лишились…

На смену старым обитателям дома пришли новые. По адресным книгам «Весь Ленинград» на 1925–1930-е гг. мы установили имена некоторых из них: инженера С.С. Вивьена, брата актера и режиссера Академического театра драмы им. А.С. Пушкина; вузовского преподавателя О.О. Витте; литератора М.Е. Волохова; врача Т.Н. Гольдберга; сапожника В.И. Грязнова; бухгалтера И.В. Илларионова; актрисы Е.К. Книппер; врача Б.Г. Корнеева; портного Т.В. Кулакова и бухгалтера И.Н. Николаева^[1022].

С этим домом связаны многие годы жизни художника П.Д. Бучкина. Петр Дмитриевич был заметной фигурой в художественной жизни дореволюционного Петербурга. Живописец и график участвовал в выставках «Товарищества художников» и «Товарищества независимых». Как вспоминает его сын: «…В 1914 году отец был принят в общество им. Киунджи. Каждую неделю там устраивались концертные вечера, на одном из них Петр Дмитриевич познакомился с великим певцом Ф.И. Шаляпиным. Знакомство перешло в дружбу, и он много раз рисовал и писал Федора Ивановича, создал картину „Горький и Шаляпин“…

С начала Октябрьской революции отец служил на Балтийском флоте в дивизионе подводных лодок, но и тогда он не прекращал заниматься искусством. После демобилизации он стал работать во вновь созданном детском издательстве „Радуга“, с 1924 по 1930 год, заведуя художественно-техническим отделом, параллельно занимаясь иллюстрацией детский книжек. В то время в „Радуге“ работали поэты С. Маршак, К. Чуковский, В. Бианки; художники: В. Конашевич, К. Рудаков, М. Добужинский, В. Лебедев. Отец проиллюстрировал такие книги, как „Медведь“, „Кукушонок“, „Чей нос лучше“, „Дружок выручай“ и др.

Книги с его иллюстрациями в числе других экспонировались на Международной книжной выставке в 1922 году во Флоренции.

Отец был хорошим рисовальщиком, и как писал близкий друг нашей семьи художник А. Рылов: „Его бойкие штрихи безжалостно передают сходство. Особенно хороши его живые наброски человеческих фигур и даже целой толпы“. Дружба с Аркадием Александровичем у отца продолжалась всю жизнь»^[1023].

В 1921–1928 гг. П.Д. Бучкин входил в так называемую «Общину художников», сумевшую организовать семь больших периодических выставок. В них участвовали более 200 художников, среди которых такие известные мастера, как О.Э. Брах, Г.С. Верейский, Н.Я. Данько, В.М. Конашевич, Е.С. Кругликова, Б.М. Кустодиев, Н.Е. Лансере, А.П. Остроумова-Лебедева, К.И. Рудаков, А.А. Рылов, Н.С. Самокин, А.Н. Самохвалов, М.С. Судковский, П.Н. Филонов, С.В. Чехонин, П.А. Шиллинговский, А.В. Щекатилова-Потоцкая и др. Наряду с этим, Общиной устраивались камерные групповые и персональные выставки в различных районах города. Вместе с другими членами Общества Бучкин участвовал в 1-й Государственной свободной выставке картин в Петрограде в 1919 г., VI выставке Ассоциации художников революционной России (Москва, 1924 г.), юбилейной выставке изобразительных искусств (Ленинград, 1927 г.)^[1024].

Семья Бучкина всю блокаду провела в осажденном Ленинграде, как вспоминает его сын: «Пока были силы, мы ходили в подвалы Академии художеств в бомбоубежище. Даже встречали там Новый 1942 год. С нами в убежище ходил и И.Я. Билибин, отказавшийся от эвакуации, сказав, что „из осажденной крепости не бегут“. Он умер в конце февраля 1942 года.

Отец, превозмогая недуги, все время рисовал, его блокадные рисунки хранятся в Русском музее и Музее блокады Ленинграда.

В январе 1942 года, в один из самых злых месяцев жизни блокадного Ленинграда, на улице Герцена, в Союзе художников, устроили выставку художники-блокадники. Отец вспоминал, как истощенные, закутанные в шали и платки, тащили или везли на санках художники свои работы…

С 1936 по 1940 год отец преподавал в Академии художеств, сначала в качестве доцента, а затем как профессор. В 1947 году его пригласили на преподавательскую должность в Художественно-промышленное училище барона Штиглица (ныне Академию прикладного искусства) заведовать кафедрой монументальной живописи. Он много занимался вопросами методики художественного образования, техники и технологии живописи и рисунка.

Многочисленные ученики, собравшиеся на выставке его работ в Музее И.И. Бродского в апреле 2006 года, с теплотой отзывались о его необычных методах преподавания. О его внимательности к каждому студенту, юморе, с которым он разбирал ученические работы, и с какой щедростью он делился профессиональными навыками»^[1025].

Как пишет директор Государственного Русского музея В.А. Гусев: «Судьба отмерила Бучкину долгую жизнь, дав возможность увидеть и запечатлеть в своем творчестве и время сева, и время жатвы. И всегда этот художник, столь органично, прочно вписавшийся в культурную жизнь и художественную среду Петербурга — Ленинграда, в глубине души оставался прирожденным крестьянином, стремившимся вновь и вновь, особенно в трудные минуты, прикоснуться сердцем к кормилице-земле, к природе. В родном Угличе на Волге, в небольших среднерусских городах и деревеньках создавал или задумывал он свои самые поэтичные произведения, здесь учился простой и извечной сущности красоты, доступной каждому, кто живет на земле. Учился всю жизнь, так же, как всю жизнь постигал он способы воплощения этой красоты в искусстве. Постигал с упоением, с жадностью. Бучкин любил и умел учиться, делал это основательно, со вкусом. Ему „везло“ на учителей, но это не было случайностью; он всегда, даже будучи уже вполне зрелым мастером, тянулся к тем, кто в творчестве не только полагался на наитие и вдохновение, но мог крепко и добротно „сработать“ произведение искусства, кто владел секретами мастерства и умел поделиться ими.

Это качество, пожалуй, одно из главных слагаемых его творческой индивидуальности, позволило ему не только свободно и уверенно чувствовать себя в различных видах и жанрах искусства — в рисунке и офорте, книжной иллюстрации и живописном пейзаже, многофигурной композиции — оно помогало ему стать впоследствии великолепным педагогом, настоящим Учителем для нескольких поколений выпускников Ленинградского высшего художественно-промышленного училища, где он на протяжении многих лет преподавал, заведовал кафедрой монументальной живописи»^[1026].

Еще при жизни П.Д. Бучкин завещал свои работы городу, где он родился и где прошли его детские годы — Угличу. Газета «Правда» от 3 сентября 1970 г. писала: «Углич. Здесь открылась художественная галерея имени заслуженного деятеля искусств РСФСР Петра Дмитриевича Бучкина. Жизнь этого известного советского художника была тесно связана с родным городом на протяжении многих лет. 130 своих картин, этюдов, офортов и рисунков художник подарил землякам»^[1027].

В нашем городе работы замечательного художника хранятся в фондах Государственного Русского музея. Сам художник подвел итог своего творческого пути в книге воспоминаний «О том, что в памяти. Записки художника», вышедшей в свет в Ленинграде в 1962 г. и переизданной в 2006 г. Хочется верить, что когда-нибудь на фасаде дома № 25 появится мемориальная доска этому замечательному художнику и педагогу. Это дополнительный аргумент, чтобы включить этот дом в свод памятников истории и культуры, взятых под охрану государства. Первый шаг в этом направлении уже сделан: в 2001 г. «Дом Рот» включен КГИОП в перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность (учетных зданий)^[1028].

Любопытную информацию, связанную с домом № 25, мы нашли в путеводителе «Ленинград» за 1940 г. Здесь в разделе объявлений помещена реклама (правда, это слово тогда еще не употреблялось в жизни советских граждан) артели «Бытовые поручения», располагавшейся в этом доме, так вот в этой рекламе жителям города предлагалось: «Если вам нужно произвести на дому стирку белья, химическую чистку носильных вещей, окраску тканей и мехов всех видов, скорняжные работы, ремонт квартир, комнат, мебели, электроприборов, уборку, мытье и натирку полов, стекломойные и всякого рода обойные работы, разрисовки тканей или художественную вышивку, звукозапись на потефонную пластику, обращайтесь ежедневно с 9 до 20 часов по телефонам диспетчерских пунктов артели» (всего предполагалось пять номеров). Кроме того, артель брала на себя «вызовы врача, по всем специальностям, медсестры, сиделки, портного, портнихи, белошвейки, настройщиков пианино, рояля, наконец, курьеров по бытовым поручениям»^[1029]. Вот такая была универсальная организация, значительно облегчавшая жизнь ленинградцев и экономившая их время.

А дом продолжает жить своими повседневными заботами. На первом его этаже, выходящем на улицу Рубинштейна, работает ресторан мексиканской кухни «Tres Amigos» с оригинальным дизайном витрины и интерьеров, магазин со смешным названием «Емколбаски», спортивные секции «Система боя Богомола», стоматологическая клиника «Дом Улыбок» позаботится о красоте и здоровье наших зубов.

Дом № 27

Следующие на нашем пути сразу два лицевых дома под одним № 27: пятиэтажный песочного цвета доходный дом и четырехэтажный салатного цвета со сплошным рустом. Первый из этих домов выделен двумя далеко выдвинутыми мощными ризалитами с балконами и большими окнами в обрамлении декоративных тонких колонн. Над его колоннами такой же декоративный антаблемент. Углы ризалитов украшены рустованными пилястрами. Руст покрывает весь фасад дома. Окна третьего и четвертого этажей оформлены крупными прямоугольными сандриками на полочках, а под окнами четвертого этажа помещены еще и декоративные балясины. Второй, третий и пятый этажи разделены поэтажными тягами, а верх здания увенчан большим карнизом. Межоконное пространство третьего и шестого этажей декорировано вставками с геометрическим орнаментом.

Этот дом, как и соседний, возведен в 1873–1874 гг. для жены полковника А.П. Рот по проекту архитектора М.А. Макарова^[1030]. Предыстория этого места уже подробно прослежена нами в предыдущей главе вплоть до 1870-х гг. В журнале Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества от 16 июля 1873 г. засвидетельствован факт выдачи ссуды А.П. Рот под «залог земли по Троицкому переулку под № 161/162, а по разделенным участкам № 7 и № 8»^[1031].

Дом № 27. Фото авторов, 2021 г.

Небезынтересно восстановить хронику строительства домов на этих участках. Оценочная комиссия в том же году отметила, что «на участке под № 8 производится большая каменная постройка, и как только строение на участке № 8 будет вчерне приходить к концу, тотчас будет приступлено к бурению фундаментов на участке № 7»; 27 сентября 1874 г. архитектор Санкт-Петербургского городского кредитного общества А.И. Климов, осмотревший имущество А.П. Рот, отметил, что «строения возведены вчерне», а уже 23 июня 1875 г. он засвидетельствовал, что «строения возведены вновь и оштукатурены, с красивою и хорошею отделкою лицевого фасада». В описи с оценкой дома он называет в первом отделении «каменный дом по Троицкому переулку и 2 каменных флигеля по правую и левую сторонам двора в 5 этажей… 2 балкона и чугунные зонтики на колоннах и кронштейнах», во втором отделении «каменный корпус на среднем дворе и 2 каменных флигеля по правой и левой границам двора в 6 этажей; в третьем отделении — каменные жилые службы в один этаж с сеновалами и ледниками в подвале по трем сторонам двора» ^[1032].

30 июня 1875 г. А.И. Климов в очередной раз отмечает, что «…вновь возведенные каменные строения на участке № 7 ныне окончательно отделаны; имеют чистую отделку, особенно лицевой дом с хорошим тщательным устройством, во всех помещениях имеются водопроводы, ватерклозеты и пр., а по лестницам и во дворах проведен газ и дворы выстланы асфальтом», 4 августа 1875 г. последняя запись: «Все работы по внутренней отделке дома А. Рот большей частью окончены, проводится расчистка паркетных полов и оклейка обоев»^[1033]. Редко в своих отчетах архитекторы Санкт-Петербургского городского кредитного общества давали столь высокую оценку качеству строительных работ.

В новом доме (точнее домах!) А.П. Рот устроено 72 квартиры, однако из «Ведомости о доходах с дома» от 14 августа 1878 г. видно, что до 60 % квартир еще были не заняты. Строительство потребовало от Александры Петровны таких больших расходов, что она влезла в долги и для их погашения заложила участок № 7, помимо Санкт-Петербургского кредитного общества, статскому советнику В.И. Мятлеву, а кроме того, отдала его в аренду сроком на 20 лет жене отставного подпоручика артиллерии Ольге Владимировне Карч-Карчевской «с платежами за каждый год по 25 тысяч рублей серебром», таким образом, О.В. Карч-Карчевская получила право сдавать квартиры в доме по своему усмотрению», но и это не помогло; как и дом № 25, новый, «за неуплату А.П. Рот платежа Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу», выставили на продажу, и 28 августа 1878 г. его продали с публичного торга статскому советнику В.И. Мятлеву^[1034].

В «Ведомости о доходах» с дома В.И. Мятлева за этот год мы находим имена примечательных жильцов: графа Кутузова, снимавшего скромную 3-комнатную квартиру, как и дворянина Спиридовича, а также танцовщицы и актрисы Императорских театров Соколовой, занимавшей 10-комнатную квартиру.

Такую же «барскую» квартиру снимала вдова поручика Лопухина. Кроме них, в 2-комнатной квартире проживала купчиха 2-й гильдии Кузнецова, в 3-комнатных также купцы 2-й гильдии Егузинский, державший в доме мелочную лавку, и Андреев, открывший здесь ренский погреб. Кроме того, в четырех комнатах разместился «Образный магазин» Товарищества Корогий-Сидоровский, всего же в доме сдавалось внаем 70 квартир^[1035].

С домом В.И. Мятлева связана деятельность организации «Народной воли». В августе — сентябре 1879 г. здесь находилась динамитная мастерская, народовольцы С.Г. Ширяев и А.В. Акимова, по заданию Исполнительного комитета, готовили покушение на Александра II^[1036].

12 февраля 1881 г. В.И. Мятлев погасил свой долг Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу, и дело закрыли^[1037].

Следующей владелицей дома стала жена генерал-майора Ольга Петровна Дружинина, которая после покупки его в 1883 г. заложила приобретенное имущество Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу. В описи ее имущества за этот год указаны все те же дошедшие со времен первой домовладелицы А.П. Рот «каменный пятиэтажный лицевой корпус с 5-этажными надворными флигелями, оштукатуренными в тягах с лепными украшениями со двора, в наличниках с рустами… с лепной работой на потолках».

Об уровне цивилизованности дома можно судить по следующим цифрам: во всем доме (домах) — 56 ватерклозетов и столько же кранов с чашами, но всего 5 ванн, на этажах все еще сохранились отхожие места, в конюшне устроено 9 стойл для лошадей. Их арендовали жильцы, у которых был свой выезд. Общую стоимость имущества О.Ф. Дружининой вместе с землей оценили в 417,137 16 руб.^[1038]

В «Ведомости о доходах» за ноябрь 1883 г. встречаются фамилии многих известных личностей, таких как князь Путятин, проживавший в 9-комнатной квартире со всеми удобствами и арендовавший экипажный сарай и конюшни на 2 стойла, генерал-майор П.М. Головин, снимавший 10-комнатную квартиру, контр-адмиралы П.П. Тыртов и А.А. Корнилов, занимавшие 6-комнатные квартиры, 10-комнатную квартиру снимала жена артиста Самылова^[1039].

Особого рассказа заслуживают проживавшие в доме военачальники. Первый из названных здесь Петр Михайлович Головин служил по армейской пехоте командором 122-го пехотного полка, с которым участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. За проявленные в этой войне храбрость и успешное командование награжден орденом Св. Георгия IV степени и Золотым именным оружием. Войну П.М. Головин встретил в звании полковника, а в 1878 г. ему присвоено звание генерал-майора и доверено командование 1-й бригадой 31-й пехотной дивизии. Умер Петр Михайлович в Санкт-Петербурге 14 марта 1886 г. Успешную военную карьеру сделали его братья Василий и Николай Михайловичи^[1040].

Его сосед по дому Павел Петрович Тыртов начинал морскую службу офицером Балтийского флота. Свое первое офицерское звание, капитана-лейтенанта, получил в 1866 г., в 1874 г. ему присвоено звание капитана 2-го ранга, а в 1877 г. — капитана 1-го ранга. С 1883 г. — контр-адмирал, с 1892 г. — вице-адмирал. П.П. Тыров был участником Восточной (Крымской) войны 1853–1856 гг. Бо́льшую часть жизни провел на море, командуя кораблями «Смерч», «Аскольд», «Не тронь меня», «Князь Пожарский» и «Владимир Мономах». С 1886 г. — помощник начальника Главного морского штаба, с 1891 г. — начальник эскадры в Тихом океане, наконец, с 1896 г. — управляющий Морским министерством в звании генерал-адъютанта. Умер 4 марта 1903 г. в Санкт-Петербурге. Успешную морскую карьеру сделали и его братья Сергей и Петр Петровичи. Первый из них последние годы своей жизни был командующим Черноморского флота и портами, военным губернатором г. Николаева и похоронен в Севастополе^[1041].

Боевой товарищ братьев Тыртовых — Алексей Александрович Корнилов, племянник героя Севастопольской обороны. Он, как и Тыртовы, начинал морскую службу офицером Балтийского, а 1855 г. — Черноморского флота. В 1860 г. ему присвоено звание капитан-лейтенанта, в 1866 г. — капитана 2-го ранга, в 1871 г. — капитана 1-го ранга, а в 1882 г. — контр-адмирала, с 1888 г. — вице-адмирал. Как и его знаменитый дядя, адмирал Корнилов, Алексей Александрович был участником Восточной (Крымской) войны 1853–1856 гг. и героической защиты Севастополя. С 1864 г. командовал кораблями Балтийского флота «Смерч», «Кремль», «Петропавловск» и «Минин». С 1882 г. — младший флагман Балтийского флота, с 1884 г. — помощник начальника Главного морского штаба (в это время он и снимал квартиру в доме О.П. Дружининой). В 1885 г. последовало новое назначение — командующим отрядами судов в Тихом океане. С 1886 г. — старший флагман Балтийского флота, 27 октября 1889 г. А.А. Корнилов ушел в отставку и прожил после этого еще четыре года. Умер 14 мая 1893 г. в Петербурге^[1042].

В этом доме пусть и незначительный период времени жил композитор Антон Григорьевич Рубинштейн. Наиболее известный петербургский адрес (ул. Рубинштейна, 38) на улице его имени, отмеченный мемориальной доской. Но не все знают, что первый адрес музыканта на бывшей Троицкой улице в доме, расположенного визави, под № 27, в котором он поселился в 1886 г. Автор самой авторитетной монографии, посвященной жизни и творчеству А.Г. Рубинштейна, Л.А. Баренбойм, называет только этот адрес, ошибочно относя его ко времени второго директорства музыканта в Петербургской консерватории в 1887–1891 гг.^[1043], а А.А. Пономарев в 5-м томе энциклопедии «Три века Санкт-Петербурга» допускает другую ошибку: «В 1887–1891 году композитор — отмечает он, — жил на Троицкой улице, 27 (позже улица Рубинштейна, 38), соединяя в один адрес два разных дома, на четной и нечетной сторонах улицы^[1044].

В доме в Троицком пер., 27 (так тогда называлась улица), Антон Григорьевич поселился в 1886 г., в скромной трехкомнатной квартире, после завершения знаменитых «Исторических концертов». Здесь музыканту предстояло осмыслить итоги прошедшего напряженного концертного сезона. «В сезон 1885/1886 года, — вспоминал Антон Григорьевич, — я привел в исполнение мысль, которую давно лелеял: мне хотелось как окончания своей виртуозной деятельности представить в ряде концертов в главных центрах Европы обзор постепенного развития фортепианной музыки. Начал я это когда-то в Америке. До меня бывали лекции по истории музыки, но исторических концертов, в таком, по крайне мере, объеме, как я представлял, не было. Для подготовки к концертам понадобилось 50 лет, вся жизнь. А непосредственная подготовка заняла одно лето. Часть вещей я знал с детства, с колыбели (в музыке это очень важно); выучил также много нового. Никакого суфлера на моих концертах, конечно, не было. Я дал по семи Исторических концертов в Петербурге, Москве, Вене, Берлине, Лондоне, Париже и Лейпциге; по три концерта в Дрездене и Брюсселе; при этом в первых семи городах каждый исторический концерт давал я вдвойне, то есть каждую концертную программу повторял: один раз играл для публики, другой раз (на другой день) — для учащихся. На те и другие концерты слушателей набиралось масса. Дело казалось действительно невероятным: например, два вечера. Играю в Петербурге, затем сразу же два вечера в Москве, возвращаюсь в Петербург и вновь даю сразу два концертных вечера и т. д.; 14 концертов в каждом из этих городов, а всего 28 концертов. Отношение публики было всюду и везде очень сочувственным. Физического утомления я не испытывал»^[1045].

Ф.А. Бредихин

Воодушевленный результатами фортепианных исторических концертов Рубинштейн решил провести аналогичные и в сфере симфонической музыки, ознаменовав таким образом окончание своей регулярной дирижерской практики в собраниях Петербургского отделения Русского музыкального общества. Десять симфонических исторических концертов и один дополнительный, отчасти посвященный памяти скончавшегося А.П. Бородина, состоялись в Петербурге уже в следующем сезоне 1886/87 г.^[1046] В доме по Троицкому пер., 27, А.Г. Рубинштейн прожил меньше года и уже в январе 1887 г. переселился в дом № 38.

В 1892 г. дом по акту купчей крепости перешел во владение графини М.Э. Клейнмихель, а через два года дворянам — тайному советнику, сенатору Афанасию Николаевичу Сомову и его брату камергеру Высочайшего двора Митрофану Николаевичу^[1047].

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г., в этом доме проживал выдающийся астроном, академик Петербургской Академии наук Федор Александрович Бредихин (1831–1904). Ученый проводил точнейшие астрономические, фотографические и спектральные наблюдения. Под руководством Ф.А. Бредихина начались гравиметрические исследования в России; он создал классификацию и механическую теорию кометных форм, теорию хвостов и распада комет, образования метеоритных потоков. Итогом этих исследований стали так называемые трубы Ф.А. Бредихина по исследованию комет и метеоров^[1048].

В этом доме в те же годы жили: преподаватель гимназии Н.С. Аистов, действительный статский советник, ординарный академик Петербургской Академии наук, профессор Санкт-Петербургского университета, член археологической комиссии В.Г. Василевский, преподаватели — реального училища Ф.Х. Геннигес, Александровского лицея, Высших женских Бестужевских курсов и женской гимназии Таганцевой Н.А. Котляревский^[1049].

Среди жильцов дома были и военные — подпоручики А.К. Боде (дорожный батальон) и А.И. Иванов (ижорский резервный батальон); чиновники — коллежский советник, служащий канцелярии министра внутренних дел П.И. Иванов, действительный статский советник, цензор Цензурного комитета С.И. Коссович, служащий Департамента шоссейных и водных сообщений Министерства путей сообщения А.К. Литовченко, чиновник особых поручений Министерства финансов В.Г. Рясовский, председатель правления Дома трудолюбия, деятели Департамента торговли и мануфактур статские советники Н.Н. фон Крузе-младший и Государственного дворянского земельного банка Н.Ф. фон Крузе-старший (его дочь М.Н. фон Крузе преподавала в Рождественской женской гимназии)^[1050].

К купеческому сословию принадлежали проживавшие в доме — почетный гражданин Н.М. Клеков и купчиха 1-й гильдии Б. Сегаль^[1051].

Квартирантами дома были артист балета Михаил Михайлов (Александров), инженер, член Морского технического комитета С.В. Остроумов, а постоянный прием больных здесь проводил действительный статский советник В.Л. Шатковский^[1052].

В те годы в доме № 27 располагались винный погреб Г.И. Бояринова, контора Общества взаимного страхования жизни «Нью-Йорк», представителем которой был Георг Голлидай, мясная и зеленная лавки А.М. Колокольцева^[1053].

По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., в доме Сомовых размещалось генеральное консульство Монако и проживал вице-консул «Монакский и Бразильский» фон Иоганн Планше. Квартиры в доме, как и прежде, снимали государственные служащие, такие как чиновник особых поручений в Главном управлении Государственного коннозаводства полковник Н.И. Ганецкий и председатель Департамента С-Петербургской судебной палаты И.К. Максимович, а также чиновники меньших рангов из министерств внутренних дел, народного образования и юстиции^[1054].

Значительную часть квартирантов составляли военные и члены их семей. Назовем здесь некоторых из них — подпоручика лейб-гвардии Измайловского полка А.И. Бутковского, вдову генерал-лейтенанта П.А. Поливанову, ротмистра С-Петербургского Губернского Жандармского управления С.В. Савицкого, дочь генерал-майора А.В. Стрельникову, подпоручика 210-го пехотного резервного Ижорского полка Н.А. Шагина^[1055].

Квартирантами дома были: инженер, действительный статский советник, член правления Общества «Шлиссельбургское пароходство» Н.А. Лутохин; видный деятель на поприще распространения коммерческих знаний, возглавлявший еще Общество улучшения народного труда в память царя-освободителя Александра II В.М. Суворов; помощник присяжного поверенного К.М. Финкельгутсин (также издатель журнала «Венский шик»), доктор медицины, практикующий врач-акушер Ю.Э. Фридлендер^[1056].

В 1890–1910-е гг. в доме № 27 жил архитектор Санкт-Петербургского городского кредитного общества Дмитрий Алексеевич Шагин, автор первоначального проекта застройки Бородинской улицы и 17 доходных домов, вместе с ним проживали его братья, уже упомянутый нами Николай Алексеевич — подпоручик, а также Владимир и Иван Алексеевичи — личные почетные граждане, служащие Государственного банка^[1057].

В то же время в доме жили повивальная бабка Е.Н. Апарина, заказы на изготовление модных дамских платьев принимала портниха М.М. Волдаева, прачечное заведение содержала Е.Ф. Орлова, ремесленники, обслуживавшие как жильцов дома, так и всей улицы, плиссе-гармошки Е.В. Русецкая^[1058].

Дом № 27 без малого 10 лет принадлежал братьям Афанасию и Митрофану Михайловичам Сомовым. Первый из них служил в 5-м Департаменте Правительствующего Сената и дослужился до звания тайного советника, другой все эти годы — камергер Высочайшего двора. Информация, содержащаяся в «Ведомости о доходах с дома», составленной 2 апреля 1910 г., позволяет нам говорить о высоком социальном статусе его жильцов. В барских 9-комнатных квартирах проживали светлейший князь Н.Н. Мигрельский, князь Б.Г. Волконский, действительный статский советник Н.И. Микляев, доктора медицины, надворный советник, директор известной Троицкой водолечебницы; врач Максимилианской больницы и детского сада для глухонемых Е.С. Боршипельский, а также врач Городской калининской больницы А.А. Лебедев, дворянка Н.Л. Загряжская, купец 1-й гильдии Фогель и др.^[1059]

Среди жильцов дома мы нашли имя Абрама, или Авраама (полное имя), Евсеевича Ефрона, отца Ильи Абрамовича Ефрона — отца известного издателя, одного из учредителей издательской фирмы «Брокгауз-Ефрон», прославившегося выпуском знаменитого энциклопедического словаря. Авраам Евсеевич состоял в купечестве с 1868 г., занимался казенным подрядами и лесопромышленностью, состоял в Виленской губернии купеческим торговым депутатом и почетным блюстителем Ошмянского казенного училища. Здесь он проживал со своей второй женой Софией, от которой у него было пятеро детей: 13-летний Густав, 10-летний Иосиф, 9-летний Евсей, 7-летний Маврикий, дочь Берта и 15-летний приемный сын Борис Борисович Базилинский, все они были жильцами этого дома^[1060].

В 1910 г. А.Ф. Сомов возводит новый «лицевой каменный пятиэтажный дом с такими же флигелями по правой и левой границам двора и с двумя четырехэтажными выступами, надворные флигели поперек первого и второго дворов и по правой и левой границам двора», 26 мая 1911 г. имущество Сомовых по акту купчей крепости перешло во владение санкт-петербургского купца Г.К. Толченова. В архивном деле содержится информация о сильном пожаре дома, ущерб о котором составил 6600 руб. В 1915 г. лицевые квартиры шестого этажа были обращены в городскую школу (городское 4-классное ремесленное училище). В новой «Ведомости о доходах» за 1915 г. среди жильцов названы уже упоминавшиеся нами светлейший князь Н.Н. Мингрельский, князь В.В. Барятинский, французский подданный Де Бур. Все годы существования доходного дома на его первом этаже во всю длину улицы располагались торговые помещения. Незадолго до Февральской революции, 27 января 1917 г., имущество, принадлежавшие Г.К. Толченову, перешло во владение отставного генерал-майора военного инженера К.Я. Аренина ^[1061].

В адресной книге «Весь Петроград» на 1917 г. содержится информация более чем о 40 обитателях этого дома. Это его долгожители: доктор медицины Е.С. Боришпольский, к этому времени уже статский советник, ординатор Императорской Военно-медицинской академии, специалист по нервным болезням и пр., светлейший князь Н.Н. Мингрельский, еще один доктор медицины, акушер Ю.Э. Фридлендер, архитектор Д.А. Шагин^[1062].

Квартирантами дома были председатели разных социальных групп и профессий. Среди них: почетный гражданин И.И. Воронов; титулярный советник, кандидат экономики А.Я. Литвиенко, служивший в Главном управлении по делам местного хозяйства; помощница присяжных поверенных С.О. Локалова (одна из первых женщин, аттестованных помощниц присяжных поверенных); провизор М.А. Нехамкина; зубные врачи Г.Л. Поляк и А.П. Славутская; инженер-технолог И.Л. Слевинский и инженер-электрик С.С. Сольц; помощник присяжного поверенного М.М. Цубанов, врач П.А. Шатенштейн и почетный гражданин А.П. Цыпленков и др.^[1063]

Из представителей творческих профессий назовем: ученого, кандидата истории М.Я. Кливанского; заведующую 4-классного женского училища (работало в этом доме) Н.Н. Герц и преподавателя на драматических курсах Топорской М.Г. Хайта^[1064].

В предреволюционные годы в этом доме поддерживалась высокая торговая активность. Здесь работали обойная мастерская А.И. Келлинс, прачечная М.В. Пожидаевой, магазин колониальных товаров И.В. Мезнева, мастерская дамских шляп Ф.Л. Святова, скорняжная мастерская П.М. Липина, магазин стекла и осветительных приборов, принадлежавший М.Т. Сущеву, заказы модниц выполняла портниха Н.О. Юрьева^[1065].

Любопытный факт: последний документ в архивном деле (справка о состоянии долга К.А. Аверина) датирован 29 ноября 1917 г., т. е. уже после Октябрьской революции^[1066].

Просматривая адресные книги «Весь Ленинград» с 1925 по 1935 г., мы установили, что с дореволюционных времен жильцами дома все эти годы оставался доктор медицины Е.С. Боришпольский. В этих книгах он значится как профессор Военно-медицинской академии, а также преподаватель Н.Н. Герц, руководившая прежде 4-х классным женским училищем^[1067].

Квартирантами этого дома в 1930-е гг. были: преподаватель О.Н. Андриапольская, корректор М.П. Баржанский, служащая Н.П. Белова, портнихи С.П. Белова и В.С. Владимирова, радиотехник В.В. Карпович, А.И. Куприн, полный тезка писателя (но А.И. Куприн после возвращения из эмиграции жил по другому адресу), кустарь А.И. Либенсон, сапожник С.П. Лисицын, библиотекарь М.С. Лойцянская, служащий Е.П. Мейер, зубной врач Б.А. Миркина^[1068]. В предреволюционные годы в доме размещался хлебобулочный магазин «Пролетарий», работавший и в годы блокады Ленинграда, унесшие жизни многих жителей дома.

Как и соседний дом № 25, «Дом А.П. Рот» в 2001 г. включен в перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность (учетных памятников). Главным аргументом для включения в этот перечень стало то, что здание построено по проекту известного архитектора, академика М.А. Макарова и имеет, безусловно, художественное достоинство. Но история дома, известные личности, связанные с ним за 140 лет его существования, могут также служить дополнительными аргументами^[1069]. Сегодня в первом из домов под № 27 располагаются кафе и бары с необычными названиями: «Гучи», Анонимное Общество Усердных Дегустаторов», «Mr. Rowdy».

Дом № 29/28

Последний на нечетной стороне улицы угловой светло-коричневого окраса четырехэтажный дом с мансардой под № 29 по улице Рубинштейна и № 28 по улице Ломоносова, декорирован он значительно богаче соседнего. Своеобразие его фасада в причудливых сандриках второго рустованного этажа, украшенных скульптурными масками «под античность» и в крупных треугольных раскрепованных сандриках третьего этажа с декоративными веночками, а также двух своеобразных композиций из больших окон третьего и четвертого этажей, словно обрамленных рамами. Эти рамы образованы лопатками в два этажа и сандриками, украшенными растительным орнаментом. Арочные окна мансарды с лучковыми наличниками соединены цветочными гирляндами. Первый этаж дома, отличается от других крупными окнами-витринами, имеет входные двери, декорированные полуциркульными аттиками на консолях.

Правая, старейшая часть, дома возведена в 1859 г. по проекту городского архитектора Е.А. Тура (1831–1869), построившего за свою короткую жизнь шесть доходных домов и ряд построек, принадлежавшие А.Б. Фитингофу на Шпалерной улице^[1070]. Левая же часть построена в 1904–1905 гг. по проекту техника Городской управы К.К. Кохендерфера. В середине XIX в. на этом участке стоял трехэтажный дом, принадлежавший коллежскому советнику Александру Алексеевичу Михайлову^[1071].

Дом № 29. Фото авторов, 2021 г.

Дом № 29/28. Фото авторов, 2021 г.

С начала 1890-х гг. этот дом переходит в собственность купцу, прусскому подданному Филиппу Матвеевичу Геку и его жене Марии Владимировне Гек, а с 1894 г. — их наследнице Марии Андреевне Гек^[1072].

В это время в доме проживали: практикующий врач Р.Р. Бурсиан (специализация, ортопедия, массаж и лечебная гимнастика), коллежский советник, состоявший на службе одновременно в собственной Ее Императорского Величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии, больнице при Свято-Троицкой общине сестер милосердия, Николаевском женском училище и гимнастическом институте для дам; Л.И. Воронцов держал шорную мастерскую, а А.И. Горюнова — золотошвейную; отставной артист Ф. Динтш сдавал на прокат рояли; Е.И. Ефимова занималась шитьем дамских нарядов, басонным и позументным ремеслом; А.Т. Лебедева содержала гробовую мастерскую; мастерскую дамских нарядов держала в доме А.А. Леммергардт; А. Прокуратов предлагал услуги по малярному делу; еще один практикующий врач, С.О. Фамилиер, специализировался на детских болезнях и гинекологии^[1073].

Дошедший до нас дом перестроили, когда участком по Троицкой, 29/28, владели наследники купца Ф.М. Гека — профессор Ф.Ф. Гек, Л. и В.Ф Геки, вдова д. ст. сов. С.Ф. Вальтер (урожден. Гек)^[1074].

В 1904 г. наследники купца Ф.М. Гека обратились в Санкт-Петербургское городское кредитное общество за ссудой под залог своего имущества. Архитектор А. Ковшаров в описях имущества от 20 января 1904 г. выделил «3 отделения: в 1-м каменный лицевой дом в 4 этажа. Во 2-м — каменный лицевой дом в 3 этажа на углу Троицкой улицы и Чернышева переулка, и наконец, в 3-м — каменные надворные флигеля в 4 этажа и нежилую котельную в 3 этажа по боковым границам и поперек двора. Во всем доме было 52 квартиры»^[1075]. В «Ведомостях о доходах с дома» за тот год мы находим фамилии уже упомянутых ранее д. ст. сов. Р.Р. Бурсиана, занимавшего квартиру в 7 комнат, и еще 5 комнат под свое врачебно-гимнастическое, массажное и ортопедическое заведение; владельца шорной лавки Л.И. Воронцова; портнихи Е.И. Ефимовой; отставного артиста Ф. Динтша, занимавшегося прокатом роялей. Двухкомнатные квартиры в первом этаже под торговлю арендовали: Нейман — под табачный магазин, Тарасов — под киотную, а Распадин — под фруктовую лавку, Елкин — под винный погреб. В 5-комнатной квартире располагался часовой магазин Розена, а в 7-комнатной — мебельный магазин Шафрата. В это время здесь проживали доктор медицины Г.Ф. Цейдлер, лекарь С.Я. Дорфман, помощник присяжного поверенного Фальберг, титулярный советник Н.М. Кривошеин, военный музыкант, открывший в 6-комнатной квартире музыкальную школу^[1076].

Особо следует сказать о наследниках купца Ф.М. Гека, проживавших в собственном доме. Карл Антонович Вальтер, доктор медицины, работал ассистентом в Обуховской больнице, Софья Филипповна Вальтер, вдова действительного статского советника, вела хозяйство в доме, а ее дочь, Екатерина Антоновна, преподавала в Сиротском институте императора Николая I^[1077]. После возведения нового дома его владельцы сразу же погасили свой долг Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу, и дело закрыли. Просматривая адресные книги за 1905–1915 гг., мы отмечали удивительную стабильность его уклада и постоянство жильцов, когда-то выбравших этот дом местом своего обитания.

В 1917 г. в доме Геков размещались: лечебница горловых, ушных и носовых болезней М.Я. Бомаш; врачебно-гимнастическое и массажное заведение долгожителя дома Р.Р. Бурсиана и его же школа для изучения массажа и гимнастики; Петроградское отделение Московского химико-бактериологического института доктора Ф.М. Блюменталя и при нем склад лечебных сывороток жителя дома Е.Д. Кальварского; зубоврачебный кабинет М.Л. Браудс; в доме много лет жил практикующий врач-хирург Г.Ф. Цейдлер, доктор медицины, ординатор, профессор женского медицинского института, консультант многих клиник столицы^[1078].

По-прежнему в доме шорным товаром торговал Л.И. Воронцов; заказы модниц выполняли дамские портные М.С. Давыдов и И.Д. Московкин; малярные работы — А.А. Прокуратов; заказы военных — портной О.И. Рекстин, который открыл училище для обучения портновскому ремеслу; торговал колбасами — Ф.С. Григорьев, а шоколадом, какао, бисквитами и кофе — магазин Ж. Борман; сапожную мастерскую содержал мастер П.П. Прокофьев^[1079].

В доме был открыт магазин готовых платьев фирмы «Г.Д. Морис», который содержал купец В.М. Старосельский. М.Н. Барышников в своем историческом справочнике пишет о нем: «Накануне Перовой мировой войны в доме поселился купец 2-й гильдии В.М. Старосельский, один из владельцев торговой фирмы „Морис“, основанной еще в 1891 году купцом 2-й гильдии Морицем Юлием Вульфсоном, открывшим магазин мужской одежды на Невском проспекте [кстати, Юлий Вульфсон, проживал по соседству, в Графском переулке, 7]»^[1080].

В доме располагался обойный магазин И.П. Лебедева, собственный фотограф Е.Ш. Майтефель и даже бюро похоронной продукции, принадлежавшее А.Л. Потапову^[1081]. И это далеко не полный перечень услуг, которые предлагались жителям дома и всей Троицкой улицы.

В 1920–1930-е гг. здесь жили деятели искусства: артисты Осип Ильич Агулянский и его брат Арон Ильич, зав. Центральным домом Союза работников искусств (по данным адресной книги за 1935 г., он уже директор областного Дома художников); скрипач Илья Абрамович Бейрах; с дореволюционных времен в доме по-прежнему проживала семья Бурсиан — глава семьи, врач Роберт Робертович, его сыновья Виктор Робертович — профессор, Борис Робертович — архитектор, дочь Софья Робертовна, библиотекарь «Главмервеса», их мать Бурсиан Анна Романовна — преподаватель; врач М.Я. Бомаш; член коллегии защитников С. Давидович; домохозяйка Фелиция Давидовна; служащие — М.Д. Веденеева, А.Б. Виннер, Л.С. Дорфман, В.И. Кобер и др.^[1082]

В предвоенные годы в доме работал лишь один хлебобулочный магазин «Пролетарий № 38»^[1083], в то время как в дореволюционные годы здесь работало десять торговых учреждений.

Уже много лет в этом доме располагается отель «Династия», а на первом этаже — кафе «У Ларисы», кафе-хачапурная «Имерули», стритфуд «Frank».

Четная сторона

Дом № 34/15

Трехэтажный песчаного цвета угловой дом № 34/15, как и соседний, имеет строгий, лишенный богатого декора, простой фасад. Элементами его оформления являются рустовка 1-го этажа, наличники окон, поэтажные тяги и большой карниз. Историки архитектуры относят дом к началу XIX в.^[1084]

Дом № 34/15. Фото авторов, 2021 г.

Дом дошел до нас с небольшими изменениями после реконструкции, произведенной в 1907 г., когда им владел гражданский инженер А.С. Гулин, надстроен третьим этажом архитектором В.А. Липским. В «Атласе тринадцати частей…» владелицей стоявшего здесь 2-этажного дома «в 13 саженей» названа купчиха А.П. Верховская^[1085].

В 1890-е гг. владельцем этого участка уже является купец, потомственный почетный гражданин Игнатий Петрович Лесников, заложивший свой дом Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу, после его смерти дом по наследству перешел вдове Прасковье Тарасовне Лесниковой.

Из описи дома, составленного 3 июля 1896 г. архитектором А. Ковшаровым, известно, что «каменный угловой лицевой дом… по-прежнему был в 2 этажа… в связи с надворными флигелями в 2 этажа с мезонином. Часть лицевого дома со стороны двора также имела мезонин… каменная надворная служба в один этаж. В доме на тот период всего 5 квартир, в т. ч. один магазин и при нем квартира». Из этих квартир одна включала в себя 17 комнат, три квартиры были 5-комнатные, две — 3-комнатные, в большинстве квартир были установлены 7 ватерклозетов, 6 раковин и 3 ванны^[1086].

По адресным книгам «Весь Петербург» за 1890-е гг. удалось установить имена жильцов и арендаторов дома Лесниковой. Бо́льшую часть квартир занимала гостиница И.Г. Полозова; Н.И. Казаков открыл здесь табачную лавку, а Р.Я. Левитан — белошвейную мастерскую; Р.А. Савицкий состоял на службе сборов Юго-Западной железной дороги; вдова П.Т Лесникова проживала в собственном доме (владела также угловым домом по набережной Екатерининского канала и Невскому пр.,18/27)^[1087].

Согласно духовному завещанию, утвержденному 12 марта 1903 г., имущество Прасковьи Тарасовны Лесниковой перешло по наследству ее сыну, потомственному почетному гражданину Петру Игнатьевичу Лесникову, который в июне 1906 г. продает свой дом гражданскому инженеру Александру Сергеевичу Гулину, архитектору Николаевской детской больницы, гласному Городской думы, члену различных городских комиссий. По проекту А.С. Гулина (1870–1915) в Петербурге возведено шесть доходных домов, в том числе два, принадлежавших ему самому (В.О., Средний пр., 11 и 35)^[1088].

Под именем А.С. Гулина дом вошел в «Перечень вновь выявленных объектов исторической застройки Санкт-Петербурга, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность (учетных зданий)», хотя Александр Сергеевич и не был его последним владельцем. Из архивного дела известно, что по акту купчей крепости 23 января 1913 г. его имущество перешло во владение отставного капитана 2-го ранга Владимира Иосифовича Колышко, а еще через три года, 27 июля 1916 г., от последнего — Обществу для доставления начального образования еврейским детям г. Петрограда «Ирис»^[1089].

Заведующим Еврейского начального училища при «Ирис» являлся Садий Исаакович Авиром, представителем самого Общества, правление которого также размещалось в этом доме — Максим Романович Кревер. Училище «Ирис» тесно взаимодействовало с Обществом распространения просвещения между евреями России, размещавшемся по соседству, на Загородном пр., 23^[1090].

Само появление и работа подобных просветительских еврейских центров в Петербурге, столице Российской империи, было явлением симптоматичным. К началу ХХ в. здесь жило 28 268 евреев, к 1917 г. их число увеличилось почти вдвое. Первая мировая война, затронувшая западные губернии, привела к потоку беженцев-евреев, в том числе и в Петроград^[1091]. Значительное число евреев, врачей, присяжных поверенных, купцов, промышленников, деятелей культуры, проживало и на Троицкой улице.

Предшественниками названных обществ были Общество распространения просвещения, основанное еще в 1863 г. бароном Г.О. Гинцбургом и Общество ремесленного и земледельческого труда, которым руководил С.С. Поляков, крупнейший в России строитель и совладелец железных дорог. Они служили целями наиболее плодотворной ассимиляции евреев. По данным адресной книги «Весь Петербург» за 1899 г., в этом доме проходили заседания Общества распространения коммерческих знаний среди евреев.

Председателем общества был уже упомянутый ранее действительный статский советник барон Г.И. Гинцбург. Среди членов его правления были такие известные деятели еврейской диаспоры, как И.А. Вавельберг, М.А. Варшавский, действительный статский советник Я.М. Гальперин, барон Д.Г. Гинцбург (сын председателя), Л.И. Марголин, А.С. Таннинбаум, М.И. Нулшмер. Секретарем Общества был потомственный почетный гражданин У.У. Розенцвейт^[1092]. Еврейское национальное училище просуществовало здесь до 1918 г.

В советский период, и сегодня дом № 34 использовался не как жилой, а как офисное здание. Сегодня на трех этажах дома размещаются стоматологическая клиника, группа компаний «Петроэкспорт», турфирма «Евро-Вояж». Здесь компания «Alfa Print» предлагает большой выбор полиграфических услуг: изготовление листовок, баннеров, логотипов, календарей, плакатов, представленной продукции и др.

Дом № 36

Фасад 4-этажного на подвалах светло-коричневого, шоколадного цвета, дома № 36 украшен таким богатым декором, что хочется внимательнее всмотреться в него. Центральная ось здания акцентирована аркой въездных ворот и расположенным над ней балконом с большим арочным окном. Трапециевидное окно третьего этажа как своеобразной рамой оформлено пилястрами и причудливой насыщенной лепниной. Завершает эту центральную ось фасада лучковый раскрепованный аттик с тремя арочными небольшими окнами над широким карнизом. Своеобразие фасаду придают зубчатый поясок над окнами четвертого этажа, пышные цветочные гирлянды, вазы и балюстрада на крыше дома. Обогащают пластину фасада сандрики над окнами третьего этажа, замковые камни, украшающие окна четвертого, рустовка первого и балконы второго этажей. Симметрично центральной оси фасада расположены небольшие угловые ризалиты, завершенные меньших размеров лучковыми аттиками. Следует также отметить разнообразие форм окон: больших прямоугольных первого этажа, полуциркульных второго, трапециевидных третьего, маленьких квадратных окон четвертого. Первоначально здание возведено в 1873 г. как особняк М.И. Есиповой по проекту видного представителя эклектики академика архитектуры В.А. Кенеля, перестроено и расширено в 1877–1879 гг. другим академиком Е.И. Винтергальтером^[1093].

Дом № 36. Фото авторов, 2021 г.

Этот дом, как и соседние, включен в перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность как доходный дом М.В. Баструевой, за 30 лет до этого, в 1849 г., пустопорожний участок на месте дошедшего до нас дома принадлежал уже знакомой нам жене генерал-майора У.В. Козловой^[1094]. В 1870-е гг. этот участок приобрела М.И. Есипова, для которой на пустопорожнем участке и возвели здание особняка, но, как видно из архивного дела Санкт-Петербургского городского кредитного общества, уже в 1875 г. дом перешел в собственность купцу 2-й гильдии Д.И. Острову^[1095]. Из описи дома, выполненной архитектором Э.Г. Юргенсом, можно представить, каким было первое здание на этом участке. В ней назван «каменный двухэтажный дом с таковым же надворным флигелем», лицевое здание украшено балконом на кронштейнах, во дворе стояло два каменных флигеля: один одноэтажный в связи с основным зданием и каменный, также одноэтажный отдельно стоящий флигель. Всего в доме было восемь квартир: из них две — лицевые многокомнатные барские. Подвальные помещения Д.И. Остров приспособил под два торговых заведения. Через два года его имущество по акту купчей крепости, утвержденному 12 марта 1877 г., перешло жене гвардии ротмистра М.В. Баструевой^[1096].

Дом № 36. Декор. Фото авторов, 2021 г.

В новой описи от 22 ноября 1877 г. указан уже 4-этажный каменный дом со стороны улицы и 5-этажный со стороны двора. Причем при описании дома особенно подчеркнуто, что «часть дома прежде существовала, а часть ныне возведена вчерне», но при этом, «дом снаружи оштукатурен в стиле Людовика XV и украшен богатыми лепными работами»^[1097]. Этими-то лепными работами мы любуемся до сих пор.

Из «Ведомости о доходах с дома» мы узнаем, что новая домовладелица три квартиры в подвальных этажах выделила под магазины. На тот период в строящемся доме проживал лишь один жилец — купец 1-й гильдии В.И. Терликов, снимавший квартиру в 11 комнат на втором этаже. Остальные квартиры еще пустовали. В архивном деле содержится интересный документ «Удостоверение ротмистра лейб-гвардии Уланского полка Николая Никитича Баструева, мужа домовладелицы, находившегося в действующей армии». Шла Русско-турецкая война за освобождение славянских народов от турецкого ига, и пока муж воевал, жена возводила новый богатый дом, полностью строительство и отделку дома завершили в июне 1878 г.^[1098]

В новой описи, составленной архитектором И.И. Климовым, названы: «…Каменный дом по Троицкому переулку в 4 этажа, а со двора в 5 и частично в 6 с мансардой, 2 каменных флигеля: левый в 5 этажей, и правый в 5 этажей с сеновалами; 3 балкона; каменное строение в один этаж по задней границе двора, занятое под ледник», в доме устроено 29 ватерклозетов, 19 ванн, 48 чаш с кранами, но в то же время сохранялись еще 20 отхожих мест.

В каждое помещение под магазины с улицы провели газовые трубы, как и на трех парадных и трех черных лестницах, двор и подъезды с улицы также имели газовые фонари, в конюшнях были устроены водопроводы. Архитектор И.И. Климов с удовлетворением отметил высокое качество отделочных работ: «… строения оштукатурены с убранством и тщательной отделкой лицевого фасада»^[1099].

В новом доме располагалось 26 квартир и 7 магазинов, правда, по-прежнему были заняты лишь отдельные квартиры: в 9-комнатных квартирах проживали отставной капитан В.И. Буяльский, прусский подданный Макс Перль, лейб-медик Головин; 10-комнатную квартиру занимал потомственный почетный гражданин В.И. Терликов. Застройка дворовой территории продолжалась еще два года, возвели «новый каменный корпус в 5 и 6 этажей с боковыми частями в 2 этажа», а также конюшни на 6 стойл. Общая стоимость дома составила без малого 500 тыс. руб. В документах 1880 г. М.В. Баструева названа уже женой полковника лейб-гвардии Уланского полка^[1100].

В описи ее имущества, сделанной в ноябре 1883 г., перечислены все строения, возведенные ею за шесть лет. Постепенно стоимость дома вместе с землей по мере возведения новых строений неуклонно росла и достигла суммы в 495 706 руб., в то время самой большой на Троицкой улице^[1101].

В лицевом доме и дворовых флигелях устроено 37 квартир, в доме проживали придворные, чиновники, военные, купцы, назовем лишь некоторых из них: 11-комнатную квартиру занимал гофмейстер Двора Его Императорского Величества, тайный советник, сенатор Абаза; другой сенатор, статс-секретарь Его Императорского Величества Селифонтов проживал в 9-комнатной квартире; в 10-комнатных барских квартирах жили уже упомянутый нами старожил дома отставной капитан лейб-гвардии Литовского полка В.И. Буяльский и доктор А.А. Тарасов; 9-комнатные квартиры снимали тайный советник Вреден, надворный советник Болдырев, коллежский советник Левашов; статский советник Персиани жил в 7-комнатной квартире, так же как и купец Коган, а другой купец, Федоров, довольствовался 4-комнатной квартирой, как, впрочем, и муж домовладелицы, лейб-гвардии полковник Баструев; еще один боевой офицер, полковник Н.В. Бабиков, впоследствии генерал, снимал 5-комнатную квартиру.

В доме в 1880-е гг. проживали два архитектора: Матвей Юрьевич Левастон, занимавший 8-комнатную квартиру; инженер-архитектор Алексей Константинович Серебряков — автор известных доходных домов Шереметевых (Литейный пр., 51) и А.Д. Мурузи (Литейном пр., 24), — занимал самую большую 12-комнатную квартиру. Отдельные квартиры в доме в то время арендовали справочная контора Иванова, Городское училище для девочек (6 комнат), школа для кройки (4 комнаты), типография Маллиса. В доме располагалось 7 магазинов, в основном в подвальных этажах, все лестницы (парадные и черные) освещались газом^[1102].

По данным архивного дела и адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г., квартирантами дома Баструевой по-прежнему оставались люди состоятельные, так как стоимость квартирной платы здесь была значительно выше, чем в других домах на Троицкой улице. В то же время жить в таком доме считалось престижным. Этим объясняется большое количество жильцов, занимавших высокое положение в обществе, среди них: княжна Еникеева, сенаторы, тайный советник, присутствующий в Уголовном кассационном департаменте К.М. Гарткевич, тайный советник, владелец двух доходных домов А.А. Мельников, действительный тайный советник, обер-гофмейстер Двора Его Императорского Величества граф Э.К. Сиверс^[1103]; чиновники: Департамента полиции, действительный статский советник, управляющий Кирилло-Мефодиевского братства Н.П. Быков, Министерства путей сообщения В.В. Красинский, Департамента общих дел Министерства внутренних дел В.Д. Палтов (он же член дирекции Дамского Благотворительного тюремного комитета), Департамента таможенных сборов Р.Г. Гутман, канцелярии Министерства внутренних дел А.В. Дурасов^[1104].

Квартиры в доме снимали и крупные военные деятели: генерал-майор А.А. Фабрициус^[1105] и командующий 1-м армейским корпусом, член правления Общества Красного Креста, генерал от инфантерии М.П. Данилов^[1106].

В доме проживали и набирающие силу представители крупного капитала — банкиры, промышленники, торговцы, среди них: попечитель Благотворительного общества о попечении глухонемых, совладельцы Бумагокрасительной фабрики «Бергер и Верт» П.М. Бергер и Л.И. Берниц (последний в доме открыл магазин типографических принадлежностей и красок); потомственный почетный гражданин, управляющий Тульского поземного банка Е.П. Вейнберг; Леопольд Германович жил в этом доме с женой Фелицатой Петровной и дочерью Натальей^[1107].

Барские квартиры в доме снимали владелица доходных домов и производства искусственных и минеральных вод и шипучек А.К. Москвина, хозяин литографской мастерской Н.И. Попов (владелец доходного дома на Головинской ул., 27), М.Г. Базилевская и ее муж Ф.В. Базилевский^[1108].

Еще одну группу жильцов дома составляли врачи и учителя. Назовем здесь практикующих врачей И.С. Аркадьева, дантиста, консультанта Общества сестер милосердия и Павловского института и Л.А. Гордона, доктора медицины, специалиста по болезням уха, горла, носа, консультанта дирекции Императорских театров и Министерства путей сообщения, члена Врачебного совета при Департаменте железных дорог и пр.^[1109]

В доме снимали квартиры и педагоги — надворный советник И.В. Белостицкий, учитель 10-й и Литейной женской гимназии и К.Ф. Гельцнер, учитель 1-й Санкт-Петербургской гимназии^[1110].

Среди проживавших в доме Баструевой: присяжные поверенные и их помощники Г.Н. Вайнштейм, И.С. Варшавский, А.С. Габрилович, Ф.А. Розинг^[1111].

Встречались среди жильцов дома Баструевой люди творческих профессий: балерина М.С. Скорсюк (Скорсюкова). Мария Сергеевна выступала на сцене Императорского Мариинского театра в звании первой танцовщицы вместе с примами Перине Леньяни и Матильдой Кшесинской в классических балетах, поставленных выдающимися балетмейстерами Л.И. Ивановым и М.И. Петипа и архитектор А.А. Смирнов, служивший в Санкт-Петербургском градоначальстве (1893–1903 гг.), Главном управлении почт и телеграфа. По его проектам построен Дом трудолюбия (наб. Обводного канала, 179), перестроены жилой дом Общества улучшений помещений для рабочих и нуждающегося населения (Английский пр., 17–19), доходный дом С.Н. Плаутина (Дворцовая наб., 24)^[1112].

Через пять лет состав жильцов дома изменился лишь на треть. Среди них мы находим нового квартиранта графа Красицкого и старожила дома генерал-майора М.П. Фабрициуса; купца 1-й гильдии Ф.М. Квитте; инженера Министерства путей сообщения В.В. Красинского; полковника Главного интендантского управления К.Н. Макарова; квартиру в доме снимала врач-акушер Московского городского родительного приюта О.В. Прокофьева; потомственного почетного гражданина, управляющего Русского торгово-промышленного банка, председателя Общества Истьинских металлургических и механических заводов и Общества Портландских цементных заводов «Рудники» А.Ф. Рафаловича; служащего Санкт-Петербургский конторы Государственного банка М.Н. Тарлецкого; почетного гражданина, директора правления Казинского общества водоснабжения, Общества Истьинских металлургических и механических заводов Ф.К. Шифлера; поручика 18-го саперного батальона А.Р. Шпицберга^[1113].

В 1899 г. в доме М.В. Баструевой были открыты: дамская модная мастерская Эрнестины Гримо; портновская мастерская Ш.М. Липшица; меблированные комнаты П.Т. Тихоновой; модный магазин купца С.Е. Молчанова^[1114].

На рубеже веков финансовое положение М.В. Баструевой резко пошатнулось, она овдовела, и за неуплату долгов Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу ее дом неоднократно выставлялся на продажу, ей приходилось снова и снова занимать деньги у разных кредиторов, чтобы оплатить эти долги. В 1901 г. над ней назначили опеку, которую осуществляли бывшие сослуживцы ее покойного мужа генерал-лейтенанты Н.В. Бибиков и П.П. Баранов, проживавшие в доме Баструевой, 15 декабря 1910 г. имущество Марии Валерьевны, «согласно исполнительного листа», перешло во владение Н.В. Бибикова, к тому времени уже генерала от кавалерии^[1115].

Николай Васильевич — известный военный деятель, а потому заслуживает отдельного рассказа. Родился 16 августа 1842 г. в семье генерал-майора Валерия Александровича Бибикова. Военное образование получил в Николаевском Кавалерийском училище, которое окончил в 1861 г. Службу офицера проходил в лейб-гвардии Уланском Его Величества полку, как и муж домовладелицы, полковник Н.Н. Баструев. Валерий Александрович принял участие в Польской кампании 1863–1864 гг. и Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. За проявленную храбрость награжден Золотым оружием и продвижением по службе. К 1890 г. он уже в звании генерал-майора, с 1899 — генерал-лейтенанта, с 1888 г. В.А. Бибиков адъютант при командующем войсками Варшавского военного округа, с 1890 г. — генерал для особых поручений в этом округе, с 1892 г. — городской президент Варшавы. В 1906 г. уволен в отставку с правом в генералы от кавалерии, однако с началом Первой мировой войны, 18 октября 1914 г., вновь принят на службу с тем же чином. Активно занимаясь благотворительностью, В.А. Бибиков являлся почетным опекуном Совета учреждений императрицы Марии по Петроградскому присутствию. С 18 мая 1917 г. В.А. Бибиков в отставке^[1116].

Как мы отмечали, уже будучи в отставке, в доме № 36 поселился генерал-майор А.А. Фабрициус. Как и Бибиков, Фабрициус потомственный офицер. Родился 15 марта 1869 г. в семье полковника. Первоначальное образование получил в Псковском кадетском корпусе в 1887 г., с 1889 г. обучался в Константиновском военном училище и Офицерской стрелковой школе. Начинал службу офицером 7-го Гренадерского полка и гвардейской пехоте. Вот записи из послужного списка: «…Капитан гвардии с 1901 года, полковник с 1909 года, генерал-майор с 1916 года. Алексей Александрович в годы Первой мировой войны командовал батальоном 85-го пехотного полка, с 16 августа 1914 года по 1917 был командиром 265-го пехотного полка»^[1117].

В предреволюционные годы в доме Н.В. Бибикова размео щалась строительная контора «Нельсон и К», которой владел В.А. Нельсон. Принимались подряды на производство асфальтовых, бетонный и железобетонных работ^[1118].

В 1917 г. в этом доме мелочную торговлю содержал В.И. Иванов, сливочную и колбасную — купец В.И. Хазиков, несколько квартир занимали меблированные комнаты, помимо названной ранее П.Т. Тихоновой, их содержала жена коллежского советника Т.И. Нагаева^[1119].

Продолжали работать: буфет «Конкурент»; для пользователей ванн И.Г. Вагунин открыл магазин кранов; сапожная мастерская Ф.А. Снежова; ателье плиссе-гармоники О.Д. Левинсон^[1120].

Новыми жильцами дома в 1917 г. стали член Государственной думы Г.Т. Алферов; доктор медицины, профессор, действительный статский советник, приват-доцент Императорской Военно-медицинской академии, почетный консультант Максимилиановской лечебницы, практикующий врач А.И. Замшин; тайный советник, сенатор Н.М. Клингенберг; губернский секретарь, главный агент Страхового общества «Русской Ллойд» Э.Л. Нагурский; чиновник Департамента железнодорожных дел П.П. Сафонов; статский советник В.В. фон Циммерман; инженер путей сообщения, статский советник, профессор Института инженеров путей сообщений, начальник Сызрано-Вяземской железной дороги В.Н. Щегловитов и др.^[1121]

Н.М. Клингенберг

По-прежнему в собственном доме проживал Н.В. Бибиков, который, уйдя на пенсию, занимался активной благотворительной деятельностью, будучи Почетным опекуном Павловского института и членом Учрежденной особой комиссии. Вместе с ним в доме проживали его жена Анна Евгеньевна и дочь Ксения^[1122].

Долгожителями дома были: доктор медицины, действительный статский советник Л.А. Гордон; присяжный поверенный М.М. Гурьев; занимались врачебной практикой женщины-врачи — О.В. Прокофьева, специализировалась на женских болезнях, А.А. Апатова, была окулистом; служащий Ф.А. Розинг и помощник присяжного поверенного В.В. Белливин^[1123]. Одну из квартир в доме арендовала Канцелярия по распространению изданий в пользу Ксениевского общества попечения о детях тружеников судоходства и воздухоплавания, другую — Русское кинематографическое товарищество^[1124].

Драматично сложилась судьба многих из жильцов этого дома после Октябрьской революции, Н.В. Бибиков во время Гражданской войны сражался в Вооруженных силах юга России, а после исхода Белой армии из России эмигрировал в Чехословакию, а проживавший в его доме генерал-майор А.А. Фабрициус мобилизован большевиками и сражался на стороне красных. Его дальнейшая судьба неизвестна^[1125].

В советский период барские квартиры после уплотнения превратились в коммунальные, в 1920–1940-е гг. в доме проживали видные советские работники, профессура. Один из самых известных жильцов — Владимир Владимирович Арнольд, профессор, ректор Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, вместе с ним жила его жена Ольга Владимировна^[1126].

Из выявленных нами жильцов дома назовем: преподавателя того же вуза Н.И. Анкудинову, пианистку Ю.Е. Ариан-Браиловскую, врача П.М. Будревича, инженеров В.Ф. Гувале и Л.Н. Елисеева, счетовода М.Д. Запевалова, технолога Г.А. Лашутина, Я.И. Ляндерса, врача П.А. Неймана^[1127]; служащих советских учреждений Г.Б. Амирханова, П.И. Брайнина, В.М. Браиловского, С.М. Городецкую-Рахлину, В.А. Лобозову, Г.Ю. Молла, сотрудницу областного управления местной промышленности М.И. Анакину^[1128].

Любопытная подробность: по воспоминаниям старожилов улицы, «во второй половине 1940 — начале 1950-х годов прекрасным дополнением к архитектурным достоинствам этого дома были 2 эрдельтерьера, гулявшие на большом балконе. Любые собаки в центре Ленинграда тогда были редкостью, а тут — такие роскошные, почти медведи», еще одно свидетельство жителя С.Г. Голикова, что в 1965 г. в доме размещался металлоштамповочный цех Ленинградского отдела Всероссийского общества глухих.

С 1980 по 1990 г. в коммунальной квартире № 17 (3-й этаж, дворовый флигель) этого дома жил советский писатель Михаил Михайлович Чулаки (25.02.1941–21.08. 2002)^[1129].

В его повести «У Пяти углов» нашли яркое отражение жизнь и быт улицы Рубинштейна советского времени. Сын известного советского композитора, родился в 1941 г. В литературу вошел в 1970-е гг., когда одна за другой выходят его книги: роман «Тенор» (1979), повести «Что почем» (1978), «Четыре портрета», «Прекрасная земля» (обе в 1981-м), «Праздник похорон» (1990), «Высоковольтный, или Жизнь в предчувствии чудес», «Хорошо, что все прошло». Как отмечает исследователь его творчества: «Главный герой М. Чулаки — городской интеллигент в переломный момент осознания своего подлинного предназначения. Писателя всегда волновали проблемы нравственной допустимости воздействия человека на природу, утверждения жизнетворящей силы искусства».

Для нас наибольший интерес представляет названная ранее его повесть «У Пяти углов», действие которой протекает в пространстве между улицами Рубинштейна и Ломоносова, Загородным проспектом, Графским и Щербаковым переулками. Их названия постоянно вплетаются в ткань повествования. Главные герои повести, молодой композитор Филипп Варламов, его отец Николай Акимыч, водитель троллейбуса, большой знаток Петербурга, одержимый идеей проведения троллейбусных экскурсий по городу, жена Филиппа Ксана и их собака Рыжа — живут в большой коммунальной квартире на улице Рубинштейна, как следует из логики рассказа, в доме № 36.

М.М. Чулаки

Повествователь, изучивший быт коммуналки изнутри, дает такое подробное описание старинной петербургской квартиры и отдельных ее комнат, что позволяет и нам заглянуть в этот дом: «Большая комната — очень большая комната, бывшая столовая богатой петербургской квартиры — была освещена лишь одной лампочкой под оранжевым абажуром, какие были модны лет тридцать назад. Но и в недостаточном свете различалась лепка на потолке и стенах, а в углу призраком белел мраморный камин. Различалась лепка, но не видны были выщерблины неровного пола — паркетного, разумеется, — потеки и трещины на потолке. Так что свет в комнате как раз такой, какой нужно. Впрочем, полумрак этот неумышленный, просто недосуг как-то заменить абажур новейшей люстрой — да и уместной ли оказалась бы здесь новейшая люстра? А что до выщербленного паркета и трещин на потолке, то собрались все свои, стесняться некого»^[1130].

А вот описание коммунальной квартиры: «До кухни идти далеко — богатым петербургским квартирам присущи были не только сорокаметровые столовые, но и длиннейшие коридоры. Филипп с отцом и Ксаной занимают две комнаты в самом начале квартиры, двери к ним прямо из прихожей, а дальше коридор, в который выходят еще три двери, и за каждой дверью большая комната, так что до кухни шестьдесят шагов, как при всяком удобном случае сообщала мать Филиппа, пока еще была жива, — впрочем, постоянный моцион не предохранил ее от какой-то окостеняющей позвоночник болезни, хотя и утверждают врачи, что болезнь эта чаще возникает при недостатке движения, когда болезнь уже угрожающе развилась, матери трудно давались эти шестьдесят шагов, но она упрямо вышагивала туда и назад, никому не передоверяя своих домашних обязанностей…

Улица «Пяти углов». Фото 1989 г.

Первая из трех комнат сейчас пустовала, живший в ней сосед месяца три назад умер, полгода не дотянув до девяноста лет. Родители его до революции занимали всю квартиру — отец покойного соседа был гомеопатом. Сам сосед унаследовал родительскую специальность, но не квартиру: сначала у него изъяли две комнаты, потом еще одну, еще — и доживал он один в бывшей тринадцатиметровой гостиной, переполненной остатками гарнитуров, старинными книгами, не вмещающимися в единственный сохранившийся книжный шкаф, картинами в тяжелых музейных рамках, висящими по стенам и стоящими в углах на правах мебели. Ксана часто поминает соседа, гомеопатическими советами она пользовалась, правда, без особого успеха, но все равно прониклась убежденностью в его мудрости. А Филипп не проникся, самого соседа вспоминает редко, но, проходя по коридору, каждый раз думает о том, что ведь кто-то эту комнату займет, вселится, хотя комната нужна их семье, ему…

В следующей живет соседка Вероника Васильевна с мужем, кандидатом каких-то наук. Она вышла за своего кандидата недавно, успев однажды овдоветь и дважды развестись, и похоже, только с четвертой попытки обрела свой идеал, знакомя с новым мужем своих старых знакомых (это часто происходит в прихожей, и Филипп слышит через дверь), она торжествующе объявляет: „А это мой муж, кандидат…“

В последней комнате, ближайшей к кухне, живет Антонина Ивановна, инвалид по множеству болезней, что не мешает ей проводить время в доставании разных вещей и продуктов, за которыми приходиться выстаивать долгие очереди, ее муж, Геннадий Семеныч, наоборот, человек слабый и болезненный, к тому же отравленный алкоголем, но работает гаражным механиком…»^[1131]

И еще одно описание угла комнаты, где обитает младший брат главного героя, Федя, изобретатель-фантазер: «Федя прошел за шкафы в свой угол — комната у них одна, но при помощи шкафов сделаны ни две, ни полторы! — улегся на диван, собираясь подумать: он любит думать со всеми удобствами. Думать он собирался про веломобиль: делать в нем цепную передачу или карданную? Цепную — легче, но с цепью переключение скорости ненадежное…»^[1132].

Сразу вспоминаются «полторы комнаты» Иосифа Бродского в коммунальной квартире в доме Мурузи, а Николаю Акимычу, герою повести, не дает покоя мысль о том, что памятная доска А.Г. Рубинштейну, висит не на том доме, где жил музыкант: «Проходя мимо фотосалона, который недавно появился в соседнем доме, Николай Акимыч вдруг с ревностью думал, что новый фотограф наверняка хвастается перед друзьями, что салон его в том же доме, где когда-то жил Рубинштейн. Композитор. Тот самый, что написал „Демона“. С ревностью, потому что это неправда. Мемориальная доска на этом доме, но висит неправильно, это ему когда-то объяснил покойный Леонид Полуэктович. Когда-то нынешний их дом имел номер 38, но потом нумерация сдвинулась на один дом, и доску про Рубинштейна по ошибке повесили на современный дом 38. Леонид Полуэктович показывал старую гомеопатическую книгу, принадлежавшую его отцу, на которой стоял штамп: „Д-р П.Э. Розенблат, Троицкая, 38“. Николай Акимыч сразу вообразил, как будет приятно жить в доме с доской, уговаривал Леонида Полуэктовича пойти со своей доказательной книгой в архитектурное управление или куда полагается, но старик отказался: он боялся, что могут устроить музей-квартиру Рубинштейна вроде той, что сделали тут же недалеко на Загородном в честь Римского-Корсакова. А для музея начнут делать капитальный ремонт, Леонида Полуэктовича выселят из квартиры, в которой он живет с рождения, и он не переживет такой перемены. Николаю Акимычу было досадно, но переупрямить старика невозможно. Но что, если теперь исправить адрес Рубинштейна и перенести доску? Вот и еще одна идея!»^[1133]

И еще его, коренного петербуржца, патриота города и знатока, тревожит отсутствие у его сына и невестки интереса к истории: «…а Филиппу вовсе нечего задаваться: хоть он и композитор, а что он знает про ту же Троицкую улицу, на которой родился и жил настоящий композитор — Рубинштейн, раз уж улицу переименовали в Рубинштейна! Леонида Полуэктовича Филипп никогда не расспрашивал, потому что неинтересно ему. А уж Ксана — та и вовсе живет в родном городе как в лесу, хоть и балерина, — „улица Заячьей рощи!“»^[1134].

М.С. Самойлов

Так же остро волновала судьба города и его культурного наследия Санкт-Петербурга самого Михаила Чулаки. При всех бытовых неурядицах герой повести молодой композитор Филипп, которому предложили поменять коммуналку в центре города на кооперативную квартиру в спальном районе, не хочет уезжать из этого дома у Пяти углов: «Да и сможет ли он уехать с Пяти углов? Он так к ним прирос, что утверждать, что он любит Пять углов, — все равно что утверждать, что он любит собственную руку. Можно любить жену, а собственную руку — нет, потому что рука неотделима, в отличие от жены… Да, Пять углов… И все же в последнее время появилось странное чувство: будто Пять углов его выживают. Вот и вечно перегорающий из-за прогнивших кабелей свет. И кража Рыжи — раньше можно было спокойно оставлять собаку у магазинов, значит, жили вокруг приличные люди — честные, добрые; и вдруг завелись откуда-то обдиратели собак, садисты… А тут еще Вероника Васильевна пустила слух про станцию метро. Совсем мелкий штрих: в булочной, которая закрылась на ремонт или из-за будущего метро, Филипп всегда покупал свой излюбленный карельских хлеб; тут же на другом углу тоже булочная, но в ней карельского хлеба не бывает никогда. Загадка природы: как будто булочные не на противоположных углах, а в разных городах. Теперь придется ходить за карельским хлебом на Невский… Да, Пять углов меняются. Пять углов выживают Филиппа. Неужели пора расставаться, пора учиться жить на новом месте — хоть в том же Зеленогорске, где свежий воздух, где рядом лес, но где стоят стандартные спальные коробки? Неужели Филипп сможет уехать из старого города, где так все неудобно и так все мило?..»^[1135]

Подобные ностальгические чувства испытывали многие ленинградцы, меняя свои коммунальные квартиры на новые в районах новостроек и навсегда уезжая из исторического центра города. Так случилось и с самим писателем, получившим отдельную квартиру в поселке Металлострой Колпинского района.

М.М. Чулаки известен ленинградцам-петербуржцам своей общественной деятельностью, которую начал с поста председателя Общества защиты животных. В 1992 г. он избран и до конца жизни оставался председателем правления Союза писателей Санкт-Петербурга, 1997 г. назначен председателем Комиссии по правам человека при Администрации Санкт-Петербурга. Писатель трагически погиб 21 августа 2002 г., 20 августа он вышел погулять с собакой и, по словам водителя сбившей его «Тойоты», неожиданно появился на проезжей части из-за стоящего на обочине грузовика (М.М. Чулаки очень плохо видел, из-за сильной близорукости ему необходимо было подойти к человеку вплотную, чтобы узнать его). После аварии его доставили в больницу, где он скончался ночью 21 августа. Похоронен писатель на Богословском кладбище Санкт-Петербурга.

В доме № 36 на рубеже ХХ и ХХI вв. жили и другие известные петербуржцы. Один из них — композитор Марк Самойлович Самойлов (29.01.1937–28.11.2011). По воспоминаниям близко знавших его людей, он «был удивительным человеком. Рожденный в страшном для нашей страны 1937 году, он перенес Ленинградскую блокаду, будучи маленьким мальчиком. С тех пор он всегда говорил о себе: „Я — Ленинградец“, независимо от нынешнего имени города, в котором он жил и творил — создавал свои чудесные произведения, которые и после ухода композитора будут жить, звучать, радовать, вдохновлять, заставлять людей переживать и сочувствовать, мечтать и дерзать…».

Сам композитор говорил о себе: «Я счастливый человек. Знаете, говорят, найди работу по душе, и ты никогда не будешь работать. Я нашел, и всю жизнь получаю удовольствие. Не могу без нее ни минуты. Был очень популярным аранжировщиком джаза. С Утесовым успел поработать, с Рознером, с Андреем Петровым. Для фильма „Я шагаю по Москве“ писал аранжировки. Случайно попал в театр. Привел меня туда артист театра им. Комиссаржевской Костя Григорьев. С тех пор не знаю, что я больше люблю — театр или музыку».

Заслуженный деятель искусств России, лауреат международных и всероссийских конкурсов, Марк Самойлович был другом и постоянным аранжировщиком композитора Василия Павловича Соловьева-Седого, автором музыки к фильмам, более 40 спектаклям: опереттам, музыкальным комедиям, мюзиклам, водевилям; помимо этого, писал музыку для песен Эдуарда Хиля, Иосифа Кобзона, Льва Барашкова. Марк Самойлович ушел из жизни 28 ноября 2011 г.^[1136]

Жильцом дома № 36 был и Анатолий Алексеевич Денисов (11.06.1934–10.04.2010), известный ученый и политический деятель, профессор Ленинградского политехнического института. Большинству людей он запомнился, прежде всего, как народный депутат СССР и председатель комиссии Верховного Совета СССР по вопросам депутатской этики. Однако бо́льшая часть его жизни связана с научной и преподавательской деятельностью. А.А. Денисов — автор более 300 работ, 6 учебников, более 40 монографий, 80 авторских свидетельств и 8 патентов. Работая в Ленинградском политехническом институте, провел основополагающие исследования по созданию техники непосредственной связи по управлению, разработаны разнообразные устройства (генераторы, преобразователи, расходомеры), включая ЭГД-генераторы высокого напряжения для скоростных летательных аппаратов, управляющие устройства и преобразователи скорости жидкостей и газов, отличительной особенностью которых является полное отсутствие подвижных деталей и узлов, что делает их нечувствительными к большим ускорениям и радиации. Ряд разработанных устройств использовались в работах НИИ и ряда организаций оборонного комплекса.

А.А. Денисов

С 1973 г. на основе дальнейшего обобщения аналогий явлений и процессов в системах различной физической природы А.А. Денисов развивал теорию информационного поля, ставшую основой информационного подхода к анализу больших систем управления. Эта теория позволяет с единых позиций описывать процессы в различных системах — технических, организационных, социальных, включая анализ процессов управления общественными конгломератами (экономика, политика, наука, образование и др.). В этой области знания точных наук соединились с основными законами диалектики (работа А.А. Денисова «Современные проблемы системного анализа»). На методологической основе созданной им теории систем ученый исследовал и такой непростой объект, как соотношение целостности государства и свободы его граждан. А.А. Денисов умер на 75-м году жизни и похоронен на Рябовском кладбище, в Мельничном Ручье (Всеволожск)^[1137].

В.Н. Щербаков

Заметный след в истории города оставил и проживавший в доме № 36 Вячеслав Николаевич Щербаков. Отметим здесь основные вехи его биографии. Родился 31 марта 1940 г. в Ярославле в семье военного летчика Николая Кузьмича Щербакова и Софьи Алексеевны Щербаковой. После окончания в 1962 г. Высшего военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского комсомола по специальности «Военный инженер-электромеханик» начал службу на подводных лодках Северного флота ВМФ СССР. На Северном флоте прошел все ступени офицерской службы до командира атомной подводной лодки. В период службы на подводной лодке защитил кандидатскую диссертацию. Обучаясь в аспирантуре, в 1971 г. защитил кандидатскую диссертацию и получил ученую степень кандидата технических наук. В 1978 г. окончил Военно-морскую академию им. Н.Г. Кузнецова по специальности «Военный моряк высшей квалификации», где остался на преподавательской работе. Возглавлял одну из ведущих кафедр Академии. Впоследствии В.Н. Щербаков — контр-адмирал, доктор наук, автор более 150 научных работ, профессор, специалист в области систем управления, академик четырех российских академий и двух международных. В 1985 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора технических наук. С 1986 по 1990 г. возглавлял кафедру тактики подводных лодок в Военно-морской академии.

В 1989 г. избирается депутатом Ленсовета, затем — первым заместителем председателем Ленсовета. В.Н. Щербаков один из соперников А.А. Собчака на состоявшихся 12 июня 1991 г. выборах мэра Ленинграда. В 1991 г. назначен вице-мэром г. Ленинграда/Санкт-Петербурга, а 20 августа 1991 г., во время путча, назначен представителем Президента РСФСР и Государственного комитета по оборонным вопросам РСФСР, Главным военным начальником Ленинграда и Ленинградской области. Этот год вообще стал самым драматичным в жизни В.Н. Щербакова.

В период противостояния Президента России Б.Н. Ельцина и Верховного Совета РСФСР во главе с Р.И. Хасбулатовым, 26 сентября 1993 г., А.В. Руцкой назначил В.Н. Щербакова на должность мэра Санкт-Петербурга, отстранив А.А. Собчака. В 1994 г. А.А. Собчак уволил В.Н. Щербакова по причине расхождений во взглядах на направления развития города и по вопросам кадровой политики, но это решение было отменено городским и Верховным Судом Российской Федерации. После восстановления в должности он уволился по собственному желанию.

С 1994 по 1998 г. В.Н. Щербаков — депутат Законодательного Собрания Санкт-Петербурга. В том же 1994 г. назначен генеральным директором представительства государственной компании

«Росвооружение» по Северо-Западу России. Весной 1996 г. в ходе избирательной кампании по выборам губернатора Санкт-Петербурга В.Н. Щербаков участвовал в создании коалиции «И. Артемьев — В. Щербаков — В. Яковлев». После победы на выборах В. Яковлева приглашен в новое правительство города на должность первого вице-губернатора, курирующего социальную сферу. В этой должности он проработал до 2000 г. В том же году он получает новое назначение — директором представительства Акционерной компании «АЛРОСА». Большую общественную работу В.Н. Щербаков ведет и в настоящее время. Он является вице-президентом Международной ассоциации общественных организаций ВМФ подводников, академиком РАЕН, Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка, Академии транспорта РФ, Петровской академии наук и искусств, Академии информатизации образования, Национальной академии ювенологии, Международной академии наук, технологий инжиниринга, Международной академии экологии, безопасности человека и природы^[1138].

С начала XXI в. дом № 36 дважды попадал в хронику городских происшествий, и оба раза в связи со случившимся в нем пожарами. Первый раз 27 декабря 2003 г. пожар охватил 4,5 тыс. кв. м площади и из здания пришлось эвакуировать более 60 человек. Второй раз — 5 мая 2005 г. Пожар начался около часа дня. В доме № 36 загорелась квартира на пятом этаже и чердак. Пожару присвоили второй номер сложности. Бойцам пожарной части № 8 удалось эвакуировать из квартиры мужчину-инвалида. В огне оказались 100 м чердака и 30 м жилого помещения, к тому же произошло частичное обрушение чердачных перекрытий.

В 2009 г. на основании Распоряжения Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры № 10–33 от 20.10.2009 г. здание включено в Единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации в качестве объекта культурного наследия регионального значения^[1139].

Сегодня дом № 36, как и в лучшие свои предреволюционные годы, является притягательным центром для петербуржцев и гостей города. Здесь, в левом крыле дома, в подвальчике работает, как рекламируют владельцы «Ресторан Кубинской жизни „О! Cuba“», сразу под аркой, размещается Клиника Филатова, а в правом крыле — Molltes Irich bar (ирландский бар).

Дом № 38

Четырехэтажный, с протяженным фасадом светло-коричневого цвета дом № 38, как и соседний, имеет насыщенный, но не столь изысканный декор. Центр дома акцентирован въездной аркой, рустовкой 2–4-го этажей, пилястрами, словно рамой, выделяющих середину здания, и венчающим его декоративным зубчатым карнизом. Наличники и замковые камни над полуциркульными окнами второго и третьего этажей дополняют пластику здания. Дошедший до нас доходный дом возведен в 1879–1880 гг. по проекту академика архитектуры Н.П. Басина для купца П.В. Симонова^[1140].

В 1849 г. на этом участке находился двухэтажный дом, принадлежавший коммерц-советнику Василию Абрамовичу Алферовскому, а с 1870-х гг., вплоть до 1918-го, участок принадлежал нескольким поколениям купеческой семьи Симоновых^[1141]. Особенность этого участка заключается в том, что он сквозной и выходит сразу на две улицы, а часть дома на Рубинштейна, состоящая из двух подъездов, является своеобразным «анклавом» Загородного проспекта. Это обстоятельство создает определенные трудности для жильцов современного дома, так как его фактически адрес не ул. Рубинштейна, 38, а Загородный пр., 9^[1142].

Значительная часть истории этого дома прослежена нами по архивному делу Санкт-Петербургского городского кредитного общества с 1879 по 1917 г.

Дом № 38. Фото авторов, 2021 г.

Из описи с оценкой дома, проведенной 29 мая 1879 г. архитектором Р.В. Бернгардом, следует, что этот дом принадлежал потомственной почетной гражданке Анне Васильевне Северовой, Ивану Петровичу и несовершеннолетней Марии Ивановне Носовым, инженеру генерал-лейтенанту Николаю Васильевичу, его несовершеннолетнему сыну Сергею Николаевичу, кандидату математических наук Петру и титулярному советнику Николаю Николаевичам Болдыревым. На участке между Загородным проспектом и Троицкой улицей располагались: «…Каменный двухэтажный жилой лицевой дом по Загородному проспекту с таковым же флигелем среди двора»; еще один «двухэтажный лицевой дом с таковым же надворным флигелем на Троицкой улице… каменный трехэтажный жилой надворный двухэтажный флигель. Флигели не оштукатурены. Весь дом с землей оценен А.Р. Бернгардом в 187 740 рублей», на этот момент в «Ведомости о доходах с дома» записан лишь один жилец, совладелец дома военный инженер, генерал-лейтенант Н.В. Болдырев^[1143].

Николай Васильевич родился в 1814 г., образование получил в Главном инженерном училище в 1836 г. и Офицерских классах того же училища (1838 г.). Н.В. Болдырев довольно быстро продвигался по службе: в 1851 г. получил звание подполковника, 1856 г. — полковника, 1865 г. — генерал-майора, 1874 г. — генерал-лейтенанта. Военные звания получил, работая преподавателем в Николаевской Инженерной академии, где раньше учился, в 1879 г. избран профессором математики и фортификации и членом академической конференции. В 1864 г. им разработан авторский «Курс фортификации»^[1144].

Однако дом этот в собственности Болдыревых был недолго, 20 июня 1879 г. имущество Северовой, Носовой и Болдыревых перешло во владение крестьян Григория Кузьмича и временного санкт-сетербургского купца Павла Кузьмича Симоновых. В своем заявлении в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества Г.К. Симонов 19 января 1880 г. извещает его о постройке вчерне на пустопорожнем месте «5-этажного на нежилых подвалах дома» и испрашивает разрешение «сломать 2-этажный, выходящий на Загородный проспект, для возведения на этом месте такого же 5-этажного здания», и такое разрешение он получил^[1145].

Кто же были новые владельцы этого участка между Троицкой улицей и Загородным проспектом? В «Вводном листе» на владение имуществом названы «крестьянин Костромской губернии Солигалического уезда Лосевской волости деревни Прокурина Григорий и крестьянин той же губернии, уезда, волости и деревни и временный санкт-петербургский 2-й гильдии купец Павел Кузьмич Симонов». Их судьба характерна для многих наиболее энергичных предприимчивых крестьян пореформенной России, которые сколотив первичный капитал, переходили в купеческое сословие и, вкладывая накопленные деньги в строительство доходных домов, торговлю или промышленное производство, многократно увеличивали состояние. В новой описи, произведенной архитектором А.А. Бертельсом 1 октября 1881 г., указан «каменный 5-этажный дом с выступами для лестниц», «снаружи оштукатуренный… со многими штукатуренными и личными украшениями» как на фасаде, так и во внутренней отделке комнат, оснащенный ватерклозетами, раковинами и ваннами, установленными, впрочем, не во всех квартирах (сохранились еще 33 мочевика). В опись дома вошли также частично возведенный «5-этажный надворный поперечный в 2 света флигель», а также «каменный 5-этажный флигель по правой границе двора, снаружи не оштукатуренный». Стоимость имущества братьев Симоновых, включая землю, даже при недостроенных объектах достигла суммы 488 290 руб. 75 коп., т. е. превысила первоначальную в два с половиной раза^[1146]!

В доме на Загородном проспекте тогда было устроено 52 квартиры, лицевой же дом на Троицком переулке, как следует из рапорта А.А. Бертельса, оставался старым и «вследствие предполагаемой сломки в оценку не введен», в отзыве архитектора А.А. Бертельса от 17 марта 1882 г. сообщается, что «вместо старого каменного лицевого дома на Троицком переулке построен новый каменный с лица 4-этажный, а со двора 5-этажный дом и отделан начисто»^[1147].

А.Г. Рубинштейн

В 1887–1891 г. в доме Симоновых жил выдающийся композитор, пианист, дирижер и музыкант А.Г. Рубинштейн. Когда мы рассказывали про дом № 27, мы упоминали, что Антон Рубинштейн в 1886 г. уже жил на этой улице, но в 1887 г. переселился в этот дом. Периоду жизни композитора, связанному с домом на Троицкой улице, предшествовали его так называемые «исторические концерты».

«В сезоне 1885–1886 годов, — пишет А. Рубинштейн в „Автобиографических рассказах“, — я привел в исполнение мысль, которую давно лелеял: мне хотелось как окончание моей виртуозной деятельности представить в ряде концертов в главнейших центрах Европы обзор постепенного развития фортепианной музыки… До меня бывали лекции по истории музыки, но исторических концертов, в таком, по крайней мере, объеме, как я, предпринял не было. Для подготовки к концертам понадобились 50 лет, вся жизнь. А непосредственно подготовка заняла одно лето».

Переезду А.Г. Рубинштейна из Петергофа, где он постоянно жил, на Троицкую улицу предшествовало следующее событие. По ряду причин неожиданно для всех в разгар учебного года тогдашний директор Петербургской консерватории К.Ю. Давыдов оставил свой пост. Как пишет автор очерка о жизни и творчестве А.Г. Рубинштейна В.И. Пасхалов: «…ситуация сложилась критическая. И без того подвергавшаяся последнее время нападкам со стороны официальных правительственных кругов консерватория оказалась на грани закрытия. Дирекция столичного отделения Российского музыкального общества нашла лишь единственный спасительный выход. Нарушив все установленные правила, не согласовав с высочайшими покровителями РМО, что было чревато отрицательным решением (незадолго до того Министерство двора уже отклонило ходатайство РМО о присвоении Рубинштейну звания „почетного директора музыки“, что означало бы привлечение его к активной деятельности в РМО по музыкальным вопросам), она обратилась к Рубинштейну с просьбой принять на себя руководство учреждением. По словам самого Антона Григорьевича, подобная просьба явилась для него совершеннейшим сюрпризом. Даже случайной мысли о возвращении в Консерваторию у него не возникало. И снова он поступается собственными интересами, чтобы прийти на помощь и выручить из беды детище, которое с полным основанием, как в общем-то и всю музыкально-просветительскую работу в России, мог считать своим. Царские сановники таким образом очутились перед фактом: отказ в назначении уже вступившего в должность прославленного маэстро выставил бы их перед все мировой общественностью в нелепо-смехотворном свете…

<…> Человек удивительно честный и добросовестный, он не только откладывает в сторону все свои личные дела, в том числе и до крайности ограничивая себя в сочинении музыки, но даже специально переселяется из Петергофа в город, чтобы быть поближе к Консерватории (на Троицкую улицу, дом 38), куда он ежедневно, без выходных, приходит раньше других и уходит последним, беззаветно и преданно, иногда и с долей деспотизма исполняя свой замечательный долг.

Новый директор круто принялся за дело. В течение нескольких дней он молчаливо присматривался, обходил все классы, присутствовал на занятиях. Консерваторию охватило настороженное предгрозовое затишье. И гром не замедлил грянуть. В форме, не допускающей возражений или переговоров, нескольким педагогам-пианистам последовало распоряжение уроков не продолжать и тотчас же покинуть учебное заведение. Это было только началом. За короткий срок Рубинштейн уволил из Консерватории большую группу преподавателей и исключил около 150 студентов. Поднявшийся ропот лишь утвердил его в правоте примененного „хирургического вмешательства“. Без промедления он составляет новый устав Консерватории, точнее, чтобы не пугать сразу „начальство“, „Записку о надлежащих изменениях в прежнем“. По опыту зная, что прохождение ее по инстанциям может затянуться на годы, он пока разрабатывает и приводит в жизнь своей административной властью „Положения по С.-Петербургской консерватории“, предусматривающие неограниченные права директора в комплектовании преподавательских кадров и организации учебного процесса»^[1148].

А.Г. Рубинштейн. Гравюра 1889 г.

С домом № 38 связано такое важное событие, как отмечавшееся осенью 1889 г. 50-летие творческой деятельности А.Г. Рубинштейна. Воспринималось оно как событие всероссийского назначения. Основатель Русского музыкального общества и первой в России Консерватории, признанный в Европе пианист-виртуоз и дирижер, он пользовался заслуженной славой и авторитетом. Августейший поэт «К.Р.» откликнулся на юбилей стихотворением:

Антону Григорьевичу Рубинштейну

Юбилейные торжества длились шесть дней. Начало было приурочено к дню рождения А.Г. Рубинштейна, 17 ноября его чествовали в Консерватории, 18 ноября состоялся торжественный акт в зале Дворянского собрания (ныне Большой зал Филармонии им. Д.Д. Шостаковича). «В этот день, — пишет биограф композитор Т. Хопрова, — все выглядело здесь необычно. На эстраде, у стены, задрапированной красным сукном, возвышался колоссальный бюст Рубинштейна работы скульптора А.Л. Обера. Перед ним расположились оркестр и хор РМО. Приглашенных было такое количество, что в зале буквально „яблоку негде было упасть“.

При появлении на эстраде Рубинштейна оркестр заиграл туш, все поднялись и аплодисментами приветствовали юбиляра. После марша, написанного бывшим учеником Консерватории композитором Аренским, хор исполнил „Интермеццо“ Чайковского на слова поэта Полонского:

Привет тебе, наш брат,

Наш друг, наш светлый гений,

От молодых и старых поколений

За много лет святых и чистых упоений,

Привет тебе, привет!

Мир музыки не знает торга,

И, чуждый вечной суеты,

Ты нес народам гром восторга,

Даря им слезы и мечты.

С приветственными адресами и подарками выступило более 60 депутаций. Был прочитан ряд поздравительных телеграмм — от Джузеппе Верди, от Берлинской Академии искусств, Венского музыкального общества и многих, многих других, кто хотел в этот день послать слово привета и благодарности гениальному музыканту.

В зале Дворянского собрания проходили концерты из произведений Рубинштейна: 19 ноября — симфонический, 20-го — вокально-инструментальный. Прозвучали Пятая симфония, музыкальная картина „Россия“, Konzertstuck для фортепиано с оркестром в исполнении юбиляра, увертюра из оперы „Дмитрий Донской“, песня „Русалка“ для контральто с женским хором в сопровождении оркестра, танцы из оперы „Фераморс“ и оратория „Вавилонское столпотворение“. Обоими концертами дирижировал один из первых учеников консерватории, уже прославленный композитор П.И. Чайковский. Даже для опытного дирижера изучить и подготовить такую программу было бы очень сложно. Однако Чайковский преодолел все трудности. Этим он еще раз доказал бесконечную преданность, уважение и любовь, которые всегда питал к своему учителю.

21 ноября ознаменовалось постановкой на сцене Мариинского театра новой оперы Рубинштейна „Горюша“ (либретто Д.В. Аверкиева). 22 ноября Обществом музыкальных художников был дан в честь юбиляра бал в зале Дворянского собрания.

Сам Антон Григорьевич отнесся к этим торжествам более чем скептически. „Так называемые юбилейные празднества, — пишет он матери, — мне в высшей степени неприятны. Я бы их совсем запретил, если бы не устраивал в этом средства для достижения общественных музыкальных целей“. Всю выручку от юбилейных концертов Рубинштейн внес в фонд постройки Петербургской консерватории^[1150].

К наградам и титулам композитор относился скептически. Как отмечает историк музыки В.И. Пасхалов: «…Когда в 1888 году его вдруг „одарили“ чином действительного статского советника, что в переводе на язык военной субординации означало чин генерала, он с издевкой писал матери: „Я генерал!!! Как это назвать? И к чему? Ни одна душа этого не знает. Лично я ниже не считал себя и до этого назначения. Раньше я был царем, а для многих и богом. Теперь я генерал, так что, собственно говоря, деградировал“».

Однако напрасно думать, что путь композитора был устлан только розами. Значительно больше в его общественной и административной деятельности как директора Консерватории было терний. «Едва приступив к руководству Консерваторией, — пишет В.И. Пасхалов, — Рубинштейн одновременно входит и в состав дирекции Петербургского отделения РМО, а с весны 1889 года становится ее председателем. Общественная и организаторская деятельность всегда составляли значительную и немаловажную часть его жизни. Он и теперь не ограничивается механическим выполнением достаточно многочисленных обязанностей по РМО и консерватории, но опять-таки пытается провести новые реформы, составляет на имя императора докладные записки и проекты, которые при существовавших тогда общественно-политических условиях оказываются в большинстве свое несбыточными прожектами. Отклоняется ходатайство Рубинштейна о создании государственных (правительственных) консерваторий на Севере и Юге России. Та же участь постигает и предложения об осуществлении широкого общего музыкального образования детей во всех учебных заведениях страны. Только идея учреждения в Петербурге общедоступных симфонических концертов и русской оперы получила частичное воплощение. В сезоне 1889/90 года состоялся первый цикл — шестнадцати общедоступных концертов, который открыл Рубинштейн. Но уже в следующем сезоне их прошло только пять — недоставало средств, а затем они и вовсе прекратились. Что же касается оперы, то правительство сразу же вынесло отрицательное решение, ссылаясь на необходимость слишком больших затрат.

Мемориальная доска А.Г. Рубинштейну

К разочарованиям прибавлялась еще и обида за консерваторию, подвергавшуюся инспирированным свыше нападкам шовинистической прессы. Приуроченные специально к юбилею Рубинштейна, празднованию 50-летия его артистической деятельности, они не могли означать ничего другого, как травлю его самого. Ответное письмо Рубинштейна „Еще о консерваториях“, в котором он старался раскрыть глаза непосвященному читателю на истинное положение вещей и показать действительные заслуги и преимущества профессиональных музыкальных учебных заведений, было направлено в ругавшую его газету „Новое время“. Это только подлило масла в огонь»^[1151].

С домом на Троицкой улице связан и окончательный уход А.Г. Рубинштейна из Петербургской консерватории. В январе 1891 г. на заседании художественного совета Рубинштейн объявил, что по завершению учебного года оставит должность директора. В начале лета он покинул Петербург. Он полагал, что навсегда оставляет любимый город. Путь его на этот раз лежал в Тбилиси… Затем был Гамбург, где концерт музыканта прошел великолепно. После Германии он вернулся на свою дачу в Петергофе, где и умер 19 ноября 1894 г.^[1152]

В Петергофе А.Г. Рубинштейну установлен бюст как почетному гражданину этого города, а в доме, где он жил на Троицкой улице, — мемориальная доска «В этом доме с 1887 г. по 1891 г. жил композитор и пианист, основатель Ленинградской консерватории Антон Григорьевич Рубинштейн» (арх. М.В. Егоров, 1955 г.)^[1153].

Но вернемся к истории дома. 30 апреля 1891 г. умер Павел Кузьмич Симонов, и 20 сентября того же года единоличным владельцем дома становится Григорий Кузьмич. В новой описи дома от 5 сентября 1895 г. архитектор А.И. Ковшаров, кроме «каменного лицевого дома по Троицкой улице, указывает каменный надворный флигель в 5 этажей, один — по левой границе двора с Троицкой улицы, а другой — поперек двора». Стоимость всего дома с землей составила 552 056 руб. 75 коп., т. е. превысила первичную уже более чем в три раза, чистый доход с 52 квартир составлял 49 128 руб. серебром. Из жильцов дома 1890-х гг. можно выделить сенатора Розинга, адмирала П.П. Пилкина, генерала фон Мерклина, занимавших 8-комнатные квартиры, артиста Михальсона (он занимал 4-комнатную квартиру), а также потомственного почетного гражданина, купца П.А. Лапина (о нем речь впереди)^[1154].

Из перечисленных жильцов особого рассказа заслуживает адмирал Петр Павлович Пилкин. Родился 29 июня 1829 г., образование получил в Морском кадетском корпусе, который будущий адмирал окончил в 1847 г. Как и все выпускники этого корпуса, свою службу на флоте он начал в звании мичмана. В 1860 г. получил звание капитан-лейтенант, через 6 лет — капитан 2-го ранга, 1871 г. — капитан 1-го ранга, 1882 г. — контр-адмирал, 1889 г. — вице-адмирал. В начале его морской биографии — участие в Восточной (Крымской) войне (1853–1856 гг.), в 1862 г. командовал кораблями Балтийского флота «Вьюга», «Соболь», «Тифон», «Адмирал Грейг». В 1886 г. назначен младшим флагманом Балтийского флота, а в 1891 г. — членом Главного военно-морского суда. Не менее блестящую карьеру сделал его брат Константин Павлович. Имущество Г.К. Симонова 13 августа 1904 г. «перешло во владение к сыну его, врачу Ивану Григорьевичу Симонову по совершению дарственной записи от 24 апреля 1904 г.»^[1155].

С домом № 38 на Троицкой улице связан важный исторический эпизод, описанный в книге Г.П. Бондаревской, А.Я. Великановой и Ф.М. Сусловой «Ленин в Петербурге — Петрограде»: «Во второй половине ноября 1905 года В.И. Ленин участвовал в переезде редакции газеты „Новая жизнь“ с Невского пр., д. 68, на Троицкую ул., д. 38. М.С. Ольминский запомнил, что „переезд редакции на новую квартиру случился“ в тот день, когда Ленин писал статью „Социализм и религия“. Он, по словам Ольминского, активно включился в оборудование помещения для редакции, „занялся распределением комнат и расстановкой столов“.

В.Д. Бонч-Бруевич позднее писал, что редакция „Новой жизни“ получила „прекрасное помещение в доме Симонова… Он предоставил нам бесплатно целый этаж своего дома“. И.Г. Симонов, сын крупного домовладельца, врач по образованию, еще со времени совместной работы с Н.К. Крупской в Корниловской школе сочувствовал социал-демократам, оказывал большую денежную помощь в издании „Новой жизни“, в постановке типографии „Дело“, он предоставлял для конспиративной работы партии свои личные квартиры.

В квартире 3 дома 38 по Троицкой улице со второй половины ноября 1905 года под руководством Ленина проходили заседания редакции газеты „Новая жизнь“.

Большая и удобная в конспиративном отношении (имела два выхода), квартира была чем-то вроде большевистского партийного клуба. Владимир Ильич участвовал в проходивших здесь различных собраниях, заседаниях ЦК и ПК, встречался с партийными работниками из районов Петербурга и из провинции.

В августе 1906 года Владимир Ильич выступил здесь на собрании ответственных партийных работников — представителей разных районов Петербурга с докладом об отношении к выборам во II Государственную думу.

В 1970 году на доме № 38 установлена мемориальная доска: „В этом доме в 1905–1907 годах под руководством В.И. Ленина проходили заседания Центрального и петербургского комитетов РСДРП и редакции газеты «Новая жизнь», архитектор В.Д. Кирхоглани“.

Воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича позволяют нам по-иному оценить личность последнего владельца дома № 38 И.Г. Симонова, сочувствовавшего социал-демократам, работавшего с Н.К. Крупской в Корниловской школе»^[1156].

По адресным книгам «Весь Петербург» за 1890–1900-е гг. можно восстановить имена жильцов, снимавших квартиры в доме И.Г. Симонова, когда здесь размещалась редакция «Новой жизни», а также составить представление об их социальном статусе.

Квартирантами дома были: купец К.-В. Шарлах, торговал металлическими изделиями; К.А. Балинский, статский советник, инженер путей сообщения; потомственный почетный гражданин А.В. Муррей; камер-юнкер Г.Д. Крупенский, доверенное лицо Конторы бронзовых изделий «К. Берто» и чиновник соответствующего министерства; ветеринарный врач А.И. Корытин, причисленный к Главному управлению Государственного коннозаводства, член Общества ветеринарных врачей; надворный советник, доктор медицины А.И. Мисевич, член правления Общества практикующих врачей и Гинекологического общества; генерал-майор П.М. Коментовский; вдова другого генерал-майора Л.Ф. фон Мерклин; купец Х.Б. Розенберт, владел мебельным магазином и др.^[1157]

В предреволюционные годы квартирантами дома И.Г. Симонова были врачи: специалист по кожным болезням, доктор медицины И.М. Краузман; хирург Л.Е. Ротенберг; специалист по детским и женским болезням Р.Б. Грюнинг; дантисты А.С. Рубинштейн и Г.П. Руссота. В доме в 1915–1917 гг. проживали присяжные поверенные В.Я. Рабинович и И.И. Бибиков, помощники присяжных поверенных М.И. Меерович и П.А. Радецкий^[1158].

В доме Симонова по-прежнему кипела деловая жизнь, здесь размещались: буфет, который содержал Е.С. Миллер; фармацевт. Э.С. Медель открыл аптеку под названием «Ново-Троицкая»; аптекарский помощник А.И. Шик предлагал свои услуги как стенограф, а его жена Л.П. Голиховский-Шик готовила высококлассных специалистов на открытых ею в доме курсах стенографии; контора и склад сахара «Братья Коган»; еще одну аптеку и лабораторию держал А.Л. Фидлендер; ювелирный магазин содержал З.С. Гутман; подряды на строительную работу принимал потомственный почетный гражданин купец 1-й гильдии П.Е. Вольфсон; мебелью торговал С.Н. Забозлаев; магазин колониальных и чайных товаров держал С.А. Румянцев^[1159].

В Петрограде дом № 38 имел статус центра моды: магазин модной одежды «Alexandrine», владелицей которой была А.М. Рожкина, был известен далеко за пределами Троицкой улицы; принимали заказы дамские портные А.В. Гуткин, А.И. Иванов и М.А. Нагорский^[1160].

В архивном деле содержится информация от 27 марта 1917 г., из которой следует, что И.Г. Симонов умер, и над его имуществом назначена опека в лице присяжного поверенного Р.Р. День. Причем, как видно из его обращения в Петроградский городской суд: «…Дарственная запись на имущество, принадлежащее опеке над имуществом И.Г. Симонова… погибла при пожаре» и Р.Р. День просит выдать ему копию этого документа. Еще один документ датирован 4 ноября 1917 г., т. е. две недели спустя после Октябрьского переворота, в нем присяжный поверенный В.Л. Нагурский сообщает о сборе документов для оформления купчей крепости на продажу дома. Последний же документ в деле («справка об уплате пени») датирован февралем 1918 г.^[1161]

По данным адресных книг «Весь Ленинград» за 1925– 1940-е гг., в доме проживали: член Коллегии защитников адвокат Б.Д. Воскресенский; работник народного суда А.Е. Гальнбек; врач Е.Я. Граевская-Покровская; техник А.И. Григорьев; бухгалтер В.В. Ермаков; пианистка С.И. Имшеник-Кондратович; дантисты Р.С. Коган, Л.Д. Канцельгобен и И.С. Каценельсон; преподаватели вузов Р.В. Лившиц и А.Н. Матвеева^[1162].

Состав жильцов дома многократно менялся. Лишь немногие из них пережили здесь блокаду и встретили День Победы. В 1960–1970-е гг. обитатели дома из коммуналок перебирались в новые квартиры, в новостройки на периферии города.

Сегодня на первом этаже размещаются ресторан азиатской кухни «Subzero», винный бар «Киностудия», бар «S’AINT».

Дом № 40/11

Вот мы и подошли к последнему по четной стороне улицы дому № 40/11, огромному, с эффектным силуэтом и венчающей здание башней — доминантой Пяти углов. Возведен этот дом в 1913 г. по проекту городского архитектора А.Л. Лишневского для купца Ш.З. Иоффа^[1163].

Как отмечает В.Г. Исаченко: «…Архитектор хитроумно использовал конфигурацию участка, создав рациональную планировку помещений вокруг овального двора. Угловые помещения, выходящие к пяти углам, — круглые в плане. Угловая башня, перекликающаяся с другими вертикальными доминантами района, давно уже вошла во многие пейзажи художников нашего города. Здание стало одним из символов Петербурга — Петрограда 1910-х годов»^[1164].

Ул. Рубинштейна, дом № 40/11. Старая открытка

Ул. Рубинштейна, дом № 40. Фото 2021 г.

В 1830–1840-х гг. на этом участке стоял 4-, частью 3-этажный (со двора) дом, принадлежавший крупному торговцу чаем и колониальными товарами купцу Александру Андреевичу Лапину, которой достался ему от отца, Андрея Андреевича Лапина^[1165].

Со старым домом связан эпизод жизни Н.А. Некрасова. В эти годы здесь жил подполковник Ф.Ф. Фермор, с его сыном Николаем Федоровичем был знаком поэт. «С этой семьей, — пишет О.В. Ломан, автор книги „Некрасов в Петербурге“, — поэт подружился вскоре после приезда в столицу. „Он был рекомендован в этот дом из только что покинутой провинции“, вспоминал один из его знакомых. Здесь Некрасов чувствовал себя хорошо и просто. Отношения его с Фермором, как вспоминал брат последнего, „были дружески-родственными“, да и другие члены семьи были к нему расположены.

Ул. Рубинштейна, дом № 40/11.

Фото 2021 г.

Желая хоть как-то отблагодарить друга за постоянное к себе внимание, Некрасов посвящает ему большое стихотворение „Изгнанник“, записывает в семейный альбом стихотворение „На скользком море жизни бурной…“, а позднее младшему брату Николая, Володе, посвящает водевиль „Великодушный поступок“, на титульном листе которого значится: „Посвящается 10-летнему мальчику Владимиру Федоровичу Фермору“»^[1166].

История дома № 40/11 с 1865 по 1917 г. прослежена нами по очередному архивному делу Санкт-Петербургского городского кредитного общества. Наследник первого владельца участка «фридрихсгамский первостатейный» и купец 1-й гильдии Александр Андреевич Лапин заложил дом с землей Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу под залог полученной от него ссуды. В описи имущества от 9 сентября 1865 г. указаны «каменный в 3 этажа со сводами снаружи оштукатуренный дом; с окнами, украшенными наличниками, с карнизом и модульоном», и еще один трехэтажный «оштукатуренный вгладь» дом. В домах был проведен водопровод, но ватерклозетов в них — всего 3, медных ванн — 2. Стоимость дома с землей архитектор Н.В. Трусов оценил в 91 781 руб.^[1167]

В оценочном акте правлению Санкт-Петербургского городского кредитного общества от 21 сентября 1865 г. он отметил, что «счастливое положение сего имущества и возможность возвысить доход, при ныне существующих весьма умеренных ценах на квартиры, которые заняты одними и теми же лицами более 20 лет, возвышает ценность сего имущества». В доме размещались чайный магазин и фруктовая лавка, принадлежавшие домовладельцу, и склад его товаров в подвальном помещении. А.А. Лапин, занимавший 12-комнатную квартиру, проживал в этом доме вместе со своими племянниками, сыновьями его покойного брата Алексея Андреевича. В «Ведомости о доходах с дома» мы находим также имена квартирантов: княгини Вингенштейн (7 комнат), доктора Винтера (10 комнат), купцов Вестфаля (9 комнат) и Яковлева, владевшего здесь магазином галантерейных товаров и проживавшего в 6-комнатной квартире. Еще одну квартиру в три комнаты занимал приказчик А.А. Лапина. Александр Андреевич, владевший имуществом вместе со своими племянниками, которым принадлежала половина дома, доставшаяся по наследству от отца, 24 июля 1875 г. выкупил у них эту половину и стал единоличным его владельцем^[1168].

По данным адресных книг Санкт-Петербурга, А.А. Лапин владел этим домом до 1912 г., т е. до его продажи, и по-прежнему вел крупную торговлю чаем, овощами и фруктами^[1169].

На рубеже веков его квартирант купец Г.Д. Яковлев держал в доме суровскую торговлю, купец Н.Н. Шолохов торговал в принадлежавших ему магазинах табачными изделиями, золотыми и серебряными вещами, а также часами. Среди немногочисленных жильцов Лапинского дома можно выделить Чириковых: Владимира Сергеевича, действительного статского советника, и его родного брата Сергея Сергеевича в таком же чине, но уже в отставке^[1170].

В мае 1902 г. Александр Андреевич Лапин гасит долг перед Городским кредитным обществом и в 1912 г. продает свой дом купцу 2-й гильдии Шниру Залману Иоффу. В 1914 г. им возведен дошедший до нас дом с башней. Архитектор Д. Шагин в отзыве и описи здания от 24 ноября 1914 г. на построенный дом сообщает: «…Строения этого имущества новой, только что законченный постройки… Первые два этажа фасадов обработаны гранитом. Отопление всего здания центральное, водяное. Очаги и ванны имеют газовое отопление… Лицевой угловой 5-этажный дом на торговых подвалах с выступами во дворе для частей черной и парадной лестницы. В доме устроено 25 ватерклозетов улучшенного качества. Раковины и ванны с холодной и горячей водой (в 8 комнатах), и новинка техники того времени „подъемная машина для пассажиров“ (т. е. лифт — Авт.)»^[1171].

По сведениям адресной книги «Весь Петроград» на 1917 г., в доме Иоффа работали модный магазин Maison Martine и ателье моды Les modes.

В 1930-е гг. в этом доме проживали известная писательница Лидия Корнеевна Чуковская и ее муж физик-теоретик Матвей Петрович Бронштейн, арестованный в 1937 г. и расстрелянный в 1938-м. События этого времени, связанные с домом № 40/11, нашли яркое отражение у писательницы в «Записках об Анне Ахматовой».

«Бежать из Ленинграда, — пишет она в предисловии к этим „Запискам“, — мне на моем веку довелось дважды: в феврале 1938 и в мае 1941 года.

Первое бегство спасло меня от лагеря. Спасаясь, я знала, почему, зачем и от чего бегу. Второе бегство, как оказалось впоследствии, спасло меня от двух смертей сразу: лагерной и той, которая тогда еще никому не была ведома, еще не родилась, — ленинградской, блокадной.

<…> Февраль 1938. Деревянное окошко на Шпалерной, куда я, согнувшись в три погибели, сказала: „Бронштейн, Матвей Петрович“, и протянула деньги, — ответило мне сверху густым голосом: «Выбыл!», — и человек, чье лицо помещалось на недоступной для посетителей высоте, локтем и животом отодвинул мою руку с деньгами.

„Выбыл!“ Я сразу пошла занимать очередь в прокуратуру на Литейный. Каких-нибудь двое-трое суток на лестнице, и вот я уже в кабинете у прокурора. На мой вопрос он ответил, что узнать решение я могу в Военной прокуратуре в Москве. В ту же ночь, „Стрелою“, я выехала в Москву. На следующее утро один из моих ленинградских друзей известил меня по телефону, что Люшу и няню Иду сегодня переводят на Кирочную, к Корнею Ивановичу… Я поняла это сообщение так: на квартиру у Пяти углов, нашу, Митину, где мы с Люшей и няней Идой остались жить после Митиного ареста, — за мной приходили. Я не ошиблась: пришли, оказывается, в час ночи. Когда мимо меня, стоявшей в коридоре у вагонного окна, только-только успел проплыть ленинградский перрон.

В Военной прокуратуре в Москве, на Пушкинской, я услышала приговор, по тем временам совершенно стандартный: „Бронштейн, Матвей Петрович? Десять лет без права переписки с полной конфискацией имущества“.

В ту пору нам уже было известно, что подобный приговор мужу означает арест и лагерь для жены. Вот почему утренний дружеский телефонный звонок с сообщением о Люше и настоятельным советом не возвращаться в Ленинград — не удивил меня. Убедились мы также к тому времени на многочисленных примерах и в том, что если жены сразу после приговора мужьям уезжают — их не преследуют. Но вот о чем мы тогда не догадывались: „10 лет без права переписки“ — это был псевдоним расстрела. Я не поняла, выслушав в Военной прокуратуре приговор, что Матвея Петровича уже нет на свете. Мне казалось, я обязана оставаться женой, избегать ареста, не только ради Люши, но и ради Мити, потому что если я окажусь в тюрьме, то кто же станет организатором спасательных работ?

Из Москвы я все-таки вернулась в Ленинград, но на квартиру к себе не пошла, на Кирочную — тоже. Два дня жила у друзей, а с Люшей, Идой и Корнеем Ивановичем виделась в скверике. Простилась, взяла у Корнея Ивановича деньги и уехала.

Таковы были обстоятельства моего первого бегства…

Ко времени моего возвращения в Ленинград после первого бегства и относятся первые записи в моем дневнике. В эту пору я и начала встречаться с Анной Андреевной Ахматовой.

15 мая 1941 года, то есть за месяц до войны, я вынуждена была покинуть Ленинград вторично. На этот раз потому, что до Петра Ивановича (зашифрованное обозначение НКВД. — Авт.) дошли слухи о существовании какого-то „документа о тридцать седьмом“, как называли неизвестный документ следователи, допрашивавшие Иду. (На самом деле это была „Софья Петровна“, повесть о 37-м, написанная мною зимой 1939/40 года.)»^[1172].

В «Записках об Анне Ахматовой» Л.К. Чуковская пишет о своем репрессированном муже: «…Матвей Петрович Бронштейн (1906–1938) — физик-теоретик, сотрудник Ленинградского физико-технического института (ныне Институт имени Ф.А. Иоффе. — Авт.), доцент Ленинградского университета, автор научных работ в области теории гравитации, космологии, астрофизики, релятивистской квантовой теории… Ему принадлежат также статьи по ядерной физике и теории полупроводников.

Работы М.П. Бронштейна начали появляться в печати с 1925 года. Публиковались они в „Журнале Физико-химического общества“, в PhisiKalische Zeitschziyt, в „Журнале геофизики и метеорологии“, в „Научном слове“ и многих других.

В ноябре 1935 года М.П. Бронштейн защитил докторскую диссертацию на тему „Квантование гравитационных волн“. Результаты этой диссертации опубликованы в 1936 году в VI томе „Журнала экспериментальной и теоретической физики“.

А в 1979-м часть статьи 1936 года напечатана снова, на этот раз в сборнике „Альберт Эйнштейн и теория гравитации“…

М.П. Бронштейн

Л.К. Чуковская

Под редакцией и с предисловием М.П. Бронштейна вышли переводы нескольких иностранных книг, посвященных разным разделам физики.

Кроме чисто научных работ (всего из более тридцати), М.П. Бронштейн был автором популярных журнальных статей, научно-популярных и научно-художественных книг…».^[1173]

М.П. Бронштейна арестовали в августе 1937 г. Из сопоставления даты «смерти», обозначенной в одной справке, с датой приговора — в другой, Л.К. Чуковская пришла к выводу, что его «судили» 18 февраля 1938 г., а «умер», т. е. расстрелян, — в тот же день… В хлопотах об освобождении М.П. Бронштейна принимали участие выдающиеся физики: С.И. Вавилов, А.Ф. Иоффе, Л.И. Мандельштам, И.Е. Тамм, В.Л. Фик; писатели — С. Маршак, К. Чуковский.

Зимой 1939/40 г. в этом доме Л.К. Чуковская написала повесть «Софья Петровна», первое художественное свидетельство об этом страшном времени. В эти годы Лидия Корнеевна стала вести дневник, вылившийся впоследствии в пронзительные «Записки об Ахматовой». Как пишет автор записок:

«Мои записи эпохи террора примечательны, между прочим, тем, что в них воспроизводятся полностью одни только сны. Реальность моему описанию не поддавалась; больше того — в дневнике я и не делала попыток ее описывать. Дневником ее было не взять, да и мыслимо ли было в ту пору вести настоящий дневник? Содержание наших тогдашних разговоров, шепотов, догадок, умолчаний в этих записях аккуратно отсутствует. Содержание моих дней, которые я проводила изредка за какой-нибудь случайной работой (с постоянной меня выгнали еще в 1937-м), а чаще всего — в очередях к разнообразным представителям Петра Иваныча, ленинградским и московским, или в составлении писем и просьб, или во встречах с Митиными товарищами, учеными и литераторами, которые пробовали за него заступаться, — словом, реальная жизнь, моя ежедневность, в записях опущена, или почти опущена; так, мерцает кое-где еле-еле. Главное содержание моих разговоров со старыми друзьями и с Анной Андреевной опущено тоже. Иногда какой-нибудь знак, намек, какие-нибудь инициалы для будущего, которого никогда не будет, — и только. В те годы Анна Андреевна жила, завороженная застенком, требующая от себя и других неотступной памяти о нем, презирающая тех, кто вел себя так, будто его и нету. Записывать наши разговоры? Не значит ли это рисковать ее жизнью? Не писать о ней ничего? Это тоже было бы преступно. В смятении я писала то откровеннее, то скрытнее, хранила свои записи то дома, то у друзей, где мне казалось надежнее. Но неизменно, воспроизводя со всей возможной точностью наши беседы, опускала или затемняла главное их содержание: мои хлопоты о Мите, ее — о Леве; новости с этих двух фронтов; известия „о тех, кто в ночь погиб“»^[1174].

Из этого дома Л.К. Чуковская шла по улице Рубинштейна к А.А. Ахматовой в Фонтанный дом, но и сама Анна Андреевна не раз приходила к Лидии Корнеевне в дом у Пяти углов. Вот лишь краткие фрагменты из «Записок», передающие мгновения встреч великого поэта в этом доме:

«18 мая 39.

Вечером телефонный звонок: Анна Андреевна просит прийти. Но я не могла — у Люшеньки грипп, надо быть дома.

Она пришла сама.

Сидит у меня на диване, — великолепная, профиль, как на медали, и курит.

Пришла посоветоваться. В каждом слове — удивительное сочетание твердости, достоинства и детской беспомощности.

— Вот получила письмо. Мне говорят: посоветуйтесь с Михаилом Леонидовичем. А я решила лучше с вами. Вы вскормлены Госиздатом.

15 декабря 39.

Сегодня днем, когда я собиралась в библиотеку, вдруг звонок — и пришла Анна Андреевна.

— Ходила сюда поблизости получать пенсию и вот забрела, — объяснила она. — Сегодня утром я застала наконец управдома. Я ему протягиваю пенсионную книжку и прошу заверить мою подпись, а он мне говорит: „Распишитесь, пожалуйста, сначала на отдельном листке“. Почему? Зачем? Что же, он думает, в книжке моя подпись поддельная? Я пришла в бешенство. Я вообще хорошо отношусь к людям, но тут я очень обиделась. Я ему написала свое имя на бумажке и сказала: „Вы, по-видимому, хотите продать мой автограф в Литературный музей? Вы правы: вам дадут за него 15 рублей“. Он смутился, разорвал бумагу. Потом спрашивает: „Вы, кажется, были когда-то писательницей?“

Я послала Иду за папиросами, потом Ида подала нам чай. Анна Андреевна много курила, рассказывала про мальчиков Смирновых (соседей Ахматовой по коммунальной квартире. — Авт.).

6 марта 40.

Вчера днем — вдруг звонок в передней, и на пороге Анна Андреевна. Была здесь поблизости в сберкассе, зашла спросить о Люшином здоровье и прочитать новые стихи. (Люша — девятилетняя дочь Л.К. Чуковской. — Авт.).

Мы сидели в Люшенькиной комнате, потому что Люша лежит у меня — там теплее. Анна Андреевна осталась в пальто, только шляпу сняла. Горло обмотано каким-то некрасивым шарфом — я не поручусь, впрочем, что это шарф.

Прочла стихи Маяковскому, слегка сбиваясь, неуверенно. Чудо энергии — строка: „То, что разрушал ты, — разрушалось“. Я попросила прочитать еще раз и, когда она задумалась, подсказала первые две строчки.

— Как? уже? — воскликнула Анна Андреевна. — У меня такое впечатление, что вы знаете мои стихи наизусть за 5 минут до того, как я их напишу. За 10, может быть и нет, но за 5 — безусловно.

— Правда, это непохоже на мои стихи Пастернаку? Нисколько? Я рада, если так.

9 марта 40.

Сегодня вечером Анна Андреевна пришла меня навестить. Я усадила ее в Люшиной комнате — Люша в это время лежала у меня в постели, и ее смотрел врач. Когда доктор ушел, Ида перенесла Люшеньку в ее кровать. Анна Андреевна ласково возле нее посидела, а я пока застлала у себя постель и привела комнату в порядок.

9 апреля 40.

Анна Андреевна была у меня вечером 29-го, то есть в вечер моего отъезда в Москву. Нарядная, причесанная, в ожерелье — видно, шла куда-то или откуда-то. У меня была Шура. Анна Андреевна прочитала нам „Кто может плакать в этот страшный час“.

11 мая 40.

Вчера вечером, когда у меня сидели Шура и Туся, позвонил Владимир Георгиевич и сказал, что Анна Андреевна просит разрешения зайти и показать корректуру из „Звезды“. Мне это было не особенно удобно (мы работали), но я, разумеется, сказала „жду“.

Она появилась очень поздно, в двенадцатом часу, нарядная, вся в черном шелке, любезная, светская и даже веселая. Познакомившись с Тусей (Шуру-то она уже видела раньше), она сразу сообщила нам весьма оживленно, что потеряла брошку — египетскую, — целых два часа искала и так и не нашла. „Брошка лежала на комоде… Беда в том, что у Пуниных домработница новая“.

— У меня сегодня две неприятности, — весело пояснила она, — во-первых, брошку потеряла, во-вторых, вот эту книгу приобрела.

И протянула Тамаре книгу, полученную ею сегодня в подарок от Шкловского. Туся огласила надпись: нечто мало понятное и весьма жалкое. Кончается так: „…мне очень трудно“.

Анна Андреевна отозвалась о книге крайне неодобрительно. Затем она вручила мне верстку своих стихов в „Звезде“. Я прочитала. Опечаток уйма…

20 июня 40.

Я позвонила Анне Андреевне среди дня, сказала, что больна, лежу. Она сразу вызвалась навестить меня.

И пришла. Принесла мне ландыши в подарок. В черном шелку, в белом ожерелье. Сегодня лицо у нее спокойное, и, как на всяком спокойном лице, меньше видны щеки, рот, лоб, — и ярче глаза. Сегодня они большие, серые. Расположившись у меня на диване, она была явно похожа на свой парижский портрет.

Мы заговорили о том, что книжка Гослита задерживается неспроста. Да, конечно так…

18 сентября 40.

Вчера вечером Анна Андреевна позвонила и пришла — поздно вечером, часов в десять.

Лицо ее показалось мне раздраженным, недобрым. Она была в черном шелковом платье и в шелковом платке, красивая, величавая. Разговор зашел о Ксении Григорьевне. Анна Андреевна говорила с ней с яростью, с искаженным от бешенства лицом. Потом она прочитала мне снова свою великолепную „Современницу“ — красавицу тринадцатого года. Потом принялась расспрашивать о моей работе. Я пожаловалась, что, когда только что напишу что-нибудь — стихи ли, прозу, — совсем не могу судить о качестве.

Она сидела у меня часов до двух. Я пошла ее провожать. Дворник долго не отпирал нам внизу дверь парадной, и мы смотрели сквозь стекла на темный город. Редкие машины проплывали беззвучно, как рыбы. А трамваи — с громким звоном: „заблудившиеся“. Потом дворник открыл нам, мы пошли, и она опять боялась переходить Невский…

17 октября 40.

Вчера вечером Анна Андреевна пришла ко мне в гости. В черном шелковом платье, в белом ожерелье, нарядная, но грустная и очень рассеянная.

Анна Андреевна была в этот вечер очень неразговорчивая. Говорила, только отвечая на вопрос…».^[1175]

Еще одна запись из записок, связанная с повестью Л.К. Чуковской «Софья Петровна» и ее вторым бегством из Ленинграда: «Прочитав „Софью Петровну“ Анне Андреевне, я приблизительно в то же время прочитала повесть своим друзьям. Я пригласила к себе восемь человек; девятый явился незваный, почти против моей воли. Нет, он не был предателем и не побежал в Большой Дом докладывать. Но он был болтлив. Он рассказал кому-то интересную новость, а кто-то еще кому-то, и в конце 1940 года новость, в искаженном виде, „по цепочке“ проникла туда; там стало известно, что у меня хранится некий „документ о тридцать седьмом“ — как именовал „Софью Петровну“ следователь, вызывавший на допросы далеких и близких.

Даже сейчас, через тридцать лет после ежовщины, когда я пишу эти строки, власти не терпят упоминания о тридцать седьмом. Боятся памяти. Это сейчас. А что же было тогда? Преступления еще были свежи; кровь в кабинетах следователей и в подвалах Большого Дома еще не просохла; кровь требовала слова, застенок — молчания. Где вы — журавли Ивика, где ты — говорящий тростник?

Я до сих пор не постигаю, почему, прослышав о моей повести, меня сразу же не арестовали и не убили. А начали вести предварительное расследование. (Анна Андреевна сказала мне однажды: „Вы — как стакан, закатившийся под скамью во время взрыва в посудной лавке“.)

Разумеется, дома у меня ни „Софьи Петровны“, ни „Дневников“ давно уже не было. Прочитав повесть друзьям, я отдала свой единственный экземпляр — толстую школьную тетрадь с перенумерованными Люшей страницами — в надежные руки…

Анне Андреевне о своей новой беде я не сообщила ничего. Она и без моих бед была истерзана тревогой за Леву, за себя, изнурена трудом: снова писала ночи напролет и каждый раз, как мы встречались, читала мне новые куски „Поэмы“»^[1176].

Окончательно Лидия Корнеевна покинула этот дом в 1944 г., и тоже не по собственной воле…

На фасаде дома № 11 по Загородному проспекту установлена мемориальная доска из красного гранита (арх. В.Б. Бухаев). Она словно расколота на две половины. Как и жизнь тех, кому она посвящена. С левой стороны доски до «трещины» текст: «Здесь с сентября 1933 года до мая 1941 жила писательница Лидия Корнеевна Чуковская (1907–1996)». И внизу: «Здесь в 1939–40 была написана „Софья Петровна“ — повесть о большом терроре». С правой стороны за «трещиной»: «Здесь до ареста в августе 1937 года жил физик-теоретик Матвей Петрович Бронштейн». Эта часть мемориальной доски словно пробита пулями, оборвавшими жизнь ученого. Яркий, эмоциональный образ, созданный талантливым архитектором. Заказчиком по сооружению мемориальной доски стала общественная организация «Общество друзей Российской национальной библиотеки».

В 2014–2015 гг. фасад бывшего дома Ш.З. Иоффа отреставрировали. На первом этаже доме привлекает внимание многочисленных посетителей израильский стрит-фуд бар «Bekitzer» и «Social Club». «Social Club», состоящий из двух просторных залов, задуман создателями как пространство для повзрослевших интеллигентных модников, в том числе тех, кто успел обзавестись семьей и детьми, но при этом не растерял задора, жизнелюбия и ищет разнообразного культурного досуга.

Здесь, у Пяти углов, улица Рубинштейна вливается в завершение улицы Ломоносова, а мы предлагаем читателям заглянуть в отходящие от улицы Рубинштейна Графский и Щербаков переулки.

Глава 2
Графский переулок

Страницы истории переулка

Пройдя улицу Рубинштейна, вернемся назад и свернем направо, в Графский переулок. Он проходит от набережной реки Фонтанки до Владимирского проспекта. Как свидетельствует «Большая топонимическая энциклопедия», первое название с 1776 г. — Троицкий, как и будущей улицы, связано с находившимся поблизости подворьем Троице-Сергиевой лавры.

С 1798 г., когда Троицкой стала называться улица, Троицкий переулок превратился в Графский, так как левую его сторону от Фонтанки до угла с нынешней улицей Рубинштейна, занимала усадьба графов Головиных. Шестого октября 1923 г. в «пику» старому названию переулок переименовали в Пролетарский, что характерно для первых лет советской власти, 16 января 1964 г. произошла очередная метаморфоза: Пролетарский переулок переименовали в улицу Марии Ульяновой — в честь сестры В.И. Ленина Марии Ильиничны Ульяновой, профессиональной революционерки и видного деятеля Всероссийской коммунистической партии большевиков. Наконец, 4 октября 1991 г. Графскому переулку возвращено его историческое название^[1177]. В честь какого из графов Головиных получил название этот переулок? Ведь только в Морской энциклопедии названы шесть графов с этой фамилией, и все они видные деятели Военно-Морского флота России. Участок на Фонтанке, где позже образовался этот переулок, отдали под загородную усадьбу адмиралу Николаю Федоровичу Головину. В 1708–1717 гг. Петр I посылает Н.Ф. Головина в Англию и Голландию для изучения морского дела, в 1717 г. по возвращении в Россию был экзаменован самим императором и произведен в лейтенанты. В 1725 г. находился при Шведском дворе по поручению генерал-адмирала Ф.М. Апраксина, нанимал штурманов для службы на русском флоте. В 1726 г. Н.Ф. Головин произведен в капитаны 1-го ранга и пожалован в генерал-адъютанты, а в 1730 г. произведен в шаутбенахты. В царствование императрицы Анны Иоанновны его карьера достигла своего пика. В 1732 г. Н.Ф. Головин — член Комиссии по преобразованию флота, назначен генерал-инспектором адмиралтейств, произведен в вице-адмиралы и награжден орденом Св. Александра Невского. Наконец, в 1733 г. произведен в адмиралы и назначен президентом Адмиралтейств-коллегии. Признанием особых заслуг Н.Ф. Головина стало его награждение в 1740 г. перед Российским флотом высшей наградой Российской империи орденом Св. Андрея Первозванного.

В последующие годы, в царствование Елизаветы Петровны, Н.Ф. Головин — сенатор, действительный тайный советник, член Конференции управления иностранными делами. В 1742 г. во время Русско-шведской войны (1741–1743 гг.) — главнокомандующий войсками и флотом, оборонявшим Петербург. В 1744 г. уезжает на лечение в Германию, через год умер в Гамбурге^[1178]. После смерти адмирала Н.Ф. Головина начинается постепенная застройка участка, которая становится особенно интенсивной с середины XIX в.

В «Книге адресов Санкт-Петербурга на 1809 г.» мы насчитали всего четырех домовладельцев. Участком № 181 владела жена священника Филиппа попадья Васильева, соседним участком № 183 владел дьячок Александр Григорьев, среди владельцев других участков мы находим наследников действительного тайного советника Деденёва, купца Ивана Чечулина^[1179].

Из адресной книги С-Петербурга за 1837 г. видно, что в Графском переулке проживали тогда всего три человека, принадлежавшие к первым 5 классам, — это статский советник И.П. Бунин (Графский пер., 3), вдова генерал-майора Е.И. Ефимовичева (участок № 182), статский советник М.Я. Магазинер (Графский пер., 5); еще два жителя принадлежали к особам 6-го класса: отставной штабс-доктор О. Альбрехт (Графский пер., 3) и титулярный советник Блюм (Графский пер., 5)^[1180].

Кроме них здесь проживали чиновники и военные — Министерства внутренних дел А. Баранов (Графский пер., 7), Кабинета Его Императорского Величества В. Баховец, отставной чиновник 9-го класса В.Н. Быков (Графский пер., 7); поручик лейб-гвардии Гренадерского полка Г.П. Бреверн; чиновник Департамента народного просвещения Е.Я. Власов (Графский пер., 5); поручик лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона Гирей-Кази Султан (Графский пер., 11)^[1181].

Значительную часть проживавших в это время в Графском переулке составляли купцы и мещане. В первой трети XIX в. в переулке преобладали одно- и двухэтажные дома, смешанные частично деревянные, частично каменные здания.

В «Атласе тринадцати частей Санкт-Петербурга» владельцами участка в Графском переулке по четной стороне названы: № 2 — отставной ротмистр М.В. Шишмарёв, № 4 — генерал-майор Н.В. Зиновьев, № 6 — действительный статский советник И.Б. Цейдлер, № 8 и № 10 — коллежский советский К.Я. Прянишников^[1182].

По нечетной стороне: № 1 — Дворцовое ведомство (так называемый Запасной дворец), № 3 — тайный советник Ф.Б. Лубяновский, № 5 — купец Н.П. Гусев, № 7 — наследники мещанина В.Ф. Леденцева, № 9 — барон, генерал-майор Фредерикс, последний и его наследники владели этим участком до 1917 г.^[1183]

В это время переулок уже застроен каменными двух- и трехэтажными домами, хотя существовали еще и пустующие участки или дровяные дворы, образующие разрывы между домами. По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», когда начинается строительный бум, появляются уже доходные дома, принадлежавшие нескольким поколениям одной и той же фамилии: князей Волконских (Графский пер., 2), уже упомянутого барона Фредерикса (Графский пер., 7 и 9), а также Лихачевых, Синебрюховых, Константиновых и др.^[1184]

Здания в Графском переулке дошли до нас с конца XIX — начала XX вв., за исключением двух зданий школ на участке домов № 1 и № 8, появившихся уже в советское время. Нашу прогулку мы начнем с правой, нечетной стороны у углового дома № 1/50.

От набережной реки Фонтанки до улицы Рубинштейна

Нечетная сторона

Дом № 1/50

Лицевой фасад этого пятиэтажного дома обращен к набережной реки Фонтанки. Песочного окраса здание является образцом безордерной рядовой архитектуры первой трети XIX в. Его скромными украшениями являются лишь сандрики над окнами второго и третьего этажей и рустовка первого. Между тем этот дом возводился как жилой корпус Запасного дворца Его Императорского Величества Николая Павловича. Проект этого здания в 1820–1822 гг. разработан архитекторами З.Ф. Дильдиным и И.М. Ливеном^[1185].

В «Атласе тринадцати частей Санкт-Петербурга» об этом доме сообщается: «Дворцового ведомства Запасной Двор», то же во «Всеобщей адресной книге Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.» и в «Путеводителе по Петербургу» за 1886 г. В адресно-справочных книгах «Весь Петербург» за 1896 1914 гг. и «Весь Петроград» за 1915–1917 гг. записано, что в этом доме находилось Дворцовое управление, «Канцелярия Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны» и «Канцелярия Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны». Проследив историю дома по адресным книгам «Весь Петербург» и «Весь Петроград» до 1917 г., мы выяснили, что с момента своего возведения он находился в ведомстве Аничкого дворца^[1186].

Дом № 1/50. Фото авторов, 2021 г.

В адресных книгах «Весь Петербург» за 1896–1914 гг. найдена информация о том, что в угловом доме № 1/50 по Графскому переулку и набережной реки Фонтанки в служебной квартире проживал личный секретарь императрицы Марии Федоровны и управляющий Канцелярией Ея Величества граф Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов (1848–1913)^[1187].

Он был не только крупным чиновником, но и известным поэтом, членом-корреспондентом Российской академии наук по отделению русского языка и словесности, академиком по «Разряду изящной словесности». Как отмечает Л.А. Николаева, автор очерка об А.А. Голенищеве-Кутузове: «Всю жизнь он преклонялся перед А.С. Пушкиным, испытал воздействие Ф.И. Тютчева, А.Н. Майкова и А.А. Фета (с двумя последними поддерживал дружеские отношения). Стихи А.А. Голенищева-Кутузова, по мнению исследователей его творчества, сосредоточены главным образом на внутренних переживаниях. В 1872 году он познакомился с М.П. Мусоргским, высоко ценившим его дарование, а в 1873 году сблизился с В.В. Стасовым (стал завсегдатаем его музыкальных вечеров). На стихи А.А. Голенищева-Кутузова М.П. Мусоргский написал вокальные циклы «Без солнца» (1874 г.) и «Песни и пляски смерти» (1875–1877 гг.). В стихотворениях 1880-х годов преобладают религиозно-мистические настроения, проникнутые фатализмом, отрешенностью от реальной жизни и борьбы, что позволило В. Соловьеву причислить его к поэтам „буддийского направления в поэзии“. В эти же годы стихотворения А.А. Голенищева-Кутузова печатаются в различных газетах и журналах, он становится центральной фигурой салонно-аристократических кругов, в том числе „пятниц“ К.К. Случевского. В 1894 году его собрание сочинений в двух томах отмечено Пушкинской премией. В 1900 году А.А. Голенищев-Кутузов избран почетным академиком, пришла слава, ему в это время часто поручали оценку поэтических произведений, представленных на Пушкинскую премию»^[1188].

Гостям Голенищева-Кутузова запомнились субботние вечера в его квартире. По словам одного из завсегдатаев, «заканчивались они обыкновенно радушно предлагаемым ужином, за которым заметно сказывалось старое русское гостеприимство, с оттенком некоторого деревенского хлебосольства, напоминавшего давний, столько знакомый и для многих родной еще быт»^[1189]. С 1897 г. А.А. Голенищев-Кутузов становится гофмейстером, а в 1912 г. обер-гофмейстером Высочайшего двора. Однако многих своих замыслов он так и не смог осуществить. Причины тому — пошатнувшееся здоровье и депрессивное настроение, порой подолгу владевшее им. По своим убеждениям он был идеалистом, в литературе — верным последователем пушкинской школы и приверженцем того течения, которое недальновидно называли «чистым искусством». Близкие ему писатели один за другим уходили, он чувствовал себя одиноким и непонятым. За два года до смерти он поселился в Царском Селе, где вел жизнь почти затворническую, наедине с собой и своими думами. Но перед самым концом он вернулся в свою петербургскую квартиру, слег в постель и больше не вставал. Умер 28 января 1913 г., на вынос его тела прибыли император Николай II и другие представители Дома Романовых. Похоронен А.А. Голенищев-Кутузов в Санкт-Петербурге на Смоленском православном кладбище. В книге «Исторические кладбища Санкт-Петербурга» содержится информация о том, что захоронение А.А. Голенищева-Кутузова утрачено^[1190].

Супруга А.А. Голенищева-Кутузова, Ольга Андреевна Голенищева-Кутузова (1860–1924, урожд. Галевич), возглавляла Общество попечения о слепоглухонемых в России, которое ставило целью «попечение о слепоглухонемых всех возрастов, а также призрение лиц, частично потерявших и теряющих зрение, слух и речь»^[1191].

После смерти А.А. Голенищева-Кутузова заведующим Канцелярии и секретарем Ея Величества в звании камергера становится действительный статский советник Анатолий Анатольевич Куломзин (1870–1941), сын председателя Государственного совета А.Н. Куломзина. До этого назначения губернатор Ковенский (1912 г.) и Саратовский (1912–1913 гг.), он был женат на дочери А.А. Голенищева-Кутузова Татьяне (1879–1914) и проживал с 1914 г. в доме по Фонтанке, 1/50 до 1917 г.^[1192]

Помимо работы в канцелярии, А.А. Куломзин много времени уделял работе в благотворительных обществах. Так, он входил в Совет Императорского человеколюбивого общества, в ведении которого по всей России, по данным на 1901 г., состояло 221 заведение, в том числе: 63 учебно-воспитательных, где призревались и обучались 7000 сирот и детей бедных родителей; 63 богадельни, призревавшие 2000 престарелых и увечных обоего пола; 32 дома бесплатных и дешевых квартир и 3 ночлежных приюта, в которых ежедневным приютом пользовались свыше 3000 человек; 8 народных столовых, обеспечивающих ежедневно 3000 бесплатных обедов; 4 швейных мастерских, в которых работали 500 женщин; 29 попечительных комитетов, оказывавших временную помощь свыше 10 000 нуждавшимся; 20 медицинских учреждений, в которых бесплатно лечились 175 000 бедных больных. Также являлся членом Романовского комитета для призрения сирот сельского состояния. Первоначально Комитет предназначался для помощи детям бедного сельского населения без различия национальностей, состояний и вероисповеданий, «а равно для объединения правительственной, общественной и частной деятельности в этом направлении». Позже Комитет стал участвовать также «в призрении некоторых категорий несчастных, как-то глухонемых, слепых, душевнобольных и идиотов, ныне остающихся без помощи»^[1193].

Нельзя не сказать еще об одной семье, проживавшей в этом доме по Фонтанке с 1903 г. и приблизительно по 1917 г. Это семья академика архитектуры Юлия Юльевича Бенуа (1852–1929)^[1194]. С 1902 по 1917 г. Ю.Ю. Бенуа являлся главным архитектором Аничкова дворца. Объект его творчества в Аничковом дворце — винтовая лестница. Представитель известной семьи петербургских деятелей культуры, видный архитектор-строитель широкого диапазона, мастер эклектики и модерна, специалист по сооружению утилитарных построек высокого архитектурно-художественного уровня, Ю.Ю. Бенуа в 1875 г. окончил Академию художеств, а в 1885 г. удостоен звания академика архитектуры. В 1875–1876 гг., совместно с Р. Мюллером и Н. Брюлло, он перестроил дом на набережной Мойки, 29, в начале 1890-х гг. осуществил перестройки домов Общества железных дорог (Итальянская ул., 17) и табачной фабрики «Лаферм» (Средний пр., 36), а также построил Молочную ферму в Лесном.

Выдающимся памятником архитектуры стал Лиговский народный дом С.В. Паниной, возведенный по его проекту в 1901–1904 гг., — лучшее в Петербурге сооружение такого рода. В начале 1900-х гг. Бенуа построил школу и приют (Новгородская ул., 4), Общину сестер милосердия (наб. Фонтанки, 154), совместно с А.И. Владовским — особняк Н.В. Безобразовой (Моховая ул., 34) и др. В 1903–1905 гг. на основе премированного конкурсного проекта А.Ф Бубыря и Л.А. Ильина Ю.Ю. Бенуа возвел дом Безобразовой (наб. канала Грибоедова, 50–54). Интересен дворцовый флигель дома на Моховой ул., 18. Крупнейшим произведением зодчего, вобравшим в себя его многолетний и разнообразный опыт, стал огромный жилой комплекс Первого Российского страхового общества, построенный в 1911–1914 гг. при участии Л.Н. Бенуа, работавшего в основном над фасадами. Это, по существу, два больших жилых дома с курдонерами (Каменноостровский пр., 26–28 и Б. Пушкарская ул., 37). Последнее крупное предреволюционное произведение Ю.Ю. Бенуа — Образцовый молочный комплекс на Выборгской стороне (Нейшлотский пер., 23), построенный в 1915 г. В 1890-х гг. он взял в аренду на 50 лет у владельцев Мурина обширный участок неплодородной земли от Муринского ручья до окраины Петербурга. Строительство велось по собственным чертежам Ю.Ю. Бенуа и под его непосредственным наблюдением^[1195].

После революции Ю.Ю. Бенуа активно и весьма успешно занимался сельским хозяйством. Служил в Наркомате продовольствия, располагавшемся в первые послереволюционные годы в Аничковом дворце, составляя проекты сельскохозяйственных заведений и молочных заводов, санаториев и домов для рабочих.

Вместе с отцом приблизительно до 1917 г. проживал в этом доме его сын Франц Юльевич Бенуа (1897–1937), художник-архитектор, но по специальности работал недолго. Как и отец, сын тоже увлекся сельским хозяйством. Его судьба в 1930-е гг. сложилась трагически. Особым совещанием при Коллегии ОГПУ в 1931 г. он был осужден как участник «Трудовой крестьянской партии» на три года ссылки в Восточно-Сибирский край и отбывал наказание в г. Иркутске, где работал в Облземуправлении, преподавал в Сельскохозяйственном институте и проживал по адресу: ул. Тимирязева, 22, кв. 6. Повторно арестован 19 апреля 1937 г. Иркутским облсудом, 28 декабря 1937 г. приговорен по ст. 58-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Иркутске 16 января 1938 г.^[1196]

Но вернемся к истории дома. В его летопись вошла Вольфила. В первые годы Советской власти в Петрограде существовало множество литературных кружков и объединений. Одним из таких объединений стала Вольная философская ассоциация (Вольфила), созданная в 1919 г. в Петрограде группой писателей, художников и деятелей культуры, именовавших себя «скифами»: А. Белым, А. Блоком, В. Мейерхольдом, К. Петровым-Водкиным, К. Эрбергом, А. Штейнбергом. Главным инициатором объединения «вольных философов» стал публицист и историк общественной мысли Р.В. Иванов-Разумник. Целью работы ассоциации были «исследование и разработка в духе философии и социализма вопросов культурного творчества, а также развитие и укрепление в народных массах социалистического и философски углубленного отношения к этим вопросам^[1197].

В разные годы Вольфила объединяла несколько сотен участников — писателей, поэтов, художников, философов и критиков различных направлений (от марксизма до антропософии), ученых, рабочих и служащих, преимущественно молодежь. Число членов доходило до 350, открытые заседания посещало до 1000 человек. Имелись отделения в Москве (1920–1921 гг.) и Берлине (1921–1923 гг.). С 1921 г. открытые заседания ассоциации проходили в доме на углу Фонтанки и Графского переулка в выделенном Петрокоммуной помещении^[1198].

Н.И. Гаген-Торн в своих воспоминаниях пишет: «В Управлении Петрокоммуны работал Борис Гитманович Каплун. Большевик-подпольщик, племянник и друг Урицкого, завзятый любитель художественной литературы, почитатель Андрея Белого и Блока, он стал меценатом Вольфилы. Петрокоммуна выделила Вольфиле дотацию и помещение в служебных зданиях Аничкова дворца, на левом берегу Фонтанки, дом № 50»^[1199].

Первый раз упоминание о том, что по адресу: Фонтанка, 50, кв. 22, проходят занятия, собрания и кружки, упоминается в «Расписании занятий» Вольной философской ассоциации с 13 по 18 декабря 1920 г. Поиск новых помещений Н.И. Гаген-Торн объясняет тем, что на заседания Вольфилы приходило все больше и больше людей. Этот же факт подтверждается в книге В. Белоуса «Вольфила [Петроградская Вольная Философская Ассоциация]»^[1200].

Научную и учебную работу вели кружки, а позднее отделы Вольфилы. Были кружки: философия символизма (руководитель Андрей Белый), философия творчества (Константин Эрберг), философия культуры (Иван-Разумник), творчество слова (Ольга Форш), философия математики (проф. Васильева)…

Пришедшие на воскресные заседания включались в кружковую работу Вольфилы. Вольфила состояла из действительных членов — людей, имеющих уже какое-то лицо в искусстве или науке, членов-сотрудников и членов-соревнователей. Членом-соревнователем мог стать каждый желающий и принять участие в работе кружков.

Вот как описывает квартиру, в которой проходили заседания Вольфилы Н.И. Гаген-Торн: «Взойдите на третий этаж высоко старого дома. Открыта дверь на лестницу. Из просторной темноты прихожей уже слышатся голоса. Открывается дверь из прихожей. Горят закатом высокие окна, выходящие на Фонтанку. Они отражаются в помутневшем зеркале над камином, у противоположной стены. Зал заседаний. Во всю комнату по полу расстелен ковер. Рядами расставлены стулья. Кому не хватило мест — сидят на ковре…

Боком к окнам — стол и кресла президиума. За ними — дверь в библиотеку. В креслах — покуривая трубочку — Иванов-Разумник, рядом, склоняя хохлатую, темную голову, Дмитрий Михайлович Пинес и очередной докладчик.

Разные были докладчики, как разнообразны и слушатели. Собственно, вряд ли правильно говорить „слушатели“, они совыступали по намеченной теме. Всегда предполагалась беседа. Иванов-Разумник бесстрастно предоставлял всем слово: говори, что угодно. С диаметрально противоположными точками зрения выступали ораторы вольной ассоциации философствующих»^[1201].

А вот какой увидел квартиру симбирский поэт и прозаик Николай Николаевич Ильин (Н. Нилли): «Маленькая комнатка, 8 рядов стульев, стол посредине, на нем свеча, — дальше комнатка с мягким ковром, с кушеткой и тремя большими креслами — там темно.

Это петербургская „Вольфила“ — Вольное Философское Общество — любимое место Андрея Белого, Блока. Основатели этого общества — А. Белый, Блок, Штейнберг, Иванов-Разумник, Константин Эрберг. Каждый понедельник устраиваются здесь собрания»^[1202].

Вольфила в доме № 1/50 по Фонтанке продолжала работать до 1924 г. В конце апреля 1924 г. Вольной философской ассоциации не удалось пройти через очередную перерегистрацию в Главном управлении Ленинградских научных учреждений, и 4 сентября 1924 г. на основании распоряжения административного отдела Ленинградского Губисполкома Вольная философская ассоциация была объявлена закрытой, а ее имущество передали Ленинградскому отделению Всероссийского союза писателей^[1203].

В газете «Жизнь искусства» № 517 от 30 июля за 1920 г. горожане могли прочитать следующее объявление: «Организовано Петербургское отделение Всероссийского союза поэтов. Состав президиума: председатель — Ал. Ал. Блок; товарищи председателя — К.Я. Эрберг и Н.А. Оцуп; секретари — Н.А. Павлович и Вс. А. Рождественский; казначей — С.Е. Нельдихен-Аусландер». О том, какое впечатление произвело посещение Союза поэтов на Фонтанке на молодую поэтессу Ольгу Берггольц, можно прочесть в ее воспоминаниях: «Помню, был в двадцатые годы красный кирпичный дом на углу бывшего Графского переулка и Фонтанки. Там помещался Союз поэтов. И вот я отважилась — приехала как-то из-за Невской заставы в Союз поэтов. Я приехала туда намного раньше, чем все остальные, тем более поэты. Первое, что меня потрясло, был громадный закрытый рояль, на нем холщовый чехол, а на чехле разноцветными буквами выписаны автографы писателей. Я подошла к роялю и стала его разглядывать. Меня поразила размашистая подпись: „Ал. Блок“, — она была вышита, по-моему, красными нитками. Вторая подпись — лиловыми нитками. И так далее. Весь чехол этого невероятного рояля был расписан и вышит. Я села в уголок и замерла. В этаком святилище с роялем, расписанным автографами самых знаменитых поэтов века, которых я знала по книгам, мне было как-то одиноко»^[1204].

4 сентября 1924 г. на Фонтанке, 50, начал работу Всероссийский союз писателей. Сотрудником секции переводчиков была знаменитая переводчица Анна Васильевна Ганзен (1869–1942), подарившая России прекрасные переводы произведений Андерсена, Ибсена и других скандинавских авторов.

В одной из квартир дома многие годы проживала известная писательница, переводчик, выдающийся библиограф Августа Владимировна Мезьер (1869–1935). Книгу она считала одним из самых действительных орудий культурного раскрепощения и прогресса человечества, а книжное служение — великим общественным служением. А.В. Мезьер в издательствах О.Н. Поповой, Ф.Ф. Павленокова, и П.П. Гершунина опубликовала ряд своих сочинений по истории культуры, географии разных стран и др. После революции Августа Владимировна выступает пропагандистом краеведения, постоянно и настойчиво объясняя широким массам важность познания своей родины. В историю русской культуры и в историю русской библиографии А.В. Мезьер вошла двумя своими работами «Русской словесностью с XI по XX столетие включительно» и «Словарным указателем по книговедению», работа над «Словарным указателем по книговедению» заняла 15 последних лет жизни писательницы. Полуослепшая, в своей крошечной квартирке на Фонтанке, 1/50, она упорно трудилась над составлением библиографической энциклопедии книговедения. Умерла А.В. Мезьер в 1935 г. в Ленинграде^[1205].

29 декабря 1925 г. в доме на Фонтанке,1/50, состоялась гражданская панихида после трагической смерти Сергея Есенина. Гроб с телом поэта вынесли в ту комнату, где проходили все собрания Союза писателей. В письме П.Н. Лукницкого Л.В. Горнингу сообщается: «Около 6 вечера привезли из Обуховского тело… В течение часа длилось молчание, никто не произносил речей. Толпились, ходили тихо…»^[1206].

В Союзе писателей часто устраивались вечера поэзии, выставки. Так, из книги П.Н. Лукницкого «Встречи с Анной Ахматовой» известно, что в ноябре 1927 г. состоялась выставка портретов, книг и автографов за десятилетие 1917–1927 гг. «Анна Андреевна Ахматова на выставку приглашена не была, хотя и были выставлены материалы, касающиеся ее: 1. Берлинское издание ее стихотворений (три книги); 2. Anno Domini, Petropolis 1921; 3. Фотография Наппельбаум (профиль, повернут вправо); 4. Портрет Белкина; 5. Автограф стихотворения „Воспоминание“ („Тот август, как желтое пламя…“ — с помаркой: вместо „желтое“ другое слово зачеркнуто и сверху написано: „желтое“) на листке синей почтовой бумаги, чернилами»^[1207].

Осенью 1924 г. по приглашению Всероссийского союза писателей в этот дом перенесло свои заседания из Аничкого дворца Ленинградское общество библиофилов. Общество появилось в Петербурге 5 ноября 1923 г. Первым председателем Ленинградского общества библиофилов стал известный деятель книги и библиографии, первый директор публичной библиотеки, избранный коллективом, Эрнест Львович Радлов (1854–1928), когда же тот по состоянию здоровья отошел от практических дел, общество возглавил известный литератор Э.Ф. Голлербах.

В.В. Кунин в предисловии к факсимильному изданию «Альманаха библиофила. 1929 г.» пишет: «Ленинградское общество библиофилов неотделимо от имени Эриха Федоровича Голлербаха, как Голлербах в 20-е годы неотделим от Ленинградского общества библиофилов. Это было его детище, его любовь, его гордость. Искусствовед и художественный критик, художник-гравер и библиограф, поэт и философ — он во всех своих делах был энтузиастом и преданным обожателем Книги. Э.Ф. Голлербах был одним из самых образованных и тонко чувствующих потребности времени искусствоведов. С 1923 года Э.Ф. Голлербах стал заведующим художественной частью Государственного издательства в Петрограде и много сделал на этом посту. В 1942 году при эвакуации из осажденного Ленинграда Э.Ф. Голлербах трагически погиб.

Председателем Ленинградского общество библиофилов Э.Ф. Голлербах оставался до 1926 года, а затем председательский пост перешел к Оскару Эдуардовичу Вольцбергу (1886–1971), известному библиографу-искусствоведу, историку искусства, библиофилу. В доме на Фонтанке, 50/1, заседания Общества библиофилов продолжались до 1926 года, а затем были перенесены в здание Центральной губернской (позднее областной) библиотеки, где О.Э. Вольцберг оборудовал для Ленинградского общества библиофилов „постоянную квартиру“ в детском отделе библиотеки (пл. Лассаля)»^[1208].

В доме на углу Графского переулка и набережной реки Фонтанки в разные годы жили, работали, бывали известные деятели культуры, один из них — Лев Александрович Ильин (1880–1942), первый директор Музея города (1918–1928 гг.), главный архитектор Ленинграда (1925–1938 гг.), возглавивший разработку проектов Генеральных планов развития города в предвоенный период. Зодчий внес огромный вклад в сохранение и развитие традиций петербургской архитектуры. В этом доме Л.А. Ильин проживал с 1918 г., переехав на Фонтанку после пожара, происшедшего в его доме, построенном по собственному проекту на Аптекарском острове в 1911–1913 гг.

Его увлеченность, неизменная вежливость и внимательность к любому собеседнику, умение и желание делиться опытом и званиями привлекали к нему людей, особенно молодежь. Аничков дворец в эти годы стал местом постоянных встреч и заседаний Общества архитекторов, редколлегии «Зодчего», правления общества «Старый Петербург». Не менее известной стала и квартира Л.А. Ильина в доме Музея города на Фонтанке, 50, на втором этаже, в угловой части дома, ее окна выходили на Фонтанку и Графский переулок. В настоящее время это квартиры № 4, 5 и 6. Из окна его рабочего кабинета открывался великолепный вид на берега реки Фонтанки до Летнего сада.

Квартира на Фонтанке была вторым рабочим кабинетом и проектной мастерской Л.А. Ильина. Так, в октябре 1929 г. в Ленинграде на базе Бюро планировки городов Ленгорисполкома и сектора Картографического издательства НКВД РСФСР создан Институт «Гипрогор». Первые полгода он размещался прямо в квартире своего первого директора Л.А. Ильина. Многие коллеги начали совместную работу с ним со встреч в этой домашней мастерской. Среди них — Е.И. Катонин, В.В. Данилов, Е.К. Реймерс, К.М. Дмитриев, З.И. Крылова, Д.Ф. Бетлинг-Кольбе, А.В. Самойлов. Частыми гостями были В.Я. Курбатов, П.П. Вейнер, П.В. Ковальская. Интерес к озеленению городов был близок Ильину и глубоко волновал его. С середины 1920-х гг. он стал уделять этой проблеме особенное внимание, лично участвуя в каждом проекте, связанном с созданием садово-парковых комплексов. Творческие контакты с Полиной Владимировной Ковальской постепенно переросли в постоянное сотрудничество. Она стала второй женой и большим другом Льва Александровича. Талантливый художник, серьезный исследователь проблем ландшафтной архитектуры, она сыграла значительную роль в жизни Ильина.

Многие годы профессор львиную долю своих доходов тратил на покупку мебели, картин и редкого хрусталя. Обстановка его обширной квартиры представляла собой удивительное собрание антикварных, или, вернее, музейных, ценностей, здесь и великолепные гарнитуры мебели XVIII и XIX вв., и уникальные произведения прикладного искусства, а также была чудесная библиотека, которая, по словам Л.А. Ильина, насчитывала более пяти тысяч томов.

Когда началась война, Лев Александрович, несмотря на рекомендации Академии архитектуры СССР, отказался покидать Ленинград, он твердо решил «переживать события Родины в основном в Ленинграде».

В июле — августе, преодолев депрессию и болезнь, он включился в работу по укрытию и фиксации памятников монументальной скульптуры и архитектуры, а также ряда зданий и ансамблей, не имевших обмерных чертежей. Общий план работы составил 22 объекта. Чаще всего работали в насквозь продуваемых, промерзших залах. Двигались при этом осторожно, стараясь сберечь тепло. Одновременно Лев Александрович с увлечением работал над уникальной книгой-эссе «Прогулки по Ленинграду», посвященной анализу классической архитектуры Петрограда — Ленинграда, которую иллюстрировал своими же рисунками, создаваемыми в подземелье при еле заметном свете фитилька. Работе над книгой помешала серьезная болезнь.

Несмотря на угрозы артобстрелов и бомбежек, архитектор, беззаветно любивший свой город, выходил на прогулки практически каждый день, он как будто не замечал ран, наносимых войной, и любовался городом, купающемся в рассветной дымке.

В начале декабря 1941 г. в дом на Фонтанке, 50, попала фугасная бомба и разворотила всю угловую часть, где находилась квартира Л.А. Ильина, кабинет и две соседние комнаты полностью разрушены, погибли весь литературный архив, значительная часть уникальной художественной коллекции и библиотеки. Чтобы воры, проникавшие в квартиру, не крали уникальные книги и мебель, Л.А. Ильин свой дополнительный продпаек, выдававшийся ему как члену-корреспонденту Академии архитектуры СССР, оставлял им в разрушенной квартире.

Немногие свободные от работы часы выкраивались для разбора завалов, чтобы спасти самое ценное — книги. В этом ему помогали молодые архитекторы, работавшие в АПО и Отделе охраны памятников. Один их них — А.К. Алексеевский — вспоминает: «Взяли мы саночки и отправились на Фонтанку. В квартиру, расположенную на втором этаже, поднимались по груде обломков. Стены дома не было. В комнате висели занесенные снегом картины, на уцелевшей части потолка качалась люстра, пол был усыпан осколками уникальных диапозитивов, а за разбитыми стеклами шкафов стояли книги по искусству, которым цены не было. Помню характерный „ильинский“ прищуренный иронический взгляд с вершины горы мусора и щебня на театрально открытую квартиру».

Новую квартиру Л.А. Ильин получил в соседнем доме по наб. реки Фонтанки, 52, кв. 7. Он так и писал на конвертах своих писем: «Фонтанка, 52, кв. 7, ком. 1» (ныне часть квартиры № 26. — Авт.). Видимо, именно этот факт и послужил основанием для того, чтобы на фасаде дома № 52 установили мемориальную доску.

11 декабря 1942 г. на углу Невского пр. и Фонтанки у дома № 68 по Невскому проспекту разорвался снаряд. В зоне разрыва находились управляющая делами Дома архитекторов А.А. Виниченко с подругой Д.Г. Аранович (впоследствии ученый секретарь ГлавАПУ) и Л.А. Ильин. Архитектор погиб на месте, Аранович получила тяжелые увечья, Виниченко осталась невредимой. Похоронен Л.А. Ильин в некрополе-музее на Литературных мостках Волковского кладбища^[1209].

Мемориальные доски на фасаде дома напоминают нам еще о двух выдающихся деятелях культуры, с которыми связана судьба этого дома. 3 октября 2007 г., в день 100-летия выдающегося дирижера Карла Ильича Элиасберга (1907–1978), на фасаде дома открыта первая мемориальная доска.

С 1932 г. К.И. Элиасберг дирижер, а с 1937 по 1950 г. — главный дирижер Большого симфонического оркестра Радиокомитета Ленинграда. Когда началась Великая Отечественная война, сотрудники Радиокомитета как учреждения связи не эвакуировались, К.И. Элиасберг, единственный оставшийся в блокадном Ленинграде симфонический дирижер, с женой, известной пианисткой-аккомпаниатором Надеждой Дмитриевной Бронниковой, и оркестрантами, не мобилизованными на фронт, продолжали выступать в осажденном городе более напряженно, чем в мирные дни. Дирижер и оркестр несли теперь всю ответственность не только за концерты по радио, но и за филармонические, а также за сопровождение оперных спектаклей блокадного театра: много играли разнообразной музыки, в том числе произведения Д.Д. Шостаковича. Но с 27 декабря 1941 г., в лютые морозы, после того, как прозвучал последний концерт, транслировавшийся за рубеж, музыка замерла. Оркестр таял. Люди умирали. Горсточка людей жила в здании Радиокомитета, слабея от голода, морозов, достигавших 35 градусов, занятая тем, чтобы защищать здание от бомб и снарядов, передавать самые необходимые вести, разговаривать с ленинградцами, как это делала Ольга Берггольц. Зимой 1941/42 г. оркестр Радиокомитета понес серьезные потери: 27 человек умерло, большинство остальных было не в состоянии работать. Лишь 16 человек оказались в какой-то степени пригодными для работы.

Но уже 5 апреля 1942 г. в Театре имени А.С. Пушкина состоялось открытие нового музыкального сезона. Воссозданный симфонический коллектив в требовательных руках К.И. Элиасберга день ото дня улучшал свою форму. Венцом творческой деятельности блокадного оркестра стало первое в Ленинграде исполнение Седьмой Ленинградской симфонии Д.Д. Шостаковича, состоявшееся 9 августа 1942 г.

В условиях блокады возрожденный оркестр достиг первоклассного исполнительного уровня. За время Великой Отечественной войны оркестр дал 164 симфонических концерта, 126 оперных и балетных спектаклей. К.И. Элиасбергу было присвоено звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. На годы, проведенные К. Э. Элиасбергом в доме на Фонтанке, 50/1, приходится самая интенсивная концертная деятельность дирижера.

Летом 1953 г. коллектив становится вторым оркестром Ленинградской филармонии. Начинается гастрольная деятельность, в 1962–1963 гг. в серии авторских концертов проходят творческие вечера Стравинского и Бриттена. За коллективом закрепляется слава одного из лучших в стране аккомпаниаторов, он выступает с В. Клиберном, С. Рихтером, Э. Гилельсом, И. Менухиным, Д. Ойстрахом^[1210].

Еще одна мемориальная доска на фасаде дома посвящена выдающемуся художнику Е.И. Чарушину (1901–1965). С малых лет художник дружил с животными и птицами. Это был мир, с которым ему не хотелось расставаться. Поэтому Е.И. Чарушин с радостью начал работать в детской книге. Сюда его пригласил художник, руководитель художественной редакции Детского отдела Ленинградского отделения Госиздата В.В. Лебедев. Он оценил в рисунках Чарушина серьезные знания зверей и птиц. Этому Лебедев придавал большое значение, так как считал важным в воспитании ребенка развивать в нем чувство любви ко всему живому. Знакомство Е.И. Чарушина с писателями В.В. Бианки, С.Я. Маршаком, Е.И. Шварцем, Б.С. Житковым окончательно убедило его в правильности выбора своей темы, чему он посвятил всю дальнейшую творческую жизнь. К 1946 г. здоровье Евгения Ивановича Чарушина сильно подорвано, и оставаться в квартире, располагавшейся на шестом этаже на улице Рентгена, с лифтом, который не работал, Чарушину было нельзя. Отыскалась пустовавшая квартира на Фонтанке, в доме № 50/1.

В книге Э.Д. Кузнецова «Звери и птицы Евгения Чарушина» мы нашли описание этой квартиры: «…Громадная комната около пятидесяти метров, маленькая — двадцать, да еще комната-чуланчик. Квартира была грязная и запущенная предельно. Но так пленительно плескалась под окнами Фонтанка и теснились над той стороне невысокие дома с прелестью балкончиков, благородной лепнины, полукруглых окон под крышами, гранитных тумб, ушедших глубоко в землю у ворот; так близки были, если скосить глаза направо, кваренгиева колоннада и Аничков мост, а влево — Чернышев цепной мост (ставший тогда мостом Ломоносова), а рядом с ним уже не виделся, но угадывался ампир улицы Зодчего Росси, и так все было желанно, что отказаться от квартиры не хватало сил.

<…> Здесь прошли последние годы жизни Чарушина, здесь он работал, поставив стол у окна на Фонтанку. Так он привык к этому месту, и так еще было живо ощущение простора, поразившего во впервые увиденной квартире, что позднее, когда ему предлагали отдельную мастерскую, он отказывался, искренне считая, что устроился отлично, что ему неудобно на что-то претендовать. И это несмотря на то, что работы у него не меньше, чем до войны.

В его комнате стоял большой вольер, в котором Евгений Иванович держал певчих птиц: щеглов, чижей, снегирей, попугайчиков. В этом доме жил важный красавец сибирский кот Василий и умный охотничий пес Томка. Одно время у него даже жил волчонок»^[1211].

Евгений Иванович Чарушин не был одинок в своем небольшом, но уютном доме. Рядом были жена и сын. На формирование подрастающего художника, Никиты Чарушина, сильно повлияла среда, в которой он рос: среда друзей семьи, художников, придерживающихся традиций ленинградской школы, — В.М. Конашевича, В.И. Курдова, ЮА. Васнецова и др. Очень многое, по словам самого Никиты Евгеньевича, в понимании искусства дали ему два года общения с Лебедевым. Под его руководством молодому Чарушину даже посчастливилось сделать несколько книжных работ.

Художник в восьмом поколении, Никита Евгеньевич Чарушин (1934–2001), как и его отец, почти полностью посвятил свое творчество анималистической детской книге. Рисовать начал с 4 лет, в 1953 г. окончил среднюю художественную школу, в 1960 г. — живописный факультет Института им И.Е. Репина. Начинает работать в издательстве «Детская литература», в журналах «Мурзилка», «Веселые картинки», «Нева», оформляет книги для детей. В 1965 г. стал членом Ленинградского отделения Союза художников. Воспитанный в лучших традициях ленинградской детской книжной графики, в свое время блестяще «открытой» В.В. Лебедевым, впитавший с детства дух служения искусству и любви к природе, царившей в доме его отца — известного художника и писателя Евгения Ивановича Чарушина, он органично вошел в мир детской книги.

Книгам с его иллюстрациями присуждались почетные дипломы, он награжден золотой медалью на Международном конкурсе искусства книги 1973 г. в Братиславе, участник Выставки советской книги в Лейпциге (1965), в Берлине (1979), в Париже (1980) и многих др. В 1981 г. в Вильнюсе за участие во Всесоюзной выставке книжкой иллюстрации он награжден дипломом и медалью.

Он оформил более 90 изданий, среди которых детские книги B. Бианки, Р. Киплинга, Е. Чарушина, Ф. Моуэта, Ф. Зальтена, C. Воронина. Работы Н.Е. Чарушина представлены в собраниях Третьяковской галереи, Русском музее, музеях Японии, Германии и других стран.

В воспоминаниях замечательной художницы Натальи Никитичны Чарушиной-Капустиной, выросшей в той самой квартире на Фонтанке, 50, в которой жили и работали ее дед и отец, мы читаем: «Деда я не помню — родилась в декабре, а в феврале его не стало. Но мама вспоминала, что только деду я улыбалась своей беззубой улыбкой, и он был счастлив…

Очень любила, когда приходили гости, а гости были непростые. Юрий Алексеевич Васнецов с женой Галиной Михайловной, Николай Николаевич Костров с женой Анной Александровной, Курдовы и много, много разных художников и писателей и просто интересных людей, которые в моем детском понимании все были Костровы-Васнецовы.

Большая комната наполнялась народом, о чем они говорили, о чем спорили, естественно, не помню. Но, очевидно, об искусстве!

Святыми в семье были слова „папа работает“, это означало: не носиться по квартире сломя голову, играть тихо. Но часто, спросив разрешение, становилась у стола и, чуть дыша, смотрела. Это ощущение детства всегда при мне — волшебное появление образов и зверей на листе бумаги, образов узнаваемых, выразительных, запоминающихся…».^[1212] Наталья Никитична продолжила дело деда и отца, она занимается любимым делом: иллюстрирует детские книги…

Продолжением дома № 1 по Графскому переулку является здание школы, возведенное в 1938 г. по проекту архитектора Д.Д. Лебединского^[1213]. Сегодня это общеобразовательная школа № 122.

Дом № 3/9

Об угловом доме № 3/9 мы уже подробно рассказали в главе, посвященной улице Рубинштейна. Напомним лишь, что в середине XIX в. на месте дошедшего до нас здания стояла трехэтажная постройка, принадлежавшая действительному тайному советнику Ф.П. Лубяновскому, а с 1860-х гг. — купцу, биржевому маклеру А.И. Лихачеву. Во «Всеобщей адресной книге на 1867–1868 гг.» жителями его дома названы резчик печатей А.И. Боров, художник А.И. Малышев, портной В.Н. Баронянков. При А.И. Лихачеве, в 1873–1874 гг., принадлежавший ему дом перестроили по проекту академика архитектуры Е.И. Винтергальтера^[1214].

Среди немногих жильцов, чьи имена встретились нам в адресных книгах «Весь Петербург» за 1890–1917 гг., по адресу Графский пер., 3/9: биржевой маклер Н.Е. Войнов, попечитель 1-го Дома трудолюбия, купцы Г.В. Мюзер, заведовавший мануфактурной торговлей, и Н.Е. Гусев, владевший собственным животворным садком, А.Е. Ланге, служивший в Санкт-Петербургском отделении Акционерного общества «А. Вольшмидт» в Риге, клерк В.К. Лаубе^[1215].

Дом № 3/9. Фото авторов, 2021 г.

В предреволюционные годы здесь проживали: присяжный поверенный и присяжный стряпчий А.И. Каминка, профессор Высших женских курсов и Петроградского института высших коммунальных знаний, член правления Азово-Донского комитета, председатель правлений Карпово-Обрывских угольных копей и Акционерного общества «Ртутное и угольное дело А. Луэрбаха и К^о», вместе с ним жила жена Агриппина Кононовна; зубной врач Р.Г. Кан; дамский портной И.В. Мельников и практикующий врач С.М. Серов, специалист по лечению заболеваний уха, горла, носа, а также внутренних болезней^[1216].

Четная сторона

Дом № 2/48

Угловой двухэтажный дом светло-оранжевого цвета, одним фасадом выходящий на набережную реки Фонтанки, другим — на Графский переулок, — пример безордерной архитектуры середины XIX в. Его первый этаж с полуциркульными окнами отделен от второго с высокими прямоугольными окнами, украшенными сандриками, широкой поэтажной тягой. Венчает здание большой карниз с зубчатым поясом. Двор дома отделен от переулка высокой оградой с пилонами и застроен по периметру двух- и трехэтажными постройками. Дом дошел до нашего времени перестроенный архитектором П.С. Самсоновым для наследников княгини Е.М. Волконской^[1217], но история участка, на котором он стоит, как мы отмечали ранее, восходит еще к петровскому времени.

Дом № 2/48. Фото авторов, 2021 г.

Усадьба на Фонтанке, 48, принадлежала Н.Ф. Головину (1695–1744) — вице-адмиралу, президенту Адмиралтейств-коллегии, сенатору, члену Комиссии строений, который отвечал за строительство на Адмиралтейском острове. В 1741–1743 гг. Н.Ф. Головин служил в должности генерал-губернатора С-Петербурга.

Николай Федорович был женат на Софии Никитичне и имел единственную дочь Наталью, которая была замужем за генерал-фельдмаршалом Петром Августом Гольштей-Бек. Все свое состояние Николай Головин завещал «жившей с ним незаконной жене Гозенфлихт» и двум их детям, однако императрица Елизавета Петровна повелела отдать движимое и недвижимое имение дочери Головина принцессе Гольштейн-Бек, но с запрещением закладывать или продавать что-либо из выделяемого^[1218].

На плане Сент-Илера-Горихвостова-Соколова 1764–1773 гг. имеется изображение усадьбы графа Н.Ф. Головина. «Дворец был расположен с отступом от берега реки и отделен красивой оградой. В саду была устроена система пологих террас. На первой из них, как обычно, располагались партеры, на второй — беседки. В конце сада был большой, трапециевидной формы водоем, берега которого были укреплены подпорными стенками». Со временем все изменилось. Усадьба пришла в упадок, и дальнейшая история участка и здания туманна^[1219]. Не случайно ни в одном из путеводителей по Фонтанке нет информации об истории дома по набережной Фонтанки, 48. По сведениям архитектора и историка архитектуры В.Г. Исаченко, опубликованным в книге «Первая английская», существующее здание было построено известным архитектором Ю.М. Фельтеном для Волконской^[1220]. В 1882 г. архитектор П.С. Самсонов перестроил дом для Купеческого собрания Санкт-Петербурга. Некоторые дополнения и уточнения по истории этого участка дает справка КГИОП 2008 г., составленная тогдашним зам. председателя Б.М. Кириковым: «По имеющимся сведениям, главное здание сооружено в первой трети ХIX в. Известно, что в 1828 г. участком владел тайный советник Молчанов. Возможно, застройка им и была осуществлена. В 1882 г. для наследников княгини Волконской дом был частично перестроен по проекту архитектора П.М. Самсонова с переделкой интерьеров. Дворовый флигель построен между 1828–1882 гг. В 1908 г. по проекту гражданского инженера К. Маслова производится капитальный ремонт восточного крыла здания».

По данным «Всеобщей адресной книги С-Петербурга на 1867–1868 гг.», в этом доме размещалось Цензорское ведомство, осуществлявшее контроль за деятельностью Церкви и входившее в Главное управление по делам печати, тогда же здесь проживали чиновники этого ведомства: действительный статский советник В.Н. Унковский и А.И. Андреев.

Вслед за этим ведомством арендатором дома становится Купеческое собрание. Днем рождения Купеческого собрания (клуба) считается 19 февраля 1861 г. — день отмены крепостного права, и это не случайно. Ведь многие представители среднего купечества, от которых исходила инициатива создания такого корпоративного объединения, в прошлом были крепостными крестьянами.

Русское купеческое общество основано по инициативе «гостинодворца» суконщика Лапотникова для «взаимного вспоможения», в обиходе названное Купеческим клубом и поначалу имевшее целью помощь торгующим купцам Гостиного двора.

Первые собрания клуба прошли в нанятом доме М.Ф. Руадзе на набережной Мойки, 61 (угол Кирпичного переулка). С конца 1860-х гг. клуб перебрался в дом князя Голицына на Владимирском пр., 12 (ныне Театр имени Ленсовета). Здесь выступали артисты-любители, музыканты, оркестры и знаменитые дирижеры. С 1867 г. работала первоклассная любительская драматическая труппа под руководством майора В.Д. Квадри, ее спектакли стали известны на весь город. В члены клуба на первых порах принимали с большим разбором, гостями записывали тех, кого хорошо знали. Главное дело — вспоможение разорившимся купцам, как свидетельствовал современник, было поставлено хорошо. Здесь также заключались сделки. Занимались члены клуба и самообразованием, известные ученые читали лекции по истории, химии, физике, географии. В клубе была читальня, для которой выписывались все издававшиеся в Санкт-Петербурге и Москве газеты и журналы, устроена большая библиотека, из которой брали книги на дом. В 1870 г. клуб перебрался в дом № 48/2 по набережной реки Фонтанки и Графского переулка и просуществовал до 1917 г.^[1221]

Из адресной книги «Весь Петербург» за 1894–1895 гг. следует, что в указанные годы этот дом принадлежал вдове генерал-майора княгине Екатерине Михайловне Волконской. По другим адресным книгам известно, что в 1902 г. особняк на наб. р. Фонтанке, 48, — место проведения турнира сильнейших шахматистов Петербурга (1–2-е места — Чигорин, Левин). Спустя четверть века в разместившемся здесь Клубе совторгслужащих шахматные занятия проводил П.А. Романовский^[1222].

В марте 1917 г. создано Правление профсоюза торгово-промышленных и общественных служащих Петрограда и его окрестностей, которое заняло один из флигелей здания на набережной Фонтанки, 48. В сентябре 1919 г. правление реорганизовано в Петроградский губернский отдел Всероссийского профсоюза работников советских общественных и торговых учреждений и предприятий. С декабря 1924 г. — в Профсоюз советских и торговых служащих. В Клубе совторгслужащих помещался Красный театр, созданный в 1924 г. Г.А. Авловым, В.Е. Вольфом (впоследствии директор театра) и И.Г. Терентьевым. Театр открылся спектаклем «Джон Рид» (инсценировка повести Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир»). В 1926 г. театр слился с Театром «Красный молот», а в 1930 г. с Театром Народного дома, поменяв название на Красный театр Народного дома. В 1936 г. Красный театр и ТРАМ (Театр рабочей молодежи), близкие по творческим устремлениям, объединились в Театр имени Ленинского комсомола (с 1991 г. — Театр-фестиваль «Балтийский дом»)^[1223].

После нескольких смен домовладельцев (пользователей) в здании на Фонтанке, 48, находилась сначала женская школа № 216, затем в 1948–1961 гг. — мужская школа № 213 с преподаванием ряда предметов на английском языке. История этого учебного заведения прослежена в исследовании выпускницы Юношеского Университета Петербурга Ирины Михайловой. Приведем здесь выдержки из ее работы.

«Приказ Ленгороно № 202 от 12 июля 1948 г. об открытии школы и приказ № 1 по 213 школе от 13 июля 1948 г. и есть краеугольные камни, расположенные в основании под „зданием“ моей школы.

Первым директором 213-й школы был назначен опытный дипломат и партийный работник — Федор Иванович Щеголев (1911–1993).

В первый год в школе было 325 учеников (шесть классов — с первого по шестой), педагогический коллектив состоял из 23 человек. На третьем году, когда число учащихся возросло почти до 500 и школа была вынуждена работать в 2 смены, количество учителей составляло 35 человек.

Мальчики, поступившие в 213-ю, были отобраны из числа лучших в массовых школах города с учетом повышенных требований рабочего режима школы. Примерно из 100 учащихся, поступивших в 1–3-и классы, только 7 человек имели некоторую языковую подготовку, а учащиеся 4–6-х классов пришли в школу с крайне неровными знаниями — их хорошие и отличные оценки не во всех случаях соответствовали действительным знаниям.

Особый рабочий режим школы заключался в том, что для интенсивного изучения английского языка было произведено „уплотнение“ других предметов — математики, биологии, географии, а в дальнейшем и химии. Другая особенность „уплотнения“ была в том, что изучение английского языка начиналось уже с первого класса — занятия велись ежедневно, тогда как в массовых школах оно проводилось с 4-го класса по одному часу в неделю. На урок английского языка приходили три учительницы и занимались с группой не более десяти человек. К концу первого года обучения словарный запас учащихся 1-х классов составлял 200 слов, 2-х классов — 400 слов, 3-х классов — 600 слов, у старшеклассников — полторы-две тысячи слов. На третьем году в 8-м классе уже велись на английском уроки математики, английской литературы и истории Англии. К тому времени словарный запас у восьмиклассников превышал 6 тысяч слов. Сейчас даже трудно представить, какими усилиями давались эти знания. На первых порах в школе отсутствовали специальные лингвистические кабинеты и наглядные пособия, не хватало даже классных досок, не было ни методических программ, ни специальных учебников.

Но неутомимый труд педагогического коллектива школы, состоящего из опытных методистов-профессионалов с сильными и устойчивыми гуманистическими принципами, и молодых учителей, только что окончивших вузы, и обеспечил успех уникального опыта организации в Советском Союзе учебного заведения нового типа.

В школу учащиеся входили со стороны Фонтанки или с черного хода, через два двора со стороны переулка. Поднявшись на несколько ступенек, попадали в большой вестибюль с мраморным полом, там находился гардероб.

Пройдя через высокие двери, ученики оказывались у подножия широкой двухмаршевой „зеркальной“ лестницы, ведущей на второй этаж. От нижней площадки был проход на первый этаж, где располагались несколько классов, какие-то службы, здравпункт. Под лестницей, с правой стороны, был проход к дверям, ведущим во двор и в „закуток“, в котором находилась пионерская комната — выгороженное фанерой пространство, и несколько небольших кабинетов английского языка.

Большинство классов располагались на втором и третьем этажах (с фасада здание имело два этажа). На третьем были, в основном, „предметные“ кабинеты (химии, ботаники и др.). Расположение классов менялось: постоянно переезжали учительская, столовая… Классные помещения были различными — темными и светлыми, большими и маленькими, проходными и изолированными. Везде были высокие потолки. Некоторые классы были угловыми, их окна выходили на набережную и в переулок. Одно время проходными были столовая (в дальнейшем в этом помещении располагался класс) и один класс на втором этаже. Через столовую попадали в кабинет физики — громадное помещение с антресолями, разделенное на две части. В передней стояли учебные столы, а в задней и на антресолях — различные приборы. Главной достопримечательностью кабинета физики были огромные — почти до потолка — зеркала.

На втором этаже находился большой зеркальный актовый зал с балконом и окнами, выходящими на Фонтанку. Здесь проводили ежедневную утреннюю зарядку, торжественные собрания, различные мероприятия и, конечно, на переменках — беготня, потасовки, ристалища и „конные турниры“»^[1224].

В 1953 г. в школе № 213 был первый выпуск: и ученики, и учителя сдали государственные экзамены на аттестат зрелости успешно. С 1956/57 учебного года в школу стали принимать девочек. Школа просуществовала в особняке на набережной реки Фонтанки совсем недолго — 13 лет, но именно это здание изображено на эмблеме школы.

С 1961 г. здание на Фонтанке, 48 занимали школа № 319 для умственно отсталых детей, затем до середины 1990-х гг. — НИИ «Промавтоматика» и казино «Игуана», которое приспособило для своей деятельности бывший школьный гардероб и подвал. В 1999 г. здание с изменением интерьеров отремонтировал «Международный Московский Банк», который располагался здесь многие годы. Сейчас помещения этого дома занимает «Юникредит Банк».

Дом № 4

Следующий на нашем пути двухэтажный дом безордерной строгой архитектуры с гладким фасадом желтого окраса и поэтажной тягой. Центр здания акцентирован аркой въездных ворот. Окна первого этажа декорированы сложной формы замковыми камнями, а у окон второго этажа отсутствуют даже наличники. Венчает фасад дома большой карниз. Сегодня здесь располагается Испанский культурный центр, о чем свидетельствуют флаги Евросоюза и Испании. В таком виде дом дошел до нашего времени с середины XIX в. В «Атласе тринадцати частей Санкт-Петербурга» Н. Цылова на этом участке показана двухэтажная в 22 сажени постройка, принадлежавшая генерал-майору Николаю Васильевичу Зиновьеву^[1225], о котором мы уже рассказали в связи с домом Карловой.

Дом № 4. Фото авторов, 2021 г.

Во «Всеобщей адресной книге С-Петербурга на 1867–1868 гг.» владельцем дома указан коммерции советник Иван Петрович Синебрюхов. В эти годы здесь проживали: торговец мебелью М. Александров, надворный советник Э.Г. фон Брадке, учителя французского языка — С.И. Митрополова и математики — надворный советник Ф.Н. Кладо^[1226].

Многие годы этот дом принадлежал Платону Петровичу Синебрюхову, брату упомянутого ранее Ивана Петровича. В адресных книгах этот дом указан в связи с угловым домом под № 7, выходившим на Троицкую улицу. Его история прослежена нами по делу Городского кредитного общества. Платон Петрович был крупным домовладельцем. Кроме дома в Графском переулке ему принадлежали еще шесть доходных домов и баня на Лиговке. Он был старшиной Русского купеческого собрания, которое тогда располагалось не в соседнем здании, а в доме Руадзе^[1227].

Информацию о доме № 7/14 по Троицкой улице дополним сведениями о жильцах, в дореволюционное время проживавших в доме № 4 по Графскому переулку.

По сведениям справочников «Весь Петербург» за 1894 г., в доме проживали коллежский советник, управляющий межевой частью Министерства юстиции М.Ф. Квятковский, владелица прачечного заведения Мария Реферовская^[1228].

В конце 1890-х гг. в доме жили мещанин Д.Л. Винокур, купец С.И. Гургенбеков, государственный служащий Ф.Т. Державин и его жена А.П. Державина, титулярный советник, чиновник Департамента торговли и мануфактур Н.С. Добровольский, и О.К. Кан^[1229].

В 1901 г. по духовному завещанию Александры Ивановны Синебрюховой дома № 4 по Графскому переулку и № 7 по Троицкой улице перешли во владение ее сестры Софии Ивановны Левстрем (урожд. Синебрюховой), жене подполковника (впоследствии полковника). Она владела этими домами до их национализации^[1230]. Дом, выходивший лицевым фасадом на Троицкий переулок, был разрушен, и на его мете возвели новый — «Слеза социализма», дом № 4 по Графскому переулку дошел до нашего времени практически без изменений.

От улицы Рубинштейна до Владимирского проспекта

Нечетная сторона

Дом № 5/18

Подробный рассказ об этом доме, содержащийся в главе, посвященной улице Рубинштейна, мы дополним лишь информацией, связанной непосредственно с Графским переулком. Именно здесь, в доходном доме И.А. Жевержеева, располагалась его парчовая фабрика. Сам домовладелец торговал парчой, церковным облачением и позументом. В жилой части дома, по данным адресной книги «Весь Петербург», за 1890–1900 г., проживал Д.И. Синюхин, временный купец, открывший здесь мастерскую золотых и серебряных изделий, а также Г.П. Воронов, содержавший здесь трактир^[1231].

Дом № 5/18. Фото авторов, 2021 г.

В 1910 г. квартиру в этом доме на Графском переулке снимал М.П. Арцыбашев, литератор, частный поверенный, попечитель Общества трудолюбия для увечных воинов и их семей. Сходство имени и фамилии его со скандально известным писателем М.П. Арцыбашевым позволяет нам предположить об их родственной связи. В 1917 г. здесь размещался Лазарет для раненых воинов имени Его Императорского Высочества принца П.А.Ольденбургского, открытый издательством П.П. Сойкина^[1232].

Дом № 7

Это четырехэтажное здание красного окраса, центр которого выделен въездной аркой и венчающим фасад небольшим аттиком, прорезанным узким вертикальным окном. Первый и второй этажи дома декорированы рустом, поэтажными тягами, а окна украшены наличниками и замковыми камнями. Замковые камни и сандрики оформляют окна третьего этажа, а над четвертным этажом во всю длину фасада расположен карниз с зубчатым поясом.

Дом № 7. Фото авторов, 2021 г.

В середине XIX в. на месте этого доходного дома стояла одноэтажная постройка мещанина В.Ф. Леденцева^[1233]. Дошедший до нас дом возведен при сыне владельца двух соседних участков на Графском переулке под № 7 и № 9 генерала-адъютанта барона Б.А. Фредерикса (о нем речь впереди), графе Владимире Борисовиче Фредериксе (1838–1927). Его послужной список свидетельствует о блестящей карьере, которую он сделал более чем за полвека, пройдя путь от юнкера до генерала-интенданта, министра Императорского двора, командующего Императорской главной квартирой и члена Государственного совета^[1234].

Состав проживавших в этом доме жильцов был связан в основном с медициной. Но если в адресной книге «Весь Петербург» за 1894 г. упоминается лишь один практикующий врач Я.Ф. Киселев^[1235], то в канун революционных событий 1917 г. квартирантами дома Фредерикса были уже 5 врачей разных специальностей: М. Л. Вейсман, акушер, специалист по женским болезням; Н.Е. Габрилович, глазной врач; супруги А.Г. и С.Б. Дейчи — зубные врачи; Н.М. Митропольский — специалист по нервным, женским и внутренним болезням. Последний был действительным статским советником, старшим врачом Петроградской тюремной больницы, а М.Л. Вейсман работал врачом Громовской больницы Святого Сергия. Но самую большую и разнообразную практику имел Н.Е. Габрилович, будучи одновременно врачом лечебницы во имя Святого Архангела Михаила, зав. Санаторным обществом последователей гомеопатии, секретарем Петроградского благотворительного общества врачей гомеопатов, старшим врачом гомеопатической больницы в память императора Александра II. К сказанному ранее добавим, что с начала XX в. в доме № 7 размещалась еще одна, вторая после Троицкой, водолечебница^[1236].

Дом № 9/13

Угловой дом, одним фасадом выходящий на Графский переулок, другим на Загородный проспект, — характерный образец позднего классицизма. Салатного цвета четырехэтажный, на высоких подвалах дом на первых двух этажах декорирован сплошным рустом и замковыми камнями над окнами с простыми наличниками. Наиболее выделен архитектором третий этаж, окна которого украшены крупными сандриками разной формы. Первый и второй этажи разделены поэтажными тягами, а над верхним этажом помещен карниз с зубчатым пояском.

Дом № 9/13. Фото авторов, 2021 г.

Этот дом возведен в 1830-е гг. архитектором П.С. Плавовым для генерал-адъютанта барона Бориса Андреевича Фредерикса (1797–1874), который находился в службе с 1811 г., в офицеры произведен в 1814 г., когда служил в Козловском пехотном полку. Все свои награды и звания получал за участие в военных кампаниях: Русско-персидской (1826–1828 гг.), Русско-турецкой (1828–1829 гг.) и Польской (1830–1831 гг.). За первую из них награжден орденом Св. Георгия IV степени (1828 г.), за вторую — награжден оружием (1828–1829 гг.). За полвека прошел путь от поручика до генерала от инфантерии и генерал-адъютанта, в течение 10 лет (1846–1856 гг.) Б.А. Фредерикс — Санкт-Петербургский военный губернатор. Проявил себя и на государственной службе — с 1856 г. почетный опекун Совета Ведомства учреждений императрицы Марии Федоровны по Санкт-Петербургскому присутствию, с 1861 г. — товарищ управляющего IV отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Признанием его особых заслуг стало то, что его не отправили в отставку, а с 1869 г. он находился в бессрочном отпуске. Умер Борис Андреевич 26 мая 1874 г. Дом в Графском переулке — семейное гнездо Фредериксов, здесь росли его сыновья, Владимир и Александр, впоследствии дослужившиеся один до генеральских чинов (генерал-адъютанта и генерала от кавалерии), другой — до полковника. Особенно блестящую карьеру сделал барон Владимир Борисович Фредерикс, о котором шла речь в предыдущей глаке. Но в отличие от отца, его главные достижения связаны не с военными кампаниями, а с придворной службой: в 1891–1893 гг. — управляющий Придворной конюшенной частью, в 1893–1897 гг. — помощник министра Императорского двора и уделов, с 1896 г. — генерал-адъютант, а с 1897 г. — министр Императорского двора. Впоследствии член Государственного Ссовета и командующий Императорской главной квартирой. К 300-летию Дома Романовых В.Б. Фредерикс возведен в графское достоинство. В годы Первой мировой войны находился с Николаем II в Ставке главного командования в Могилеве, 2 марта в Пскове своей подписью скрепил Манифест об отречении Николая II. Пережив арест (9 марта 1917 г.) в Гомеле железнодорожными рабочими, он в первые послереволюционные годы жил в скромном доме на проспекте Нахимсона, а в 1924 г. с разрешения советского правительства вместе с дочерью эмигрировал в Финляндию, где всего через три года, 5 июля 1927 г., умер в финском местечке Гранкулле^[1237].

Но вернемся к истории дома барона Б.А. Фредерикса. В его летопись вписано немало ярких имен. В 1835–1844 гг. здесь собирался музыкальный салон Алексея Федоровича Львова, директора Придворной певческой капеллы, автора российского гимна «Боже царя храни»^[1238]. По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», в доме проживали камергер Н.И. Гвоздаво-Голенко, старший библиотекарь Императорской Публичной библиотеки надворный советник К.А. Беккер, известный русский художник-жанрист, академик живописи К.А. Трутовский (1826–1893)^[1239].

В 1878–1879 гг. здесь снимал квартиру поэт Я.П. Полонский. На это время сюда были перенесены и знаменитые «литературные пятницы». После смерти поэта его вдова Жозефина Антоновна, талантливый скульптор, вместе с детьми вернулась в дом баронов Фредериксов, чтобы стать почетной хозяйкой Литературно-художественного кружка имени Полонского. О посещении этого дома в своей «Автомонографии» вспоминает художник и историк искусств И.Э. Грабарь. «Однажды, — пишет он, — я зашел к одному из своих университетских товарищей, жившему на углу Владимирского и Графского переулка в доме Фредерикса. Был ясный зимний день. Взглянув в окно, я был поражен открывшимся передо мной видом на снежную крышу противоположного дома, на стелившиеся из труб клубы дыма и перспективу домов по Владимирской улице, что полетел домой за ящиком красок и мольбертом. Вернувшись я написал в величину этюдника мой первый петербургский этюд, имевший такой успех у моих новых друзей из Академии и их товарищей, что с этого времени на меня установился взгляд как на художника»^[1240].

Из адресной книги «Весь Петербург» за 1894 г. мы узнаем, что здесь проживали: практикующий врач Александровской женской и Мариинской больниц А.М. Айканов; лекарь Обуховской больницы и школы печатного дела А.Ф. Анисимов; потомственный почетный гражданин Ф.Ф. Анисимов, владевший галантерейной торговлей, управляющий Сибирским торговым банком; преподаватель Академии художеств и коммерческого училища И.И. Владовский; статский советник В.Ф. Гратц; присяжный поверенный и член Совета присяжных поверенных Б.Г. Ольшамовский; служащий Н.П. Коринев; мастерскую оптических дел держал М. Михайловский; действительный статский советник П.И. Рейнбот, причисленный к Собственной Его Императорского Величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии, преподаватель Петровского училища Санкт-Петербургского купеческого общества и его сын М.П. Рейнбот, губернский секретарь, служивший в Государственном комитете погашения долгов; частный служащий А.В. Скурлов^[1241].

Авторы книги «Владимирский проспект» А.Ф. Векслер и Т.Ф. Крашенинникова среди наиболее заметных жителей этого дома 1900–1910-х гг. называют А.И. Андогского (1876–1931), генерал-майора, начальника Академии Генштаба в Петрограде и экстраординарного профессора. В годы Гражданской войны Александр Иванович — участник Белого движения на Восточном фронте, генерал-квартирмейстер Ставки адмирала Колчака. С 1923 г. жил в Харбине, читал лекции по стратегии японскому наследному принцу, заведовал кафедрой финансового и железнодорожного права в Институте коммерческих наук, автор нескольких научных трудов по военному делу и военной стратегии. 25 февраля 1931 г. покончил жизнь самоубийством. Его старший брат Николай Иванович Андогский (1869–1939) — врач-окулист, доктор медицинских наук, с 1898 г. — приват-доцент Императорской Военно-медицинской академии, с 1900 г. — заведующий глазной клиникой Петербургского женского медицинского пансиона, а после 1920 г. — профессор Петроградского (Ленинградского) медицинского института, автор ряда научного работ по офтальмологии.

В указанные годы в доме Фредериксов проживали: известный ученый в области теоретической петрографии, кристаллографии, минералогии и вулканологии Ф.Ю. Левинсон-Лессинг (1861–1939), впоследствии действительный член Академии наук СССР; полковник К.А. Слюсарев, участник сражений при Плевне и Шипке в годы Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.; публицист-богослов, председатель Общества для распространения Священного Писания А.И. Поповицкий (1826–1904); член комитета Общества содействия русской нефтяной промышленности гвардии-майор А.И. Абаковский, в 1909 г. причисленный к Министерству Императорского двора; практикующий врач, доктор медицины, надворный советник И.И. Крживинский и его сыновья — инженер-электрик Владислав и чиновник 2-го Департамента Министерства юстиции Евгений, известный в свое время теннисист^[1242].

Из адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г. известно, что в доме № 9/13 размещался зоологический магазин «Аквариум» с «большим выбором попугаев, канареек и других певчих птиц, а также рыбок, гадов, аквариумов и террариумов, породистых собак, кошек, кроликов, голубей, кур, фазанов, живой дичи», а по умеренным ценам продавались корма, лекарства, рыболовные принадлежности^[1243].

Здесь же работал еще один магазин «Северный ломбард», где осуществлялась «продажа оставшихся в собственности ломбарда мехов и меховых изделий, золотых, серебряных и бриллиантовых вещей и разного рода готового платья» по дешевым ценам^[1244].

В советский период в доме жили инженеры, врачи, бухгалтеры, артисты, советские служащие. Ушли на фронт и погибли в годы Великой Отечественной войны И.В. Васильев (1914–1944), И.А. Капирин (убит 27 августа 1943 г.), П.П. Носов (1913–1942), Д.К. Самсонов (1915–1941), И.П. Соколов, участник обороны Ленинграда (убит 19 августа 1943 г.). В доме № 9/13 в послевоенные годы жил известный шахматист и тренер, международный гроссмейстер С.А. Фурман (1920–1978), до 1965 г. в этом доме вместе с матерью проживал популярный композитор и певец, автор многих известных эстрадных песен В.М. Резник^[1245].

Четная сторона

Дом № 6/16

Как мы уже отмечали в главе, посвященной дому № 16/6 по Троицкой улице, уже в середине XIX в. здесь стоял трехэтажный дом на участке в 22 сажени, принадлежавший действительному статскому советнику Ивану Богдановичу Цейдлеру^[1246].

Дом № 6/16. Фото авторов, 2021 г.

По данным «Всеобщей адресной книги С-Петербурга на 1867–1868 гг.», владельцем дома в это время становится Алексей Дмитриевич Константинов. В эти годы в его доме проживали: книготорговец Н.А. Афанасьев; А. Балакин, торговал серными веществами; башмачник Ф.С. Цапко; купец 2-й гильдии И.А. Шохин, содержал в доме винный погреб; графиня Е.Д. Эртцен; генерал Ф.Х. Фуллон^[1247], а в 1890-е гг. здесь размещался один из питейных домов, принадлежавших И.И. Дощатовскому.

Дома № 8 и № 10/11

Пятиэтажное здание школы возведено в 1950 г. по проекту архитектора Б.И. Журавлева на месте четырехэтажного дома В.О. Авдеева, стоявшего здесь с конца 1870-х гг. Этажи с первого по третий выделены рустовкой, центральные окна второго этажа декорированы крупными сандриками в форме треугольных фронтонов. Здание венчает высокий аттик с традиционными для школьных зданий круглыми барельефами с символами зданий. Угловая часть фасада первого этажа прорезана аркой входных ворот. В середине XIX в. на месте этого здания стояли дома в один, а на соседнем участке — в три этажа, принадлежавшие коллежскому советнику Константину Яковлевичу Прянишникову^[1248], о котором мы подробно рассказали в предыдущей части.

Дом № 8. Фото авторов, 2021 г.

Памятник А. Мицкевичу.

Фото авторов, 2021 г.

Таким образом, участки домов № 8 и № 10 на протяжении многих десятилетий имели общую историю и общих владельцев, причем на месте современной школы до конца XIX в. находился дровяной двор. Рассказ об истории этих двух участков мы продолжим у дома № 10, а пока отметим, что в 2015 г. средней общеобразовательной школе № 216 исполнилось 65 лет. Ее особенностью является то, что уже многие годы здесь осуществляется углубленное изучение польского языка. Поэтому не случайно в 1998 г. перед зданием школы установлен памятник польскому поэтому Адаму Мицкевичу (1798–1855), жившему в нашем городе в 1828–1830 гг. Авторы памятника скульптор Г.Д. Ястребенецкий и архитектор С.П. Одновольцева^[1249]. Возрождение добрососедских отношений России и Польши — это актуальная задача нашего времени, и работа педагогического коллектива 216-й школы Центрального района способствует решению этой задачи.

Дом № 10. Фото авторов, 2021 г.

Но вернемся к истории этих участков и обратимся теперь к дому № 10/11, стоящему на углу Графского переулка и Владимирского проспекта. Трехэтажное здание салатного цвета с рустованным первым этажом, с декорированными крупными сандриками второго этажа и с простыми, без наличников окнами третьего — относится еще к пушкинской эпохе. В 1830-е гг. домом владел английский подданный Браун, в 1840–1850-х гг. его владельцем, как мы отмечали, стал титулярный советник К.Я. Прянишников^[1250]. Именно при нем после окончания Инженерного училища и последовавшей за этим отставкой ранней весной 1842 г. в доме поселился Ф.М. Достоевский. Как и в дальнейшем при выборе квартир, писатель отдавал предпочтение угловым домам с видом на храм (в данном случае, это собор Владимирской Божией Матери). Товарищ Федора Михайловича по Инженерному училищу Д.В. Григорович оставил описание их общей квартиры: «Дом, где мы жили, находился на углу Владимирского и Графского переулка; квартира состояла из кухни и двух комнат с тремя окнами, выходившими на Графский переулок; последнюю комнату занимал Достоевский, ближайшую к двери — я». По словам Григоровича, Достоевский «просиживал целые дни и ночи за письменным столом». Здесь, в этом доме, он впервые увидел свой труд в печати: это был перевод «Евгении Гранде» Оноре де Бальзака, здесь же летом закончена первая повесть молодого писателя «Бедные люди», принесшая ему известность. Об этом сегодня напоминает мемориальная доска, установленная на фасаде дома, выходящего на Графский переулок^[1251]. Восторженная реакция на эту повесть Д.В. Григоровича и Н.А. Некрасова, высокая оценка, которую ей дал В.Г. Белинский, — хорошо известны читателю, но вернемся к истории дома.

Мемориальная доска Ф.М. Достоевскому.

Фото авторов, 2021 г.

К.Я. Прянишников умер в 1857 г., и какое-то время дом принадлежал Граве. В 1867–1872 гг. домом владела Софья Владимировна Лазарева, жена лейтенанта. В 1867 г. архитектор Городского кредитного общества Э.Г. Юргенс, оценивая имущество С.В. Лазаревой, отметил, что «дом и флигель старые, имущество содержится в неопрятном состоянии, при доме по Графскому переулку имеется пустопорожнее место, занятое под лесной двор. Каменный угловой дом в три и со двора в четыре этажа гладко оштукатурен, закруглен, на лицевом фасаде один крытый балкон и вход с зонтом на чугунных колоннах, одна парадная лестница со ступеньками и каменными столбами и две черные лестницы вдоль стен. На участке площадью 518 кв. сажень стоял также одноэтажный каменный флигель и все необходимые дворовые постройки»^[1252].

По данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», в нем проживал архитектор Август Иванович Жоффрио (1835–1895), служивший в технико-строительном комитете Министерства внутренних дел. А.И. Жоффрио автор восьми доходных домов и двух особняков, возведенных в нашем городе, ему же принадлежит ряд построек в Житомире^[1253].

Авторы книги «Владимирский проспект» А.Ф. Векслер и Т.Я. Крашенинникова отмечают, что «…квартиры, за исключением малого числа были большими. В 1860-х гг. здесь жили: французский подданный гувернер Шарль Адам, коллежский регистратор Александр Иванович и Мария Ивановна Бедо, врач доктор медицины Адам Юльевич Гиршгорн, Антон Иванович Рымков, Степан Иванович Шебершов, Иван Дмитриевич Дмитриев содержал цветочный магазин, Сергей Семенович Чебанов — кухмистерскую. В 1869 г. кухмистерского цеха мастерица Антонина Чебанова занимала квартиру, где семь комнат выходили на лицо и одна — во двор с передней и кухней, снимала также дровяной сарай, ледник и чердак с общей для всех прачечной. Квартиру № 5 занимал петербургский купец 2-й гильдии Георг Иванович (Георг Генрихович) Эллерс, содержащий в доме часовой магазин, квартиру № 6 — митавский гражданин Ефрем Соломонович Гольдингер, содержавший магазин готового платья, Александр Дехтерев и жена петербургского мещанина Пелагея Дехтерева. Государственный крестьянин Евграф Данилов содержал „особое под трактир заведение“ в каменном одноэтажном, с подвальным этажом флигеле по Графскому переулку. Купец Михайлов взял в аренду на пять лет пустопорожнее место под постоялый двор».

В 1872 г., через пять лет после первого осмотра дома архитектором Э.Г. Юргенсом, другой архитектор Городского кредитного общества И.И. Климов при обследовании домовладения отметил, что «каменный флигель по Графскому переулку старой постройки и, как занятый под черный трактир и гостиницу для извозчиков, содержатся неудовлетворительно. Вместо бывших и ныне сломанных деревянных сараев и конюшни возведены новые каменные службы». В таком виде имущество тогда же продали купцу 2-й гильдии Александру Осиповичу Авдееву, церковному старосте церкви Святого Духа при Николаевском кавалерийском училище, содержавшему торговлю красками и канцелярскими принадлежностями, совладелицей магазина на Садовой ул., 20, была его жена купчиха Александра Александровна Авдеева. Как отмечают авторы цитируемой книги: «Более рачительный хозяин для увеличения доходности своего имущества выстроил четырехэтажный флигель в связи с лицевым домом. Каменный одноэтажный флигель по Графскому переулку сломан, и на его месте чуть позже возведен четырехэтажный лицевой дом в связи с таким же флигелем по задней границе двора. Угловой трехэтажный дом, в котором когда-то жил Достоевский, внешне не изменился, хотя и подвергся перепланировке. Квартиры здесь стали более благоустроенными, есть водопровод, несколько ванн, лестницы освещаются газом и находятся под присмотром швейцара. Трактир и двор для извозчиков содержал мещанин Герасимов, кафе-ресторан — мещанин Абрамов, мелочную лавку — купец И.М. Ключкин. В 1876 г. домовладелец занимал квартиру из двенадцати комнат с камином и гостиной, каретный сарай, сеновал, ледник. Роберт Голике, живший в доме № 16 на Большой Садовой улице, содержал в одном из флигелей типографию, дровяной двор был в руках Федорова, в большом магазине по Владимирскому проспекту торговал мещанин Мартынов. В 1886 г. в торговых помещениях на Владимирском открылся мебельный магазин петербургского купца И.М. Клочкина и Василия Михайловича Комарова, обувной магазин Анисима Степановича Целибеева.

По дарственной записи от 27 июня 1886 г. А.О. Авдеев передал домовладение своей жене Александре Александровне. Здесь же жили сыновья Александр и служащий 2-го, а затем 1-го Департамента Министерства юстиции коллежский секретарь Владимир Александрович (в 1904 г. — коллежский асессор, мировой судья 31-го участка; жил в доме № 87 по Лиговской ул.). В 1904 г. сыновья, вступившие во владение после смерти матери, продали домовладение потомственному почетному гражданину купцу Сергею Александровичу Смурову, владевшему домом в течение следующих восьми лет. С.А. Смуров в 1895–1917 гг. содержал фруктовую и гастрономическую торговлю и принадлежал к влиятельному купеческому клану Смуровых»^[1254].

Как пишет в книге «Петербургское купечество» Алла Краско, Сергей Александрович Смуров был вторым сыном потомственного почетного гражданина Александра Сергеевича и Веры Степановны Смуровых. «Молодой человек, в отличие от отца и деда, получил образование в Главном немецком училище Святого Петра („Петришуле“), ставшего в то время очень популярным среди купеческих семейств. Считалось, что в этом учебном заведении молодые люди получают именно те знания, которые необходимы в коммерческой деятельности, а также приучаются к традиционной немецкой точности и аккуратности.

Именно Сергею Смурову предстояло стать продолжателем семейного дела и преемником деда. В Санкт-Петербургское купечество он вступил еще при жизни деда — со второй половины 1879 г., сразу по 1-й гильдии, но через десять лет, с 1888 г., он перешел во 2-ю гильдию и состоял в ней вплоть до выхода из купеческого сословия. В 1909 г. и позже в справочниках Купеческой управы он не значится.

Сергей Александрович Смуров, как и его дед Сергей Герасимович, вел торговлю русскими и иностранными винами, фруктами и гастрономическими товарами в магазине в доме Елисеевых по Большой Морской, 11/25. Репутация магазина Смурова была столь же высокой, как и репутация магазина Елисеевых. В. Михневич, автор известного путеводителя „Петербург весь на ладони“, изданного в 1874 г., назвал магазин Смурова одним из самых известных магазинов в городе. О привозе свежих устриц „к Елисееву и Смурову“ вспоминал М.Е. Салтыков-Щедрин.

А.Н. Бенуа в своих мемуарах писал, что его родственник ездил „выбирать деликатесы к Смурову и к Елисееву, где он прислушивался к советам и рекомендациям преданных ему приказчиков…“

…Смуров в разные годы состоял также казначеем Общества для борьбы с заразными болезнями, членом Николаевского православного братства и т. д. Наконец, надо особенно выделить его службу в качестве старосты Исаакиевского собора (с 19 декабря 1883 г.). В награду за общественное служение Смуров удостоен нескольких орденов.

Сергей Александрович Смуров получил по наследству родовой дом на углу Гороховой и Малой Морской. Однако в конце XIX в. он счел более выгодным продать его Русскому страховому от огня обществу. Взамен он купил дома на углу Владимирского проспекта (№ 11) и Графского переулка (№ 8 и № 10). Сам он после продажи дома, как свидетельствуют справочники „Весь Петербург“, жил по разным адресам — на Почтамтский улице, на Гороховой ул., 19 (в доме Таля), а затем — в собственном доме на Владимирском проспекте, а накануне революции — в доме своей матери на Николаевской ул., 40.

После 1917 г. С.А. Смуров оказался в эмиграции, но обстоятельства его отъезда и жизни на чужбине неизвестны. Он умер 6/19 июня 1930 г. в богадельне — известном Русском доме в Сент-Женевьев-де-Буа, и погребен там же на кладбище»^[1255].

Но вернемся к истории дома. В 1912 г. Смуров продает домовладение Акционерному обществу «Северный ломбард», открывшему на третьем этаже свой аукционный зал, а первый этаж сдавало под торговые помещения Калинкинскому пиво-медоваренному товариществу и Петербургскому Акцизному правлению, не преминувшим открыть в доме пивные лавки (в непосредственной близости от Владимирской церкви!), и Н.Н. Фролову под магазин белья. На втором этаже купец Карл-Эрнест Карлович Германсон торговал роялями. Во флигеле по Графскому переулку Любовь Федоровна Пульс открыла Рекомендательную контору (контора для найма прислуги), на втором этаже жили доктор медицины Максимильян Ильич Эльяссон (ранее жил в доме № 17 по Разъезжей ул.), мебельный торговец Иван Степанович Федотов, над ними — помощник присяжного поверенного Абрам Самойлович Мангуби, дочь артиста Елизавета Васильевна Добрецова, жена генерал-майора Ольга Николаевна Огранович, зубной врач Александр Львович Раев.

Во втором надворном флигеле проживали в небольших квартирах А.С. Назаров, Горюнов, М.М. Струтинская, И.Л. Комаров содержал столово-ящичную мастерскую. В доме находился магазин ковров и мебельных материй наследников Ш.М. Эрмана. Дом на углу Владимирского проспекта и Графского переулка находился в собственности «Северного ломбарда» до 1917 г.

Среди жильцов дома, проживавших здесь в 1930–1940-е гг., авторы книги «Владимирский проспект» называют зубного врача Давида Соломоновича Грина, Михаила Петровича Кукина, врача Берту Наумовну Нейбургер, Иосифа Григорьевича Осовцева, врача Клавдию Степановну Пиликину, врача Семена Григорьевича Рабиновича, сотрудника Института «Ленпроектпуть» Петра Григорьевича Стрельцова, сотрудника артели «Леншвейткачпром» Антона Иосифовича Шафрановского^[1256].

До недавнего времени здесь размещалась средняя школа с углубленным изучением польского языка, поэтому здесь давно установлен памятник Адаму Мицкевичу. Школу закрыли, и сейчас здесь две новые вывески: Кадетский корпус пансион воспитанниц Следственного комитета и Культурный центр Следственного комитета.

Наша прогулка по Графскому переулку подошла к концу, и мы приглашаем читателей в Щербаков переулок.

Глава 3
Щербаков переулок

Страницы истории переулка

Щербаков переулок протянулся от набережной реки Фонтанки до Загородного проспекта. Первое упоминание о нем встречается в 1800 г. под названием «Вновь проложенный переулок». С 1817 г. в адресных книгах он уже назван Щербаковой улицей — по фамилии домовладельца купца М.И. Щербакова, а в современной форме известен с 1821 г.^[1257]

В начале XVII в. в районе Щербакова переулка, вдоль Безымянного Ерика (ныне река Фонтанка), находилась деревня Медина (Мегала). Финский исследователь С. Кепсу предполагает, что деревня возникла еще в позднее Средневековье, хотя упоминаний ее ранее XVII в. в письменных источниках нет. В деревне проживали два православных хозяина, а в 1634 г. сюда переселились представители ижоры и карелы. На плане, составленным под руководством лейб-гвардии капитана-поручика И. фон Зихгейма (1738 г.), после Русско-шведской войны деревня оставалась одной из крупнейших на берегу Фонтанки, и ее крестьяне обрабатывали поля соседних малонаселенных и заброшенных деревень^[1258].

В анненскую эпоху, согласно плану Зихгейма, квартал между Фонтанкой и нынешней улицей Рубинштейна был застроен очень плотно владениями Сиверса, Ушакова, князя Куракина. На участке дошедших до нас зданий по Щербакову переулку № 2/58 и № 4 находилось владение гофмаршала Д.А. Шепелева, граничившее с владениями князя Путятина, с небольшими деревянными постройками в глубине участка. На участке князя Путятина обозначены три небольшие постройки на берегу реки Фонтанки, одна в непосредственной близости от участка на Щербаковом переулке^[1259].

Из «Книги адресов Санкт-Петербурга на 1809 г.» мы узнаем, что в это время владельцами многих участков в Щербаковом переулке были купцы. Участок под № 133 принадлежал Крашенникову, под № 134 — Тарасу Желтозерскому, № 136 — Толченникову, № 137 — Федору Ильинскому, на участке № 150 стояли постройки известных домовладельцев С.А. Тычинкина, Рогова (эту старейшую постройку в переулке относительно недавно снесли строители, что вызвало протесты градозащитников) и Андрея Ивановича Верховского^[1260].

В Крашенниковом доме проживали содержатель пансиона майор Вильгельм и 3-й гильдии купец Яков Евстафьевич Аксенов. В доме на участке № 125, принадлежавшем «наследникам Малеева», снимал жилье купец 3-й гильдии Трифон Сергеевич Батенин, а в доме Верховского — купец 3-й гильдии Иван Алексеевич Коновалов^[1261].

Согласно плану (1828 г.), составленному генерал-майором Ф.Ф. Шубертом, на участке № 149, прилегающих к нему на Фонтанке — № 148 и по Щербакову переулку — № 151, на Фонтанку выходило три здания — два крупные, уходящие в глубину двора, и один дом на углу переулка и набережной Фонтанки — небольшой по размеру. Выходящий на Фонтанку участок № 148 имел два двора, которые окружали каменные прямоугольные здания. Щербаков же переулок за указанным зданием свободен, участок отделен забором, на участке № 151 — на переулок выходит только небольшое деревянное здание. В 1830-е годы здесь, по данным П.Я. Канна, находилась Татарская слобода, в которой проживали большей частью татары, которые имели свои лавочки и торговали конным мясом и национальной продукцией^[1262].

По данным «Атласа тринадцати частей…» Н. Цылова, в 1849 г. владельцами участков по Щербакову переулку были: на месте дошедших до нас дома № 1 — почетный гражданин Федор Алексеевич Гутков (ему принадлежало 18 домов в Петербурге), под № 2 — его жена, также почетная гражданка Елена Петровна Гуткова (на ее участке стояли постройки в 1 и 2 этажа). На участке домов № 3 и № 5 стояли трех- и одноэтажные строения, принадлежавшие почетному гражданину Федору Федоровичу Ильину с братьями, которые содержали здесь и дровяной двор, еще два дровяных двора на участках современных домов под № 4 и № 9 устроил купец Семен Никитич Раменский. Участок дошедшего до нас дома № 7 с стоящим там в середине XIX в. двухэтажным строением принадлежал купчихе Авдотье Потаповне Худяковой, а на противоположной стороне, под № 6, мещанину Федору Ивановичу Кичигину (здесь находилась одноэтажная постройка в 12 саженей). Купец Филипп Сергеевич Батенин владел одно- и двухэтажными строениями на месте дома № 8, строения на участке дома № 9 принадлежали Анастасии, Варваре и Евдокии Ивановнам Абрамовым. На участке, занимаемом домом № 10, находился сарай, а на соседнем под № 12 — две постройки в три и одна в два этажа, которыми владели наследники прежней домовладелицы Павловой — купцы Иван и Федот Красноглазовы. Два дома в Щербаковом переулке в середине XIX в. принадлежали сапожным мастерам Федору Николаевичу Болотову (дом № 11) и Михаилу Порфильевичу Малютину (дом № 13). Нечетную сторону Щербакова переулка замыкали сад и двухэтажный дом купчихи Анны Петровны Верховской (дом № 15), три постройки в один, два и три этажа, принадлежавшие жене почетного гражданина Александре Гавриловне Костылевой^[1263].

Четную сторону переулка завершали строения в два и три этажа (на участке в 42 саж.) уже упомянутого ранее купца Семена Аникиевича Тычинкина^[1264]. К середине XIX в. в Щербаковом переулке еще достаточно много застроенных участков, превращенных их владельцами в деревянные дворы с низкоэтажными строениями.

Во «Всеобщей адресной книге С-Петербурга» на 1867–1868 гг. мы встречаем имена как уже известных владельцев домов в Щербаковом переулке: Ф.А. Гуткова (дом № 1) и Е.П. Гутковой (дом № 2), Ф. Ильина-младшего (дом № 3) и С.Н. Раменского (дома № 4, 6, 7, 8), И. Красноглазова (дом № 10), Ф.Н. Болотова (дом № 11) и М.П. Малютина (дом № 13), так и новых: Г.Ф. Лесникова (дом № 15), Костылева (дом № 17) и Шишкина (дом № 12)^[1265].

Среди проживавших в этих домах в указанные годы (о них мы подробнее расскажем в главах, посвященных отдельным домам) наряду с купцами в Щербаковом переулке снимали квартиры мелкие чиновники различных департаментов, военные, мещане, чиновники и пришедшие в столицу на заработки ремесленники^[1266].

Строительный бум 1860–1880 гг. захватил и Щербаков переулок. На месте малоэтажных построек появляются четырех- и пятиэтажные доходные дома, плотно застраивается и внутридворовая территория. История некоторых из них прослежена нами по архивным делам Городского кредитного общества, Санкт-Петербургской городской управы и Строительного комитета.

Из одного из них мы узнаем, что в ряд домов Щербакова переулка (№ 3, 6, 8, 9 и 15) в 1869 г. провели водопровод, из другого «О расширении Щербакова переулка» в 1863 г. Бо́льшая же часть дел связана с надстройкой доходных домов. По ним можно проследить, как вырастали дома от двух-трех до четырех-пяти этажей. Значительно позже, чем в домах на Троицкой улице, в Щербаковом переулке были устроены ватерклозеты и ванны, проведены газ и электрическое освещение^[1267].

В 1860–1870-е гг. за переулком закрепилась дурная слава «улицы красных фонарей». В нескольких домах целые этажи сдавались «под проституцию», а едва ли не в каждом втором доме переулка были устроены «питейные заведения».

В отличие от улицы Рубинштейна или Графского переулка, здесь нет ни одной мемориальной доски. Ни одно здание здесь не вошло в свод памятников, взятых под охрану государства или «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность»^[1268].

Завершая краткий очерк истории переулка, отметим, что на месте многих снесенных дореволюционных построек в советское и уже в наше время появились новые дома или, как в случае с домами № 6, 9 и 11, — зеленые дворы и сквер, носящий имя Маневича.

Нарушилась и историческая нумерация лицевых домов, стоящих единым фасадом и образующих красную линию переулка. Зеленые оазисы в Щербаковом переулке — единственное место общения проживающих здесь горожан. Узкие тротуары переулка не позволяют прохожим остановиться здесь хотя бы на короткое время, и они, не задерживаясь, идут на улицу Рубинштейна, Владимирский и Загородный проспекты.

Однако история переулка по-своему интересна и поучительна, и прогулку по нему мы начнем с нечетных номеров домов.

От набережной реки Фонтанки до улицы Рубинштейна

Нечетная сторона

Дом № 1/60

Дом на углу Щербакова переулка и набережной реки Фонтанки — трехэтажное салатного цвета со сплошной рустовкой фасада здание в стиле эклектики. Окна первого этажа оформлены наличниками с замковыми камнями, окна второго выделены треугольными, чередующимися с прямоугольными сандриками, а наличники окон третьего дополняют декоративные гирлянды. Угол здания акцентирован эркером с балконом на уровне третьего этажа. Первый и второй этажи разделяет поэтажная тяга, а третий этаж увенчан зубчатым карнизом. Дошедший до нас дом возведен в 1872 г. по проекту академика архитектуры И.И. Шапошникова^[1269].

Дом № 1/60. Фото авторов, 2021 г.

В середины XIX в. на месте этого здания стояло двухэтажное каменное строение, принадлежавшее крупному домовладельцу, потомственному почетному гражданину Федору Алексеевичу Гуткову. После его смерти дом по наследству перешел к дочери покойного Елене Федоровне, в замужестве Галловой, которая 6 февраля 1863 г. обратилась в правление Городского кредитного общества за ссудой под залог своего дома. Произведенная архитектором Э.Г. Юргенсом его опись и оценка позволяет нам представить, каким он был в указанное время^[1270].

В 1-м отделении указан «каменный двухэтажный на подвалах дом», выходящий на Фонтанку и Щербаков переулок «с балконом и решеткой» и «двумя черными лестницами», во 2-м отделении назван «каменный двухэтажный флигель», такой же и в 3-м отделении. На каждом из этажей лицевого дома и флигелей было устроено по одному отхожему месту. Такое благо цивилизации, как водопровод, здесь еще отсутствовал. Из 44 печей, отапливающих квартиры, большинство составляли «железные и лежанки». В лицевом доме и флигелях на тот момент устроено 18 квартир, большинство из которых составляло 2- и 3-комнатные (всего 12), 4 — четырехкомнатные, и 1 — 9-комнатная. В отзыве Э.Г. Юргенса отмечается, что «показанный дом и флигеля старые, требует капитального исправления», при том что «бо́льшая часть квартир содержится довольно исправно» и соответствует «роду проживающих в них жильцов»^[1271].

Каков же был на тот момент социальный состав дома? Это видно из «Ведомости о доходах с дома» Е.Ф. Галловой. Питейные заведения здесь содержал смоленский мещанин Иван Емельянович Прудников. «Ренсковый погреб» в 4 комнатах держал купец 2-й гильдии Василий Григорьевич Матасов, сам же он проживал в единственно 9-комнатной квартире с 2 кухнями, а также арендовал 2 сарая для дров и ледника. Еще один купец 2-й гильдии Иван Васильевич Киржаков весь второй этаж занимал под гостиницу, за ним также было записано два сарая и два ледника. Крестьянин Ярославской губернии Григорий Антонов снимал 2 комнаты под мелочную лавку. В доме Галловой проживало немало ремесленников, среди них серебряных дел мастер уроженец Выборгской губернии Сильвестр Томмола, сапожных дел мастер Яков Григорьевич Фролов, резчик Иван Федорович Федоров, прачки, мещанка Анна Васильева и крестьянка Матрена Захарова.

Особую категорию жильцов занимали «содержательницы проституции» — Василиса Артемьевна Михайлова и Фекла Семеновна Андреева, обе мещанки. Свое заведение они содержали в восьми комнатах. Надо сказать, что это единственный «публичный дом» в районе между Троицким и Чернышевым переулками. Большинство жильцов дома относились к мещанскому и крестьянскому сословиям. В списке жильцов, названных в «Ведомости о доходах с дома», мы находим уроженцев Выборгской, Лифляндской и Эстляндской губерний, «еврейку» Белуцкую^[1272].

Ценность имущества Е.Ф. Галловой оценили в 35 112 руб., в оценку дома не вошли «деревянные дом и флигель по Щербакову переулку со службами», которые находились в ветхом состоянии. Правление Городского кредитного общества под залог Галловой выделило ссуду в «26 тысяч рублей на 25-летний срок», но уже через три года, 16 ноября 1872 г., Елена Федоровна обращается в Общество за дополнительной ссудой «за вновь выстроенное вчерне трехэтажное капитальное здание»^[1273].

В своем отзыве от 2 февраля 1873 г. все тот же архитектор Э.Г. Юргенс отмечает, что в доме действительно «произведен надлежащий ремонт и бывшие деревянные галереи заменены каменными, а остальные же деревянные постройки все уничтожены, и вместо их построены каменный жилой дом и таковые же два флигеля, но вчерне». В описи имущества Е.Ф. Галловой показаны пять отделений, включающие в себя «каменный 3-этажный лицевой дом на подвалах» (со стороны Фонтанки), еще «один новый каменный 3-этажный флигель» (со стороны Щербакова пер.), построенный вчерне, а также «два каменных 2-этажных надворных флигеля». После этих перестроек стоимость дома возросла более чем в два раза и достигла суммы в 76 116 руб., в ссуду Елене Федоровне было выделено дополнительно к прежней сумме еще 24 500 руб. После завершения капитального ремонта дома 4 октября 1873 г. ее имущество оценили в 136 669 руб., что уже более чем в четыре раза превысило первую оценку^[1274].

В «Ведомости о доходах с дома» мы находим имена уже упоминавшихся ранее мещанина И.В. Прудникова, по-прежнему содержавшего здесь питейное заведение, купца 2-й гильдии И.В. Киржакова, арендовавшего целый этаж под гостиницу. Среди новых жильцов — почетный гражданин Гусев, державший мелочную лавку, купец Нестеров, а также финляндские, эстляндские уроженцы и прусские подданные^[1275]. Большинство же жильцов дома, как и три года назад, составляли мещане. В капитально отремонтированных квартирах уже не нашлось места для «публичного дома».

Если в 1869 г. доход с дома составил 8603 руб., то в 1872 г. — уже 18 184 руб. Правление Городского кредитного общества за вычетом старого долга выделило Елене Федоровне в ссуду на 25 лет еще 72 100 руб.^[1276]

10 февраля 1878 г. на основании определения Санкт-Петербургского окружного суда «1/7 недвижимого имущества» Галловой по наследству перешло к ее новому супругу тайному советнику Александру Николаевичу Кирилину, а 2 августа того же года их имущество «перешло во владение потомственных почетных граждан Федора и Алексея Федоровичей Гутковых»^[1277].

Из «Ведомости о доходах» с их дома мы узнаем, что если именной состав жильцов сменился почти полностью, то социальный срез остался за небольшим исключением прежним: мещане, крестьяне, купцы. Крестьянка Евсеева открыла здесь «закусочную лавку», крестьянин Гурдатов — мелочную лавку, а крестьянин Зелеметкин — портерную. Купец Павлов в 11 комнатах содержал трактирное заведение. В доме появились и первые меблированные комнаты. Так, мещанка Эберман, снимавшая три 3-комнатные квартиры, устроила в каждой из них по 8 маленьких комнат и сдавала их жильцам. А купчиха Сапожникова умудрилась в 5-комнатной квартире устроить 10, в двух 4-комнатных — по 9, наконец, в 6-комнатной — 11 маленьких комнатушек. Уплачивая домовладельцам весьма скромную плату за снятые комнаты, они получали приличный доход. Старожилом дома была мещанка Белунская, проживавшая здесь 10 лет^[1278].

Правление Городского кредитного общества определило 25 апреля 1874 г. новым домовладельцам полный размер ссуды на 25 лет 95 тыс. руб., но через пять лет, 29 марта 1884 г., братья Гутковы обращаются в Городское кредитное общество за новой ссудой. Из очередной «Ведомости о доходах с дома» мы узнаем о новых жильцах дома, причем в архивном деле, помимо именного списка, приложены их квартирные книжки. Значительно расширилась площадь сдаваемых торговых помещений в доме: 11 комнат под трактир арендовал купец А. Федотихин; 12 комнат под басонную фабрику — мещанин В. Кунта; 2 комнаты под молочную ферму — купец Авдеев; еще 2 комнаты и особый склад под фруктовый магазин снимал мещанин Плетюхин; купец Лузин также снимал две комнаты — под мелочную лавку с пекарней. Сапожный магазин содержал крестьянин Жеженин. В доме Гутковых располагались также башмачная, портная, столярная и слесарная мастерские^[1279]. Здесь к этому времени появился водопровод, отхожие места на этажах сменили ватерклозеты. Двухкомнатную квартиру в лицевом доме занимал уважаемый всеми жильцами водопроводчик Иванов, а в лицевом флигеле размещалась его водопроводная мастерская. После перепланировки в лицевых домах и надворных флигелях значительно увеличилось общее количество квартир, а к прежним 2- и 3-комнатным квартирам добавились 4- и 5-комнатные^[1280].

Казалось бы, дела у братьев Гутковых шли достаточно успешно, однако 27 января 1886 г. за недоимки Городскому кредитному обществу, которому они задолжали 7157 руб., их имущество выставили на продажу, торг начинался с суммы 87 397 руб. Неоднократно из-за неявки покупателей торг отменялся, пришлось даже снизить начальную сумму торга. Как записано в журнале правления Городского кредитного общества от 24 марта 1886 г.: «На переторжке 24 февраля с.г. высшую цену на имущество гг. Гутковых, шестьдесят одну тысячу рублей, предложила жена потомственного почетного гражданина Елизавета Михайловна Гуткова». Наблюдательный комитет не утвердил продажу, и 14 марта 1886 г. предложил правлению «продать имущество гг. Гутковых санкт-петербургскому 2-й гильдии купцу Платону Ивановичу Головину за 84 тысячи 132 рубля». Через пять лет, 22 января 1891 г., правление пересрочило долг Кредитному обществу на очередные 25 лет, а Платону Ивановичу выделили новую ссуду под залог дома в 67 981 руб., 1 мая 1902 г., после его смерти, по наследству дом № 1/60 перешел во владение его сыновей — прапорщика Владимира и потомственных почетных граждан Николая и Александра Платоновичей, которые владели им до революционных потрясений^[1281].

В последней описи с материальной оценкой дома названы в 1-м отделении «каменный лицевой угловой 3-этажный дом на жилом полуподвалах», во 2-м — «каменный лицевой 3-этажный жилой дом на нежилом подвале, в связи с таким же, но без подвалах с флигелем по задней границе двора», в 3-м — «каменный 3-этажный жилой флигель от лицевого дома по задней границе», в 4-м — «каменный 2-этажный флигель по задней границе двора с жилой дворницкой и прачечной», в 5-м — «каменные 1- этажные службы по задней границе двора», и еще одни «подобные же службы» — в 6-м отделении^[1282]. Комиссия Городского кредитного общества оценила дом в 144 362 руб., самую большую сумму за его историю. Возможно, это объясняется тем, что в предреволюционные годы почти в два раза возросла квартирная плата, благодаря чему доход с дома достиг 22 816 руб., что видно из последней «Ведомости о доходах с дома» за 1916 г.^[1283]

Кроме того, значительную прибыль приносила аренда торговых помещений: открылся новый магазин электрических принадлежностей А.И. Гуровича; мастерская О.Д. Левинсона и бакалейная лавка А.П. Ершовой; 10-комнатные квартиры занимали мать братьев-домовладельцев, вдова потомственного почетного гражданина Т.Н Головина, и барон в звании камергера Е.К. Каульберс; мастерские держали Бендиашвили и Гофер^[1284].

Но самой известной личностью в доме была, конечно же, артистка Императорских театров и писательница Лидия Алексеевна Чарская (Стабровская). Она снимала в доме Головиных 6-комнатную квартиру с ванной под № 16, годовая стоимость этой квартиры составляла 1140 руб.^[1285]

Напомним читателям, что настоящее имя писательницы — Лидия Алексеевна Чурилова (урожд. Воронова). Уже в десять лет будущая писательница сочиняла стихи, а в пятнадцать лет начала вести дневник, который впоследствии помогал ей достоверно воссоздавать обстановку женских институтов. Лидия Воронова окончила Павловский институт в Петербурге, а вспыхнувшая в раннем детстве любовь к театру привела ее на сцену Александринского театра. С начала века одна за другой стали появляться книги писательницы Лидии Чарской (такой она выбрала псевдоним) — повести для детей, для юношества, сказки, сборник рассказов, пьес, стихов… Простой язык, бесхитростные сюжеты, доступные пониманию юного читателя ситуации и взаимоотношения персонажей в произведениях Чарской снискали ей дотоле невиданную популярность у тех, кому были адресованы повести и рассказы писательницы, — у детей и подростков. Взрослому читателю такая популярность была непонятна, они искали объяснение этому явлению и зачастую оказывались несправедливыми к писательнице.

А между тем, юные читательницы зачитывались ее книгами «Записки институтки», «Княжна Джавака», «За что?». Вот только некоторые данные, свидетельствующие о фантастической популярности писательницы. В отчете одной детской библиотеки в 1911 г. сообщалось, что юные читатели требовали 790 раз книги Чарской и лишь 232 раза сочинения Жюля Верна. Книги Чарской переводились на английский, французский, немецкий, чешский и другие европейские языки.

Как отмечает С.Т. Никоненко, автор вступительной статьи к книге «Л.А. Чарская. Волшебная сказка»: «При жизни, да и после смерти, Чарская многократно подвергалась разгромной критике. А после революции ее книги даже изымали из библиотек… Так случилось, что последняя книга писательницы при жизни вышла в 1918 г., хотя прожила она еще двадцать лет… Неизвестна точная дата смерти (1937 или 1938) и место (предположительно — Крым)»^[1286].

Переизданные в 1990-е гг. огромными тиражами книги Л.А. Чарской (100 000 экз.) вернулись к читателю. Имени Л.А. Чарской, думаем, достаточно, чтобы включить дом № 1/60 по Щербакову переулку и набережной Фонтанки в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

Дом № 1–3 и № 5

Современный дом № 1–3 по Щербакову переулку как бы отделен от углового дома № 60 по набережной реки Фонтанки. На самом же деле — это трехэтажное салатного цвета со сплошной рустовкой и большей въездной аркой строение — лицевой флигель вышеназванного дома, возведенное еще при купчихе Елене Федоровне Галловой, о чем мы рассказали ранее. До нашего времени дошли и построенные в связке с ним дворовые флигели^[1287].

Дом № 1–3. Фото авторов, 2021 г.

Дом № 5. Фото авторов, 2021 г.

Два участка по Щербакову переулку № 3 и № 5 имеют свою историю, отдельную от дома № 1/60. Как мы уже отмечали, в середине XIX в. здесь располагался большой дровяной двор почетного гражданина Федора Федоровича Ильина. Совладельцами участка были его братья, за сыном Ф.Ф. Ильина (Ильиным-младшим) эти участки оставались и в 1860–1870-е гг. В 1890-е гг. они перешли в собственность Санкт-Петербургского купеческого общества, которое владело ими до 1917 г.^[1288]

До нашего времени на участке № 5 дошло одноэтажное каменное строение песочного цвета. Большую часть бывшего дровяного двора занимает сквер Маневича.

Дом № 7

Дом № 7 по Щербакову переулку шестиэтажное салатного цвета здание со сдержанным в духе эклектики убранством. Первый этаж, отделенный от второго поэтажной тягой, рустован, а окна выделены замковыми камнями. Центр здания акцентирован въездной аркой. Окна второго этажа оформлены простыми наличниками и крупными сандриками. Венчает здание протяженный карниз.

Дом № 5. Фото авторов, 2021 г.

По данным «Атласа тринадцати частей…» Н. Цылова, в середине XIX в. на этом участке стоял двухэтажный дом, принадлежавший купчихе Авдотье Потаповне Худяковой, а еще ранее — Соховой. Во «Всеобщей адресной книге С-Петербурга на 1867–1868 гг.» его владельцем значился почетный гражданин В.С. Раменский, с 1872 по 1917 г. домом владела жена статского советника Вера Александровна Яроцкая, 12 июня 1872 г. она обращается в правление Городского кредитного общества за ссудой под залог своего имущества. Из «Описи с оценкой дома», произведенной 5 июля того же года, видно, что тогда на этом участке стояли «каменный лицевой дом в 2 этажа с улицы и в 3 этажа со двора», и там же трех- и двухэтажные каменные надворные флигели». Стоимость дома с землей была определена в скромную сумму — в 25 971 руб. 66 коп.^[1289]

Во всех этих жилых строениях на тот момент было всего 8 квартир, большинство из которых 2-комнатные. Две квартиры занимала жена прусского подданного Мария Шульц, еще три — прусская подданная, жена музыканта Амалия Газетель. В доме снимали квартиры также финляндские уроженки Екатерина Мумме и Амалия Форстрем, сапожный мастер Иван Жежевин, мещанин Шаров и крестьянин Севастьянов. Годовая цена за 1-комнатную квартиру с кухней колебалась от 96 до 120 руб., а за 2-комнатную — от 132 до 144 руб. в зависимости от дополнительных условий (аренды сарайчика для дров, ледника). Чистый доход от жильцов составлял 1635 руб. 48 коп^[1290].

Постановлением правления Городского кредитного общества Вере Александровне на 25-летний срок выдали ссуду в 12 тыс. руб. Все дела домовладелицы вел ее муж Яроцкий Иван Самойлович, чиновник Департамента таможенных сборов в чине статского советника, так как сама домовладелица в то время проживала в деревне Коломяги, 2-я Никитская ул., 40. В 1880 г. Вера Александровна овдовела и обратилась в правление Городского кредитного общества с заявлением о полном перезалоге своего имущества^[1291].

Из новой «Ведомости о доходах с дома» видно, что в социальном составе жильцов существенных изменений не произошло. Три квартиры в 11 комнат под трактир занимал почетный гражданин Янсовой, жена отставного рядового Равка Геноховна Гиндельман арендовала 10 комнат под меблированные комнаты. В доме проживали также два городовых, Марковский и Герасимов, и три крестьянина. Решением правления В.А. Яроцкой была определена ссуда в 11 тыс. руб. на новые 25 лет, а на руки выдали 2400 руб. Очередной перезалог ее имущества произведен в 1884 г. ^[1292]

Именной состав жильцов изменился полностью, а социальный оставался прежним — мещане и крестьяне. В доме работала закусочная Васильева, проживали сапожник, прачка, извозчики. По отзыву архитектора Х.Х. Тацки от 1 февраля 1885 г.: «С 1872 г. имущество Яроцкой не улучшилось и требует вообще значительного ремонта». Тем не менее Вера Александровна получает ссуду 10 тыс. руб. на новый 25-летний срок за свой «запущенный дом», сама она в это время проживала в собственном доме на Б. Разночинной ул., 4^[1293].

Никаких улучшений в имуществе Яроцкой не произошло и в последующие два года. Некоторое разнообразие можно отметить лишь в составе жильцов. Среди них библиотекарь Императорских театров Воронов, отставной городовой Бажанов, служитель Петровского училища Михайлов, мастеровые — башмачный мастер Шилов, фуражечник Демидов, портной Фролов, сапожный мастер Кульков, маляр Лапкин, артель дровокатов. Отставной рядовой Васильев содержал в доме татарскую закусочную^[1294].

В 1888 г. Городское кредитное общество произвело перерассрочку имущества Яроцкой на удлиненный срок: 8800 руб. на 36 лет, очередной перезалог дома состоялся в августе 1896 г. Из «Описи с оценкой дома», произведенной архитектором А.Н. Веретенниковым, следует, что за последние восемь лет в имуществе В.А. Яроцкой произошли существенные перемены: «…к лицевому двухэтажному дому пристроен мансардный этаж, а во дворе возведены 4- этажный лицевой дом с двумя 5-этажными надворными флигелями. Во все квартиры был проведен водопровод, появились ватерклозеты и раковины»^[1295].

Среди жильцов появились представители более высокого, чем в прежние годы, социального сословия, например: барон Таубе, вдова действительного статского советника Хрисманова, помощник присяжного поверенного П.Л. Линевич и др. Возросла и годовая квартирная плата, а вместе с ней и валовой доход с жильцов. В 1896 г. В.А. Яроцкая получила перерассрочку оставшегося долга в 7800 руб. на 37 лет и 6 месяцев и в дополнительную ссуду еще 33 тыс. руб. Все последующие годы никаких заметных перемен в жизни этого дома не произошло, не считая небольшого пожара, случившегося 24 декабря 1916 г. По информации от правления Страхового общества «Саламандра», убыток от этого пожара составил всего 250 руб.^[1296] Свой долг Городскому кредитному обществу Вера Александровна так и не успела выплатить, а в 1918 г. после национализации потеряла и сам дом.

Дом № 9

В наше время на участке бывшего пустопорожнего участка с дровяным двором устроен сквер имени М.В. Маневича, о чем речь впереди. Однако для полноты исторического очерка о Щербаковом переулке расскажем о прошлом этого участка.

С 1846 по 1887 г. он принадлежал уже упоминавшемуся ранее купцу 2-й, а затем 1-й гильдии Гдовскому, а позже почетному гражданину В.С. Раменскому, который в 1868 г. обращается в правление Городского кредитного общества за ссудой под залог земли. В опись имущества Василия Степановича включена «земля, находящаяся под дровяным двором, стоимостью в 10 240 рублей».

Однако залог этого имущества тогда не состоялся «за непредставлением к сроку свидетельства старшего нотариуса С-Петербургского окружного суда». После представления указанного документа В.С. Раменскому «назначены в ссуду под залог земли на 25-летний срок… пять тысяч рублей» ^[1297].

В последующие годы по неплатежу долга Городскому кредитному обществу имущество Раменского не раз выставлялось на продажу: в 1875, 1877 и 1879 гг., но каждый раз эта продажа отменялась «вследствие уплаты недоимки». В 1887 г. Василий Степанович из купеческого сословия переходит в мещанское, став «царскосельским мещанином», и в том же году принадлежавший ему пустопорожний участок с дровяным двором в Щербаковом переулке перешел во владение крестьянина и временно 2-й гильдии санкт-петербургского купца Андрея Степановича Мариненкова по купчей крепости, утвержденной 23 июня 1887 г.^[1298]

Через пять лет, 2 сентября 1892 г., вследствие погашения всей ссуды, выданной ему «под залог пустопорожнего участка с дровяным двором», сняли запрещения с его имущества. Этим участком он владел до 1907 г., а в 1908 г. новым владельцем становится мещанин Иван Абрамович Абрамов. В 1913 г. он умирает, и по наследству этот участок пустопорожней земли с дровяным двором переходит в собственность его дочерям Анастасии, Варваре и Евдокии Ивановнам. Из одного из архивных дел ЦГИА СПб нам известно, что какое-то время этот пустопорожний участок сдавался под Пастильное заведение Федорова. Сохранилась переписка об антисанитарном состоянии этого заведения и наложенных на его владельца штрафов^[1299].

Сквер имени М.В. Маневича. Фото авторов, 2021 г.

Памятник М.В. Маневичу. Фото авторов, 2021 г.

За более чем 70 лет до 1917 г. на этом участке так и не появилось никаких строений, а после окончания Великой Отечественной войны на пустопорожнем участке и на месте разрушенного в блокаду дома № 11 возник небольшой сквер, 5 марта 2008 г. получивший имя вице-губернатора Санкт-Петербурга Михаила Владиславовича Маневича (1961–1997).

Как мы уже отмечали, в главе об улице Рубинштейна, Маневич был убит на перекрестке Невского проспекта и этой улицы. Один из реформаторов либерального толка, соратник А.А. Собчака и А. Чубайса, он до конца 1993 г. был заместителем председателя Комитета по управлению городским имуществом, а затем возглавил его, в 1996 г. одновременно занял пост вице-губернатора. Занимался приватизацией промышленных предприятий, учреждений торговли и др., нажил немало врагов, перешел дорогу и пришедшим в бизнес криминальным группировкам. Одной из них, предположительно бандой Юрия Шутова, он и был убит, хотя следствие по делу до сих пор не закончено. В сквере в 2013 г. установлен памятник Михаилу Маневичу работы архитектора Алексея Шутова и скульптора Яна Неймана^[1300].

Дом № 11

Дом № 11 не дошел до нашего времени, но историю стоявших здесь когда-то строений нам удалось воссоздать по адресным книгам и архивным делам.

По данным «Атласа тринадцати частей…» Н. Цылова, участок под № 11 в середине XIX в. принадлежал сапожному мастеру Д.Ф. Болотову, который владел им более полувека. 29 января 1866 г. он обращается с заявлением в правление Городского кредитного общества о выдаче ему ссуды под залог принадлежащего ему имущества^[1301].

Архитектор Н.Ф. Беккер, производивший осмотр с оценкой этого имущества, включил в опись три отделения. В отделении под литерой «А» он дает описание «каменного 3-этажного с почердачным помещением лицевого дома», фасад которого оштукатурен гладко, окна среднего этажа с простыми наличниками, три из них с сандриками, а окна первого этажа со ставнями». В лицевом доме были «4 черные лестницы с железными перилами, 3 отхожих места, по два в каждом этаже», в отделение под литерой «Б» вошел «каменный надворный флигель в два этажа… по задней границе двора, с одноэтажными постройками для служб», и наконец, в отделение «В» — «каменный двухэтажный надворный флигель, в первом этаже которого располагались нежилые службы, а во втором — жилые», фасад флигеля «оштукатурен гладко, а окна были без наличников». По свидетельству архитектора Н.Ф. Беккера, «все строения прочны и содержатся в порядке». Их стоимость вместе с землей он определил в 22 444 руб. 33 коп.^[1302]

Два этажа, первый и второй, по 7 комнат в каждом, под трактир арендовал купец 2-й гильдии Александр Макаров с годовой платой в 1450 руб., сам домовладелец занимал 8 комнат в третьем этаже. Во флигеле дома проживали мещанин Семен Белянанов, купец Пеканов, крестьянин Антонов^[1303].

С 1892 г. дом № 11 принадлежал уже новым владельцам: купцу Ивану Васильевичу Киржакову и крестьянину Андрею Семенову, 20 сентября 1899 г. они обращаются за ссудой под залог имущества в правление Городского кредитного общества^[1304].

Архитектор А.И. Ковшаров в своем отзыве отметил, «что их имущество в капитальных частях прочно и содержится удовлетворительно». Из проведенной им описи дома видно, что за 30 лет особых изменений в нем не произошло, не считая водопровода, ватерклозетов и раковин. Из новой «Ведомости о доходах с дома» следует, что по-прежнему на первом и втором этажах лицевого дома размещался трактир нового владельца — Устинова, занимавшего также две 3-комнатные квартиры в третьем этаже. 23 сентября 1899 г. правление выделило домовладельцам сроком на 37 лет и 6 месяцев ссуду в 20 200 руб.^[1305]

В 1900 г. доля имущества, принадлежавшая крестьянину Андрею Семеновичу Семенову, по акту купчей крепости перешла во владение Ивану Ивановичу Семенову. С 1907 г. единоличным владельцем дома становится Иван Васильевич Киржаков, а после его смерти в 1908 г. дом по наследству переходит его детям — Павлине, Анастасии и Анне Ивановнам, которые владели им до 1917 г.^[1306] В годы Великой Отечественной войны дом был разрушен.

Четная сторона

Дома № 2/58 и № 4

О предыстории этого участка, принадлежащего в 1840-е гг. Е.П. Гудковой, и пустопорожнем участке В.С. Раменского мы уже кратко рассказали в историческом очерке о Щербаковом переулке. До нашего времени дошел стоящий на углу набережной Фонтанки и названного переулка 5-этажный дом, о котором и пойдет речь. По данным «Всеобщей адресной книги С-Петербурга на 1867–1868 гг.», этим участком владел потомственный почетный гражданин Ф.А. Гудков. Четырехэтажный доходный дом возведен по заказу его вдовы Е.Ф. Гутковой по проекту архитектора Г. Буитти^[1307].

Дом № 2/58. Фото авторов, 2021 г.

Фасад здания цвета беж, с рустованными первым и вторым этажами, эффектным угловым объемом, развернутым одновременно в сторону набережной Фонтанки и Щербакова переулка, с тремя балконами, широкой поэтажной тягой и сандриками, декорирующими окна третьего этажа, — характерный образец рациональной эклектики. Примыкающий к нему со стороны Щербакова переулка под № 2 каменный первоначально трехэтажный, позже надстроенный еще двумя этажами, лицевой дом, также цвета беж, имеет еще более лаконичное оформление. Каким был первоначальный облик возведенного дома, мы узнаем из его описи, произведенной архитектором городского Кредитного общества в 1875 г.

На участке Е.Ф. Гутковой в это время находились: под литерой «А» — «каменный 4-этажный на нежилом подвале жилой лицевой дом», среди которого «возведен сверху карниза парапет с облицованным кокошником (после последующей перестройки его убрали. — Авт.), 17 квадратных сажен паркетных и 73 — сосновых полов, 3 балкона на кронштейнах». Под литерой «В» — «каменный 3-этажный жилой лицевой флигель со стороны переулка»; под литерой «С» — «каменный 4-этажный жилой надворный флигель», под литерой «Д» — «каменный 2-этажный крытый железом жилой лицевой флигель», и, наконец, под литерой «Е» — «каменный 4-этажый жилой флигель по правой меже участка. В опись дома также вошли конюшни на 3 стойла, каретный сарай и кучерская»^[1308].

9 августа 1878 г. указанное имущество перешло во владение сыновей потомственных почетных граждан Федора и Алексея Гутковых. За восемь лет их владения домом никаких изменений в нем не произошло, а 10 июня 1886 г. они продали дом действительному статскому советнику А.А. Книриму. При нем в 1888–1889 гг. академик архитектуры А.Д. Шиллинг надстроил флигель дома в Щербаковом переулке двумя этажами мансарды. Эта надстройка «была разрешена новому владельцу на условиях, что лестницы будут перекрыты несгораемыми сводами и что деревянные перегородки на тех же лестницах будут заменены бетонными»^[1309].

В 1901 г. дом приобретает купец 2-й гильдии Аркадий Константинович Пурышев, занимавшийся главным образом продажей ювелирных изделий. В его собственности, помимо домов № 2 и № 4 в Щербаковом переулке, находился доходный дом на набережной Фонтанки, 140, и дача в Петергофе. Купец состоял почетным членом Хозяйственного комитета Николаевской больницы и почетным членом Петербургской взаимной пенсионно-вспомогательной кассы, а также старостой церкви при 2-м Реальном училище^[1310].

Дом № 4. Фото авторов, 2021 г.

А.К. Пурышев подает в Санкт-Петербургскую городскую управу прошение о надстройке и постройке нового пятиэтажного дома под наблюдением архитектора А.К. Приняева. Надстройку до пятого этажа разрешили «при том, что деревянную лестницу пол литерой „Z“ заменят каменной и пространство под литерой „V“ между флигелем и лицевым домом по Щербакову переулку будет увеличено до 2 сажень, или же что флигель под литерой „VV“ будет соединен постройкой с лицевым домом. Что касается надстройки на надворном флигеле, то их высота превышает ширину двора и переулка, дана рекомендация при устройстве коридорной системы отдельных комнат, при общей кухне необходимо установить коридоры между 2 каменных стен, потому что масса домовых труб и дверей настолько избороздят стену, что вовсе не останется столбов для устойчивой стены»^[1311].

В 1908 г. Санкт-Петербургская городская управа дала разрешение на надстройку третьего каменного этажа во дворе и мансарды в лицевом доме (литера «А») с капитальным, внутренним и наружным переустройством существующих надстраиваемых этажей и постройку трехэтажного, частью на нежилом подвале каменного надворного флигеля (литера «Б») и устройство новой канализации. Тогда же был осуществлен проект перестройки части того же дома, выходящего на Щербаков переулок, — высота лицевой части значительно понижена в сравнении с ранее разрешенной перестройкой^[1312].

В 1905 г. в принадлежавшем ему доме под № 4 в Щербаковом переулке А.К. Пурышев устраивает бани. Авторы перестройки А.К. Миняев и А.И. Носалевич. Бани включали в себя мужские и женские отделения 4 разрядов, кассы и ларек для торговли, котельные, помещения для хранения шаек на втором этаже, количество принимаемой публики доходило от 200 до 250 человек за час. В адресной книге «Весь Петроград» за 1905 г. содержится информация о прачечной Ю.И. Мартинена и ларях Ф.А. Батунова при этих банях^[1313].

Последние строительные работы в доме произведены в 1912–1913 гг., когда построили четырехэтажный флигель с мансардами, бетонную мансарду на лицевой части флигеля «Б», взамен существующей деревянной. Переделали помещения первого этажа лицевого на Фонтанку дома литеры «В» под торговые помещения с устройством перекрытий над подвалами по железным балкам и увеличением оконных отверстий под магазинный тип и бетонных проходов в помещениях, надстроили пятый и шестой этажи на лицевом доме литеры «В» до ближайших черных лестниц. Кроме того, построили дымовую трубу во дворе под литерой «М». В годы Первой мировой войны в доме А.К. Пурышева находился чешский лазарет, открытый им на собственные средства^[1314].

До наших дней дом под № 2/58 дошел без существенных переделок, а вот на месте снесенного дома под № 4 в начале XXI в. построено современное четырехэтажное здание с мансардой и угловым эркером, напоминающее постройки эпохи эклектики.

Дом № 6

В середине XIX в. на этом участке уже стоял дом, принадлежавший, как уже было сказано ранее, купцу 2-й гильдии Василию Семеновичу Раменскому. 12 октября 1867 г. в строительное отделение при Санкт-Петербургском Губернском правлении от помощника управляющего канцелярией обер-полицмейстера Турчанинова по приказанию генерал-лейтенанта Ф.Ф. Трепова поступает донесение, в котором сообщается, что «во 2-м участке в Щербаковом переулке надстраивается четвертый этаж деревянными мансардами под фасад дома», и выражается озабоченность — «должна ли быть постройка деревянной или каменной». Освидетельствование этой постройки в соответствии с чертежами Строительного отделения — составить протокол, «в чем именно заключается отступление» от утвержденного плана, поручено архитектору 2-го участка В.Ф. фон Геккеру. Тот в своей справке доносит в строительное отделение, что «…надстройка мансардного этажа… производится без всякого отступления согласно плану, утвержденному правлением 1-го округа путей сообщения 10 августа 1864 г.», а потому «составление протокола оказывается не нужным»^[1315].

Дом № 6. Фото авторов, 2021 г.

Из архивного документа, начатого 12 октября и завершенного 22 ноября 1867 г., узнаем, что В.С. Раменский в это время вел новое строительство на принадлежащем ему участке. Доверенное лицо купца, его тесть И.Е. Голубев, инженер-технолог чугунно-литейного завода, 24 февраля 1868 г. обращается в правление Городского кредитного общества за ссудой под залог имущества своего доверителя на Щербаковом переулке^[1316].

Из «Описи с оценкой дома», произведенной архитектором А.И. Климовым, следует, что здесь стоял «…каменный дом по Щербакову переулку в три, а со двора в четыре этажа, с поперечным во дворе корпусом и двумя флигелями, по левой и правой сторонам в четыре этажа, а также задний флигель с нежилыми подвалами наружного фасада лицевого дома… Все строения оштукатурены с обыкновенной отделкой, в доме по две парадные и черные лестницы, так как водопровод сюда еще не провели, отсутствовали ватерклозеты, которые заменяли 16 отхожих мест, по два на каждом этаже»^[1317].

В «Ведомости о доходах с дома» указано 34 квартиры: 19 в лицевом доме, 7 в боковом флигеле по правой стороне двора, 3 во флигеле по левой стороне и еще 5 во флигеле по задней границе двора, большинство из них составляли 2-комантные (17) и 3-комнатные (13) квартиры. В трех квартирах в лицевом доме было по 5 комнат, из которых три окна выходили на Щербаков переулок, а два — во двор. Одна квартира была 4-комнатная, еще одна — 1-комнатная, во всех квартирах устроены кухни и всего лишь одна 3-комнатная квартира сдавалась в аренду под мелочную лавку. Годовая стоимость 2-комнатных квартир составляла 120 руб., а 3-комнатных — 180 руб., но были и исключения. В отчете архитектора А.И. Климова отмечено, что по «лицевому дому в двух первых этажах квартиры и черные лестницы требуют ремонта». Здесь же он указывает, что «ценность некоторых квартир оказывается слишком высокой», объяснение чему А.И. Климов находит в том, что они «заняты содержательницами домов терпимости, коими в то время были мещанки Чистякова, Гейнер, Андреева и Иоагансон», в общей сложности они арендовали 10 квартир^[1318].

Жильцами большинства других квартир были мещане и крестьяне. В списке квартирантов дома В.С. Раменского выделяются «бухарцы» Курымлин и Багарбаев, «иностранец» Торель, солдат Михайлов. Их квартиры, по мнению архитектора Городского кредитного общества, сдавались по заниженным ценам, требующим корректировки, валовой доход с жильцов составлял 12 992 руб.^[1319]

При первом обращении в правление Городского кредитного общества В.С. Раменскому было отказано в ссуде из-за того, что он не представил к сроку свидетельства нотариуса Санкт-Петербургского окружного суда о состоянии своих финансовых дел, а они, надо сказать, оказались довольно запутанными. Из нотариального свидетельства мы узнаем, что еще в 1859 г. Василий Семенович занимал деньги у купца И.М. Крычевского и дворянина А.И. Власопуло, «уполномочив» их в счет своего долга «на ходатайство ко взысканию с графов Юрия и Николая Толстых долга по 17 заемным письмам 92 000 руб. с процентами и «неустойкою». После представления указанного свидетельства 24 сентября 1868 г. правление Городского кредитного общества выделило Раменскому ссуду в 45 тыс. руб. сроком на 25 лет, взыскав с него при этом 5 тыс. руб. «до приведения в порядок всех по дому неисправностей», 24 июля 1868 г. поверенный Раменского Е.И. Голубев сообщает о произведенных в доме исправлениях и просит вернуть удержанную сумму^[1320].

Осмотревший дом архитектор К.К. Циглер фон Шафгаузен подтвердил, что «квартиры 3-го этажа лицевого дома, черные лестницы и отхожие места, равно квартиры во флигеле исправлены, и вообще все имущество ремонтом приведено в исправный вид»^[1321].

В архивном деле имеется нотариальный документ от 16 февраля 1872 г., из которого следует, что дом по Щербакову пер., 6, В.С. Раменский отдал в аренду тестю Е.И. Голубеву на десять лет, до 26 января 1882 г., последний оказался, видимо, нерачительным хозяином. Через пять лет, 12 марта 1877 г., по неплатежу долга дом выставили на продажу, 19 ноября 1879 г. уже сам Раменский обращается в правление Городского кредитного общества «о полном перезалоге своего имущества». И вновь архитектор А.И. Климов отмечает, что по недостаточности ремонта «дом находится частью в запущенном состоянии», и просит правление удержать с домовладельца 6 тыс. руб. «на разные ремонтные работы»^[1322].

Из информации, содержащейся в «Ведомости о доходах с дома» от 5 декабря 1877 г., мы узнаем, что по-прежнему семь квартир (всего 16 комнат) занимал «дом терпимости», который тогда содержали мещанка Марголина и жена регистратора Белоцерковская, пять квартир (всего 23 комнаты) арендовала артель татар. Из примечательных жильцов дома можно выделить жену художника Григорьеву, занимавшую 8-комнатную квартиру, городового Семенова, а также девятерых ремесленников: женскую портниху Жукову, мужских портных Петрова и Егорова, типографщиков Федорова и Обоимова, столяра Леонтьева, фонарщика Зотова. Большинство же жителей дома составляли, как и прежде, мещане и крестьяне^[1323].

Еще через пять лет, 19 января 1882 г., после очередного обращения В.С. Раменского в Городское кредитное общество, архитектор А.И. Климов отметил, что «строения, хотя и прочны, но по роду жильцов содержатся неудовлетворительно». Какого же рода были эти жильцы: 16 комнат мещанка Красовская, солдатка Краснова и крестьянка Армазонова снимали «под проституцию», еще 13 занимала артель татар; по-прежнему в доме В.С. Раменского проживали ремесленники (столяр, портной, типографщик), а также крестьяне и мещане. «Присматривал» за этим пестрым людом городовой Капчинский. Валовой доход с домом в это время составлял приличную сумму 15 384 руб.^[1324]

Может быть, несмотря на неудовлетворительное состояние долга, правление Городского кредитного общества в очередной раз постановило выдать Раменскому новую ссуду в 31 500 руб. сроком на 25 лет. Ко всем бедам добавился пожар, который случился в доме 29 сентября 1884 г., убыток от него составил 911 руб. 52 коп. Видимо, в это время Василий Семенович испытывал серьезные финансовые затруднения и 27 мая 1885 г. он вновь просит правление Городского кредитного общества произвести полный перезалог дома. Однако на этот раз оценочная комиссия выносит неутвердительный вердикт: «Имущество это в настоящее время находится настолько в запущенном состоянии, что может быть оценено только по стоимости земли и несгораемых материалов». Между тем, к 1886 г. недоимки Раменского Кредитному обществу составили 4618 руб., а капитальный долг 54 817 руб. Поэтому во второй раз его дом выставили на продажу после нескольких переторжек. Дом продали 11 марта 1886 г. «крестьянину Ярославской губернии Мышкинского уезда Повозневской волости деревни Галичевской» Василию Михайловичу Михайлову за 46 800 руб., ниже первоначально установленной минимальной цены, но и при новом домовладельце положительных изменений в состоянии дома не произошло, о чем свидетельствует негативный отзыв архитектора Городского кредитного общества Н.А. Мельникова: «имущество по-прежнему представляется в запущенном виде»^[1325].

Отпущенной новому домовладельцу ссуды, видимо, оказалось недостаточной, чтобы произвести ремонт дома, и 26 октября 1892 г. по акту купчей крепости имущество В.М. Михайлова перешло в собственность жены полковника Веры Павловны Суходольской, которая отремонтировала дом: провела в него водопровод, отхожие места заменила ватерклозетами, в большинстве квартир установила раковины. После произведенного ремонта значительно возросла цена на квартиры. Двухкомнатную квартиру, прежде стоившую 120 руб. в год, новая домовладелицей оценила в 360 руб., ряд помещений В.П. Суходольская сдала под торговлю и бытовые услуги. В доме при ней была открыта прачечная крестьянки Левановской, мясная лавка крестьянки Максутовой, чайная крестьянки Леонтьевой, токарня крестьянина Рылова (подавляющее большинство жильцов дома в это время составляли крестьяне — 28 человек при 4 мещанах). Квартирантами дома были надзиратель Гуданис, запасной рядовой Серебряков, придворный музыкант Нейман, в доме по-прежнему проживала артель татар. Постоянный двор в доме В.П. Суходольской содержала Е.Е. Воробьева. Ценность имущества В.П. Суходольской составила 86 702 руб. против 83 266 руб. при В.С. Раменском. В 1899 г. Вера Павловна овдовела и вновь обратилась в правление Городского кредитного общества за дополнительной ссудой, на этот раз общую стоимость ее имущества оценили еще выше, она достигла суммы 102 207 руб., через семь лет, 23 февраля 1906 г., видимо, уже не справляясь с ведением дел по дому, В.П. Суходольская продала его поручику 8-го Драгунского Смоленского полка А.Н. Королеву^[1326].

Из «Ведомости о доходах с дома», представленной в Городское кредитное общество новым домовладельцем, видно, что вновь значительное число жильцов составляли татары (10 человек), один из которых, Мухаммед Сафин, содержал в доме чайную. За исключением купчихи Ивановой, все остальные квартиранты принадлежали к крестьянскому сословию (всего 38 человек) и в основном занимались мелкой торговлей и ремеслами. А.Н. Королев очень скоро смог погасить свой долг Городскому кредитному обществу; запрещение его имущества было снято, а дело закрыто^[1327].

Имена последующих домовладельцев установлены нами по адресным книгам «Весь Петербург» и «Весь Петроград». В 1908 г. дом перешел в собственность Николаю Николаевичу Хлебникову, а последними его владельцами были сестры — баронесса Елена Николаевна Фаум фон Траунберг и жена гвардии ротмистра Евгения Николаевна Кардашевская. Их имена мы находим в том же деле Городского кредитного общества, видимо, возобновленном после их обращения в 1916 г. за ссудой. В адресно-справочной книге «Весь Петроград» за 1917 г. содержится информация о располагавшихся в доме (Щербаков пер., 6) прачечной К.И. Соколовской, слесарно-механической мастерской Б.И. Немчина и уже упомянутой ранее чайной татарина Ахмед-Мухаммеда Фатеха Сафина. В 1918 г. дом национализировали.

А об угловом доме № 8/19 по Щербакову переулку мы уже рассказали в главе, посвященной улице Рубинштейна.

От улицы Рубинштейна до Загородного проспекта

Нечетная сторона

О домах № 13/20 и № 15/22 по Щербакову переулку мы рассказали в главе, посвященной улице Рубинштейна. Закончим нашу прогулку по Щербакову переулку на участке еще недавно стоявшего здесь дома № 17/3.

Дом № 17/3

Со стороны Загородного проспекта (дом № 3) до нашего времени дошел лицевой фасад дома, известный как дом купца Рогова, до недавнего времени входивший в список вторично выявленных объектов культурного наследия. По данным «Атласа тринадцати частей…», в 1849 г. этим участком владела жена почетного гражданина Александра Гавриловна Костылева. На участке площадью 500 кв. саженей по проекту Н.А. Газеммейера возведены каменный трехэтажный жилой дом с фасадом длиною в 15 саженей, вытянутый вдоль улицы и двухэтажный флигель внутри двора^[1328].

С 1866 по 1879 г. история дома нами прослежена по архивному делу Городского кредитного общества, куда 24 января 1866 г. обращается с прошением потомственный почетный гражданин Петр Александрович Костылев. В Прошении он сообщает, что «жительство имеет Литейной части 2-й квартал по Пантелеймоновской улице, д. № 7»^[1329].

Дом № 17/3. Фото авторов, 2021 г.

В «Описи с оценкой дома» архитектор Р.Б. Бернгард называет «каменный 3-этажный жилой дом с таковыми же флигелями», «оштукатуренный и украшенный карнизом», с рустовкой нижнего этажа, а также «поясками и карнизом с лепными медальонами», украшающими второй и третий этажи, и «штукатурными сандриками» окон третьего этажа. В лицевом доме одна парадная и четыре черные лестницы. На этажах устроено девять отхожих (по три на каждом). В «Описи с оценкой дома» указан также «каменный 2-этажный жилой флигель» во дворе дома. Общую стоимость имущества П.А. Костылева с землей Р.Б. Бернгард оценил в 93 187 руб. В доме на тот период было 30 квартир: восемнадцать — 2-комнатные, семь — 3-комнатные, три — 5-комнатные и одна 6-комнатная.

В 5- и 6-комнатной квартирах проживали генеральша Литвинова, купец и купчиха Собакины, купец Кузьмин, брауншвейгский подданный Каусис. Большинство же жильцов дома составляли крестьяне, мещане и ремесленники. Редким исключением в этом списке были представители дворянского и чиновничьего сословий — купец Карали содержал в доме питейное заведение, одна квартира сдавалась П.А. Костылевым под торговое заведение^[1330].

24 февраля 1866 г. правление Городского кредитного общества назначило ему в ссуду на 25 лет и 8 месяцев 50 000 руб., но уже 20 июня 1867 г. за недоимку Городскому кредитному обществу в 2194 руб. имущество П.А. Костылева выставили на торг, который был назначен на 18 августа, но 5 августа его отменили по уплате долга. Еще через два года, 25 июня 1869 г., П.А. Костылев продал свой дом купцу 2-й гильдии А.Е. Шевелеву за 67 тыс. руб.^[1331]

В это время здесь жили: содержатель белошвейного заведения И.С. Базырин, владелец магазина серебряных вещей под зданием Городской думы купец 2-й гильдии А.И. Баймаков, учитель музыки К. Гиллерт, служащий Министерства юстиции губернский советник А.И. Иванов, парикмахеры Л.И. Иванов, П.П. Касаткин, учитель А.И. Масловский, потомственный почетный гражданин И.М. Прянишников, прачка П.И. Решетова, обойщик И.С. Селиверстов, 2-й гильдии купец А.Г. Собакин (содержал меховой магазин в Гостином дворе, № 56), сапожник В.В. Старков, медник И.Т. Терентьев, повивальная бабка М. Тржещковская, столяр Н.А. Фомин, А.Г. фон Фрикен, оловянщик П.Р. Шигин^[1332].

Дважды, 2 декабря 1876 г. и 22 марта 1878 г., «в имуществе» А.Е. Шевелева случился пожар, убытки от которого, соответственно, составили 510 и 650 руб. А.Е. Шевелев погасил свой долг Городскому кредитному обществу 22 февраля 1879 г. и с его «имущества было снято запрещение, и дело было закрыто», дом ему принадлежал до 1910 г. Александр Егорович, к тому времени уже купец 1-й гильдии, как и многие другие представители купечества, занимался благотворительной деятельностью в качестве попечителя Общества вспомоществования бедным в приходе Владимирской церкви. С 1895 по 1910 г. дом А.Е. Шевелева неоднократно перестраивался. В перестройке и ремонте дома принимали участие архитекторы: А.И. Мельников, Ф.Г. Кибирев, А.И. Дмитриев^[1333].

Кроме домовладельца А.Г. Шевелева и его жены Евдокии Васильевны, в 1904–1909 гг. жили: купец Н.В. Богданов с женой А.А. Богдановой, купец Ф.К. Забалуев, архитектор Городского общества взаимного от огня страхования художник-архитектор А.А. Шевелев и его жена Н.И. Шевелева. Купец Н.В. Богданов содержал торговлю сукном и прикладом, М.А. Гринштейн — обувную торговлю, А.С. Молоканов — живописную мастерскую, Т.М. Печкин — портновскую мастерскую, Х.Б. Розенберг — магазин белошвейных товаров, И.Н. Слонимский — магазин готового платья^[1334].

Один из примечательных жильцов дома — А.А. Шевелев (1868–1909), по окончании в 1898 г. Академии художеств работал архитектором канцелярии Синода, техником Городского общества взаимного от огня страхования. Архитектурную практику начал постройкой в 1898–1899 гг. доходного дома № 42 на 5-й Рождественской улице, затем построил здание детского приюта князей Белосельских-Белозерских (не сохранилось), Покровскую церковь при Епархиальном братстве (участок дома № 115 по пр. Металлистов; не сохранилась), дачу в Старой Деревне и др. Всего выявлено шесть построек архитектора в Петербурге. После смерти А.Е. Шевелева в 1911 г. его дом по наследству перешел близким родственникам: жене государственного секретаря Елизавете Евдоксиевне Бунаковой и Павлу Петровичу Шевелеву, которые жили в этом доме до 1917 г.^[1335]

Как установили авторы книги «Загородный проспект» А.Ф. Векслер и Т.Я. Крашенинникова, в послереволюционные годы здесь жили: переписчица на машинке Н.С. Агамжанова (жила до 1934 г.), служащий объединенного треста «Ленгоснарпит» П.С. Артемьев, врач Г.Р. Британишский с женой С.Б. Британишской и сыном Романом, редактор и заведующий главной конторой журнала «Жизнь и суд» Б.В. Залшупин, бухгалтер А.И. Ильевский, И.Г. и М.Л. Минскер, Т.С. Морозова^[1336].

В 1930–1940-х гг. в доме проживали: технический руководитель паркетной фабрики Акционерного общества «Продукт» И.В. Аннарауд, врач А.Я. Винницкий, преподаватель А.М. Вульф, инженер Б.Б. Гутман, Г.Б. Запатрович, А.В. Иванов (1906–1942; краснофлотец, токарь артиллерийских мастерских Краснознаменного Балтийского флота; умер от истощения и энтероколита 2 февраля 1942 г., похоронен в поселке Сясьстрой), начальник цеха фабрики «Скороход» А.А. Лутс, бухгалтер С.Я. Малков, М.И. Рохлин, зубной врач Л.О. Рубинштейн, служащий артели «Лендревпромсоюз» И.С. Хейфец.

Авторы цитируемой книги особо выделили семью Британишских, многие поколения которой с предреволюционного времени жили в этом доме. Г.Р. Британишский (1895 — после 1960), врач-кардиолог, доктор медицинских наук (с 1954 г.), основатель кардиологического отделения в Ленинградской больнице им. Ленина (ныне Покровская больница). Его сын, Р.Г. Британишский (1923–1988), специалист по телевизионной технике, бо́льшую часть своей жизни связал с заводом им. Козицкого, где прошел путь от инженера до начальника общего телевизионного отдела. Под его руководством разработаны различные варианты телевизионных приемников всех изучаемых тогда в СССР систем телевизионного вещания — SECAM, PAL, NTSC и HUUP (SECAM-4).

Еще один из упомянутых ранее примечательных жителей дома, А.М. Вульф, специалист обработки металлов. В 1930– 1940-х гг. — кандидат технических наук, доцент Ленинградского машиностроительного института, с 1958 г. — доктор технических наук, профессор Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина. Автор учебных пособий и монографий по специальности^[1337].

В конце 2009 г. дом Рогова, объявленный объектом культурного наследия, частично обрушился. На участке площадью свыше 1,1 тыс. кв. метров ООО «Престиж» (дочерняя фирма ЗАО «Девелоперская компания «Порт») планировала строительство здания для бизнес-центра класса «А» и подземного паркинга на 65 автомобилей. Окончание строительства намечалось на четвертый квартал 2008 г.

Общественность обратила внимание на этот дом в начале 1990-х гг., когда после аварии при проходке пешеходного тоннеля между станциями метро «Достоевская» и «Владимирская» и последовавших подвижек грунта по несущим стенам постройки пошли трещины. ООО «Престиж» совместно с Архитектурно-строительным университетом обследовало техническое состояние фундаментов и надземных строительных конструкций здания. Обследование выявило, что оно находится в аварийном состоянии, ряду строительных конструкций грозит обрушение.

Расселенный дом огородили забором и закрыли сквозной проезд по Щербакову переулку. КГИОП, принимая во внимание заключение комиссии об аварийном состоянии здания, разрешил разобрать здание при условии обязательного последующего воссоздания по обмерным чертежам. Однако инвестор грубо нарушил это соглашение. Бульдозером снесли сохранившиеся фрагменты здания со стороны Щербакова переулка. Дело передали в суд, а на месте образовавшегося пустыря возникла стоянка машин. Несколько лет назад стройку возобновили, окончание работ по воссозданию здания планируется в сентябре 2021 г.

Дом № 17-а. Современное офисное здание. Фото авторов, 2021 г.

На этом участке под № 17-а по Щербакову переулку располагается современное офисное здание цвета беж, увенчанное карнизом, с рустованным первым этажом и больших размеров въездной аркой на самом углу дома. Здесь размещаются страховое общество «Ресо-гарантия», ООО «Мега-Сервис», фирмы «Бизнес-кардио», «Паросс-Т», «СИЭН», «Анита», «Архиград», «Каравелла», ООО «Иридал» с рестораном «Шинок», курсы английского языка «BLС», туристическая фирма ООО «МК-Турс».

Таким образом, все пространство между Щербаковым переулком, Загородным проспектом и Владимирской площадью превращено в начале XXI в. в оживленный центр торговли и деловой жизни, что в общем-то не характерно для тихого и скромного Щербакова переулка.

Четная сторона

Об угловом доме № 10/21 по Щербакову переулку мы уже рассказали в главе, посвященной улице Рубинштейна, поэтому перейдем сразу же к дому № 12.

Дом № 12

На месте стоявшего здесь более 200 лет доходного дома с плотной внутридворовой застройкой сегодня располагается комплекс современных зданий с фрагментами перестроенных построек позапрошлого века.

Как видно из «Атласа тринадцати частей…», в 1849 г. здесь располагается участок, принадлежавший купцу Ивану Федотовичу Красноглазову. Прежней владелицей участка названа мещанка Павлова. В середине XIX в. на нем уже располагались постройки в три и два этажа. С 1862 по 1913 г. их история нами прослежена по делу Городского кредитного общества о выдаче ссуды под залог имущества тогдашнего владельца дома купца 2-й гильдии Савелия Федоровича Шишкина. Из «Описи с оценкой дома», произведенной архитектором Н.В. Трусовым 4 марта 1862 г., следует, что в то время это был «каменный, с улицы в 3, а со двора в 4 этажа, оштукатуренный дом». Его лицевой фасад украшен рустованными наличниками и сандриками, в доме две лестницы: парадная и черная, «с простыми тесаными ступенями».

Водопровод сюда еще не проведен, из удобств только шесть отхожих мест, по два на этаже. Во дворе дома располагалось одноэтажное прачечное заведение. В лицевом доме было шесть квартир, от 2- до 7-комнатной, а во флигеле — еще три 3-комнатные^[1338].

В главном доме проживали ганноверская подданная Деринг, занимавшая 2-комнатную квартиру на первом и 7-комнатную квартиру на втором этажах под меблированные комнаты; крестьянин Блинов, арендовавший 3-комнатную квартиру на первом этаже под торговое заведение; домовладелец Савелий Шишков, проживавший в 4-комнатной квартире на третьем этаже. Его соседом по этажу был коллежский асессор Кольев, снимавший 3-комнатную квартиру. На четвертом этаже в 2-комнатной квартире жила дворовая девица Павлова, жильцами дворового флигеля были государственный крестьянин Богданов, коллежский регистратор Шаф, унтер-офицер Кулагин^[1339].

Дом № 12. Фото авторов, 2021 г.

Валовой доход с дома составлял 2700 руб., стоимость же всего имущества С.Ф. Шишкина вместе с землей оценили в 27 446 руб. 50 коп. Эта исходная цена нам важна, так как позволяет проследить, как она менялась с годами. В ссуду С.Ф. Шишкину 21 марта 1862 г. Городским кредитным обществом на 25 лет и 8 месяцев определили 16 200 руб., из которых бо́льшую часть, 13 000 руб., по решению правления, он должен уплатить своему кредитору — купцу Макару Иванову^[1340]. 21 июня 1862 г. в доме С.Ф. Шишкина произошел пожар, убыток от него составил 600 руб. (это, пожалуй, единственное экстраординарное событие, произошедшее за 11 лет, в течение которых он владел домом в Щербаковом переулке).

18 июня 1873 г. по духовному завещанию, составленному им задолго до смерти, имущество С.Ф. Шишкина перешло к его сыну, купцу 2-й гильдии Александру Савельевичу Шишкину, торговавшему мехами в Апраксином дворе^[1341]. При нем отставной унтер-офицер Константин Ларионов содержал в доме в двух комнатах питейное заведение, а мадам Грутман в трех квартирах: 2-, 3- и 5-комнатной с «залой», 10 окнами на улицу, двумя кухнями и коридорами — публичный дом. В 2-комнатных квартирах на третьем и четвертом этажах проживали мещане Е.П. Антонов, П.К. Руденко, Х.Г. Гуров, Г.Г. Людвигдеев, скорняк Панков. Сам домовладелец занимал 4-комнатную квартиру с 8 окнами «на лицо», а также людскую.

Общее состояние дома к этому времени ухудшилось, и архитектор Городского кредитного общества А.И. Климов оценил его стоимость с землей в 23 654 руб., т. е. на 4 тыс. руб. меньше, чем при первой оценке в 1862 г. В последующие два года Александр Савельевич после ремонта дома дважды производил перезалог, получив в марте 1875 г. ссуду на 25 лет в 17 700 руб., из которых на руки ему выдали 11 300 руб.^[1342]

31 октября 1875 г. он продал дом купцу 2-й гильдии Сергиевского Посада Григорию Даниловичу Козлову. Последний в заявлении о перезалоге дома указал адрес своего проживания: «жительство имею Спасской части 2-го участка по Большой Садовой улице, № 16, кв. 14»^[1343].

На этот раз архитектор Р.В. Бернгард в своем рапорте Городскому кредитному обществу определил стоимость дома с землей в 35 161 руб., без малого на 12 тыс. руб. больше предыдущей оценки, хотя никаких изменений в имуществе нового домовладельца не произошло, возросла стоимость земли. Из новой «Ведомости о доходах с дома» мы узнаем, что в то время купец Преде содержал здесь два торговых заведения и подвал для хранения товаров; госпожа Рудольф продолжила дело «веселого дома» мадам Грутман в 10-комнатной квартире с двумя кухнями. Прежний домовладелец А.С. Шишкин проживал в 6-комнатной квартире, а мещане Бурцев, Бабанина, Васильев, Гуров и Медведев снимали 2-комнатные квартиры. Значительно возросла их цена, а потому доход с жильцов возрос до 4560 руб. Однако оценочная комиссия, признав, что домовладелец явно завысил квартирную плату, снизила валовой доход дома до 3960 руб.^[1344]

Полный размер ссуды Г.Д. Козлову на 25-летний срок определили в 22 800 руб., 6 ноября 1876 г., т. е. через год после перезалога, нотариус Серебряков утвердил новую купчую на продажу дома Софье Михайловне Голоушиной, жене капитана, дела которой вел ее муж Андрей Николаевич Голоушин (в 1881 г. получил звание полковника), а сама домовладелица проживала в Нарвской части (Рижский пр., 4)^[1345].

В ночь с 26 на 27 апреля 1881 г. в доме Голоушина произошел сильный пожар, от которого пострадала внутренняя отделка 5 комнат второго и часть первого этажа, при том что крыша дома осталась невредимой. Российским страховым от огня обществом убыток от пожара был определен в 2007 руб. 80 коп. (как не поразиться при этом точности его расчетов!). После ликвидации последствий пожара домовладелица получила положенную страховую премию, а через год, 7 апреля 1882 г., она продала свой дом коллежскому асессору Николаю Васильевичу Апрелеву, проживавшему по соседству в Троицком пер., 27/1. При перезалоге дома Городским кредитным обществом его стоимость с землей возросла до 45 942 руб., хотя по-прежнему никаких изменений в имуществе Апрелева не произошло^[1346].

В очередной раз значительно возросла аренда жилья, во многом из-за того, что жильцы дома занимались здесь предпринимательской деятельностью. Мещанка Елизавета Яни снимала 8 комнат «под публичный дом», крестьянин Григорий Кузнецов в четырех комнатах содержал портерную лавку, жена отставного рядового Евгения Иванова занимала такую же квартиру, оборудовав здесь меблированные комнаты; мещанка Екатерина Александрова, проживавшая в трехкомнатной квартире, сдавала их жильцам внаем, а отставной рядовой Егор Румянцев в двух комнатах держал полотерное заведение, ремесленник Владимир Шабельсон в 3-комнатной квартире — бронзовую мастерскую, а мещанин Тимофей Иванов, снимавший 2-комнатную квартиру, — прачечную. Значительную часть квартир в доме Н.В. Апрелева арендовали татары-разносчики. Сам домовладелец также остался не в накладке, 2 июля 1882 г. получив от Городского кредитного общества ссуду на 25 лет в 25 600 руб. Как видно из архивного дела, Николай Васильевич успешно продвигался по службе, в 1887 г. он уже значится как действительный статский советник^[1347].

После смерти Н.В. Апрелева 7 мая 1890 г. его имущество перешло во владение сына дворянина Михаила Николаевича Апрелева, но уже 4 марта 1891 г. он продал отцовский дом жене поручика запаса Екатерине Александровне Танберг, муж которой, Александр Николаевич, был членом Высочайше утвержденного Николаевского комитета для разбора призрения нищих.

Сама домовладелица, по данным адресных книг «Весь Петербург», в 1892 г. проживала на Б. Конюшенной ул., 1–8, а в 1896 г. — в Демидовом пер., 4. Владела домом в течение шести лет, после чего ее имущество в Щербаковом переулке перешло по владение петербургского мещанина Василия Петровича Митюшина. Последний документ за его подписью в архивном деле датирован 17 декабря 1913 г. В собственности Василия Петровича этот дом был до революционных потрясений 1917 г.^[1348]

Этот дом пережил блокаду Ленинграда, простоял еще полвека в послевоенные годы, а затем был частично разобран в связи с начавшимся строительством станции метро «Достоевская». В реконструированных зданиях помимо жилых помещений сегодня размещаются многие торговые учреждения. Сейчас в этом здании находится более 30 учреждений и заведений, среди них кафе и кондитерские, копицентры, курсы фотошопа, магазины и турфирмы, салоны красоты и фитнес-клубы. Вот такая удивительная метаморфоза произошла с домом № 12 по Щербакову переулкув начале XXI в.

Дом № 14/1

Дом № 14 по Щербакову переулку и № 1 по Загородному проспекту, построенный в 1811–1813 гг. по проекту архитектора М.А. Овсянникова для купца Семена Аникиевича Тычинкина, ни разу не перестраивался, уцелел во всех войнах и остался одним из подлинных зданий городской постройки пушкинского времени. В этом доме с 1829 по 1831 г. жил и 14 января 1831 г. умер барон Антон Антонович Дельвиг — лицейский друг А.С. Пушкина, поэт, издатель «Литературной газеты» и альманаха «Северные цветы». Этот дом посещали В.А. Жуковский, В.Ф. Одоевский, П.А. Плетнев и, конечно же, сам А.С. Пушкин^[1349]. Дом вошел в историю нашего города как дом Дельвига, о чем напоминает мемориальная доска, установленная в 1984 г. по проекту архитектора В.Б. Бухаева.

Дом № 14. Фото авторов, 2021 г.

До середины XXI в. дом принадлежал С.А. Тычинкину, а по данным «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.», им владеет уже другой купец Герасим Васильевич Васильев, торговавший в Апраксином дворе до пожара 1862 г., уничтожившего его лавки^[1350].

С 1871 по 1917 г. история дома прослежена нами по делу Городского кредитного общества, в правление которого он обратился за ссудой под залог своего имущества. Как следует из «Описи с оценкой дома», это имущество включало 6 отделений: каменный лицевой дом в три этажа с чердаком, выходящим на Загородный проспект, каменный трехэтажный с подвалом и чердаком дом, обращенный фасадом «простой отделки» в Щербаков переулок, каменный дворовой флигель в три этажа, «частью и жилыми подвалами» по правой границе двора, каменную пристройку в два этажа при лицевом доме с подворной стороны, каменную лавку в один этаж по Щербакову переулку, наконец, каменные службы в один этаж по правой границе заднего двора. Во дворе дома была произведена «Невская вода и газ», которым освещалась одна парадная лестница и трактирное заведение на втором этаже. Правда, удобства (отхожие места) размещались на этажах^[1351].

Состав жильцов дома значительно отличался от тех, что проживали в Щербаковом переулке, среди них: адвокат, действительный статский советник Леопольд Христофорович Верещинский, артист Императорских театров Сергей Волков, жена действительного статского советника М.А. Поликарпова, подпоручик Михайлов. Самые дорогие барские квартиры здесь занимали купцы 2-й гильдии: домовладелец Герасим Васильевич Васильев, его тесть Александр Иванович Исаев, содержавший в доме трактирное заведение (размещавшиеся на втором этаже); Егор Егорович Якушев, владелец магазина шелковых тканей; купчиха Парасковья Ивановна Неупокоева, торговавшая в Гостином дворе серебряной посудой и др. В доме, выходившем на Щербаков переулок, и дворовом флигеле большинство жильцов составляли мещане и крестьяне, некоторые из которых в доме Г.В. Васильева открыли торговые лавки: зеленную — Кузьма Виноградов, мясную и еще одну зеленную — Сафон Сафонов, закусочную Н. Николаев. Среди этих жильцов было много мастеровых, что соответствовало составу населения бывших Дворовых слобод: портных дел мастер И.Л. Новинский, слесарь Ганс, содержавший в доме слесарное заведение, печник В. Лебедев, малярный мастер Роман Семенов, мебельный мастер Василий Матвеев и др. Всего в доме в то время было 37 квартир, от однокомнатных, с квартирной платой 60 руб. в год, до барских в 12 комнат и более со стоимостью 1200 руб. Архитектор А.И. Климов оценил строения Г.В. Васильева вместе с землей в крупную сумму 122 096 руб., правление положило назначить ему ссуду на 25-летний срок 78 000 руб.^[1352]

27 февраля 1872 г. в доме произошел пожар, убыток от которого составил 126 руб., а через два года Герасим Васильевич умер, и 7 декабря 1874 г. его имущество перешло во владение вдовы Анастасии Назаровны Васильевой по духовному завещанию покойного. В нем указывалось, что «благоприобретенный им каменный дом» он завещает после смерти «в полное владение и полноправное распоряжение любезной жене, урожденной Веденеевой», ей же он завещал «благоприобретенное им» движимое имущество, «в чем бы оное не заключалось… равно денежный капитал, а также… трактирное заведение, состоящее Спасской части 3-го участка на Фонтанке в доме Зайцева, 61». Позаботился он и о своих дочерях: девицам Елизавете и Марии Герасимовнам Васильевым после выдачи замуж «наградить приданым и деньгами каждую на 20 тысяч рублей… сыну, Василию Герасимову Васильеву, выдать 10 000 рублей после моей смерти, когда жена моя найдет возможным». Здесь же в завещании содержалась оговорка: требовать от нее (жены) этой суммы он прав не имеет, равно как какой-либо части ее имения». Своей сестре, мещанке Федоре Васильевне Васильевой, Герасим Васильевич завещал выдать 500 руб. Значительную часть средств он распорядился выдать на благотворительные цели: «…Монастырям — одну тысячу рублей; в Приходское Благотворительное общество при С-Петербургской Владимирской церкви — 500 рублей; Крестьянскому обществу Ярославской губернии Романо-Борисоглебского уезда деревни Шелепино (его малой родины. — Авт.) — 500 рублей для раздачи на каждый крестьянский дом поровну…». Своим замужним дочерям Акулине и Ольге, первой, выданной за купца Александра Ивановича Исаева (уже упомянутого нами владельца трактира) и второй — за доктора надворного советника Петра Константиновича Розонова, отец завещал выдать дополнительное вознаграждение по усмотрению жены^[1353]. Это завещание, составленное 23 июля 1872 г., т. е. за два года до смерти. Г.В., очень ярко характеризует прочные нравственные устои купеческой семьи.

Из отзыва архитектора Э.Г. Юргенса от 20 марта 1876 г. видно, что никаких изменений в имуществе вдовы не произошло: «…Показанные в описи строения старше, но находятся в прочном состоянии». Состав жильцов также изменился незначительно. Уже упомянутый ранее купец 2-й гильдии Егор Егорович Якушев содержал магазин, занимавший 6 комнат, а в 10-комнатной проживал с семьей. Купец Александр Иванович Исаев по- прежнему арендовал 12 комнат под трактир, располагавшийся на втором этаже, а сам проживал в 7-комнатной квартире. Обоим жильцам занимаемая ими жилая площадь обходилась в кругленькую сумму 4000 руб. Владелица дома жила в квартире из 10 комнат. В дворцовых флигелях и доме, выходившем в Щербаков переулок, жили мелкие чиновники, мещане, ремесленники и крестьяне. Из примечательных жильцов можно выделить околоточного надзирателя Казанского, придворного служащего XII класса Соколова, французского подданного Жюсти, псаломщика церкви Владимирской иконы Божией Матери Петрова. Своим домом Анастасия Назаровна владела после смерти мужа в течение пяти лет и за это время не раз совершала перезалог имущества, получая за него дополнительную ссуду^[1354].

5 июня 1879 г. дом по акту купчей крепости за 170 тыс. руб. перешел в собственность потомственному почетному гражданину, купцу 1-й гильдии Федору Ивановичу Коровину (1810–1898). Новый владелец дома происходил из калужских мещан, занимался коммерческой деятельностью в Петербурге с 1839 г., содержал мануфактурные лавки в Апраксином дворе, жил в собственном доме на Лиговской ул., 51, с женой Александрой Гавриловной (1822–1909) и семьями сыновей Александра (1846–1897), Петра (1849–1908) и Михаила (1854–1903). С 1852 г. Ф.И. Коровин состоял членом совета приюта Святого Владимира, с 1870 г. — старостой Знаменской церкви, с 1873 г. — членом учетно-ссудного комитета Петербургского отделения Государственного банка, 1876 г. — членом комитета Николаевского дома призрения трудящихся. В 1880 г. за широкую благотворительную деятельность удостоен звания почетного гражданина Калуги, а в 1886 г. — звания коммерции советника. Кроме дома на Загородном проспекте и Щербаковом переулке он вместе с женой владел домами № 22 по Саблинской улице и домом № 2 в Толмазовом переулке^[1355]. Вот такой незаурядной личностью был новый домовладелец. Однако этот дом он сразу же передал в аренду купцу 2-й гильдии Е.Е. Якушеву, уже давно проживавшему здесь и имевшему свой магазин.

В архивном деле содержится договор об аренде, заключенный между Коровиным и Якушевым на 12 лет, по 1 сентября 1894 г., с платой за аренду 14 тыс. 500 руб. за год, причем по условиям договора Якушев обязуется производить Коровину за каждые три месяца вперед по 3 тыс. 625 руб. и не допускать просрочки. Через четыре года, 29 мая 1883 г., в доме произошел большой пожар, убыток от которого оказался в 6240 руб., последствия устранили к 31 августа того же года: «…Все выгоревшие квартиры приведены в надлежащий вид», домовладельцу были возмещены убытки^[1356].

В 1885–1890 гг. Е.Е. Якушев жил здесь вместе с женой Еленой Григорьевной, сыновьями Егором (род. в 1867 г.), Петром (род. в 1869 г.), Николаем (род. в 1872 г.) и дочерьми Ольгой и Александрой. С 1880 г. Е.Е. Якушев состоял членом Благотворительного приюта крещаемых и крещенных в православную веру еврейских детей, с 1881 г. — старшим сотрудником при Высочайше утвержденном Николаевском комитете для разбора и призрения нищих, а с 1885 г. — присяжным попечителем Коммерческого суда и выборным от купеческого сословия. В арендуемом им доме торговал готовым мужским платьем. В 1895–1905 гг. здесь жили и другие Якушевы, в частности, торговец готовым платьем и мехами купец Георгий Георгиевич содержал свой магазин в доме № 30 на Троицкой улице, также известен своей благотворительной деятельностью^[1357].

Однако владельцем дома по-прежнему оставался Ф.И. Коровин. С 1890 г. дела отца вел его сын, также потомственный почетный гражданин Александр Федорович Коровин. 31 января 1890 г. он обращается от имени своего отца в правление Городского кредитного общества с прошением о выдаче ссуды под залог имущества на 36 лет. Из очередной описи дома видно, что в капитальных своих частях имущество Ф.И. Коровина осталось без изменений, но улучшились бытовые условия (появились первые ватерклозеты и раковины)^[1358].

Из «Ведомости о доходах с жильцов» мы узнаем о новом владельце трактира купце Смирнове, встречаем имя французской подданной Едвиги Иосифовны, снимавшей семикомнатную квартиру, жены подпоручика Елены Александровны Соколовой, жившей в пятикомнатной квартире лицевого дома. Следует особо отметить широкую географию жильцов дома. Здесь проживали крестьяне из Вологодской, Калужской, Новгородской, Смоленской, Эстляндской и Ярославской губерний, кронштадтские, кашинские, лужские, московские, санкт-петербургские и царскосельские мещане, финляндские уроженцы, выборгские купцы, многочисленные ремесленники^[1359].

17 июля 1890 г. в доме произошел новый пожар, убыток от которого составил 2 тыс. руб., но уже 26 июля арендатор дома извещал Городское кредитное общество, «что почти весь дом приведен в порядок». 11 апреля 1896 г. Е.Е. Якушев окончательно погасил долг Городскому кредитному обществу и стал уже не арендатором, а владельцем дома^[1360].

В 1903 г. домовладение Якушева пополнилось двумя трехэтажными флигелями по задней и правой сторонами двора. Количество квартир увеличилось до 47, в обоих домах на Загородном проспекте и в Щербаковом переулке установили новые ватерклозеты (соответственно, 21 и 15) и раковины (15 и 20)^[1361].

1 сентября 1903 г. Е.Е. Якушев продал дом княгине Елизавете Николаевне Оболенской. Она, как и все прежние домовладельцы, заложила его в Городское кредитное общество, получив под залог приобретенного имущества на 37 лет и 6 месяцев ссуду в 200 400 руб. Дела княгини вели сначала ее доверенное лицо и управляющий домом архитектор А.Ф. Гавеман, а позже ее муж шталмейстер Высочайшего Двора, сенатор, князь Алексей Дмитриевич Оболенский. Новая домовладелица была фрейлиной императрицы Александры Федоровны, а также попечительницей и председателем Петербургского благотворительного общества помощи одежды бедным, Константиновского общества, Приморского санатория для хронических больных. Ей принадлежало пять доходных домов в Петербурге^[1362].

Княгиня владела домом 13 лет, 5 сентября 1916 г. ее имущество перешло во владение Литературно-х удожественного общества по акту купчей крепости от 6 июля 1916 г. Целью этого Общества стало объединение и общение деятелей литературы, журналистов и всех отраслей изящных искусств, «в видах способствования развития литературных и изящных искусств и взаимопомощи членам Общества»^[1363].

Делами Общества заведовала Дирекция, председатель Общества — Михаил Алексеевич Суворин, сын покойного знаменитого издателя, писателя и журналиста, его заместитель (товарищ) — Константин Иванович Величко. В дирекцию входили: Василий Васильевич Андреев, знаменитый музыкант, издатель и руководитель Великорусского оркестра народных инструментов; Николай Иванович Афанасьев, заведовавший хозяйственной частью; Александр Яковлевич Брофман, казначей и делопроизводитель; а также литераторы и деятели культуры Альберт Карлович Германиус, Михаил Николаевич Мазаев, Александр Алексеевич Плещеев, Юрий Михайлович Юрьев, знаменитый актер Императорского Александрийского театра. Правление общества располагалось в доме на Невском пр., 16^[1364].

История дома в советский период прослежена в книге А.Ф. Векслера и Т.Я. Крашенинниковой «Загородный проспект», ими установлены имена многих проживавших здесь советских служащих, врачей, участников обороны Ленинграда. В 1986 г. в связи с проектированием станции метро «Достоевская» и планами расширения Владимирской площади над домом Дельвига нависла угроза сноса. Борьба за его спасение стала началом деятельности группы градозащитников, которую возглавили будущий депутат Ленсовета (ныне ЗакСа), Алексей Ковалев и Сергей Васильев. Кампания по защите дома Дельвига продолжалась ровно месяц. Ее организаторам удалось поместить ряд статей в ленинградских газетах, подготовить передачи на радио и телевидении, опубликовать письмо за подписями сотрудников Пушкинского дома в «Литературной газете», собрать тысячи подписей, провести контрэкспертизу здания, собрать исчерпывающую информацию о проекте и состоянии дома, о его истории, и 19 октября 1986 г. (в лицейскую годовщину) провести праздник-митинг на Владимирской площади с участием Интерьерного театра. Режиссером этого яркого эмоционального действа выступил художественный руководитель театра Н.В. Беляк. Борьба градозащитников увенчалась их победой, 22 октября 1986 г. главный архитектор города С.И. Соколов и начальник КГИОП И.П. Саутов на пресс-конференции объявили о принципиальном решении сохранить здание. В 1987 г. произведено усиление фундаментов здания путем устройства железобетонной плиты, в доме заменили перекрытия, и после капитального ремонта здесь разместились Дирекция театрально-зрелищных касс и Институт «Ленметрогипротранс». В 2009 г. дом Дельвига получил статус памятника истории и культуры регионального значения^[1365].

Заключение

Дорогой читатель, наше знакомство с улицей Рубинштейна и прилегающим к ней двум переулкам подошло к концу. Перед вами прошли истории судеб более 250 людей. Улица продолжает жить и развиваться. Прогуливаясь по ней, мы как будто вместе с вами оказываемся в европейском городе с разными проектами и кухней многих стран.

Список использованной литературы и источников

Абызова Л.И. История хореографического искусства: Отечественный балет XX–XXI века. СПб., 2012

Авсеенко В.Г. История города С-Петербурга в лицах и картинах. 1703–1917: Исторический очерк. СПб., 1995..

Адресная книга Санкт-Петербурга на 1892 г. / под ред. П.О. Яблонского. СПб., 1992.

Айзенштадт В.Б., Айзенштадт МЯ. По Фонтанке. Страницы истории петербургской культуры. М.-СПб., 2007.

Аксельрод В.И., Исаченко В.Г. Улица Чехова. М.-СПб., 2010.

Аксельрод В.И., Гусева А.В. Вокруг Финляндского вокзала. М.-СПб., 2013.

Алянский Ю.Л. Увеселительные заведения Старого Петербурга. СПб., 1996.

Алянский ЮЛ. В лучах чужой славы // Санкт-Петербургские ведомости. 2014. 21 июня.

Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Петербурга. Христианская историко-церковная энциклопедия. СПб., 2003.

Артемова Татьяна. Выход из Зазеркалья // Вечерний Петербург. 1996. 10 нояб.

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Справочник / под общ. ред. Б.М. Кирикова. СПб., 1996.

Балет: Энциклопедия. М., 1981.

Барабанова А.И., Ямщикова Е.А. Народовольцы в Петербурге. Л., 1984.

Баренбаум И.Е. Книжный Петербург. Три века истории. — СПб., 2003.

Баренбойм Л.А. А.Г. Рубинштейн. Жизнь, артистический путь, творчество, музыкально-общественная деятельность. Т. 1–2. Л., 1957.

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга: Исторический справочник. СПб., 2000.

Белоус В. Вольфила. Петроградская вольная философская ассоциация. Т. 2. М., 2005.

Бенуа А.Н. Мои воспоминания. В пяти книгах. Книга первая, вторая, третья. 2-е изд. М., 1993.

Берггольц О.Ф. Собрание сочинений: в 3 т. / сост. М.Ф. Берггольц. Т. 2. Л., 1988–1990.

Берггольц О.Ф. Из дневников / вступ. ст., публикация и примеч. М.Ф. Берггольц // Звезда. 1990. № 5. С. 150–191.

Блок А. Записные книжки. 1901–1930. М., 1965.

Большая топонимическая энциклопедия. 15 000 городских названий. СПб., 2013.

Большой энциклопедический словарь. М., 1997.

Бондаревская Г.П., Великанова А.Я., Суслова Ф.М. Ленин в Петербурге — Петрограде. Л., 1980.

Брянцев А.А. Воспоминания. Статьи. Выступления. Дневники. Письма. М., 1979.

Бунатян Г.Г., Чарная М.Г. Литературные места Петербурга: Путеводитель. СПб., 2005.

Бусырина Е.П. Лев Ильин. СПб., 2008.

Бусырина Е.П., Чеканова О. Лев Ильин. Зодчие Санкт-Петербурга XIX — начала ХХ века. СПб., 1998.

Бучкин П.Д. О том, что в памяти. СПб., 2006.

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. М.-СПб., 2010.

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. М., 2010.

Вербинина Н.В. В Толстовском доме во время Гражданской войны / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 143–144.

Весь Петербург: Адресно-справочная книга, 1894–1914.

Весь Петроград: Адресно-справочная книга, 1915–1917.

Весь Ленинград: Адресно-справочная книга, 1925–1940.

Вильямс А. Биография Джона Рида / Джон Рид. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1957.

Волков С.В. Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Т. 1. Ч. 2. М., 2013.

Володин А.М. Одноместный трамвай. Записки несерьезного человека. М., 1990.

Володин А.М. Попытка покаяния. СПб., 1999.

Воспоминания о Корнее Чуковском. М., 1983.

Григорьев Сергей. Улица Рубинштейна // Адреса Петербурга. 2011. № 40/54.

Гаген-Торн Н.И. Memoria. М., 1994.

Голлербах Э.Ф. Возникновение ленинградского общества библиофилов. Л., 1928.

Гришков О., Качалов В., Плужников М. Первая английская. СПб., 2006.

Гусина М. Фонтанный дом искусств // Невский архив Историко-краеведческий сборник. Вып. IX. СПб., 2012.

Дело: Ежемесячный литературно-художественный журнал.

Демиденко Ю.Б. Рестораны, трактиры, чайные — из истории общественного питания в Петербурге XVIII — начала ХХ века. М.-СПб., 2011.

Дитц В. Есенин в Петербурге — Ленинграде. Л., 1990.

Ерофеев А.Д., Владимирович А.Г. Скверы, сады и парки Петербурга. М.-СПб., 2015.

Зельцер С.Д. А.А. Брянцев. М., 1962.

Зодчие Санкт-Петербурга XIX — начала ХХ века. СПб., 1998.

Зодчие Санкт-Петербурга. ХХ век. СПб., 2000.

Иванова Н.Л. История малой Родины. Сестрорецк. СПб., 2014.

Ильичева М. Аскольд Макаров. Л., 1984.

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность: Справочник. СПб., 1991.

Исторические кладбища Петербурга: Справочник-путеводитель. СПб., 1993.

Канн П.Я. Прогулки по Петербургу. СПб., 1994.

Каратыгин П.А. Записки. Л., 1970.

Кепсу С. Петербург до Петербурга: История устья Невы до основания города Петербурга. СПб., 1995.

Кириков Б.М., Кирикова Л.А., Петрова О.В. Невский проспект. Дом за домом. 4-е изд., доработ. М.-СПб., 2003.

Кищис Л. Улица Рубинштейна // Блокнот агитатора. 1963. № 28.

Книга адресов Санкт-Петербурга, 1809.

Коваленко Светлана. Феномен Лидии Чарской // Лидия Чарская. Записки институтки. М., 1993.

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. СПб., 2011.

Кочергин Э.С. Ангелова кукла: рассказы рисовального человека. 2-е изд., доп. СПб., 2013.

Кочеткова Н.Д. Фонвизин в Петербурге. Л., 1984.

Краско А.В. Петербургское купечество: Страницы семейных историй. М.-СПб., 2010.

Крикунов К. Некролог // Коммерсант. 2002. 22 авг.

Крюков А. Музыкальная жизнь сражающегося Ленинграда. Л., 1985.

Кузнецов Э. Звери и птицы Евгения Чарушина. М., 1983.

Кузьмицкий Вадим. Слеза капитализма // Санкт-Петербургские ведомости. 2016. Март.

Кунин В. Ленинградское общество библиофилов и его альманах. М., 1983.

Ланина Татьяна. Александр Володин. Очерк жизни и творчества. Л., 1989.

Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Петербургские прогулки. СПб., 2012.

Ленинград: Путеводитель. Л., 1940.

Лисовский Н.М. Краткий очерк столетней деятельности Глазуновых в связи с развитием их книгоиздательства. СПб., 1903.

Ломан О.В. Некрасов в Петербурге. Л., 1985.

Лукницкий П.Н. Acumiana: Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2. Paris, 1991. С. 176–180.

Лурье Л.Я. Ленинград Довлатова: Исторический путеводитель. СПб., 2016.

Лурье Ф.М. Петербург. 1703–1917. История и культура в таблицах. СПб., 2001.

Машкова М.В. А.В. Мезьер. Очерк жизни и деятельности. М., 1962.

Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник / сост. В.Н. Тимофеев, Э.Н. Порецкина, Н.Н. Ефремова. СПб., 1999.

Миленко В.Д. Аркадий Аверченко. М., 2010.

Михайлова Г.Б. Глеб Успенский в Петербурге. Л., 1987.

Михайлова Ирина. История бывших зданий 213-й школы, по адресам: набережная Фонтанки, 48, и улица Ломоносова, 13 // Сборник статей по материалам международной детской-юношеской научной конференции «Санкт-Петербург, Царское Село. Пушкин и культура». СПб., 2008.

Молчанов А.В. Реквием ленинградским детям. — СПб., 2010.

Назаров Сергей. «Слеза» на Рубинштейна // Санкт-Петербургские ведомости. 2012. 2 нояб.

Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге XIX — начала ХХ века: Сборник документов. СПб., 2000.

Никоненко С.Т. Волшебные сказки Лидии Чарской // Лидия Чарская. Записки институтки. М., 1993.

Новая российская энциклопедия: в 12 т. Т. IV, V. М., 2003.

«…Одним дыханьем с Ленинградом…». Ленинград в жизни и творчестве советских писателей. Л., 1989.

Окуневская О.М. «…И возвращаюсь опять». Страницы жизни и творчества О.Ф. Берггольц. СПб., 2005.

Осколки. Еженедельный иллюстрированный журнал / под ред. Н.А. Лесткина. 1887.

Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга, состоящие под государственной охраной: Справочник. СПб., 2005.

Пасхалов В.И. Антон Григорьевич Рубинштейн. М., 1989.

Петров П.Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления. 1707–1782 гг. СПб., 1885.

Петровская И.Ф. Музыкальные образования и музыкальные общественные организации в Петербурге. 1901–1917. СПб., 1999.

План императорского столичного города С-Петербурга, составленный под руководством лейб-гвардии капитана-поручика И. фон Зихгейма. СПб., 1741.

План столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших оного проспектов, изданный трудами Императорской Академии наук и художеств. СПб., 1753.

Подробный план столичного города С-Петербурга / Сост. генерал-майором Ф.Ф. Шубертом. СПб., 1828.

Попов В.Г. Довлатов. М., 2010.

Попова Г.А. Особняк графини Карловой. СПб., 1996.

Прокофьева А. Элиасберг Карл Ильич. СПб.-М., 2004.

Пушкова Елена. Дом-призрак имени Рубинштейна. Загадка: как получилось, что два разных адреса это одна и та же квартира // Мой район. 2014. № 40 (603). 30 окт.

Пчелов Е.В. Романовы. История династии. М., 2001.

Пыляев М.И. Старый Петербург. М., 1991.

Руководство к отыскиванию жилищ по Санкт-Петербургу, или Прибавление к адресной книге: указатель жилищ и зданий в Санкт-Петербурге. СПб., 1824.

Русская старина: Ежемесячное историческое издание. Т. 28. СПб., 1880.

Русский биографический словарь / под ред. А.А. Половцева. Т. 6. СПб., 1905. С. 715.

Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь. Т. 1. М., 1989.

Саитов В.Н. Петербургский некрополь. Т. 1–4. СПб., 1912.

Санкт-Петербург — Петроград — Ленинград: Энциклопедический справочник. Л., 1992.

Санкт-Петербург: Энциклопедия. М.-СПб., 2004.

Свешников Н.И. Воспоминания пропащего человека. М., 1996.

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург: рынок и самоорганизация художников от начала XIII века до 1932 года. СПб., 2008.

Северный вестник: Ежемесячный литературно-х удожественный журнал. 1893.

Синдаловский Н.А. Толстовский дом на улице Лидваля. М.-СПб., 2014.

Словник Лицейской энциклопедии. СПб., 2001.

Слонимский Ю.И. Дидло. Л.-М., 1958.

Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1989.

Смирнова Т.М. Польские общества в Санкт-Петербурге. Конец XIX — начало XX века. — СПб., 2013.

Справочная книга о лицах Санкт-Петербургского купечества и лиц других званий, получившие сословные свидетельства по 1-й и 2-й гильдии на 1865–1880, 1882–1913, 1915–1916 гг.

Табель домов города С-Петербурга. СПб., 1889.

Три века Санкт-Петербурга: Энциклопедия. СПб., 2001.

Толстовский дом. Гений места / сост. М.Н. Колотило. Коллективная монография. СПб., 2012.

Хопрова Т. Антон Григорьевич Рубинштейн. Популярная монография. 2-е изд. Л., 1987.

Цылов Н.И. Описание улиц Санкт-Петербурга и фамилий домовладельцев к 1863 / Сост. Н. Цылов. СПб., 1862.

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. С подробным изображением набережных, улиц, переулков, казенных и обывательских домов. СПб., 1849.

Чередниченко Алла. К Рубинштейну на обед // Санкт-Петербургские ведомости. 2015. 25 нояб.

Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. СПб., 1996.

Чулаки М.М. У Пяти углов. Повести и рассказы. Л., 1988.

Шевцова М. Лев Додин и Малый драматический театр. Рождение спектакля. — СПб., 2014.

Шерих Д.Ю. Голос родного города. Очерк истории газеты «Санкт-Петербургские ведомости». СПб., 2001.

Ширвиндт А., Поюровский Б. Былое без дум. Попытка диалога. М., 1994.

Штейман А. Удивление красотой // Библиотека в школе. 2009. № 11 (239).

Шут: Еженедельный художественный журнал карикатур. 1892.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.Ф. Ефрона. Т. 20. СПб., 1893.

Архивные источники

ЦГА ВМФ. Ф. Р-2192. Оп. 3. Послужные списки и личные дела.

ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 8. Д. 52. Список членов Русской общины имени Иисуса Христа христиан Евангелическо-Лютеранского и Реформатского вероисповедания на 1 апреля 1924.

ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 8. Д. 30. Л. 144–145. Удостоверение, выданное Административным отделом ОУПГИ инициативной группе для проведения общего собрания в приходе.

ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 1. Д. 388. Распоряжения о проводке водопроводных рукавов по Щербакову переулку от 12 июля и 14 августа 1869 г.

ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 35. Д. 591. О расширении Щербакова переулка в Московской части. 1863 г.

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 146. Д. 251. Санкт-Петербургской городской управы. 1899 г.

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 5313, 52 л. Санкт-Петербургской городской управы. 1847–1913 гг.

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 1469. Д. 227, 2158. Санкт-Петербургской городской управы «О надстройке 4–5-го этажей над каменными домами во дворе А. Книрима».

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 143. Д. 167. О надстройке мансарды на каменном 2-этажном доме на Щербаковом пер., 7.

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 146. Д. 227. Петроградской городской управы «О строительных работах во дворах действительного тайного советника г. Книрима в 1-м участке Московской части по Фонтанке и Щербакову переулку под № 58–2».

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 150. Д. 32. Санкт-Петербургской городской управы «О строительных работах во дворе купца А.К. Пурышева в 1-м участке Московской части по набережной Фонтанки и Щербакову переулку под № 58/2 и 4».

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 150. Д. 266. Санкт-Петербургской городской управы «О строительных работах во дворе А.К. Пурышева по набережной Фонтанки и Щербакову переулку под № 58/2 и № 4».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 845. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества жены коммерции советника А.И. Синебрюховой».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4095. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества А.И. Лихачеву».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062, 1062-а. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества М.Ф. Руадзе».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 852, 853. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества М.Ф. Руадзе».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1681, 1681-а. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О залоге каменного дома фридрихсгамского купца первой гильдии П.Е. Карелина, январь 1867 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 8947. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О залоге земли Петербургской купеческой пенсионно-вспомогательной кассы. 1912 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Санкт-Петербургского городского кредитного общества. «Описание дома Корневых, Е.Г. Бендер и М.Г. Мейер, влад. А.П. Рот, Ж.С. Водар (Голи), Г. Грепер по Троицкой улице».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3192, 3192-а. Санкт-Петербургского городского кредитного общества.

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6000. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества графини М.Э. Клейнмихель».

ЦГИА СПб. Ф 515. Оп. 1. Д. 3286. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества генерал-майора И.И. Ростовцева. 1873 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2709, 2709-б. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «По залогу имущества наследников санкт-петербургского купца Н.С. Паскова […], его вдовы […] и купеческих дочерей […]. 1871 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7241. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества генерал-лейтенанта Н.О. Андерсона. 1896 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3787. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственной почетной гражданки Евдокии Ивановны Рубцовой. 1875 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственного гражданина Сергея Федоровича Верховцева. 1873 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7505. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственного гражданина Фридриха Густовича Вельберга. 1899–1917 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176, 176-а. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургского купца третьей гильдии Григория Фиофилактовича Лесникова. 1862 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191, 3191-а. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы полковника Елизаветы Владимировны Тишининой. 1873 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6022. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества второй гильдии купца Василия Андреевича Малышева. 1883–1913 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы генерал-лейтенанта Устиньи Васильевны Козловой и ее детей […]. 1864–1913 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7189. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы потомственного почетного гражданина Прасковьи Тарасовны Лесниковой. 1896 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3981, 3981-а Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургского 2-й гильдии купца Дмитрия Ивановича Острова. 1875–1910 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственной почетной гражданки Анне Васильевне Северовой, Ивану Петровичу и несовершеннолетней Марии Ивановне Носовым, инженеру генерал-лейтенанту Николаю Васильевичу, его несовершеннолетнему сыну Сергею Николаевичу и титулярному советнику Николаю Николаевичу Болдыревым и последующему владельцу временного санкт-петербургского купца Г.К. Симонову. 1900–1904 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915-а. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургского купца Г.К. Симонова. 1900–1904 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1268. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургского 1-й гильдии временного купца Александра Андреевича Лапина. 1865–1917 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3788. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы потомственного почетного гражданина Е.Ф. Гутковой. 1875 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1912. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выделении ссуды под залог имущества санкт-петербургскому 2-й гильдии купцу В.С. Раменскому. 12.10–22.11. 1867 г.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 137. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выделении ссуды под залог имущества санкт-петербургскому 2-й гильдии купца Савелия Федоровича Шишкина. 1862–1913 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2653. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества купца Герасима Васильевича Васильева. 1871–1917 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2114. Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества Е.Ф. Галловой. 1863–1917 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2860. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества жены статского советника Веры Александровны Яроцкой. 1872–1917 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2038. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества почетного гражданина Василия Степановича Раменского. 1868–1913 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2038. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества сапожного мастера Д.Ф. Болотова. 1866–1917 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1439. Правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственного почетного гражданина Петра Александровича Костылева. 1866–1879 гг.».

ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 1. Д. 179. Переписка об антисанитарном состоянии пастильного заведения Федорова, Щербаков пер., 9.

Электронные источники

Возвращенные имена // URL: www.visz.nlr.ru.

Воспоминания М.Е. Бульмеринга на сайте архива Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. Информационный портал «Русский путь» // URL: www.rp — net.ru.

Головины // Историческая энциклопедия «Хронос // URL: hrono.spb.ru.

Родство Рул // URL: rusdver.narod.ru /G/glinishev.htm.

Центр развития «Анима» // URL: anima. Icoz.ru //vstrechi.

Энциклопедия благотворительности Санкт-Петербурга // URL: www.encblago.Infond.spb.ru.

Erik — Amburger- Datenbank-Datensatz anzeigen. Список Эрика Амбургера.

http//homeopathy/catalogue/ index.authors.htm.

http//www.obd — memoriab.ru.

http//specialist.homeopatica.ru/vracshi gomeopatuy/rossia.shtml.

http//www.gulevich.net statiy.files.

http://www.the-village.ru/village/food/place/239959-social-club.

http://iofe.center/node/80.

Примечания

1

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. — М.-СПб., 2010; Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. М.-СПб., 2010; Айзенштадт В.Б., Айзенштадт М.Я. По Фонтанке. Страницы истории петербургской культуры. М.-СПб., 2007.

(обратно)

2

Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Петербургские переулки. СПб., 2012; Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 25 мая–18 июня; Кищис Л. Улица Рубинштейна // Блокнот агитатора. 1963. № 28. С. 37–45.

(обратно)

3

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. СПб., 2010; Колотило М.Н. Созвездие имен. СПб., 2011; Толстовский дом. Гений места / Коллективная монография. Автор концепции и составитель М.Н. Колотило. СПб., 2012; Синдаловский Н.А. Толстовский дом на улице Лидваля. М.-СПб., 2014. К этим книгам, непосредственно посвященным улице Рубинштейна, следует добавить те, где затронута судьба людей, проживавших или бывавших здесь в дореволюционный и советский периоды: Ю.Л. Алянского «Увеселительные заведения Старого Петербурга», С.В. Волкова «Генералитет Российской империи», А.В. Краско «Петербургское купечество. Страницы семейной истории», М. Ильчевой «Аскольд Макаров», Л.Я. Лурье «Ленинград Довлатова», коллективную монографию «…Одним дыханьем с Ленинградом…“ Ленинград в жизни и творчестве советских писателей», Г.А. Поповой «Особняк графини Карловой», В.Г. Попова «Довлатов» (в серии ЖЗЛ), Е.В. Пчелова «Романовы. История династии», Д.Я. Северюхина «Старый художественный Петербург», Т.М. Смирновой «Польские общества в Санкт-Петербурге», Л.К. Чуковской «Записки об Анне Ахматовой», Д.Ю. Шериха «Голос родного города. Очерк истории газеты „Санкт-Петербургские ведомости“», мемуары А.Н. Бенуа, А.А. Брянцева, П.Д. Бучкина, А.М. Володина, А.И. Райкина и др. — Примеч. авт.

(обратно)

4

Большая топонимическая энциклопедия. 15 000 городских названий. СПб., 2013. С. 384.

(обратно)

5

Пыляев М.И. Старый Петербург. Репринтное воспроизведение с издания А.С. Суворина. М., 1991. С. 140.

(обратно)

6

Там же. С. 141.

(обратно)

7

Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга: Христианская историко-церковная энциклопедия. СПб., 2003. С. 314.

(обратно)

8

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Из истории домового места // Толстовский дом. Гений места: Сборник. Указ. изд. С. 50.

(обратно)

9

План столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших оного проспектов / изданный трудами Императорской Академии наук и художеств. СПб., 1753.

(обратно)

10

Книга адресов Санкт-Петербурга на 1809 г. СПб., 1809. С. 26, 47, 71, 91, 100, 116, 121, 179, 378.

(обратно)

11

Руководство к отыскиванию жилищ по Санкт-Петербургу, или Прибавление к адресной книге: указатель жилищ и зданий в С-Петербурге. Издал Самуил Аллер. СПб., 1824. С. 8, 161, 300, 379.

(обратно)

12

Там же. С. 379.

(обратно)

13

Книга адресов Санкт-Петербурга на 1837 г. СПб., 1837. С. 20, 23, 34, 85, 106, 114, 122. Вместо адресов в указанной книге содержится информация о лицах, относящихся к особам первых пяти классов, и 18 лицах, стоящих в «Табели о рангах» с 6 по 14 классы. — Примеч. авт.

(обратно)

14

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность: Справочник. СПб., 1991. С. 404–405.

(обратно)

15

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. СПб., 1849. По четной стороне: дом № 2 — с. 180; дом № 4 — с. 125; дом № 6 — с. 164; дом № 8 — с. 201; дом № 10 — с. 188; дом № 12 — с. 250; дом № 14 — с. 65; дом № 16 — с. 136; дом № 18 — с. 65; дом № 20 — с. 202; дом № 22 — с. 143; дом № 26 — с. 138; дом № 28 — с. 141; дом № 30 — с. 28; дом № 32 — с. 134; дом № 36 — с. 113; дом № 38 — с. 7; дом № 40 — с. 134. По нечетной стороне: дом № 1 — с. 70; дом № 3 — с. 17; дома № 5–7 — с. 89; дом № 9 — с. 141; дом № 11 — с. 24; дома № 13, 15, 17 — с. 188; дом № 19 — с. 17; дом № 21 — с. 148; дом № 23 — с. 97; дом № 25 — с. 61; дом № 29 — с. 152.

(обратно)

16

Русская старина, 1880. Т. 28. С. 468–469.

(обратно)

17

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник / под общ. ред. Б.М. Кирикова. СПб., 1996. С. 67, 110, 141, 312.

(обратно)

18

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. СПб., 1867. По четной стороне: дом № 2 — с. 66, 410; № 4 — с. 79; № 6 — с. 47, 66; № 8 — с. 42, 255; дом № 10 — с. 66; дом № 12 — с. 60, 397; дом № 14 — с. 56; дом № 16 — с. 242; дом № 18 — с. 35, 85; дом № 20 — с. 32; дом № 24 — с. 63; дом № 26 — с. 37; дом № 28 — с. 67; дом № 30 — с. 73; дом № 32 — с. 15; дом № 34 — с. 79; дом № 36 — с. 47, 291; дом № 38 — с. 36; дом № 40 — с. 44, 271. По нечетной стороне: дом № 1 — с. 10, 61; дом № 3 — с. 36, 55; дом № 7 — с. 46, 284; дом № 9 — с. 435; дом № 13 — с. 38, 66, 81; дом № 15 — с. 66; дом № 21 — с. 57; дом № 25 — с. 205; дом № 27 — с. 22, 135; дом № 29 — с. 33, 34.

(обратно)

19

Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге XIX — начала ХХ века: Сборник документов. СПб., 2000. С. 338.

(обратно)

20

Лурье Ф.М. Петербург. 1703–1917. История и культура в таблицах. СПб., 2001. С. 101, 105, 111, 113, 135. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 110.

(обратно)

21

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 75, 80, 114, 156, 204, 311, 316.

(обратно)

22

Там же. С. 29, 31, 75, 156, 276, 282, 316.

(обратно)

23

Там же. С. 33, 194, 197.

(обратно)

24

Данные о месте жительства архитекторов, проживавших на Троицкой улице, содержатся во многих адресных книгах, начиная с «Всеобщей адресной книги Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг.» и заканчивая справочниками «Весь Петроград» за 1915–1917 гг. — Примеч. авт.

(обратно)

25

По данным адресных книг «Весь Петербург» за 1894–1914 гг. и «Весь Петроград» за 1917 г. В каждой из них содержатся списки присяжных поверенных и их помощников, а также врачей, акушерок с их адресами. С. 809–848. — Примеч. авт.

(обратно)

26

Весь Петроград, 1917. С. 1413–1420.

(обратно)

27

Там же. С. 1420–1428.

(обратно)

28

Там же. С. 1375–1380.

(обратно)

29

По данным адресных книг «Весь Петроград» за 1915–1917 гг. См. также: Сергей Григорьев. Улица Рубинштейна // Адреса Петербурга. 2011. № 40/54. С. 58–60.

(обратно)

30

По данным адресных книг «Весь Петербург» и «Весь Петроград». См. также: Левина Н.Р. Улица Рубинштейна (Троицкий переулок) // В одном из переулков дальних… Указ. изд. С. 82–83.

(обратно)

31

Алянский Ю.Л. Увеселительные заведения Старого Петербурга. СПб., 1996; Зал А. Павловой. С. 100, 215, 230, 235; Троицкий театр миниатюр. С. 228–230; Троицкий фарс А.С. Полонского. С. 230.

(обратно)

32

По данным адресных книг «Весь Петербург» и «Весь Петроград».

(обратно)

33

По данным адресных книг «Весь Петроград» за 1915–1917 гг.

(обратно)

34

Кочергин Э.С. Ангелова кукла: рассказы рисовального человека. СПб., 2003. С. 180–182.

(обратно)

35

http://www.obd-memorial.ru; Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. Раздел «Жертвы террора». С. 81–94.

(обратно)

36

Там же. Раздел «Погибшие военнослужащие Толстовского дома». С. 97–100.

(обратно)

37

Там же. Раздел «Блокадная книга памяти Толстовского дома». С. 109–146.

(обратно)

38

Там же. С. 105–108.

(обратно)

39

С именем О.Ф. Берггольц связаны два дома на улице Рубинштейна: дом № 7, в котором она жила с 1932 по 1942 г., и дом № 22, куда Ольга Федоровна переехала в апреле 1942 г. и где прожила до весны 1957 г. См.: «…Одним дыханьем с Ленинградом…». Ленинград в жизни и творчестве советских писателей. Л., 1989. С. 336–348.

(обратно)

40

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 186–187; Отчего похорошели улицы // Санкт-Петербургские ведомости. 2015. 25 нояб.

(обратно)

41

Алла Чередниченко. К Рубинштейну на обед // Санкт-Петербургские ведомости. 2015. 25 нояб.

(обратно)

42

Под охраной государства находятся дома на улице Рубинштейна: дом № 7, в котором жила поэт О.Ф. Берггольц; № 23, где жил американский писатель и журналист Джон Рид; и № 38, в котором с 1887 по 1891 г. проживал А.Г. Рубинштейн. См.: Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга, состоящие под государственной охраной: Справочник. СПб., 2005. С. 790. В список учетных памятников включены дома на улице Рубинштейна: № 4, 5, 8, 13, 18/5, 25, 27, 32/10, 34/15, 36, о каждом из которых речь впереди. См.: Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов. Указ. изд. С. 404–405.

(обратно)

43

Кириков Б.М., Кирикова Л.А., Петрова О.В. Невский проспект. Дом за домом. 4-е изд., перераб. М.-СПб., 2013. С. 269–271.

(обратно)

44

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 154–155.

(обратно)

45

Руководство к отыскиванию жилищ по Санкт-Петербургу, или Прибавление к адресной книге: указатель жилищ и зданий в Санкт-Петербурге. Указ. изд.

(обратно)

46

Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Указ. изд. С. 239.

(обратно)

47

Новая Российская энциклопедия. Т. V (2). М., С. 272–273; Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Т. 20 (Х^а). СПб., 1893. С. 580.

(обратно)

48

Там же. С. 580.

(обратно)

49

Там же. С. 581.

(обратно)

50

Каратыгин П.А. Записки. — Л., 1929. С. 54–58, 70–79.

(обратно)

51

Слонимский Ю.И. Дидло. Вехи творческой биографии. Л.-М., 1958. С. 176.

(обратно)

52

Там же. С. 196. См. также: Русская старина. Т. 24. 1879. С. 346. Из записи в дневнике инспектора репертуара драматической труппы и преподавателя декламации театрального училища А.И. Храповицкого.

(обратно)

53

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 70, 109. В атласе указано звание Карла Карловича в «Табели о рангах» («губернский секретарь») и отмечен принадлежавший ему 3-этажный дом. — Примеч. авт.

(обратно)

54

Слонимский Ю.И. Дидло. Вехи творческой биографии. Указ. изд. С. 177.

(обратно)

55

Во всех адресных книгах, начиная с «Всеобщей адресной книги С-Петербурга на 1867–1868 гг.» и вплоть до 1899 г., когда здание приобрел великий князь Сергей Александрович, владельцем дома № 1/43 указана Театральная дирекция. В 1867 г. здесь проживала известная драматическая актриса Анна Матвеевна Брянская. Указ. изд. С. 10, 61.

(обратно)

56

Пчелов Е.В. Романовы. История династии. М., 2001. С. 270–280.

(обратно)

57

Весь Петербург, 1899. С. 203.

(обратно)

58

Там же. С. 332.

(обратно)

59

Весь Петроград, 1917. С. 63.

(обратно)

60

Там же. С. 788.

(обратно)

61

Там же. С. 710.

(обратно)

62

Там же. С. 703.

(обратно)

63

Там же. С. 183.

(обратно)

64

Там же. С. 781.

(обратно)

65

Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Указ. изд. С. 75–76.

(обратно)

66

Демиденко Ю.Б. Рестораны, трактиры, чайные — из истории общественного питания в Петербурге XVIII — начала ХХ века. М.-СПб., 2011. С. 49–50.

(обратно)

67

Весь Петроград, 1914. С. 1343.

(обратно)

68

Там же. С. 1415.

(обратно)

69

Там же. С. 1426.

(обратно)

70

Там же. С. 1513.

(обратно)

71

Весь Петроград, 1915.

(обратно)

72

Весь Петроград, 1917. С. 1370.

(обратно)

73

Там же. С. 1438.

(обратно)

74

Там же. С. 651.

(обратно)

75

Весь Ленинград, 1926. С. 10.

(обратно)

76

Весь Ленинград, 1930. С. 103.

(обратно)

77

Там же. С. 14.

(обратно)

78

Там же. С. 183.

(обратно)

79

Там же. С. 403.

(обратно)

80

Там же. С. 99, 214, 284, 295, 303, 366.

(обратно)

81

Весь Ленинград, 1935. С. 42.

(обратно)

82

Ленинград: Путеводитель. Л., 1940. С. 452.

(обратно)

83

Кириков Б.М., Кирикова Л.Л., Петрова О.В. Невский проспект. Дом за домом. Указ. изд. С. 259.

(обратно)

84

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 205.

(обратно)

85

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга, 1849. С. 109.

(обратно)

86

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 36, 55.

(обратно)

87

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Исторический путеводитель. СПб., 2000. С. 78; Весь Петроград, 1917. С. 67. В канун революционных потрясений здесь проживали вдова купца, потомственная почетная гражданка Н.М. Богданова и ее дочери Елена и Ксения Васильевны. — Примеч. авт.

(обратно)

88

Весь Петербург, 1894. С. 97.

(обратно)

89

Там же. С. 536

(обратно)

90

Там же. С. 172.

(обратно)

91

Там же. С. 120.

(обратно)

92

Весь Петербург, 1989. С. 187, 235.

(обратно)

93

Там же. С. 87.

(обратно)

94

Весь Петербург, 1894. С. 1295.

(обратно)

95

Весь Петербург, 1899. С. 64.

(обратно)

96

Там же. С. 27.

(обратно)

97

Весь Петербург, 1894. С. 55, 172, 198.

(обратно)

98

Весь Петербург, 1899. С. 328.

(обратно)

99

Весь Петербург, 1894. С. 62.

(обратно)

100

Там же. С. 39, 790.

(обратно)

101

Там же. С. 44, 148.

(обратно)

102

Там же. С. 51.

(обратно)

103

Весь Петербург, 1894. С. 198; Весь Петербург, 1899. С. 450; Весь Петроград, 1917. С. 579.

(обратно)

104

Весь Петербург, 1894. С. 58.

(обратно)

105

Баренбаум И.Е. Книжный Петербург. Три века истории. СПб., 2003. С. 93–95.

(обратно)

106

Там же. С. 96.

(обратно)

107

Весь Петербург, 1894. С. 498, 770.

(обратно)

108

Весь Петербург, 1899. С. 183.

(обратно)

109

Весь Петербург, 1899. С. 87, 235, 265, 393, 425.

(обратно)

110

Там же. С. 135, 281.

(обратно)

111

Там же. С. 451.

(обратно)

112

Там же. С. 137.

(обратно)

113

Там же. С. 244.

(обратно)

114

Там же. С. 369.

(обратно)

115

Там же. С. 369.

(обратно)

116

Там же. С. 240.

(обратно)

117

Там же. С. 144.

(обратно)

118

Там же. С. 145.

(обратно)

119

Там же. С. 308, 327.

(обратно)

120

Там же. С. 193.

(обратно)

121

Там же. С. 160, 1000.

(обратно)

122

Там же. С. 158, 306.

(обратно)

123

Там же. С. 289.

(обратно)

124

Весь Петроград, 1917. С. 594, 781.

(обратно)

125

Так же. С. 352.

(обратно)

126

Там же. С. 176, 372.

(обратно)

127

Там же. С. 732.

(обратно)

128

Волков С.В. Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. М., 2013. Т. 2. С. 679.

(обратно)

129

Весь Петроград, 1917. С. 732.

(обратно)

130

Там же. С. 732.

(обратно)

131

Там же. С. 543.

(обратно)

132

Там же. С. 302, 471, 645, 723.

(обратно)

133

Там же. С. 155, 158, 176.

(обратно)

134

Там же. С. 32, 67, 686, 767.

(обратно)

135

Там же. С. 120.

(обратно)

136

Там же. С. 800.

(обратно)

137

Там же. С. 592, 720.

(обратно)

138

Там же. С. 725.

(обратно)

139

Там же. С. 763.

(обратно)

140

Там же. С. 790.

(обратно)

141

Там же. С. 619.

(обратно)

142

Там же. С. 1442, 1527.

(обратно)

143

Там же. С. 1350.

(обратно)

144

Там же. 1375, 1399.

(обратно)

145

Там же. С.650.

(обратно)

146

Там же. С. 398.

(обратно)

147

Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга: Энциклопедия христианских храмов. СПб., 2010. С. 363–364.

(обратно)

148

Весь Ленинград, 1925–1934. С. 661.

(обратно)

149

Список членов Русской общины имени Иисуса Христа христиан Евангелическо-Лютеранского и Реформатского вероисповедования на 1 апреля 1924 года. ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 8. Д. 52. Л. 25–26.

(обратно)

150

Erik — Amburger — Datenbank — Datensatz anzeigen. Список Эрика Амбургера.

(обратно)

151

Там же.

(обратно)

152

http://one_vision.jofo.ru/454178.html.

(обратно)

153

Список врачей-гомеопатов; http://specialist.homeopatica. ru/vracshi_gomeopaty_v_rossii.shtml.

(обратно)

154

Erik — Amburger — Datenbank — Datensatz anzeigen. Список Эрика Амбургера

(обратно)

155

http://homeopathy/catalogue/index_authors.htm.

(обратно)

156

ЦГА ВМФ. Ф. Р-2192. Оп. 3. Послужные списки и личные дела.

(обратно)

157

ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 8. Д. 52. Л. 10.

(обратно)

158

ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 8. Д. 30. Л. 144–145. На л. 146–147 того же документа от 21 августа 1923 г. — вновь имя Рипке, вписанное в Удостоверение, выданное Административным Отделом ОУПГИ инициативной группе для проведения общего собрания в приходе. — Примеч. авт.

(обратно)

159

ЦГА ВМФ. Ф. 3. Оп. 1. Ед. хр. 846. № записи: 51539560.

(обратно)

160

ЦГА ВМФ. Ф. 3. Оп. 1. Ед. хр.1352. № записи: 59484581.

(обратно)

161

Иванова Н.Л. История малой родины — Сестрорецк. СПб., 2014. С. 102; информация с сайта www.grwar.ru о Рипке предоставлена О.Ю. Рюминой. За что авторы выражают ей большую благодарность. — Примеч. авт.

(обратно)

162

www.rp-net.ru; «Воспоминания» М.Е. Бульмеринга на сайте Архива Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. Информационный портал «Русский Путь». С. 65.

(обратно)

163

Там же. С. 2.

(обратно)

164

Весь Ленинград, 1926. С. 4. [В адресной книге «Весь Петроград» за 1917 г. среди жильцов дома № 3 Шарлотта Адамс указана как «вдова врача». С. 6.]

(обратно)

165

Весь Ленинград, 1926. С. 20.

(обратно)

166

Там же. С. 38.

(обратно)

167

Там же. С. 4, 5, 23.

(обратно)

168

Весь Ленинград, 1930. С. 76.

(обратно)

169

Там же. С. 452.

(обратно)

170

Там же. С. 225, 459.

(обратно)

171

Там же. С. 268, 323, 373, 429.

(обратно)

172

Там же. С. 100, 256.

(обратно)

173

Там же. С. 132. [В 1899 г. здесь проживал Н.С. Горкуша,

о владелец типографии «Горкуша и К» на Лиговском пр., 89, а в

1917 г. Николай Семенович в «Табели о рангах» значился уже

как коллежский секретарь, а его супруга Ольга Александровна

названа женой коллежского секретаря (Весь Петроград, 1917.

С. 176).] В поисках информации о довоенных годах дома мы

обратились к «Путеводителю по Ленинграду» за 1940 г. В нем

содержится информация о том, что в это время в доме на улице

Рубинштейна, 3, работал Передвижной библиотечный фонд и

жители дома и улицы могли быть его читателями (Ленинград:

Путеводитель. — Л., 1940. С. 402).

(обратно)

174

Там же. С. 356.

(обратно)

175

Ильичева М. Аскольд Макаров. Л., 1984. С. 7.

(обратно)

176

Там же. С. 8, 9.

(обратно)

177

Там же. С. 9–12.

(обратно)

178

Там же. С. 13–14.

(обратно)

179

Там же. С. 19–23.

(обратно)

180

Там же. С. 27–29.

(обратно)

181

Абызова Л.И. История Хореографического искусства: отечественный балет XX–XXI века. СПб., 2012. С. 177–179.

(обратно)

182

Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Указ. изд. С. 79–81.

(обратно)

183

Весь Ленинград, 1935. С. 27.

(обратно)

184

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 287.

(обратно)

185

Попова Г.А. Особняк графини Карловой. СПб., 1996; Айзенштадт В.Б., Айзенштадт М.Я. По Фонтанке. Страницы истории петербургской культуры. Указ. изд. С. 338–360.

(обратно)

186

Петров П.Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления 1707–1782. СПб., 1885. С. 415.

(обратно)

187

Пыляев М. Старый Петербург. Указ. изд. С. 251.

(обратно)

188

Русский биографический словарь / под ред. А.А. Половцова. — СПб., 1905. Т. 6. С. 715.

(обратно)

189

Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. — М., 1989. С. 148–150.

(обратно)

190

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109.

(обратно)

191

Айзенштадт В.Б., Айзенштадт М.Я. По Фонтанке. Указ. изд. С. 352.

(обратно)

192

Табель домов города С.-Петербурга. СПб., 1889.

(обратно)

193

Весь Петербург, 1894. С. 9, 169.

(обратно)

194

В «Словнике Лицейской энциклопедии» о нем сказано: «Пестич Константин Иванович, репетитор приготовительного класса (1890–1898)». Цит. по: Словник лицейской энциклопедии. СПб., 2001. С. 67.

(обратно)

195

Весь Петербург, 1894. С. 179, 1328.

(обратно)

196

ЦГИА СПб. Ф. 468, 556.

(обратно)

197

Попова Г.А. Особняк графини Карловой. Указ. изд. С. 57–59.

(обратно)

198

Там же. С. 38.

(обратно)

199

Там же. С. 41–42.

(обратно)

200

Там же. С. 45–46.

(обратно)

201

Весь Петербург, 1899. С. 209.

(обратно)

202

Там же. С. 125.

(обратно)

203

Весь Петербург, 1899. С. 125.

(обратно)

204

Там же. С. 140.

(обратно)

205

Там же. С. 339.

(обратно)

206

Волков С.В. Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь. Указ. изд. С. 115–116.

(обратно)

207

Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Т. 1. М., 1989.

(обратно)

208

Указ. изд. С. 196–198.

(обратно)

209

Весь Ленинград, 1926. С. 27.

(обратно)

210

Весь Петроград, 1917. С. 80, 682. Следует отметить, что Л.Е. Бразоль возглавлял то самое Петроградское благотворительное общество гомеопатов, одним из учредителей которого был В.А. Рипке, проживавший в соседнем доме № 3. Вместе с Л.Е. Бразолем проживала его жена Екатерина Ивановна. — Примеч. авт.

(обратно)

211

Там же. С. 593.

(обратно)

212

Там же. С. 95, 151. Вместе с Е.И. Быховец проживала его жена Евгения Ивановна. — Примеч. авт.

(обратно)

213

Там же. С. 344, 682, 813.

(обратно)

214

Там же. С. 684, 824.

(обратно)

215

Там же. С. 808.

(обратно)

216

Там же. С. 1456, 1528.

(обратно)

217

Там же. С. 1348, 1388, 1462.

(обратно)

218

Там же. С. 529.

(обратно)

219

Там же. С. 393.

(обратно)

220

Там же. С. 370.

(обратно)

221

Весь Ленинград, 1930. С. 327.

(обратно)

222

Там же. С. 106.

(обратно)

223

Там же. С. 106, 143, 302.

(обратно)

224

Там же. С. 364.

(обратно)

225

Там же. С. 88, 101, 114, 132, 221, 277, 303, 318.

(обратно)

226

Там же. С. 224, 404.

(обратно)

227

Весь Ленинград, 1935. С. 102–103.

(обратно)

228

Там же. С. 265, 355.

(обратно)

229

Там же. С. 249.

(обратно)

230

Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга, состоящие под государственной охраной: Справочник. Указ. изд. С. 790.

(обратно)

231

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109.

(обратно)

232

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 845. Л. 12–18. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества жены коммерции советника А.И. Синебрюховой».

(обратно)

233

Там же. Л. 5–11.

(обратно)

234

Там же. Л. 19.

(обратно)

235

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 448.

(обратно)

236

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 845. Л. 42.

(обратно)

237

Весь Петербург, 1894. С. 606.

(обратно)

238

Весь Петербург, 1896. С. 283.

(обратно)

239

Весь Петербург, 1894. С. 736.

(обратно)

240

Там же. С. 35.

(обратно)

241

Там же. С. 58, 691.

(обратно)

242

Там же. С. 58.

(обратно)

243

Там же. С. 817.

(обратно)

244

Там же. С. 11.

(обратно)

245

Там же. С. 736, 1011.

(обратно)

246

Там же. С. 180.

(обратно)

247

Весь Петербург, 1899. С. 240, 555. Сам А.М. Вальденберг по-прежнему проживал в доме Синебрюхова (с. 84), а его помощником был доктор медицины Е.С. Боришпольский. — Примеч. авт.

(обратно)

248

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 465.

(обратно)

249

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 845. Л. 44. Духовное завещание А.И. Синебрюховой датировано 8 декабря 1901 г. — Примеч. авт.

(обратно)

250

Весь Петроград, 1917. С. 398.

(обратно)

251

Там же. 624, 667, 728, 1387, 1470.

(обратно)

252

Там же. С. 1374.

(обратно)

253

Там же. С. 201, 590, 651.

(обратно)

254

Цит. по: Коган Е. Коммуна будущего // Санкт-Петербургские ведомости. 2016. 26 фев.

(обратно)

255

Там же.

(обратно)

256

«…Одним дыханьем с Ленинградом…». Ленинград в жизни и творчестве советских писателей. Указ. изд. С. 337. В этом сборнике О.Ф. Берггольц посвящен очерк А.И. Федорова «Ленинград — это и есть моя жизнь…». — Примеч. авт.

(обратно)

257

Там же. С. 337–338.

(обратно)

258

Берггольц О.Ф. Собр. соч.: в 3 т. / сост. М.Ф. Берггольц. — Л., 1988–1990. Т. 2. С. 110.

(обратно)

259

Коган Евгений. Коммуна будущего. Указ. очерк.

(обратно)

260

Берггольц О.Ф. Из дневников (1939–1949) / предисл. Е. Эткинда — публикации, комментарии // Время и мы. 1980. № 57. С. 270–302. См. также: Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Указ. изд. С. 87–88.

(обратно)

261

Там же. См. также: Берггольц О.Ф. Из дневников / ст. публикация и примеч. М.Ф. Берггольц // Звезда. 1990. № 5. С. 153–174, 180–191.

(обратно)

262

Цит. по: «…Одним дыханьем с Ленинградом…». Ленинград в жизни и творчестве советских писателей. Указ. изд. С. 340–341.

(обратно)

263

Окуневская О.М. «…И возвращаюсь опять». Страницы жизни и творчества О.Ф. Берггольц. СПб., 2005. С. 86.

(обратно)

264

«…Одним дыханьем с Ленинградом…». Ленинград в жизни и творчестве советских писателей. Указ. изд. С. 345.

(обратно)

265

Берггольц О.Ф. Собр. соч.: в 3 т. Указ. изд. С. 345.

(обратно)

266

Цит. по: Назаров Сергей. «Слеза» на Рубинштейна // Санкт-Петербургские ведомости. 2012. 2 нояб.

(обратно)

267

Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник / сост. В.Н. Тимофеев, Э.Н. Порецкина, Н.Н. Ефимова. СПб., 1999.

(обратно)

268

Вадим Кузьмицкий. Слеза капитализма // Санкт-Петербургские ведомости. 2016. Март.

(обратно)

269

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 114–115.

(обратно)

270

Кириков Б.М., Кирикова Л.А., Петрова О.В. Невский проспект. Дом за домом. Указ. изд. С. 261.

(обратно)

271

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 180.

(обратно)

272

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 2, 195. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества ответственного генерал-майора И.И. Ростовцева».

(обратно)

273

Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге XIX — начало ХХ века: Сборник документов. Указ. изд. С. 152; ЦГИА СПб. Ф. 346. «Указ об учреждении Мариинского училища от 15 мая 1858 г.», 22 марта был утвержден Устав, а 19 апреля открыли училище. — Примеч. авт.

(обратно)

274

Михайлова Ирина. История бывших зданий 213-й школы // Сборник статей по материалам Международной детско-юношеской научной конференции «Санкт-Петербург, Царское Село. Пушкин и культура». СПб., 2008.

(обратно)

275

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 2, 5–12. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества отставного генерал-майора И.И. Ростовцева».

(обратно)

276

Там же. Л. 13–14.

(обратно)

277

Там же. Л. 74–76.

(обратно)

278

Там же. Л. 121–126.

(обратно)

279

Там же. Л. 155.

(обратно)

280

Там же. Л. 155.

(обратно)

281

Аксельрод В.И., Исаченко В.Г. Улица Чехова. М.-СПб., 2010. С. 158–160.

(обратно)

282

Аксельрод В.И., Гусева А.В. Вокруг Финляндского вокзала. М.-СПб., 2013. С. 62–63.

(обратно)

283

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 155.

(обратно)

284

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 94–95.

(обратно)

285

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 155.

(обратно)

286

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 547.

(обратно)

287

Там же. С. 547–548.

(обратно)

288

Там же. С. 91–92.

(обратно)

289

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 155.

(обратно)

290

Там же. Л. 176.

(обратно)

291

Там же. Л. 182.

(обратно)

292

Там же. Л. 181.

(обратно)

293

Там же. Л. 184.

(обратно)

294

Там же. Л. 188-а.

(обратно)

295

Там же. Л. 214.

(обратно)

296

Кириков Б.М., Кирикова Л.А., Петрова О.В. Невский проспект. Дом за домом. Указ. изд. С. 161.

(обратно)

297

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 456. Со временем ассортимент филипповских кондитерских расширился настолько, что в них заходили не только выпить чаю, но и пообедать; см. также: Демиденко Ю.Б. Рестораны, трактиры, чайные в Петербурге XVIII — начала ХХ вв. Указ. изд. С. 169.

(обратно)

298

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 3286. Л. 214–215.

(обратно)

299

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 507.

(обратно)

300

Там же. Т. 1. С. 706.

(обратно)

301

Весь Петербург, 1899. С. 332.

(обратно)

302

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 214.

(обратно)

303

Весь Петербург, 1899. С. 275.

(обратно)

304

Весь Петербург, 1899. С. 402.

(обратно)

305

Там же. С. 497, 565.

(обратно)

306

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 214.

(обратно)

307

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 270–272. Особенно крупную сумму Д.И. Филиппов задолжал графу П.А. Зубову. — Примеч. авт.

(обратно)

308

Бондаревская Т.П., Великанова А.Я., Суслова Ф.М. Ленин в Петербурге — Петрограде. Л., 1980. С. 233.

(обратно)

309

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3286. Л. 268.

(обратно)

310

Там же. Л. 267.

(обратно)

311

Там же. Л. 308; Весь Петроград, 1917. С. 711.

(обратно)

312

Весь Петроград, 1917. С. 181.

(обратно)

313

Там же. С. 360.

(обратно)

314

Весь Петроград, 1917. С. 352, 766.

(обратно)

315

Весь Ленинград, 1930. С. 38.

(обратно)

316

Там же. С. 92.

(обратно)

317

Там же. С. 465.

(обратно)

318

Там же. С. 261.

(обратно)

319

Там же. С. 459.

(обратно)

320

Там же. С. 15, 122, 188, 191, 222, 225.

(обратно)

321

Весь Ленинград, 1935. С. 249.

(обратно)

322

Кириков Б.М., Кирикова Л.А., Петрова О.В. Невский проспект. Дом за домом. Указ. изд. С. 262.

(обратно)

323

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 315–316.

(обратно)

324

Историческая застройка Санкт-Петербурга: Справочник. Указ. изд. С. 404.

(обратно)

325

Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник. Указ. изд. С. 8.

(обратно)

326

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 125.

(обратно)

327

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Л. 2709. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества по залогу имущества наследников санкт-петербургского купца Николая Степановича Паскова: его вдовы купчихи Анны Павловны, купеческих дочерей. Жены коллежского секретаря Марии Николаевны Гуслистой. Жены отставного капитана 2-го ранга Антонины Николаевны Фатьковой (Рожновой и др.).

(обратно)

328

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 13–24.

(обратно)

329

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2709. Л. 5–15.

(обратно)

330

Там же. Л. 59–60.

(обратно)

331

Там же. Л. 83.

(обратно)

332

Алянский Ю.Л. Увеселительные заведения Старого Петербурга. Указ. изд. С. 188–189; Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 214; Демиденко Ю.Б. Рестораны, трактиры, чайные… История общественного питания в Петербурге ХVIII — начала ХХ века. Указ. изд. С. 120–123.

(обратно)

333

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2709. Л. 105, 127–135.

(обратно)

334

Там же. Л. 141.

(обратно)

335

Там же. Л. 146.

(обратно)

336

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 196.

(обратно)

337

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2709-б. Л. 10.

(обратно)

338

Там же. Л. 20.

(обратно)

339

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 309.

(обратно)

340

Весь Петроград, 1917. С. 713.

(обратно)

341

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2709-б. Л. 22.

(обратно)

342

Там же. Л. 38.

(обратно)

343

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 422; Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 22–23.

(обратно)

344

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2709-б. Л. 44.

(обратно)

345

Весь Петроград, 1917. С. 1386.

(обратно)

346

Декрет «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах» от 20 августа 1918 г.

(обратно)

347

Полянская М.Н. «Он был настоящий русский самородок» (В.Я. Шишков) / «…Одним дыханьем с Ленинградом…». Указ. изд. С. 199–200.

(обратно)

348

Санкт-Петербург: Энциклопедия. Указ. изд. С. 741.

(обратно)

349

Полянская М.Н. «Он был настоящий русский самородок». Указ. изд. С. 200.

(обратно)

350

Весь Ленинград, 1926. С. 3.

(обратно)

351

Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Указ. изд. С. 23–24.

(обратно)

352

Зельцер С.Д. А.А. Брянцев. М., 1962. С. 89–101; Брянцев А.А. Воспоминания. Статьи. Выступления. Дневники, Письма. М. 1979. С. 83–87.

(обратно)

353

Весь Ленинград, 1930. С. 114.

(обратно)

354

Там же. С. 26, 88, 252, 334.

(обратно)

355

Ленинград: Путеводитель. Л., 1940. С. 459.

(обратно)

356

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 28–29.

(обратно)

357

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 64.

(обратно)

358

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 64.

(обратно)

359

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург. Указ. изд. С. 79, 86. По справедливому замечанию Д.В. Григоровича, «первенство долгие годы принадлежало частным коллекционерам, таким как Ф.И. Прянишников». Там же. С. 104.

(обратно)

360

Саитов В.Н. Петербургский некрополь. Указ. изд. Т. 3. С. 516.

(обратно)

361

Адресная книга города С.-Петербурга на 1892 г. / под ред. П.О. Яблонского. СПб. С. 121; Весь Петербург, 1896. С. 198.

(обратно)

362

Весь Петербург, 1894. С. 154.

(обратно)

363

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7241. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества генерал-лейтенанта Н.О. Адельсона».

(обратно)

364

Волков С.В. Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Указ. изд. Т. 1. С. 33.

(обратно)

365

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7241. Л. 1.

(обратно)

366

Там же. Л. 4–7.

(обратно)

367

Там же. Л. 10–12.

(обратно)

368

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 162–163.

(обратно)

369

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7241. Л. 16, 40.

(обратно)

370

Саитов В. Петербургский некрополь. Указ. изд. Т. 1. С. 516.

(обратно)

371

Весь Петербург, 1904. С. 62.

(обратно)

372

Весь Петербург, 1899. С. 83.

(обратно)

373

Весь Петербург, 1899. С. 44, 46, 189, 266, 331, 368, 687.

(обратно)

374

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7241. Л. 40.

(обратно)

375

Там же. Л. 53, 672, 738, 781, 1336, 1366, 1389, 1393, 1450.

(обратно)

376

Весь Ленинград, 1930. С. 14.

(обратно)

377

Там же. С. 48, 98, 160.

(обратно)

378

Там же. С. 10, 130, 220, 261, 349, 438.

(обратно)

379

Весь Ленинград, 1935. С. 151.

(обратно)

380

Там же. С. 142. Еще две подобные мастерские работали в домах № 9 (под № 37) и по соседству, в доме № 10 (под № 31). — Примеч. авт.

(обратно)

381

Там же. С. 215, 254, 248–249.

(обратно)

382

Там же. С. 215.

(обратно)

383

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 204.

(обратно)

384

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 201.

(обратно)

385

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 42.

(обратно)

386

Адресная книга города С-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 101.

(обратно)

387

Весь Петербург, 1896. С. 167.

(обратно)

388

Михайлова Г.Б. Успенский в Петербурге. Л., 1987. С. 124–126.

(обратно)

389

Весь Петербург, 1894. С. 48.

(обратно)

390

Там же. С. 8, 86, 89, 167.

(обратно)

391

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 465.

(обратно)

392

Там же. С. 61.

(обратно)

393

Весь Петербург, 1899. С. 29, 585.

(обратно)

394

Там же. С. 476.

(обратно)

395

Там же. С. 564.

(обратно)

396

Там же. С. 272, 322.

(обратно)

397

Там же. С. 264, 621.

(обратно)

398

Там же. С. 118, 328.

(обратно)

399

Там же. С. 86, 95, 113

(обратно)

400

Весь Петроград, 1917. С. 20, 1362, 1398.

(обратно)

401

Там же. С. 51, 732, 745.

(обратно)

402

Весь Ленинград, 1930. С. 38, 273, 604.

(обратно)

403

Там же. С. 406, 671, 720.

(обратно)

404

Там же. С. 39, 71, 73, 117, 222, 223, 318, 452.

(обратно)

405

Санкт-Петербург: Энциклопедия. Указ. изд.

(обратно)

406

Большая топонимическая энциклопедия. Указ. изд. С. 4.

(обратно)

407

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 80.

(обратно)

408

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 188.

(обратно)

409

ЦГИА СПб. Ф. 515 Оп. 1. Д. 3787. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственной почетной гражданке Евдокии Ивановны Рубцовой».

(обратно)

410

Там же. Л. 4–8.

(обратно)

411

Там же. Л. 11.

(обратно)

412

Там же. Л. 40.

(обратно)

413

Там же. Л. 53.

(обратно)

414

Там же. Л. 77–80.

(обратно)

415

Там же. Л. 97–101.

(обратно)

416

Там же. Л. 121.

(обратно)

417

Весь Петербург, 1894. С. 47.

(обратно)

418

Шут. Еженедельный художественный и юмористический журнал карикатур. 1892.

(обратно)

419

Весь Петербург, 1894. С. 187, 1246.

(обратно)

420

Там же. С. 111, 123, 147, 148, 168, 213.

(обратно)

421

Весь Петербург, 1899. С. 212, 512.

(обратно)

422

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1994. 28 мая–18 июня.

(обратно)

423

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 3787. Л. 158.

(обратно)

424

ЦГИА СПБ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3787-а. Л. 6–10.

(обратно)

425

Там же. Л. 12–15.

(обратно)

426

Там же. Л. 16.

(обратно)

427

Весь Петроград, 1917. С. 1420.

(обратно)

428

Там же. С. 782, 823, 1388, 1455.

(обратно)

429

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3787-а. Л. 32.

(обратно)

430

Весь Ленинград, 1930. С. 98, 138, 139, 167, 169, 193, 225, 295, 319.

(обратно)

431

Весь Ленинград, 1935. С. 142.

(обратно)

432

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. 109, 250.

(обратно)

433

Краско А.В. Петербургское купечество. Страницы семейных историй. М.-СПб., С. 288.

(обратно)

434

Там же. С. 288. См. также: Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 372.

(обратно)

435

Краско А.В. Петербургское купечество. Страницы семейных историй. М.-СПб., 2010. С. 288.

(обратно)

436

Там же. С. 290–292.

(обратно)

437

Там же. С. 292.

(обратно)

438

Там же. С. 299–300. [Из справочника-путеводителя «Исторические кладбища Петербурга» (сост. А.В. Кобак, Ю.М. Пирютко) известно, что на могиле Г.С. Растеряева, к востоку от Спасской церкви, установлена мемориальная плита. Указ. изд. С. 354].

(обратно)

439

Там же. С. 301.

(обратно)

440

Там же. С. 301.

(обратно)

441

Там же. С. 304.

(обратно)

442

Там же. С. 305–308.

(обратно)

443

Там же. С. 309.

(обратно)

444

Там же. С. 310.

(обратно)

445

Весь Петербург, 1894. С. 67. Вместе с ним по этому адресу записана М.И. Гундырева, белошвейка. (С. 922). — Примеч. авт.

(обратно)

446

Весь Петербург, 1899. С. 541.

(обратно)

447

Весь Петроград, 1917. С. 651, 1354.

(обратно)

448

Там же. С. 1296, 1383.

(обратно)

449

Там же. С. 839. В доме Растерявых в 1917 г. проживали И.П. Зверев (С. 257), П.Н. Исакова (С. 283), вдова капитана М.П. Клочковская (С. 318). — Примеч. авт.

(обратно)

450

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1994. 28 мая–18 июня.

(обратно)

451

Весь Ленинград, 1930. С. 70, 230, 263, 376, 438, 450.

(обратно)

452

Ленинград: Путеводитель. Л., 1940. С. 417.

(обратно)

453

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 65.

(обратно)

454

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 3.

(обратно)

455

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 53–54.

(обратно)

456

Краско А.В. Петербургское купечество. Страницы семейных историй. Указ. изд. С. 178–179. См. также: Баршников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 468–469.

(обратно)

457

Лурье Ф.М. Петербург. 1703–1917. История и культура в таблицах. Указ. изд.

(обратно)

458

Весь Петроград, 1917. С. 1387.

(обратно)

459

Там же. С. 385, 1267; Весь Петербург, 1894. С. 249.

(обратно)

460

Весь Петроград, 1917. С. 755.

(обратно)

461

Весь Петербург, 1894. С. 63; Весь Петроград, 1917. С. 77.

(обратно)

462

Шубин В.Ф. Поэты пушкинского Петербурга. — Л., 1985. С. 153.

(обратно)

463

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

464

Шубин В.Ф. Поэты пушкинского Петербурга. Указ. изд. С. 153–161.

(обратно)

465

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 202.

(обратно)

466

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 39–40.

(обратно)

467

ЦГИА СПб. Оп. 1. Д. 2206. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургскому 2-й гильдии купцу Дмитрию Константинову».

(обратно)

468

Там же. Л. 6–10.

(обратно)

469

Там же. Л. 2–5.

(обратно)

470

Там же. Л. 34.

(обратно)

471

Там же. Л. 37.

(обратно)

472

Там же. Л. 63.

(обратно)

473

Там же. Л. 108–110.

(обратно)

474

Там же. Л. 117.

(обратно)

475

Весь Петербург, 1894. С. 79.

(обратно)

476

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург. Указ. изд. С. 348–352.

(обратно)

477

Весь Петербург, 1894. С. 1046.

(обратно)

478

Весь Петербург, 1899. С. 11, 65, 203, 215.

(обратно)

479

Весь Петербург, 1894. С. 1, 933.

(обратно)

480

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2206. Л. 134.

(обратно)

481

Там же. Л. 202.

(обратно)

482

Весь Петербург, 1904. С. 319.

(обратно)

483

Весь Петроград, 1917. С. 303, 1389.

(обратно)

484

Там же. С. 1331, 1364.

(обратно)

485

Там же. С. 260, 1570.

(обратно)

486

Там же. С. 25, 1268, 1348.

(обратно)

487

Там же. С. 30, 186, 752.

(обратно)

488

Весь Ленинград, 1930. С. 4, 15, 44, 158, 159, 196, 216, 289, 294, 307, 324.

(обратно)

489

Ленинград: Путеводитель. — Л., 1940. С. 546–547.

(обратно)

490

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 75.

(обратно)

491

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 141.

(обратно)

492

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 4 июня.

(обратно)

493

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4095. Л. 4–7. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества А.И. Лихачеву».

(обратно)

494

Там же.

(обратно)

495

Там же. Л. 10–11. Ведомость о доходах с дома А.И. Лихачева.

(обратно)

496

Там же. Л. 48.

(обратно)

497

Там же. Л. 59–61.

(обратно)

498

Барабанова А.И., Ямщикова Е.А. Народовольцы в Петербурге. Л., 1984; Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 4 июня; Большой энциклопедический словарь. Указ. изд. С. 740.

(обратно)

499

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 4095. Л. 88–90.

(обратно)

500

Санкт-Петербург: Энциклопедия. — М.-СПб., 2004. С. 124; Барабанова А.И., Ямщикова Е.А. Народовольцы в Петербурге. Л., 1984. С. 47–48, 214–215.

(обратно)

501

Исторические кладбища Петербурга: Справочник-путеводитель. — СПб., 1993. С. 389. На могиле К.А. Варламова в 1916 г. установили гранитную неоклассическую часовню (арх. В.И. Дубенецкий, ск. Б.О. Фредман-Клюзель). — Примеч. авт.

(обратно)

502

Северный вестник. 1893. Январь. Восьмой год издания. — Примеч. авт.

(обратно)

503

Северный вестник. 1898. № 2. Февраль.

(обратно)

504

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4095. Л. 110–113.

(обратно)

505

Там же. Л. 106.

(обратно)

506

Там же. Л. 110.

(обратно)

507

Там же. Л. 113, 129.

(обратно)

508

Указ. дело. Л. 106, 110, 113, 129.

(обратно)

509

Указ. дело. Л. 128-а.

(обратно)

510

Весь Петербург, 1899. С. 586.

(обратно)

511

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 745.

(обратно)

512

Весь Петербург, 1899. С. 181, 234.

(обратно)

513

Бенуа А.Н. Мои воспоминания. Т. 1. М., 1993. С. 612–613; Свешников Н.И. Воспоминания пропащего человека. М., 1996. С. 69; Левина Н.Р. В одном из переулков дальних… Указ. изд. С. 240.

(обратно)

514

Весь Петербург, 1899. С. 113, 303, 305, 511.

(обратно)

515

Там же. С. 243.

(обратно)

516

Там же. С. 99, 111, 137, 497, 600.

(обратно)

517

Там же. С. 99, 267, 394.

(обратно)

518

Весь Петербург, 1907. С. 418.

(обратно)

519

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург: рынок и самоорганизация художников (от начала XVIII века до 1923 года). СПб., 2008. С. 344.

(обратно)

520

Весь Петроград, 1917. С. 403, 404.

(обратно)

521

Там же. С. 6, 144, 624, 663, 671, 781; Частная женская гимназия И.Ф. Вальдшмит располагалась по адресу В.О., 1-я линия, 18. См. также: Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 339.

(обратно)

522

Там же. С. 403, 1374.

(обратно)

523

Там же. С. 498, 1277, 1558.

(обратно)

524

Там же. С. 1388, 1438, 1466.

(обратно)

525

Там же. С. 1350.

(обратно)

526

Весь Ленинград, 1935. С. 140.

(обратно)

527

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 140.

(обратно)

528

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 24.

(обратно)

529

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. С. 17, 107.

(обратно)

530

Дело. 1867. Декабрь. Впоследствии главная контора журнала не раз меняла адрес. — Примеч. авт.

(обратно)

531

Три века Санкт-Петербурга: Энциклопедия. СПб.: Изд-во филологического факультета СПГУ, 2003.

(обратно)

532

Дело. 1868. № 1. Январь.

(обратно)

533

Там же.

(обратно)

534

Там же.

(обратно)

535

Большой энциклопедический словарь. М., 1997. С. 54.

(обратно)

536

Справочная книга о лицах Санкт-Петербургского купечества и лиц званий, получивших сословные свидетельства по 1-й и 2-й гильдии, 1879.

(обратно)

537

Адресная книга города Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 101; Весь Петербург, 1894. С. 121; Весь Петербург, 1896. С. 167; Весь Петербург, 1899. С. 191.

(обратно)

538

Весь Петербург, 1896. С. 167.

(обратно)

539

Весь Петербург, 1917. С. 358.

(обратно)

540

Весь Петербург, 1894. С. 11, 13, 55, 58, 116, 162.

(обратно)

541

Весь Петербург, 1899. С. 508.

(обратно)

542

Весь Петербург, 1894. С. 171, 326.

(обратно)

543

Там же. С. 104.

(обратно)

544

Весь Петербург, 1899. С. 343, 351, 610.

(обратно)

545

Там же. С. 119, 621. В доме проживали два брата Л. Гакштеттера: Людвиг-Карл личный потомственный гражданин и Людвиг-Федор, потомственный гражданин. — Примеч. авт.

(обратно)

546

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 453.

(обратно)

547

Весь Петербург, 1899. С. 9, 246, 608.

(обратно)

548

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 487.

(обратно)

549

Весь Петербург, 1899. С. 574.

(обратно)

550

Весь Петербург, 1894. С. 792.

(обратно)

551

Там же. С. 20, 93, 200.

(обратно)

552

Весь Петербург, 1899. С. 108, 213, 306, 416, 436.

(обратно)

553

Там же. С. 44.

(обратно)

554

Там же. 817, 988.

(обратно)

555

Весь Петербург, 1907. С. 451.

(обратно)

556

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 83.

(обратно)

557

Весь Петроград, 1917. С. 149, 624, 693, 782, 1134, 1306, 1387, 1388, 1406, 1438, 1444, 1462.

(обратно)

558

Весь Петроград, 1917. С. 330, 801.

(обратно)

559

Там же. С. 330.

(обратно)

560

Там же. С. 610.

(обратно)

561

Там же. С. 380, 757.

(обратно)

562

Весь Ленинград, 1930. С. 293.

(обратно)

563

Весь Ленинград, 1926. С. 37.

(обратно)

564

Весь Ленинград, 1930. С. 65, 66, 67, 89, 101, 104, 112, 115, 116, 128, 184, 205, 219, 224, 327.

(обратно)

565

Весь Ленинград, 1935. С. 248–249.

(обратно)

566

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 110, 141.

(обратно)

567

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Петербург. 1990. 4 июня.

(обратно)

568

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1868–1869 гг. Указ. изд.; Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов: Справочник. Указ. изд. С. 404; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче под залог имущества М.Ф. Руадзе».

(обратно)

569

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 168.

(обратно)

570

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062. Л. 6–14.

(обратно)

571

Там же. Л. 34–42.

(обратно)

572

Там же. Л. 42–43.

(обратно)

573

Там же. Л. 79.

(обратно)

574

Пасхалов В.И. Антон Григорьевич Рубинштейн. М., 1989.

(обратно)

575

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062. Л. 97–104.

(обратно)

576

Там же. Л. 135–137.

(обратно)

577

Там же. Л. 156, 168.

(обратно)

578

Там же. Л. 327. Эта «Ведомость», отпечатанная в типографии, представлена в архивном деле № 1062-а. — Примеч. авт.

(обратно)

579

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062-а. Л. 168.

(обратно)

580

Там же. Л. 176–177.

(обратно)

581

Там же. Л. 179–183.

(обратно)

582

Там же. Л. 186.

(обратно)

583

Там же. Л. 198.

(обратно)

584

Там же. Л. 201–202.

(обратно)

585

Там же. Л. 213, 219.

(обратно)

586

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062-а. Л. 23–33.

(обратно)

587

Там же. Л. 54.

(обратно)

588

Там же. Л. 60–61.

(обратно)

589

Там же. Л. 64.

(обратно)

590

Там же. Л. 68–86.

(обратно)

591

Там же. Л. 118.

(обратно)

592

Там же. Л. 188–198.

(обратно)

593

Там же. Л. 201.

(обратно)

594

Там же. Л. 205.

(обратно)

595

Там же. Л. 258–260.

(обратно)

596

Там же. Л. 287–308.

(обратно)

597

Там же. Л. 373.

(обратно)

598

Весь Петербург, 1894. С. 166, 920, 1289.

(обратно)

599

Там же. С. 30, 75, 174, 201, 1700.

(обратно)

600

Весь Петербург, 1899. С. 30, 167, 292, 392, 437, 442, 515.

(обратно)

601

Там же. С. 432.

(обратно)

602

Там же. С. 237, 933, 938.

(обратно)

603

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1062-а. Л. 360.

(обратно)

604

Весь Петроград, 1917. С. 33, 514, 612, 1387, 1388, 1574.

(обратно)

605

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург: рынок и самоорганизация художников (о начала XVIII до 1932 г.). СПб., 2008. С. 285.

(обратно)

606

Петровская И.Ф. Музыкальное образование и музыкальные общественные организации в Петербурге. 1901–1917: Энциклопедия. СПб., 1999. С. 212–213.

(обратно)

607

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

608

Алянский Ю.А. Увеселительные заведения старого Петербурга. Указ. изд. С. 100.

(обратно)

609

Там же. С. 215–216.

(обратно)

610

Алянский Ю.А. В лучах чужой славы // Санкт-Петербургские ведомости. 2014. 21 июня.

(обратно)

611

Алянский Ю.А. Увеселительные заведения Старого Петербурга. СПб., 1996. С. 227.

(обратно)

612

Смирнова Т.М. Польские общества в Санкт-Петербурге. Конец XIX — начала ХХ века. СПб., 2013. С. 150–158.

(обратно)

613

Весь Петроград, 1917. С. 900.

(обратно)

614

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–8 июня.

(обратно)

615

Ленинград: Путеводитель. Л., 1940. С. 408.

(обратно)

616

Весь Ленинград, 1935. С. 349.

(обратно)

617

Молчанов А. Реквием ленинградским детям. СПб., 2010. С. 19.

(обратно)

618

Санкт-Петербург: Энциклопедия. Указ. изд. С. 751.

(обратно)

619

Там же. С. 289–290.

(обратно)

620

Татьяна Артемова. Выход из зазеркалья // Вечерний Петербург. 1976. 10 окт.

(обратно)

621

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 194.

(обратно)

622

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 24, 109.

(обратно)

623

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 102. Д. 5313. Л. 2. Санкт-Петербургская городская управа, 1847–1913; см. также: Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Из истории домового места / Толстовский дом. Гений места: Сборник. СПб., 2013. С. 49–56.

(обратно)

624

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 852. Л. 1-а. Санкт-Петербургское городское кредитное общество «О выделении ссуды под залог имущества жены титулярного советника М.Ф. Руадзе», торговый лист на продажу каменного дома с банями.

(обратно)

625

Там же. Л. 11–25. Все имущество М.Ф. Руадзе включено архитектором А.И. Климовым в восемь отделений. — Примеч. авт.

(обратно)

626

Там же. Л. 27.

(обратно)

627

Там же. Л. 1-а. См. также: ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 853. Л. 2.

(обратно)

628

Там же. Л. 1-а. См. также: ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 853. Л. 52, 62, 67, 73, 95.

(обратно)

629

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 853. Л. 1. «…торговый лист на продажу дома в день торга 27 августа 1868 г.»; Л. 125. «Выпись акта на купленный дом княгине С.А. Эристовой с публичных торгов в Санкт-Петербургском окружном суде 21 октября 1868 г.».

(обратно)

630

Брокгауз А.Ф., Ефрон И.Ф. Энциклопедический словарь. Т. 8. 1904. С. 29.

(обратно)

631

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 853-а. Л. 2–6.

(обратно)

632

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 132; Эрнест Иванович проживал в 10-комнатной квартире на 4-м этаже. — Примеч. авт.

(обратно)

633

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 853-а. Л. 6.

(обратно)

634

Там же. Л. 101, 104, 108.

(обратно)

635

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 853-а. Л. 34.

(обратно)

636

Там же. Л. 31.

(обратно)

637

Там же. Л. 34, 37.

(обратно)

638

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Из истории домового места / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 56.

(обратно)

639

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 852-а.

(обратно)

640

Там же. С. 51–54.

(обратно)

641

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 587. В 2011 г. у жильцов дома родилась идея создать памятник графу М.П. Толстому в центральном сквере Толстовского дома в виде уменьшенной стилизованной копии памятника «Свободы» на Шипском перевале. На гранях памятника должны быть указаны места, в сражениях которых принимал участия граф, и названия полученных им боевых наград. — Примеч. авт.

(обратно)

642

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 852. Л. 113.

(обратно)

643

Там же. Л. 114–117, 129.

(обратно)

644

Там же. Л. 136–138.

(обратно)

645

Кириков Б.М. Особенности архитектуры Толстовского дома / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 76–77.

(обратно)

646

Колотило М.Н. Пропавшие квартиры / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 80–82.

(обратно)

647

Юхнёва Е.Д., Колотило М.Н. Физиология Толстовского дома / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 87–115.

(обратно)

648

Весь Петроград, 1917. С. 47, 123, 151, 155, 186, 276, 295, 311, 320, 405, 418, 564, 591, 690.

(обратно)

649

Там же. С. 73, 77, 295, 341, 391, 510, 579, 797.

(обратно)

650

Там же. С. 429, 598, 729, 752, 763, 800, 804.

(обратно)

651

Там же. С. 446, 543, 795.

(обратно)

652

Там же. С. 222, 279, 378, 461, 473, 561, 795.

(обратно)

653

Там же. С. 4, 17, 27, 496, 543, 615, 676.

(обратно)

654

Там же. С. 1294, 1514.

(обратно)

655

Там же. С. 1347, 1421.

(обратно)

656

Там же. С. 1300, 1302, 1387, 1463, 1464.

(обратно)

657

Там же. С. 1348 (владела салоном «Косметика», или институтом красоты С.А. Дымшель); см. также: Глезеров С.Е. Институт красоты в Толстовском доме / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 121.

(обратно)

658

Там же. С. 1096, 1097. См. также: Глезеров С.Е. Спортивный клуб «Санитас» и Людвиг Чаплинский в Толстовском доме. Указ. изд. С. 122–125.

(обратно)

659

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 199–200.

(обратно)

660

Там же. С. 206.

(обратно)

661

Там же. С. 165–166, 244–254.

(обратно)

662

Миленко В.Д. Писатель Аркадий Аверченко — житель Толстовского дома / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 137–142.

(обратно)

663

Лесная А. Александр Грин в «Новом Сатириконе». Воспоминания об Александре Грине. Л., 1972. С. 236.

(обратно)

664

Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 142.

(обратно)

665

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 73–78.

(обратно)

666

Весь Петроград, 1917. С. 727.

(обратно)

667

Вербинина Н.В. В Толстовском доме во время Гражданской войны / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 143–144.

(обратно)

668

Белов С.В. Юбилей «Алконост» / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. 145–148.

(обратно)

669

Там же. С. 147.

(обратно)

670

Там же. С. 152–154.

(обратно)

671

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 158–165.

(обратно)

672

Обухова-Зелинская И.В. Журналист Владимир Азов — житель Толстовского дома / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 155–165.

(обратно)

673

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 176.

(обратно)

674

Позднякова Т.С. Толстовский дом в жизни Анны Ахматовой / Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 212–220.

(обратно)

675

Там же. С. 221–228.

(обратно)

676

Там же. С. 229–236.

(обратно)

677

Весь Ленинград, 1930. С. 51, 93, 119, 309, 322, 415, 451.

(обратно)

678

Там же. С. 77, 118, 210, 427, 445.

(обратно)

679

Там же. С. 35, 36, 47, 68, 133, 183, 284, 448.

(обратно)

680

Там же. С. 61, 86, 248, 257, 373, 388.

(обратно)

681

Там же. С. 137, 369, 468.

(обратно)

682

Там же. С. 193, 461.

(обратно)

683

Весь Ленинград, 1926. С. 5, 41.

(обратно)

684

Весь Ленинград, 1930.

(обратно)

685

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 189–190.

(обратно)

686

Там же. С. 191–192.

(обратно)

687

Там же. С. 81–94.

(обратно)

688

Там же. С. 97–100.

(обратно)

689

Там же. С. 103–146.

(обратно)

690

Там же. С. 167–212.

(обратно)

691

Толстовский дом. Гений места. Указ. изд. С. 9.

(обратно)

692

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 342.

(обратно)

693

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд.; см. также: Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 17, 109; Весь Петербург, 1894. С. 195; Г.Г. Раменский владел этим домом без малого полвека. Его имя как домовладельца встречается во всех адресных книгах «Весь Петербург» до 1910 г. В адресной книге за 1904 г. указан его новый адрес: Грязная ул., 14 (Весь Петербург, 1904. С. 543).

(обратно)

694

Весь Петербург, 1894. С. 25, 59, 145, 160, 941.

(обратно)

695

Весь Петроград, 1917. С. 1388, 1444, 1478.

(обратно)

696

Весь Петроград, 1917. С. 17, 222, 279, 445, 522, 605, 653, 662, 693, 732, 782.

(обратно)

697

Попов В.Г. Довлатов. М., 2010. С. 59.

(обратно)

698

Там же. С. 60–62.

(обратно)

699

Колотило М.Н. Толстовский дом. Люди и судьбы. Указ. изд. С. 193–194.

(обратно)

700

Лурье Л.Я. Ленинград Довлатова: Исторический путеводитель. — СПб., 2016. С. 33–34.

(обратно)

701

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов: Справочник. Указ. изд. С. 404.

(обратно)

702

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 89.

(обратно)

703

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственного почетного гражданина С.Ф. Верховцева. 1873».

(обратно)

704

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 65, 109.

(обратно)

705

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 5–15.

(обратно)

706

Там же. Л. 17–18.

(обратно)

707

Там же. Л. 15.

(обратно)

708

Там же. Л. 34.

(обратно)

709

Там же. Л. 43–53.

(обратно)

710

Там же. Л. 54–55.

(обратно)

711

Там же. Л. 60.

(обратно)

712

Там же. Л. 80.

(обратно)

713

Там же. Л. 84–85.

(обратно)

714

Там же. Л. 80–81, 98.

(обратно)

715

Там же. Л. 110–111, 112, 151.

(обратно)

716

Адресная книга города С-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 68, 79, 509, 566, 678.

(обратно)

717

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 176; см. также: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 101.

(обратно)

718

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 177–184.

(обратно)

719

Еженедельный иллюстрированный журнал «Осколки» под редакцией Н.А. Лейкина (№ 1 от 3 января 1887 г.). Всего в подшивке журнала, хранящейся в журнальном зале РНБ, представлено 200 номеров. — Примеч. авт.

(обратно)

720

Весь Петербург, 1894. С. 848.

(обратно)

721

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 186.

(обратно)

722

Там же. Л. 187.

(обратно)

723

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 100–101.

(обратно)

724

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 187–188.

(обратно)

725

Там же. Л. 202, 205, 207, 208, 210, 270.

(обратно)

726

Там же. Л. 237.

(обратно)

727

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 172, 312.

(обратно)

728

Алянский Ю.Л. Увеселительные заведения Старого Петербурга. Указ. изд. С. 228–230.

(обратно)

729

Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге XIX — начала ХХ века: Сборник документов. Указ. изд. С. 337.

(обратно)

730

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3243. Л. 247–249.

(обратно)

731

Там же. Л. 277, 280.

(обратно)

732

Санкт-Петербург: Энциклопедия. — М.-СПб., 2004. Указ. изд.

(обратно)

733

Алянский Ю.Л. Увеселительные заведения Старого Петербурга. Указ. изд. С. 228–230.

(обратно)

734

Санкт-Петербург: Энциклопедия. Указ. изд. С. 502.

(обратно)

735

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург. Указ. изд. С. 248.

(обратно)

736

Там же. С. 390–391.

(обратно)

737

Бунагян Г.Г. «…В России появился могучий поэт…» / «… Одним дыханьем с Ленинградом…». Ленинград в жизни и творчестве советских писателей. Указ. изд. С. 114–115.

(обратно)

738

Там же. С. 117.

(обратно)

739

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург. Указ. изд. С. 394, 396.

(обратно)

740

Бунагян Г.Г. «…В России появился могучий поэт…». Указ. изд. С. 117.

(обратно)

741

Весь Ленинград, 1935. В этой адресной книге содержится информация о том, что количество мест в зале 400 человек. Директор театра Ф.В. Бонадренко, художественный руководитель — заслуженный артист республики С.Э. Радлов. — Примеч. авт.

(обратно)

742

Весь Ленинград, 1935. С. 372. Руководил театром-студией заслуженный артист Республики С.Э. Радлов. — Примеч. авт.

(обратно)

743

Там же. С. 254.

(обратно)

744

Шевцова М. Лев Додин и Малый драматический театр. Рождение спектакля. — СПб., 2014, С. 11–12, 15–17.

(обратно)

745

Там же. С. 18–19.

(обратно)

746

Там же. С. 41–57.

(обратно)

747

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 31.

(обратно)

748

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 202.

(обратно)

749

Адресная книга города Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 33, 135, 780.

(обратно)

750

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7505. Л. 3. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственного почетного гражданина Фридриха Густовича Вальберга. 1899–1917».

(обратно)

751

Там же. Л. 15, 36.

(обратно)

752

Там же. Л. 38–39, 45.

(обратно)

753

Весь Петроград, 1917. С. 1238.

(обратно)

754

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 119.

(обратно)

755

ЦГИА СПб. Ф. 15. Оп. 1. Д. 7505. Л. 46.

(обратно)

756

Там же. Л. 37.

(обратно)

757

Весь Петроград, 1917. С. 1417.

(обратно)

758

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 205–206.

(обратно)

759

Весь Петроград, 1917. С. 612, 1292, 1325, 1388, 1407, 1585.

(обратно)

760

Там же. Л. 13, 104, 155, 332, 354, 363, 516, 524, 701, 755.

(обратно)

761

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7505. Л. 73.

(обратно)

762

Там же. Л. 81.

(обратно)

763

Весь Ленинград, 1930. С. 48, 113, 334, 391, 415.

(обратно)

764

Список абонентов Ленинградской телефонной сети, 1961. С. 132.

(обратно)

765

Александр Ширвиндт, Борис Поюровский. Былое без дум. Попытка диалога. М., 1994. С. 272–273.

(обратно)

766

Володин А.М. Одноместный трамвай. Записки несерьезного человека. М., 1990.

(обратно)

767

Володин А.М. Попытка покаяния. — СПб., 1990.

(обратно)

768

Володин А.М. Одноместный трамвай. Записки несерьезного человека. Указ. изд.

(обратно)

769

Там же.

(обратно)

770

Там же.

(обратно)

771

Татьяна Ланина. Александр Володин. Очерк жизни и творчества. Л., 1989.

(обратно)

772

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

773

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. 1849 г. Указ. изд. С. 143; Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 47.

(обратно)

774

Адресная книга города Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд.; Весь Петербург, 1896. С. 205; Весь Петербург, 1904. С. 424.

(обратно)

775

Весь Петроград, 1917. С. 309, 447.

(обратно)

776

Весь Петербург, 1894. С. 31, 49, 151, 178, 190, 1283.

(обратно)

777

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 518; Весь Петербург, 1894. С. 198.

(обратно)

778

Весь Петербург, 1899. С. 90, 126, 271, 313, 349, 456, 482, 510, 533, 581, 587.

(обратно)

779

Весь Петроград, 1917. С. 37, 66, 145, 355, 422, 434, 507, 700, 789.

(обратно)

780

Там же. С. 109, 401, 434.

(обратно)

781

Там же. С. 13, 77, 90, 445.

(обратно)

782

Там же. С. 74, 75, 336, 347, 391, 583.

(обратно)

783

Там же. С. 1348, 1366, 1378, 1463, 1574.

(обратно)

784

Там же. С. 784, 1289.

(обратно)

785

«…Одним дыханьем с Ленинградом…». Указ. изд. С. 345–348.

(обратно)

786

Лурье Л.Я. Ленинград Довлатова: Исторический путеводитель. Указ. изд. С. 24.

(обратно)

787

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 120.

(обратно)

788

ЦГИА СПб. Ф. 515 Оп. 1. Д. 176. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества временного санкт-петербургского купца третьей гильдии Григория Фиофилактовича Лесникова». В своем заявлении в правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества от 9 марта 1862 года он указал: «Жительство имею: Московской части, 2-й квартал. Собственный дом № 26».

(обратно)

789

Там же. Л. 7–11.

(обратно)

790

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

791

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176. Л. 2–6.

(обратно)

792

Там же. Л. 24, 42.

(обратно)

793

Там же. Л. 49.

(обратно)

794

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176-а. Л. 34.

(обратно)

795

Там же. Л. 38.

(обратно)

796

Там же. Л. 42, 53.

(обратно)

797

Там же. Л. 54–55.

(обратно)

798

Там же. Л. 77, 95; Адресная книга С-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 29.

(обратно)

799

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176-а. Л. 107.

(обратно)

800

Там же. Л. 109–115.

(обратно)

801

Там же. Л. 134; Весь Петербург, 1894. С. 84.

(обратно)

802

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 120.

(обратно)

803

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176-а. Л. 165–166.

(обратно)

804

Там же. Л. 167–172.

(обратно)

805

Весь Петербург, 1894. С. 88, 213.

(обратно)

806

Весь Петербург, 1894. С. 176; см. также: ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176-а. Л. 150. Полное имя полковника Шейх-Али-Умма-Гульсум-Сейд мы находим в адресной книге «Весь Петербург» за 1894 г. (С. 584). — Примеч. авт.

(обратно)

807

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 176-б. Л. 4.

(обратно)

808

Весь Петроград, 1917. С. 729, 810.

(обратно)

809

Там же. С. 747, 790, 810, 829.

(обратно)

810

Там же. С. 714; см. также: Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 457.

(обратно)

811

Весь Петроград, 1917. С. 1151; см. также: Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 72.

(обратно)

812

Весь Петроград, 1917. С. 1586.

(обратно)

813

Там же. С. 78, 859; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 156; Весь Ленинград, 1930. С. 105.

(обратно)

814

Весь Петроград, 1917. С. 24, 72, 1151, 1168.

(обратно)

815

Весь Ленинград, 1930. С. 22, 64, 96, 124, 129, 397, 431.

(обратно)

816

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 311, 316.

(обратно)

817

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

818

План императорского столичного города С-Петербурга, составленный под руководством лейб-гвардии капитана-поручика И. фон Зихгейма, 1738 г.: печ. при Императорской Академии наук, 1741.

(обратно)

819

План столичного города Санкт-Петербурга: с изображением знатнейших онаго проспектов / изданный трудами Императорской Академии художеств. СПб., 1753.

(обратно)

820

Подробный план столичного города С-Петербурга / сост. Ген-майором Ф.Ф. Шубертом. СПб., 1828.

(обратно)

821

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

822

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109, 138.

(обратно)

823

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 272.

(обратно)

824

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 1, 23. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы полковника Елизаветы Владимировны Тишининой. 1873 г.».

(обратно)

825

Там же. Л. 48.

(обратно)

826

Там же. Л. 43.

(обратно)

827

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191-а. Л. 20; Весь Петербург, 1894. С. 799.

(обратно)

828

Шерих Д.Ю. Голос родного города: Очерк истории газеты «Санкт-Петербургские ведомости». СПб., С. 151–152.

(обратно)

829

Там же. С. 151–154.

(обратно)

830

Там же. С. 155.

(обратно)

831

Там же. С. 158.

(обратно)

832

Весь Петербург, 1894. С. 21, 116, 176, 202, 204, 217.

(обратно)

833

Там же. С. 84.

(обратно)

834

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 132–133.

(обратно)

835

Русский биографический словарь. 1800–1917. Указ. изд. Т. 3. С. 395–396.

(обратно)

836

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 55.

(обратно)

837

Весь Петербург, 1899. С. 149, 244, 367, 519, 542, 608.

(обратно)

838

Там же. С. 114, 341, 477.

(обратно)

839

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191-а. Л. 4.

(обратно)

840

Там же. Л. 40.

(обратно)

841

Там же. Л. 41.

(обратно)

842

Весь Петроград, 1917. С. 914.

(обратно)

843

Весь Петроград, 1915. С. 709.

(обратно)

844

Весь Петроград, 1917. С. 887–888.

(обратно)

845

Весь Петроград, 1915. С. 648.

(обратно)

846

Там же. С. 665; Весь Петроград, 1917. С. 651, 707.

(обратно)

847

Весь Петроград, 1917. С. 236; С. 229, 1408; С. 124, 1397; С. 505, 705.

(обратно)

848

Весь Петроград, 1915. С. 1127.

(обратно)

849

Весь Петроград, 1917. С. 1374.

(обратно)

850

Там же. С. 1349.

(обратно)

851

Там же. С. 257, 1369, 1378, 1437, 1438, 1586.

(обратно)

852

Там же. С. 30, 48, 102, 165, 206, 239, 411, 440, 782.

(обратно)

853

Там же. С. 470, 483, 830.

(обратно)

854

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191-а. Л. 61.

(обратно)

855

Весь Ленинград, 1930. С. 77, 87, 151, 275, 389, 406.

(обратно)

856

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 219–220.

(обратно)

857

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 41.

(обратно)

858

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6022. Л. 5–13. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества 2-й гильдии купца Василия Александровича Малышева. 1883–1993 г.».

(обратно)

859

Там же. Л. 15–16.

(обратно)

860

Там же. Л. 44–49.

(обратно)

861

Там же. Л. 41–42.

(обратно)

862

Весь Петербург, 1894. С. 4.

(обратно)

863

Русские писатели: Биографический словарь. 1800–1917. Указ. изд. Т. I. С. 20–22.

(обратно)

864

Авсеенко В.Г. История города С-Петербурга в лицах и картинах. 1703–1917: Исторический очерк. СПб., 1995.

(обратно)

865

Исторические кладбища Петербурга. СПб., 1993. С. 247.

(обратно)

866

Весь Петербург, 1894. С. 54, 144, 146, 153, 218, 1178.

(обратно)

867

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6022. Л. 54; см. также: Саитов В.И. Петербургский некрополь. Т. 3. С. 29.

(обратно)

868

Там же. Л. 59; см. также: Весь Петербург, 1899. С. 331.

(обратно)

869

Весь Петербург, 1899. С. 13, 229, 270, 284.

(обратно)

870

Там же. С. 418, 501, 556.

(обратно)

871

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6022. Л. 61.

(обратно)

872

Весь Петроград, 1917. С. 279, 493, 757, 1308, 1324, 1389, 1397.

(обратно)

873

Там же. С. 244, 279, 505, 564.

(обратно)

874

Там же. С. 759; см. также: Весь Ленинград, 1953. С. 227–228.

(обратно)

875

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 276.

(обратно)

876

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 28.

(обратно)

877

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы генерал-лейтенанта Устиньи Васильевны Козловой и ее детей».

(обратно)

878

Волков С.В. Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь. Указ. изд. Т. 1. С. 665; Саитов В.И. Петербургский некрополь. Указ. изд. Т. 2. С. 423.

(обратно)

879

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Л. 8–9.

(обратно)

880

Там же. Л. 14.

(обратно)

881

Там же. Л. 2.

(обратно)

882

Там же. Л. 34, 49.

(обратно)

883

Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1901. Т. 64. Л. 756.

(обратно)

884

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 566–567; Саитов В.И. Петербургский некрополь. Указ. изд. Т. 4. С. 223.

(обратно)

885

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Л. 49.

(обратно)

886

Весь Петербург, 1899. С. 130.

(обратно)

887

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд.; Саитов В. Петербургский некрополь. Указ. изд. Т. 3. С. 209.

(обратно)

888

Весь Петербург, 1899. С. 117.

(обратно)

889

Там же. С. 9, 355, 414.

(обратно)

890

Там же. С. 65, 292, 306; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Л. 49–50.

(обратно)

891

Весь Петербург, 1899. С. 206, 329, 357; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Л. 5, 50.

(обратно)

892

ЦГИА СПб. Ф. 5125. Оп. 1. Д. 893. Л. 69.

(обратно)

893

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века: Справочник. Указ. изд. С. 276.

(обратно)

894

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 893. Л. 72–73.

(обратно)

895

Там же. Л. 75–78.

(обратно)

896

Весь Петроград, 1917. С. 29, 258, 663.

(обратно)

897

Там же. С. 426.

(обратно)

898

Весь Петроград, 1917. С. 58, 240, 258, 669, 725, 718, 1408, 1437; Весь Петроград, 1915. С. 1114.

(обратно)

899

ЦГИА СПб. Ф. 5125. Оп. 1. Д. 893. Л. 83–85.

(обратно)

900

Весь Ленинград, 1930. С. 45, 75, 108, 243, 346, 391.

(обратно)

901

Весь Ленинград, 1935. С. 228.

(обратно)

902

Большой энциклопедический словарь. Указ. изд. С. 1198.

(обратно)

903

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

904

Кочеткова Н.Д. Фонвизин в Петербурге. Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге — Петрограде — Ленинграде. — Л., 1984. С. 30–31, 234.

(обратно)

905

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга». Указ. изд. С. 124; Весь Петербург, 1894. С. 160.

(обратно)

906

Весь Петербург, 1894. С. 26, 99, 161, 185, 210, 587, 909, 991.

(обратно)

907

Весь Петербург, 1899. С. 204.

(обратно)

908

Там же. С. 602; ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 146. Петроградской городской управы. Д. 251. Л. 1–3. 1899; Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна. Указ. публ.

(обратно)

909

Весь Петербург, 1917. С. 913.

(обратно)

910

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 216; Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна // Вечерний Ленинград. 1990. 28 мая–18 июня.

(обратно)

911

Весь Петроград, 1917. С. 791, 1348, 1387, 1389, 1406, 1444.

(обратно)

912

Весь Ленинград, 1930. С. 12, 67, 464; Весь Ленинград, 1935. С. 254.

(обратно)

913

Историческая застройка С-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов: Справочник. Указ. изд. С. 404.

(обратно)

914

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 67.

(обратно)

915

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 148; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1681. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог каменного дома фридрихсгамского купца 1-й гильдии Павла Егоровича Карелина. Январь. 1867 г.».

(обратно)

916

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1681. Л. 9–13.

(обратно)

917

Там же. Л. 3, 4–6.

(обратно)

918

Там же. Л. 7; см. также: Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 296.

(обратно)

919

Там же. Л. 50–55.

(обратно)

920

Там же. Л. 44–46.

(обратно)

921

Там же. Л. 60–70.

(обратно)

922

Там же. Л. 72, 73.

(обратно)

923

Там же. Л. 85–87.

(обратно)

924

Там же. Л. 93, 113–115, 140–150.

(обратно)

925

Там же. Л. 159–160.

(обратно)

926

Там же. Л. 163.

(обратно)

927

Там же. Л. 163–164.

(обратно)

928

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. I. С. 493.

(обратно)

929

Весь Петербург, 1896.

(обратно)

930

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1681. Л. 251.

(обратно)

931

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1681-а. Л. 7–11, 16–17.

(обратно)

932

Там же. Л. 21–22.

(обратно)

933

Весь Петербург, 1899. С. 88, 274, 463, 612.

(обратно)

934

Там же. С. 33, 265, 273, 276.

(обратно)

935

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 493.

(обратно)

936

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1681-а. Л. 40–47, 49–51, 69.

(обратно)

937

Весь Петроград, 1917, С. 621, 651, 1336, 1349, 1431, 1468, 1518.

(обратно)

938

Там же. С. 280, 496, 622, 669.

(обратно)

939

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 1681-а. Л. 70.

(обратно)

940

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 33.

(обратно)

941

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 97.

(обратно)

942

Весь Петербург, 1894. С. 924, 937, 959.

(обратно)

943

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 8947. Л. 2. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О залоге земли Петербургской купеческой взаимной пенсионно-вспомогательной кассы. 1912 г.».

(обратно)

944

Там же. Л. 5–29.

(обратно)

945

Там же. Л. 34–35, 43–44.

(обратно)

946

Там же. Л. 58–63.

(обратно)

947

Там же. Л. 64–73.

(обратно)

948

Там же. Л. 74.

(обратно)

949

Весь Петроград, 1917. С. 81, 175, 285, 379, 411.

(обратно)

950

Там же. С. 250, 256, 287, 288, 323, 597, 749.

(обратно)

951

Там же. С. 88, 117, 279, 284, 323, 396, 645, 647.

(обратно)

952

Там же. С. 118, 152, 215, 500, 504, 580.

(обратно)

953

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 248.

(обратно)

954

Весь Петроград, 1917. С. 82.

(обратно)

955

Там же. С. 65, 499, 602.

(обратно)

956

Там же. С. 180, 394.

(обратно)

957

Там же. С. 100, 447, 646, 767.

(обратно)

958

Там же. С. 85, 136, 143.

(обратно)

959

Там же. С. 373, 524, 782.

(обратно)

960

Там же. С. 23, 383, 390, 429, 467, 577.

(обратно)

961

Весь Петроград, 1917. С. 1335, 1349, 1350, 1413.

(обратно)

962

Там же. С. 806, 948.

(обратно)

963

Там же. С. 18, 593, 721, 771, 1451, 1463, 1464.

(обратно)

964

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 159.

(обратно)

965

Весь Петроград, 1917. С. 42.

(обратно)

966

Вильямс А. Биография Джона Рида / Джон Рид. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1957. С. 343–351.

(обратно)

967

Весь Ленинград, 1930. С. 6.

(обратно)

968

Аркадий Райкин. Воспоминания. — М., 1998. С. 55–100, 105–130.

(обратно)

969

ЦГИА СПб. Ф. 7431. Оп. 1. Д. 76. Л. 5.

(обратно)

970

ЦГИА СПб. Ф. 7431. Оп. 1. Д. 160. Л. 1, 5; http://otkudarodom.com/ua: Указом Департамента герольдии от 27 февраля 1863 г. за № 1737 утверждены в дворянстве с перенесением из 6 в 1 часть дворянской родословной книги. Причислены к дворянству по определению Депутатского Собрания: «20 июля 1872 года — Николай, Диомид, Алексей, Елисавета, Мария, Наталия, Александра и Екатерина, дети статского советника Помпея Васильевича Пасек; 1 июня 1874 года — Евгений, сын коллежского советника Вячеслава Васильевича Пасек; 10 октября 1878 года — сын другой его Алексей; 20 марта 1881 года — жена коллежского секретаря Николая Помпеевича Пасека Елисавета Петровна; 5 августа 1881 года — коллежский советник Богдан Васильевич Пасек; 16 мая 1887 года — дочь коллежского советника Вячеслава Васильевича Пасека — Анна по мужу Струтинская; 7 июня 1886 года — Александра».

(обратно)

971

http//www.routube.com: Панихида-видео; имя Н.П. Пасека также упоминает Н. Кончаловская в своей книге «Дар бешенный». — Примеч. авт.

(обратно)

972

ЦГАЛИ. Ф. 853. Оп. 2. Ед. хр. 966.

(обратно)

973

Лурье Л.Я. Ленинград Довлатова: Исторический путеводитель. Указ. изд. С. 20–22.

(обратно)

974

Там же. С. 19.

(обратно)

975

Попов В.Г. Довлатов. Указ. изд. С. 21.

(обратно)

976

Там же. С. 23–28.

(обратно)

977

Там же. С. 30–34.

(обратно)

978

Там же. С. 154–156.

(обратно)

979

Там же. С. 162–164.

(обратно)

980

Там же. С. 246–247.

(обратно)

981

Там же. С. 246–247.

(обратно)

982

Санкт-Петербург: Энциклопедия. Указ. изд. С. 507–508.

(обратно)

983

Научно-информационный центр «Мемориал» размещается по адресу: ул. Рубинштейна, 23, кв. 103 (офис); http://iofe. center/node/80.

(обратно)

984

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — ХХ века. Указ. изд. С. 204.

(обратно)

985

Кепсу С. Петербург до Петербурга. История устья Невы до основания города Петербурга. СПб., 1995. С. 55.

(обратно)

986

План столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших одного проспектов. СПб., 1753.

(обратно)

987

Подробный план столичного города С-Петербурга / сост. ген. — майором Ф.Ф. Шубертом. СПб., 1828.

(обратно)

988

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 9 об. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «Описание дома Корнеевых, Е.Г. Бендер и М.Г. Мейер, влад. А.П. Рот, Ж.С. Водар (Голи), Г. Грепер, В.В. Нордстрем, Е.А. Корнеева по Троицкой улице, 25».

(обратно)

989

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 61.

(обратно)

990

Цылов Н.И. Описание улиц С-Петербурга и фамилий домовладельцев к 1863 году / сост. Н. Цылов. СПб., 1862. С. 416.

(обратно)

991

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 12–13.

(обратно)

992

Указ. дело. Л. 14–17, 25.

(обратно)

993

Указ. дело. Л. 140.

(обратно)

994

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 10, 31-а, 32–39.

(обратно)

995

Там же. Л. 59–60.

(обратно)

996

Барабанова А.И., Ямщикова Е.А. Народовольцы в Петербурге. Указ. изд. С. 82–83.

(обратно)

997

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 105; Т. 2. С. 21.

(обратно)

998

Там же. Т. 1. С. 274.

(обратно)

999

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 46.

(обратно)

1000

Там же. Л. 143–144, 186, 189.

(обратно)

1001

Весь Петербург, 1894. С. 49, 54, 65, 91, 142.

(обратно)

1002

Там же. С. 56, 77, 99, 143, 146, 216, 946.

(обратно)

1003

Весь Петербург, 1899. С. 28, 90, 105, 149, 198, 204, 269, 426, 429, 526.

(обратно)

1004

Там же. С. 163; см. также: Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 427.

(обратно)

1005

Весь Петербург, 1899. С. 83, 220, 555.

(обратно)

1006

Там же. С. 606; Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 501–502; см. также: Весь Петербург, 1894. С. 67, 71.

(обратно)

1007

Весь Петербург, 1894. С. 108, 215, 233, 380, 562, 599.

(обратно)

1008

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 76, 383.

(обратно)

1009

Весь Петербург, 1899. С. 406.

(обратно)

1010

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 191, 195, 199-а.

(обратно)

1011

Там же. Л. 203, 209; см. также: Саитов В. Петербургский некрополь. Т. 2. С. 474.

(обратно)

1012

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191. Л. 209.

(обратно)

1013

Весь Петербург, 1907. С. 850; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 298.

(обратно)

1014

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д, 3191-а. Л. 4.

(обратно)

1015

Там же. Л. 5–12.

(обратно)

1016

Весь Петроград, 1917. С. 54, 339.

(обратно)

1017

Там же. С. 273, 305, 509, 595, 752, 802.

(обратно)

1018

Там же. С. 502, 592.

(обратно)

1019

Там же. С. 430, 511, 540, 541, 1348, 1387, 1462–1464, 1573.

(обратно)

1020

Там же. С. 272, 356, 665, 1457, 1583.

(обратно)

1021

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3191-а. Л. 42.

(обратно)

1022

Весь Ленинград, 1930. С. 91, 95, 101, 129, 143, 214, 254, 274, 305, 483.

(обратно)

1023

Там же. С. 75; см. также: Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург. Рынок и самоорганизация художников от начала XVIII века до 1923 г. Указ. изд. С. 382, 399, 400; Бучкин П.Д. О том, что в памяти. СПб., 2006. С. 169–170.

(обратно)

1024

Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург… Указ. изд. С. 472–473.

(обратно)

1025

Бучкин П.Д. О том, что в памяти. Указ. изд. С. 175–177.

(обратно)

1026

Там же. С. 169–170.

(обратно)

1027

Там же. С. 172–174.

(обратно)

1028

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов, предоставляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность: Справочник. Указ. изд. С. 404.

(обратно)

1029

Ленинград. Путеводитель. Л., 1940. С. 540–541.

(обратно)

1030

Архитекторы строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 204.

(обратно)

1031

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3192. Л. 4. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества А.П. Рот».

(обратно)

1032

Там же. Л. 4, 78–83, 110–115.

(обратно)

1033

Там же. Л. 125–130, 139.

(обратно)

1034

Там же. Л. 153, 160, 165–168; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3192-а. Л. 1–3.

(обратно)

1035

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3192-а. Л. 20–21.

(обратно)

1036

Барабанова А.И. Ямщикова Е.А. Народовольцы в Петербурге. Указ. изд. С. 204–205.

(обратно)

1037

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3192-а. Л. 44.

(обратно)

1038

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6000. Л. 4–9. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества графини М.Э. Клейнмихель».

(обратно)

1039

Там же. Л. 11–15.

(обратно)

1040

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 376–377.

(обратно)

1041

Там же. Т. 2. С. 613.

(обратно)

1042

Там же. Т. 1. С. 692.

(обратно)

1043

Баренбойм Л.А. Антон Григорьевич Рубинштейн. Жизнь артиста, путь, творчество и музыкальная общественная деятельность. Л., 1957–1962. Т. 2. С. 328.

(обратно)

1044

Пономарев А.А. Рубинштейн Антон Григорьевич // Энциклопедия «Три века Санкт-Петербурга. Век девятнадцатый. СПб., издательство филологического факультета СПбГУ. 2005. Т. 5. С. 1017.

(обратно)

1045

Рубинштейн А.Г. Литературное наследие в 3-х т. 3 т. 1872–1894. Указ. изд. С. 92.

(обратно)

1046

Баренбойм Л.А. Антон Григорьевич Рубинштейн. Указ. изд. С. 310–312.

(обратно)

1047

ЦГИА СПб. Ф. 515 Оп. 1. Д. 6000. Л. 17–18, 20; см. также: Весь Петербург, 1892. С. 74, 79. Сама графиня проживала в собственном доме на Сергиевской ул., 7 (ныне ул. Чайковского). — Примеч. авт.

(обратно)

1048

Весь Петербург, 1894. С. 28; Большой энциклопедический словарь. Указ. изд. С. 153.

(обратно)

1049

Весь Петербург, 1894. С. 12, 37, 53, 111.

(обратно)

1050

Там же. С. 24, 92, 94, 117, 121, 136, 205.

(обратно)

1051

Там же. С. 107, 204.

(обратно)

1052

Там же. С. 155, 173, 779.

(обратно)

1053

Там же. С. 28, 60, 111, 931.

(обратно)

1054

Весь Петербург, 1899. С. 85, 121, 328.

(обратно)

1055

Там же. С. 75, 424, 466, 508, 578.

(обратно)

1056

Там же. С. 321, 510, 545, 556.

(обратно)

1057

Там же. С. 578; см. также: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 323–324.

(обратно)

1058

Там же. С. 22, 108, 393, 460.

(обратно)

1059

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6000. Л. 27, 29–34.

(обратно)

1060

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 182.

(обратно)

1061

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6000. Л. 35, 80, 83-а, 96, 98, 107, 108.

(обратно)

1062

Весь Петроград, 1917. С. 75, 452, 720, 752.

(обратно)

1063

Там же. С. 138, 402, 406, 484, 547, 630, 646, 737, 782.

(обратно)

1064

Там же. С. 316, 522, 724.

(обратно)

1065

Там же. С. 292, 542, 1332, 1387, 1397, 1431, 1463.

(обратно)

1066

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6000. Л. 114.

(обратно)

1067

Весь Ленинград, 1930. С. 62, 118.

(обратно)

1068

Там же. С. 17, 34, 42, 97, 236, 307, 333, 337, 344, 377, 386.

(обратно)

1069

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность (учетных указаний): Справочник. Указ. изд. С. 404.

(обратно)

1070

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — ХХ века. Указ. изд. С. 303.

(обратно)

1071

Там же. С. 174–175; см. также: Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109, 155.

(обратно)

1072

Адресная книга Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 81; Весь Петербург, 1894. С. 76.

(обратно)

1073

Весь Петербург, 1894. С. 31, 48, 62, 73, 82, 130, 133, 192, 777.

(обратно)

1074

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 9296. Л. 12. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества наследников купца Ф.М. Гека. 1904 г.».

(обратно)

1075

Там же. Л. 3, 7–10.

(обратно)

1076

Там же. Л. 12–13; см. также: Весь Петербург, 1899.

(обратно)

1077

Весь Петербург, 1899. С. 84.

(обратно)

1078

Весь Петроград, 1917. С. 73, 91, 292, 651, 734; Г.Ф. Цейдлер вел консультации в больнице при общие святой Евгении, был членом Попечительского комитета о сестрах милосердия Красного Креста и пр. — Примеч. авт.

(обратно)

1079

Весь Петроград, 1917. С. 139, 199, 442, 509, 577, 1329, 1346, 1409, 1464, 1466.

(обратно)

1080

Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 293; Весь Петроград, 1917. С. 652.

(обратно)

1081

«Весь Петроград» на 1917 г. С. 388, 429, 554.

(обратно)

1082

Весь Ленинград, 1930. С. 10, 73, 74, 86, 93, 164, 255.

(обратно)

1083

Весь Ленинград, 1935. С. 231.

(обратно)

1084

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна. Указ. публ.

(обратно)

1085

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов. Указ. изд. С. 404; Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 40.

(обратно)

1086

Весь Петербург, 1894. С. 392; см. также: ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 7189. Л. 1, 5–9, 11. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «Опись с оценкою дома вдовы Потомственного почетного гражданина Прасковьи Тарасовны Лесниковой». 1896.

(обратно)

1087

Весь Петербург, 1899. С. 222, 257, 316, 466.

(обратно)

1088

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6767. Л. 30, 50. Акт купчей крепости, утвержденной нотариусом 7 июня 1906 г.; см. также: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 114.

(обратно)

1089

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов: Справочник. Указ. изд. С. 404; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6767. Л. 53, 62.

(обратно)

1090

Весь Петроград, 1917. С. 546, 975.

(обратно)

1091

Юхнева Н.В. Евреи в Петербурге. СПб., 2003. С. 18–22.

(обратно)

1092

Весь Петербург, 1899. С. 134, 426, 802.

(обратно)

1093

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX— начала ХХ века. Указ. изд. С. 75, 156.

(обратно)

1094

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов. Указ. изд. С. 405; Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 113.

(обратно)

1095

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3981, 3981-а. Л. 1. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургского 2-й гильдии купца Дмитрия Ивановича Острова». 1875–1910 гг.

(обратно)

1096

Там же. Л. 8–9, 10–13, 36.

(обратно)

1097

Там же. Л. 47–53.

(обратно)

1098

Там же. Л. 55–56, 61, 62–65.

(обратно)

1099

Там же. Л. 76–81.

(обратно)

1100

Там же. Л. 83–85, 86, 89, 119–122.

(обратно)

1101

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3981-а. Л. 5.

(обратно)

1102

Там же. Л. 13–17.

(обратно)

1103

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3981-а. Л. 71–72; Весь Петербург, 1894. С. 52, 150, 212.

(обратно)

1104

Весь Петербург, 1899. С. 77, 278, 402; Весь Петербург, 1894. С. 68, 77.

(обратно)

1105

Весь Петербург, 1899. С. 541.

(обратно)

1106

Весь Петербург, 1894. С. 70.

(обратно)

1107

Весь Петербург, 1899. С. 21, 93; см. также: Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 71.

(обратно)

1108

Весь Петербург, 1894. С. 158, 1047; Весь Петербург, 1899. С. 24.

(обратно)

1109

Весь Петербург, 1899. С. 26, 144.

(обратно)

1110

Весь Петербург, 1894. С. 33, 127.

(обратно)

1111

Там же. С. 35, 36, 52, 200.

(обратно)

1112

Там же. С. 215, 216; см. также: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 281.

(обратно)

1113

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3981-а. Л. 100, 243, 278, 326, 435, 444, 530, 590, 594.

(обратно)

1114

Весь Петербург, 1899. С. 153, 314, 325, 360.

(обратно)

1115

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3981-а. Л. 105, 106.

(обратно)

1116

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 156–157.

(обратно)

1117

Там же. Т. 2. С. 629.

(обратно)

1118

Весь Петроград, 1917. С. 1526.

(обратно)

1119

Там же. С. 272, 1374, 7123.

(обратно)

1120

Там же. С. 1268, 1350, 1410, 1453.

(обратно)

1121

Там же. С. 16, 252, 317, 475, 648, 736.

(обратно)

1122

Там же. С. 60.

(обратно)

1123

Там же. С. 175, 195, 782, 822, 829.

(обратно)

1124

Там же. С. 833, 839.

(обратно)

1125

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 157, 629.

(обратно)

1126

Весь Ленинград, 1930. С. 23.

(обратно)

1127

Там же. С. 19, 22, 70, 143, 174, 189, 320, 351, 414.

(обратно)

1128

Там же. С. 14, 65, 133, 340, 397; Весь Ленинград, 1935. С. 12.

(обратно)

1129

Справочник абонентов Ленинградской телефонной сети.

(обратно)

1130

Справочник членов Ленинградского отделения Союза писателей. — Л., 1980.

(обратно)

1131

Большой энциклопедический словарь. Указ. изд. С. 1358; Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги: Библиографический словарь: в 3 т. — М., 2005. Т. 3. П — Я. С. 661–664.

(обратно)

1132

Чулаки М.М. У Пяти углов. Повести и рассказы. — Л., 1988. С. 306–307.

(обратно)

1133

Там же. С. 264.

(обратно)

1134

Там же. С. 153.

(обратно)

1135

Там же. С. 360.

(обратно)

1136

Там же. С. 185.

(обратно)

1137

Крикунов К. Некролог // Коммерсант. 2002. 22 авг.

(обратно)

1138

Денисов А.А. Глазами народного депутата СССР. СПб.; см. также: Анатолий Алексеевич Денисов // Выдающиеся ученые СПбГТУ. СПб., 2001. № 15; Польза, есть и слава // Drive Tek. 2006. № 1 (15); Зинькович В.Н. Щербаков Вячеслав

Николаевич: Путинская энциклопедия. 2007; Указ Президента РСФСР от 20 августа 1991 г. № 68 «О назначении Главного военного начальника Ленинграда и Ленинградской области Щербакова Вячеслава Николаевича» (первый вице-губернатор Санкт-Петербурга). Российская информационная сеть rin.ru.

(обратно)

1139

Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность. Указ. изд. С. 405.

(обратно)

1140

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 34.

(обратно)

1141

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 7; см. также: ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества А.В. Северовой, И.П. и М.И. Носовым, Н.В., С.Н. и Н.Н. Болдыревым». 1879–1894; Д. 4915-а. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества петербургского купца Симонова». 1900–1904.

(обратно)

1142

Пушкова Елена. Дом-призрак имени Рубинштейна. Загадка: как получилось, что два разных адреса — одна и та же квартира // Мой район. 2014. № 40 (603). 30 окт. С. 7.

(обратно)

1143

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915. Л. 5–13, 15–18.

(обратно)

1144

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 176.

(обратно)

1145

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915. Л. 38, 42.

(обратно)

1146

Там же. Л. 87, 100–109.

(обратно)

1147

Там же. Л. 111–112, 124–125.

(обратно)

1148

Пасхалов В.И. Антон Григорьевич Рубинштейн. М., 1989. С. 357.

(обратно)

1149

Айзенштадт В.Б., Айзенштадт М.Я. По Фонтанке. Страницы истории петербургской культуры. Указ. изд. С. 286.

(обратно)

1150

Хопрова Т. Антон Григорьевич Рубинштейн. Популярная монография. 2-е изд. Л., 1987.

(обратно)

1151

Пасхалов В.И. Антон Григорьевич Рубинштейн. Указ. изд. С. 398.

(обратно)

1152

Там же. С. 403.

(обратно)

1153

Айзенштадт В.Б., Айзенштадт М.Я. По Фонтанке. Страницы истории петербургской культуры. Указ. изд. С. 306, 310.

(обратно)

1154

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915. Л. 164, 173–182, 184.

(обратно)

1155

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 306, ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915-а. Л. 16–17.

(обратно)

1156

Бондаревская Г.П., Великанова А.Я., Суслова Ф.М. Ленин в Петербурге — Петрограде. Л., 1980. С. 167–168.

(обратно)

1157

Весь Петербург, 1899. С. 35, 272, 283, 347, 353, 368, 454, 563.

(обратно)

1158

Там же. С. 352, 591, 664, 667, 740, 811, 837.

(обратно)

1159

Там же. С. 168, 593, 720, 764, 785, 1110, 1389, 1443, 1457, 1586.

(обратно)

1160

Там же. С. 149, 1268, 1464, 1467.

(обратно)

1161

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 4915-а. Л. 40, 43.

(обратно)

1162

Весь Ленинград, 1930. С. 105, 111, 135, 138, 176, 216, 222, 239, 240, 334, 334, 372.

(обратно)

1163

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX— начала ХХ века. Указ. изд. С. 197.

(обратно)

1164

Исаченко В.Г. По улице Рубинштейна. Указ. изд.

(обратно)

1165

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 104, 134.

(обратно)

1166

Ломан О.В. Некрасов в Петербурге. Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге — Петрограде — Ленинграде. Л., 1985. С. 14–15.

(обратно)

1167

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1268. Л. 1, 6–9. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургского 1-й гильдии купца Александра Андреевича Лапина. 1865–1917 гг.».

(обратно)

1168

Там же. Л. 2–3, 14–16, 38, 66.

(обратно)

1169

Весь Петербург, 1896. С. 80, 177; Весь Петербург, 1899. С. 301.

(обратно)

1170

Весь Петербург, 1899. С. 575, 594, 615.

(обратно)

1171

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 1268. Л. 4, 90, 91–96.

(обратно)

1172

Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. 1938–1941. — СПб., 1996. С. 5.

(обратно)

1173

Там же. С. 5–6.

(обратно)

1174

Там же. С. 219–220.

(обратно)

1175

Там же. С. 7–15.

(обратно)

1176

http://www.the-village.ru.

(обратно)

1177

Большая топонимическая энциклопедия. Указ. изд. С. 118.

(обратно)

1178

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 1. С. 159; см. также: Головины // Историческая энциклопедия «Хронос» // URL: hrono.spb.ru.

(обратно)

1179

Книга адресов С-Петербурга на 1873 г. С. 43, 47, 76, 179.

(обратно)

1180

Адресная книга С-Петербурга на 1837 г. Указ. изд. С. 34, 76, 114, 266, 364.

(обратно)

1181

Там же. С. 318, 331, 405, 410, 466, 527.

(обратно)

1182

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 89, 105, 250, 261.

(обратно)

1183

Там же. С. 65, 105, 136, 141, 241.

(обратно)

1184

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. Раздел «Домовладельцы». С. 1–90.

(обратно)

1185

ЦГИА СПб. Ф. 485. Оп. 2. Д. 1931. Л. 3. История дома рассмотрена выпускницей Юношеского университета Петербурга СПбГДТЮ М. Гусиной под руководством и при участии В.И. Аксельрода. См.: Гусина М. Фонтанный Дом искусства // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. Вып. IX. — СПб., 2010. С. 412–432.

(обратно)

1186

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 105; Весь Петербург, 1896. С. 123; см. также: Весь Петербург, 1894–1914; Весь Петроград, 1915–1917.

(обратно)

1187

Весь Петроград, 1914. С. 87.

(обратно)

1188

Русские писатели. 1800–1917: Библиографический словарь. Указ. изд. Т. 1. С. 603–604.

(обратно)

1189

Фрагмент о Гулевичах, или История одного поиска // URL: www.gulevich.net.

(обратно)

1190

Там же. См. также: Исторические кладбища Петербурга: Справочник-путеводитель / сост. А.В. Кобак, Ю.М. Пирюко. — СПб., 1993. С. 246.

(обратно)

1191

Фрагмент о Гулевичах, или История одного поиска// URL: www.gulevich.net.

(обратно)

1192

Весь Петербург, 1914. С. 355; Родство ру // URL: rusdver.narod.ru.

(обратно)

1193

Энциклопедия благотворительности Санкт-Петербурга // URL: www.encblago.infond.spb.ru.

(обратно)

1194

Весь Петербург, 1894–1914; Весь Петроград, 1915–1917.

(обратно)

1195

Зодчие Санкт-Петербурга XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 976–977; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 43–44.

(обратно)

1196

Возвращенные имена // URL: www.visz.nlr.ru.

(обратно)

1197

Белоус В. Вольфила. Петроградская вольная Философская Ассоциация. Т. 2. М., 2005. С. 144; Весь Петроград, 1922. С. 645.

(обратно)

1198

Белоус В. Вольфила. Указ. изд. С. 145.

(обратно)

1199

Гаген-Торн Н.И. Memoria. М., 1994. С. 34.

(обратно)

1200

Там же. С. 35.

(обратно)

1201

Белоус В. Вольфила. Указ. изд. С. 373.

(обратно)

1202

Там же. С. 351–353.

(обратно)

1203

Блок А. Записные книжки. 1901–1930. М., 1965. С. 495–499.

(обратно)

1204

Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Указ. изд. С. 521.

(обратно)

1205

Машкова М.В. А.В. Мезьер. Очерк жизни и деятельности. М., 1962. С. 15.

(обратно)

1206

Дитц В. Есенин в Петрограде — Ленинграде. Л., 1990. С. 246.

(обратно)

1207

Лукницкий П.Н. Acumiana: Встречи с Анной Ахматовой. Paris, 1991. Т. 2. С. 176–180.

(обратно)

1208

Кунин В. Ленинградское общество библиофилов и его альманах. М., 1983. С. 10–13, 26–30; Голлербах Э.Ф. Возникновения Ленинградского общества библиофилов. Л., 1928. С. 15, 28.

(обратно)

1209

Бусырева Е.П. Лев Ильин. СПб., 2008. С. 214, 218–221; Бусырева Е.П., Чеканова О.А. Лев Ильин. Зодчие Санкт-Петербурга. ХХ век. СПб., 1998. С. 192–218; Баранов Н.В. Силуэты блокады. Записки главного архитектора города. — Л., 1982. С. 88–90.

(обратно)

1210

Прокофьева А. Элиасберг Карл Иванович / Санкт-Петербург: Энциклопедия. СПб.-М., 2004. С. 980; Крюков А. Музыкальная жизнь сражающихся Ленинграда. Л., 1985. С. 19–21.

(обратно)

1211

Кузнецов Э. Звери и птицы Евгения Чарушина. М., 1983. С. 127–128; Курдов В.О. О Евгении Ивановиче Чарушине. Л., 1989.

(обратно)

1212

Штейман А. Удивление красотой // Библиотека в школе. 2009. № 11 (239). С. 24.

(обратно)

1213

Центр развития «Анима» // URL: anima.ucoz.ru.

(обратно)

1214

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 141; Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 46, 55, 141, 300; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 75.

(обратно)

1215

Весь Петербург, 1899. С. 45, 159, 160, 300.

(обратно)

1216

Весь Петроград, 1917. С. 293, 295, 445, 688, 816, 1464.

(обратно)

1217

Архитекторы строители Санкт-Петербурга середины XIX— начала ХХ века. Указ. изд. С. 275.

(обратно)

1218

Н.Ф. Головин. Историческая энциклопедия «Хронос» // URL: hrono.spb.ru.

(обратно)

1219

Историческая застройка Санкт-Петербурга: Справочник. СПб., 2001.

(обратно)

1220

Гришков О., Качалов В., Плужников М. Первая английская. СПб., 2006. Впрочем, версия об авторстве Ю.М. Фельтена не получила подтверждения. — Примеч. авт.

(обратно)

1221

Три века Санкт-Петербурга: Энциклопедия. Девятнадцатый век. Кн. 3. СПб., С. 496.

(обратно)

1222

Весь Петербург, 1894. С. 138; Весь Петербург, 1895. С. 145–146. Владея домами по наб. р. Фонтанки, 48/2, княгиня Волконская проживала на М. Итальянской ул., 6 (ныне ул. Жуковского). См. также: Шахматы в Петербурге. http://www/ e3e5.com.

(обратно)

1223

Красный театр // Энциклопедия и словари. Санкт-Петербург // URL: encyc.mix-x.ru; Санкт-Петербург: Энциклопедия. М.-СПб., 2004. Указ. изд. С. 864.

(обратно)

1224

Михайлова Ирина. История бывших зданий 213-й школы, по адресам: набережная Фонтанки, 48, и улица Ломоносова, 13 // Сборник статей по материалам Международной детско-юношеской научной конференции «Санкт-Петербург, Царское Село, Пушкин и культура». — СПб., 2008. С. 169–170.

(обратно)

1225

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 89, 105.

(обратно)

1226

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 10, 57, 219, 435.

(обратно)

1227

Адресная книга Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 176.

(обратно)

1228

Весь Петербург, 1894. С. 104.

(обратно)

1229

Весь Петербург, 1899. С. 102, 168, 173, 237.

(обратно)

1230

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 845. Л. 44. Духовное завещание А.И. Синебрюховой.

(обратно)

1231

Адресная книга города Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 68; Весь Петербург, 1896. С. 1117; Весь Петербург, 1899. С. 214, 1290. В адресных книгах по адресу: Графский пер., 5, указаны не только фабрика по производству парчи и позументов, но и места торговли И.Л. Жевержеева парчой и церковным облачением на Перинной линии, 5, и галантерейный магазин на Перинной линии, 4. — Примеч. авт.

(обратно)

1232

Весь Петербург, 1914. С. 30; Весь Петроград, 1917. С. 721.

(обратно)

1233

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 103, 136.

(обратно)

1234

Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 654.

(обратно)

1235

Весь Петербург, 1894. С. 757.

(обратно)

1236

Там же. С. 115, 144, 204, 454, 635.

(обратно)

1237

Зодчие Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 1021; Волков С.В. Генералитет Российской империи. Указ. изд. Т. 2. С. 654.

(обратно)

1238

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 64.

(обратно)

1239

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 г. Указ. изд. С. 5, 31; Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 64.

(обратно)

1240

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 65, 74–75.

(обратно)

1241

Весь Петербург, 1894. С. 3, 9, 10, 45, 54, 115, 154, 197, 315.

(обратно)

1242

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 75–78.

(обратно)

1243

Весь Петроград, 1917. С. 1475.

(обратно)

1244

Там же. С. 1397.

(обратно)

1245

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 78–79, 80–82.

(обратно)

1246

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 105, 250.

(обратно)

1247

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 30, 34, 39, 516, 542, 556, 569, 941.

(обратно)

1248

Евлахов И.А. Борис Журавлев. Зодчие Санкт-Петербурга. ХХ век / сост. В.Г. Исаченко. СПб., 2000. С. 401; Адресная книга Санкт-Петербурга на 1892 г. Указ. изд. С. 377; Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 105.

(обратно)

1249

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 1095; Весь Петроград, 1917. С. 80; http://216spb. edusite.ru; Исаченко В.Г. Памятники Санкт-Петербурга: Справочник. Указ. изд. С. 97.

(обратно)

1250

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 55; Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 105.

(обратно)

1251

Бунатян Г.Г., Чарная М.Г. Литературные места Петербурга: Путеводитель. — СПб., 2005. С. 153–156.

(обратно)

1252

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1789 (1867–1913 гг.).

(обратно)

1253

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 г. Указ. изд. С. 175; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 133.

(обратно)

1254

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 58–60; Весь Петроград, 1917. С. 93.

(обратно)

1255

Краско А.В. Петербургское купечество. Страницы семейных историй Указ. изд. С. 223–224; Весь Петроград, 1917. С. 80.

(обратно)

1256

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Владимирский проспект. Указ. изд. С. 60–61.

(обратно)

1257

Большая топонимическая энциклопедия. Указ. изд. С. 409.

(обратно)

1258

Кепсу С. Петербург до Петербурга. История устья Невы до основания города Петербурга. СПб., 1995. С. 55.

(обратно)

1259

Книга адресов Санкт-Петербурга на 1809 г. Указ. изд. С. 87.

(обратно)

1260

Там же. С. 70, 87, 137, 163, 166, 344, 433, 447.

(обратно)

1261

Там же. С. 414, 425, 462.

(обратно)

1262

http://www.aroundspb.ru/karty/159/spb.1828; Канн П.Я. Прогулки по Петербургу. СПб., 1994 г. С. 99.

(обратно)

1263

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109.

(обратно)

1264

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 г. Указ. изд. С. 23.

(обратно)

1265

Там же. С. 32, 38, 41, 43, 45, 47, 60, 64, 86, 291, 397, 538; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 388. Л. 67, 86 от 12 июля и 14 августа 1869 г. «Распоряжение о проводке водопроводных рукавов по Щербакову переулку».

(обратно)

1266

ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 35. Д. 591. «О расширении Щербакова переулка в Московской части. 1863 г.».

(обратно)

1267

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 1. 1469, 227. «О надстройке 4–5-го этажей над каменными домами во дворе А. Книрима (Д. 2158)», «О надстройке мансарды на каменном 2-этажном доме по Щербакову пер. (Д. 7)».

(обратно)

1268

Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга, состоящие под государственной охраной: Справочник. — СПб., 2005. С. 782, 793; Историческая застройка Санкт-Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность (учетных зданий): Справочник. — СПб., 2001. С. 419. Исключение составляет снесенный дом Рогова (С. 37). — Примеч. авт.

(обратно)

1269

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 325.

(обратно)

1270

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 63, 109; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2114. Л. 1, 6–11. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества Елены Федоровны Галловой (1863–1917 гг.)».

(обратно)

1271

Там же. Л. 2–4, 14, 15.

(обратно)

1272

Там же. Л. 27.

(обратно)

1273

Там же. Л. 28, 29–35, 41.

(обратно)

1274

Там же. Л. 41, 42, 55, 63–64, 74.

(обратно)

1275

Там же. Л. 97.

(обратно)

1276

Там же. Л. 100, 106–107.

(обратно)

1277

Там же. Л. 114, 125–126.

(обратно)

1278

Там же. Л. 173, 174, 179, 181, 184, 194.

(обратно)

1279

Там же. Л. 200–202.

(обратно)

1280

Там же. Л. 221, 239.

(обратно)

1281

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2114-а. Л. 6–16, 17, 19–20; Весь Петербург, 1916. С. 195, 237.

(обратно)

1282

Весь Петербург, 1915. С. 705.

(обратно)

1283

Там же. С. 225.

(обратно)

1284

Там же. С. 50, 161, 169, 289, 374, 374, 711.

(обратно)

1285

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2114-а. Л. 20; Весь Петроград, 1916. С. 251.

(обратно)

1286

Никоненко С.Т. Волшебные сказки Лидии Чарской // Л.А. Чарская. Волшебная сказка. М., 1994. С. 3–10; Коваленко Светлана. Феномен Лидии Чарской // Лидия Чарская. Записки институтки. М., 1993. С. 372–379.

(обратно)

1287

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2112. Л. 6–11.

(обратно)

1288

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109; Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 г. Указ. изд. С. 80; Адресная книга Санкт-Петербурга. 1896. С. 341; 1899. С. 1918; 1900. С. 443; 1907. С. 456; 1917. С. 432 (Петроградское купеческое общество).

(обратно)

1289

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109; Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 г. Указ. изд. С. 80; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2860. Л. 1, 3–6. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества жены статского советника Веры Александровны Яроцкой. (1872–1913 гг.)».

(обратно)

1290

Там же. Л. 10–11.

(обратно)

1291

Там же. Л. 1, 13, 14, 27.

(обратно)

1292

Там же. Л. 28, 33.

(обратно)

1293

Там же. Л. 28, 43, 41, 46. Еще один дом, которым владела В.А. Яроцкая, находился по адресу: П.С., Малый пр., 34 (Весь Петербург, 1896. С. 368). — Примеч. авт.

(обратно)

1294

Там же. Л. 42.

(обратно)

1295

Там же. 59, 79–80.

(обратно)

1296

Там же. Л. 85, 89, 111.

(обратно)

1297

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109, 196; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2038. Л. 1–3, 7, 9. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества почетного гражданина Василия Степановича Раменского (1868–1913)».

(обратно)

1298

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2038. Л. 25, 28, 29, 31, 33, 37, 38, 41.

(обратно)

1299

Весь Петербург, 1907. С. 456; Весь Петербург, 1908. С. 480; Весь Петербург, 1917. С. 432–433; ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 1. Д. 119. «Переписка об антисанитарном состоянии Пастильного заведения Федорова. Щербаков пер., 9».

(обратно)

1300

Ерофеев А.Д., Владимирович А.Г. Скверы, сады и парки Петербурга. Зеленое убранство Северной столицы. — М.-СПб., 2015. С. 197–198.

(обратно)

1301

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 26, 109; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1442. Л. 1. Дело правления Петроградского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества сапожного мастера Д.Ф. Болотова (1866–1917 гг.)».

(обратно)

1302

Там же. Л. 5, 7–10.

(обратно)

1303

Там же. Л. 1–2.

(обратно)

1304

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 5, 59, 71, 78, 227.

(обратно)

1305

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1442. Л. 14–16, 20–24, 39, 44.

(обратно)

1306

Весь Петербург, 1908. С. 480; Весь Петроград, 1917. С. 432.

(обратно)

1307

Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 гг. Указ. изд. С. 23; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3788. Л. 31–39. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества вдовы потомственного почетного гражданина Е.Ф. Гутковой».

(обратно)

1308

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 3788. Л. 39, 40–67.

(обратно)

1309

Там же. Л. 68, 72, 75; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 331.

(обратно)

1310

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 146. Д. 227. Л. 1–3. Дело Санкт-Петербургской городской управы «О строительных работах во дворах действительного тайного советника к. Книрима в 1-м участке Московской части по Фонтанке и Щербакову переулку под № 58–2. В прошении в городскую управу Александр Александрович Книрим местом своего жительства указывает наб. реки Фонтанки, 58/2. 1889 г.»; ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 3788. Л. 213.

(обратно)

1311

Весь Петербург, 1904. С. 213; Весь Петроград; 1917. С. 564; Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 367–368; ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 150. Д. 32. Л. 2–15. Дело Санкт-Петербургской городской управы «О строительных работах во дворе купца А.К. Пурышева в 1-м участке Московской части по набережной р. Фонтанки и Щербакову переулку, дом № 58/2 и 4».

(обратно)

1312

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 153. Д. 53. Л. 12. Дело Санкт-Петербургской городской управы «О разрешении строительных работ во дворе А.К. Пурышева по наб. Фонтанки и Щербакову переулку, дом № 52, 2, 4».

(обратно)

1313

ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 153. Д. 53. Л. 2; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 216.

(обратно)

1314

Весь Петроград; 1917. С. 1357; ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 156. Д. 226. Л. 2–16.

(обратно)

1315

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109; ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 1. Д. 388. Дело строительного отделения Санкт-Петербургского губернского правления «О надстройке четвертого этажа над домом Раменского Московской части в Щербаковом переулке. 12 октября — 22 ноября 1867 г.».

(обратно)

1316

ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 1912. Л. 1–2. Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества санкт-петербургскому 2-й гильдии купцу В.С. Раменскому (12.10–20.11.1867 г.)».

(обратно)

1317

Там же. Л. 9–12.

(обратно)

1318

Там же. Л. 4–7, 18.

(обратно)

1319

Там же. Л. 7, 18.

(обратно)

1320

Там же. Л. 18–20, 33–35.

(обратно)

1321

Там же. Л. 38.

(обратно)

1322

Там же. Л. 53, 58, 63–71.

(обратно)

1323

Там же. Л. 76.

(обратно)

1324

Там же. Л. 82–87, 89.

(обратно)

1325

Там же. Л. 126, 128, 133, 142, 143, 151, 190–203, 218.

(обратно)

1326

Там же. Л. 249, 258, 279, 284–286, 313–315, 326, 340–353, 358; Весь Петербург, 1908.

(обратно)

1327

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1912. Л. 359; Весь Петроград, 1917. С. 1471, 1510.

(обратно)

1328

Историческая застройка Петербурга. Перечень вновь выявленных объектов: Справочник. Указ. изд. С. 371; Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 83; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1439. Л. 1, 6. Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества «О выдаче ссуды под залог имущества потомственного гражданина Петра Александровича Костылева. (1866–1879 гг.)».

(обратно)

1329

Там же. Л. 5–8.

(обратно)

1330

Там же. Л. 2–3, 8, 12.

(обратно)

1331

Там же. Л. 33, 35, 46.

(обратно)

1332

Там же. Л. 52.

(обратно)

1333

Там же. Л. 57; Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. Указ. изд. С. 29; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 1439. Л. 53, 60.

(обратно)

1334

Весь Петербург, 1910. С. 191.

(обратно)

1335

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. Указ. изд. С. 30; Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала ХХ века. Указ. изд. С. 121, 157, 211.

(обратно)

1336

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. Указ. изд. С. 32–33.

(обратно)

1337

Там же. С. 33–34.

(обратно)

1338

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109, 234; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 137. Л. 1, 3–9, 15–17, 35.

(обратно)

1339

Там же. Л. 42.

(обратно)

1340

Там же. Л. 35–46, 50.

(обратно)

1341

Там же. Л. 63, 75, 90.

(обратно)

1342

Там же. Л. 84–85, 90, 100.

(обратно)

1343

Там же. Л. 102–104.

(обратно)

1344

Там же. Л. 104, 107.

(обратно)

1345

Там же. Л. 125, 129, 137–138, 144.

(обратно)

1346

Там же. Л. 157, 168, 177; Весь Петербург, 1896. С. 305; Весь Петербург, 1892. С. 81.

(обратно)

1347

Весь Петербург, 1896. С. 305; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 137. Л. 180.

(обратно)

1348

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 137. Л. 184; Весь Петроград. 1917. С. 433, С. 1551.

(обратно)

1349

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. Указ. изд. С. 20–21.

(обратно)

1350

Цылов Н.И. Атлас тринадцати частей Санкт-Петербурга. Указ. изд. С. 109; Всеобщая адресная книга Санкт-Петербурга на 1867–1868 г. Указ. изд. С. 80; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2653. Л. 1. «Дело правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества по залогу имущества купца Г.В. Васильева. 1871–1918 гг.».

(обратно)

1351

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2653. Л. 4–15, 19–20.

(обратно)

1352

Там же. Л. 25, 26, 39, 42.

(обратно)

1353

Там же. Л. 45–46, 50–61.

(обратно)

1354

Там же. Л. 65, 70, 84; Барышников М.Н. Деловой мир Петербурга. Указ. изд. С. 236–237.

(обратно)

1355

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2653. Л. 89–91.

(обратно)

1356

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект. Указ. изд. С. 26–27; ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2653. Л. 100, 103–107.

(обратно)

1357

ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2653. Л. 116–118.

(обратно)

1358

Там же. Л. 132, 134.

(обратно)

1359

Там же. Л. 136.

(обратно)

1360

Там же. Л. 140, 151, 152.

(обратно)

1361

Там же. Л. 159.

(обратно)

1362

Там же. Л. 161, 165, 170.

(обратно)

1363

Весь Петербург, 1907. С. 456; ЦГИА СПб. Ф. 525. Оп. 1. Д. 2653. Л. 176.

(обратно)

1364

Весь Петроград, 1917. С. 421.

(обратно)

1365

Векслер А.Ф., Крашенинникова Т.Я. Загородный проспект Указ. изд. С. 27–28.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава 1 По улице Рубинштейна Страницы истории улицы Рубинштейна

  От Невского проспекта до Графского переулка

    Нечетная сторона

      Дом № 1/43

      Дом № 3

      Дом № 5

      Дом № 7/11

    Четная сторона

      Дом № 2

      Дом № 4

      Дом № 6

      Дом № 8

      Дом № 10

      Дом № 12

      Дом № 14–16

  От Графского переулка до Щербакова переулка

    Нечетная сторона

      Дом 9/3

      Дом № 11

      Дом № 13

      Дом № 15–17 (Толстовский)

      Дом № 19/8

    Четная сторона

      Дом № 18/5

      Дом № 20

      Дом № 22

      Дом № 24

      Дом № 26/2

      Дом № 28

      Дом № 30

      Дом № 32/10

  От Щербакова переулка до улицы Ломоносова

    Нечетная сторона

      Дом № 21/13

      Дом № 23

      Дом № 25

      Дом № 27

      Дом № 29/28

    Четная сторона

      Дом № 34/15

      Дом № 36

      Дом № 38

      Дом № 40/11

Глава 2 Графский переулок

  Страницы истории переулка

  От набережной реки Фонтанки до улицы Рубинштейна

    Нечетная сторона

      Дом № 1/50

      Дом № 3/9

    Четная сторона

      Дом № 2/48

      Дом № 4

  От улицы Рубинштейна до Владимирского проспекта

    Нечетная сторона

      Дом № 5/18

      Дом № 7

      Дом № 9/13

    Четная сторона

      Дом № 6/16

      Дома № 8 и № 10/11

Глава 3 Щербаков переулок

  Страницы истории переулка

  От набережной реки Фонтанки до улицы Рубинштейна

    Нечетная сторона

      Дом № 1/60

      Дом № 1–3 и № 5

      Дом № 7

      Дом № 9

      Дом № 11

    Четная сторона

      Дома № 2/58 и № 4

      Дом № 6

  От улицы Рубинштейна до Загородного проспекта

    Нечетная сторона

      Дом № 17/3

    Четная сторона

      Дом № 12

      Дом № 14/1

Заключение

Список использованной литературы и источников

Электронные источники