ТАСС, Наталья Баринова
Основатель и продюсер арт-группы "Хор Турецкого" и женского музыкального коллектива SOPRANO — о выступлениях за рубежом в условиях санкций
Несмотря на культуру отмены, российские группы продолжают выступать на Западе. Михаил Турецкий рассказал ТАСС, где его коллективы ("Хор Турецкого" и Soprano) планируют спеть летом 2023 года.
— Михаил Борисович, сейчас мы все живем в учебнике истории — как вы себя ощущаете в нем?
— Мне очень нравится этот вопрос. Мы — часть исторического процесса, и, естественно, нам хочется искать виноватого. Кто запустил этот механизм? Кто должен отвечать за ход истории, за то, что сейчас происходит в мире? Некоторые пытаются осудить, например, неправильную политику правительства, некоторые видят в этом божий промысел. Кто-то глубоко пытается в историю влезть, говорит, что виноват во всем расстрел царской семьи, пятая колонна во главе с вождем мирового пролетариата. Декабристы разбудили Герцена, тот забил в свой колокол и так далее. Я считаю, что все будет как будет, что за всем этим благословение Всевышнего. Когда ходишь в синагогу, там на все это есть ответ. Я понимаю, что все в руках Господа. Просто это процесс, который не подконтролен человеческому мозгу. Вы задали вопрос про учебник истории, я начал думать, что это большая шахматная партия. Но даже в шахматы можно сыграть так, можно сяк. И даже когда играют два гроссмейстера, они сами до конца не знают, к чему придет партия. Поэтому предсказать, что такое хороший исход, что такое плохой исход, что такое победа, например, очень сложно. Вот что такое победа в нынешней ситуации?
— Не знаю. А вы все ответы на свои вопросы уже нашли?
— Мне очень спокойно. Не могу сказать, что комфортно, но мне гармонично, потому что я во всем уверен. Мне все понятно. У меня патриотизм мой — он в ДНК заложен. Мне не надо себе придумывать роль, очень четко понимаю, кто я, где я, что со мной происходит. И даже когда сейчас даю юбилейный концерт — это не концерт, где я триумфатор вечера, или юбилейное самолюбование. Это концерт-благодарность. Благодарность корням, благодарность учителям, благодарность семье, благодарность стране. И если говорить о корнях, я — внук кузнеца из Могилевской области, я — сын фронтовика. Отец все четыре года воевал. Он участник прорыва блокады Ленинграда. Он закончил войну в Берлине. Будучи представителем еврейского этноса, никуда не уезжал и прожил почти 97 лет в этой стране. Я получил лучшее в мире музыкальное образование в советское время. Получил все возможности, многомиллионную аудиторию, очень старался и много работал — и получил лучшие возможности для развития. И все это я знаю точно.
— Вы не мечетесь, у вас нет такого: о боже! Может, в Израиль, может, в Америку, может, еще куда-нибудь уехать из России?..
— Сейчас мы преодолеваем колоссальные сложности, чтобы продвигать наши проекты за рубежом. Колоссальные! Иногда у нас сегодня даже нет возможности забронировать гостиницу в Мексике, потому что мы не можем сделать проплаты из России. Везде ограничения, везде препоны. Но мы пробиваем невероятные преграды в своем проекте "Песни Победы: Unity Songs".
— Но и во время пандемии тоже были ограничения, а вы ездили по миру…
— В период пандемии мы — а это 33 человека — проходили со всеми ограничениями европейские столицы. И я считаю, что это огромная удача, когда коллектив из 33 человек проехал как минимум 20 стран в период пандемии с тестированием каждые 48 ч. И ни у кого ничего никогда не нашли, хотя очень искали с большим пристрастием. Я помню, в Братиславе они настолько глубоко тебе пытались залезть в нос, когда брали тест на коронавирус… И прямо-таки там, в наших носах, было что-то для них важное. Хотели поймать кого-то из нас, чтобы всю группу завернуть. Видимо, у них в голове еще существуют истории, которые были еще до крушения Берлинской стены. Они вспоминают, видимо, танки, которые были в Чехословакии в 1968 году.
— Читала, что до спецоперации проект "Песни Победы: Unity Songs" с восторгом принимали на Западе…
— В 2017 году "Хор Турецкого" и арт-группа Soprano выступили на одной из центральных площадей Берлина — Жандарменмаркте — с проектом "Песни Победы: Unity Songs". Это одно из самых важных событий в моей жизни. Центральная площадь Берлина, километр до Рейхстага, площадь, на которой нет ни одного свободного места. И на этой площади минимум 20 тыс., а то и 25 тыс. людей. 8 млн онлайн-просмотров и 12 камер разных телеканалов, включая Италию, Францию, Германию, Россию. Это сенсация! И дальше я говорю: "Дорогие друзья, это не бряцанье оружием, хотим, чтобы мы, Евросоюз, Китайская Народная Республика, страны СНГ, Российская Федерация, не побоюсь этого слова, Соединенные Штаты Америки, объединились для того, чтобы сохранить наш хрупкий мир". И даже "Катюшу" мы в качестве сувенира спели на немецком языке, например. И дальше правительство Москвы, Министерство иностранных дел РФ обратили на проект внимание, и мы уже устроили исторический марафон в 2018 году. Вместе с Марией Захаровой мы делали концерт в Генеральной Ассамблее ООН, в Нью-Йорке. Мы с молниеносной быстротой перемещались по земному шару: у стен Капитолия пели, в Канаде, в Китае, в 15 европейских столицах. За четыре дня могли посетить пять городов на разных континентах: Париж, Вашингтон, Нью-Йорк, Торонто и Варшаву. Например, правая рука папы римского пришел на центральную площадь Рима и увидел наш клип "Аве Мария". И сказал: "А можно папе показать?" И уже через 4 ч нам позвонили и сказали: "Папа хочет вас просить в гости!" Но у нас не было тогда западных вакцин от коронавируса, не сложилась встреча.
— На каких языках поете, когда приезжаете в другие страны?
— Мы говорим везде на том языке, где выступаем. Например, если это Латинская Америка — португальский или испанский язык. Одна из солисток Soprano говорит на всех европейских языках. У нас артисты по-немецки говорят, по-английски практически все, на китайском говорит одна девушка. Обычно мы выезжаем таким составом — пять-шесть девушек из Soprano и семь-восемь парней из "Хора Турецкого".
— Михаил Борисович, а после начала спецоперации реально попасть на зарубежные гастроли?
— В прошлом году Евросоюз был для нас уже закрыт и Северная Америка тоже. Но тем не менее страны БРИКС для нас остаются. В прошлом году мы все-таки прорвались на площадь Святой Троицы в Будапеште, оттуда через Мадрид попали в Перу, Венесуэлу, Боготу, Панаму, на Кубу, в Мексику, до этого были в Уругвае, Аргентине, Бразилии. В Бразилии был концерт, который запомнился на всю жизнь. Там был прекраснейший кинотеатр, заполненный людьми, на 80% не понимающих русский. И овации. Был переводчик, но мы и без перевода на португальском начали общаться с аудиторией. Потом съездили к статуе Иисуса Христа и там устроили тоже концерт. И я не мог поверить, но люди, туристы и местные жители, нам подпевали. Мы подготовили попурри на португальском, песни их знаменитые, которые они любят, национальные. Мы учили с ними русские песни, интернациональные шлягеры, а они нам ставили произношение на португальском. Это было такое счастье. Сплошное доверие и поддержка.
— Провокаций на концертах не опасаетесь?
— Нет, обязательно будут провокации. Они у нас часто случаются, главное — как ты на них реагируешь. Как раз в Сан-Паулу подошел парень к сцене, у него — огромный флаг украинский. И я продолжаю петь, увожу в акапельный вариант и тихо говорю ему: "Ты, наверное, думаешь, что я сейчас остановлю концерт, вызову охрану, начнется свалка, ты все здесь сорвешь, разрушишь, нет! У тебя не получится! У меня нет к тебе никаких претензий, я тебя обожаю, заходи на сцену со своим флагом".
— И как он отреагировал?
— Он пошел к нам на сцену, а что ему оставалось? Он поднимается, встает, поднимает свой флаг. Я говорю: "А теперь пой с нами русскую песню". И мы поем: "Не слышны в саду даже шорохи…" И зал весь: "Все здесь замерло до утра". "Подмосковные вечера" весь мир знает. И я смотрю, он тоже стоит, подпевает. И тут же на сцене появился и российский флаг, кто-то из зрителей принес. И два флага, российский и украинский, соединились. И я говорю: "Вот видите, друзья, счастье возможно!" На территории третьей страны, хотя бы на время, российский и украинский флаги соединились. И так когда-нибудь все равно будет в нашей жизни. Я уверен, что мы с вами будем этому свидетелями, западные партнеры ничего с этим не смогут сделать. Тогда зал взорвался аплодисментами, и украинцы, люди из Одессы, которые были на концерте, подошли ко мне потом и сказали: "Михаил, большое вам спасибо, что не испортили нам праздник, что вы это как-то взяли на себя". И посол сказал: "Слушай, ну тебе надо быть дипломатом, давай иди к нам!" А я говорю: "Давайте я уж на своем месте, я — музыкальное посольство, поддержу вас с другой стороны". А в Гвадалахаре вмешалось украинское министерство, сказали, что мы пропагандисты войны, нам нельзя давать для выступления площадь в Гвадалахаре. Я говорю: "Пишите официальный отказ". Официально не дают, потому что это русофобия. Но и разрешение не дают. На свой страх и риск я принял решение уйти в другой город. Но на самом деле больше срывов-то и не было. Ну, покричали нам в Венгрии. Мы — музыку погромче, всем улыбаемся.
— С другой стороны, если объективно, русофобия есть в мире, и очень серьезная.
— Слушайте, ну мы и есть те люди, которые должны удар брать на себя. У нас есть этот инструмент, у нас есть музыка, лица, голоса, доброе слово, умение общаться, дипломатия. Я как-то вспомнил урок истории, мне один талантливый педагог в хоровом училище Свешникова рассказывал. Была Русско-турецкая война, и войско Шамиля воевало с русской армией. И сидят русские солдаты, без оружия, моют ноги в горной реке, поют песни, а один из войска Шамиля вскинул ружье, хотел выстрелить по этим русским солдатам. И тогда Шамиль сказал: "Подожди, не стреляй, видишь, люди поют, значит, это хорошие люди". Я это запомнил. Пение — это чудо, оно может творить чудеса дипломатии, это другой уровень доверия.
— И все же. В этом году где планируете выступить?
— В прошлом году была достаточно серьезная заминка с гастролями проекта из-за начала спецоперации, многие наши даже самые старые партнеры не знали, как на это реагировать. В Казахстане сейчас уже легче делать на центральной площади Алма-Аты или Астаны большой проект, праздник дружбы. В Ташкенте будем петь. С Душанбе никогда проблем не было. В общем, Бишкек, Самарканд, Душанбе, Алма-Ата, Астана.
— Это уже железные договоренности?
— Да, да.
— А если дальние страны брать?
— Летом поедем в девять стран Латинской Америки, Коста-Рика, Никарагуа… Думаем сейчас про Мексику. Сейчас открывается Китай, пандемия закончилась. Хотели бы спеть там и советские песни, и классику, и песни на разных языках. И русские песни с куплетом на китайском. Это идеальный формат для нашей дружбы, для музыкального взаимопроникновения. В Сингапур хотим впервые, мы никогда там не были, возможно, Южная Корея, Таиланд. Также Республика Беларусь. Будем смотреть, может быть, нам удастся сделать концерт один в Финляндии. Есть такая вероятность, боюсь сглазить. Это трудно, но мы все равно пытаемся в Европе тоже делать концерты. Например, как ни странно, город Даугавпилс откликнулся, это Латвия.
— Ну ничего себе, Латвия…
— Да, да, да, это одна из самых радикальных по отношению к России стран. Есть концертный зал в Даугавпилсе, они говорят: "Мы будем пробовать, если пройдете границы". Вы знаете, что удивительно: сейчас там все запрещено, а со мной там фотографируются женщины, не говорящие хорошо на русском, потому что они нас помнят, мы в Риге триумфальные концерты делали. Я в Риге был со своим коллективом десять раз, мы там любимцы, нас там все знают. И я уверен, что они не смогут отменить нас. И мы прорвемся через границы.
— Скажите, пожалуйста, а на новые российские территории собираетесь?
— Мы обязательно будем там, где уместны. Мы выезжали в Донецк, мне кажется, надо нам и в Луганске дать концерт. Там, где мы нужны, мы обязательно будем.
— Понятно, и "Хор Турецкого", и Soprano — это бренды, но у вас не было мысли расширить сферу деятельности, свою звукозаписывающую компанию открыть или продюсерский центр?
— Понял ваш вопрос. Когда пытаюсь проанализировать свою творческую деятельность, копаюсь в себе и думаю: может, я недорабатываю где-то, может, у меня есть еще дополнительное время? И понимаю, что очень мало сплю, очень много работаю, у меня нет практически никаких выходных дней, не бывает отпуска. И я все время занят, потому что максимально наполняю смыслом и трудом каждый свой день. И кажется — ну подумаешь, "Хор Турецкого", но если проанализировать его деятельность, этот коллектив — стахановец просто. Где и как он перемещается, где он только не выступает, и как он максимально выкладывается, и какие это концерты. Это же всегда живой звук, это всегда общение с аудиторией. И я, как лидер этого коллектива уже 32 года, очень занят только этим коллективом. Но я еще повесил на себя женский коллектив, Soprano. Как продюсер понимаю, от моего там постоянного присутствия очень многое зависит. Хотя я сразу своим девушкам сказал: "Вам придется жить без меня. Но иногда я буду приходить в гости. Я женат на "Хоре Турецкого", вы — любовница. Буду к вам приходить, но не рассчитывайте на постоянство". Они учатся работать без меня, но я все равно очень нужен как энергетика, как идея, как навигация, некое мерило качества, творчества, идеологии. Я очень занят. Но всегда хотел еще работать с детьми.
— Логично: мужчины, женщины, потом дети.
— Да, да, но пока все затягивается. У нас есть помещение с 2006 года, Правительство Москвы нам его выделило, но оно в аварийном состоянии. Сейчас его ремонтируют, когда закончим, найду команду, которая сделает потрясающую детскую студию.
— Это будет именно детский хор?
— Нет, это будет студия, где, конечно, будет и вокальная группа. Но также будут хореография, инструменты музыкальные, актерское мастерство, мюзикловая эстетика. Это будут дети — артисты синтетического жанра. Учиться точно будут бесплатно, никакой коммерции, чтобы это никак не зависело от возможностей родителей. Только талантливые дети.
— Вы уже сказали, что ваши коллективы — стахановцы, концертов очень много. А что, на ваш взгляд, не дает превратить гастроли в, простите за это слово, чес?
— Я понял, понял. Мой ответ: нельзя свалиться на фонограмму.
— Но, мне кажется, почти все же валятся.
— Пока ты не свалился — это не чес, потому что каждый раз будет по-другому. Когда это живой звук, это разное звучание, разная аудитория. Когда ты просто включаешь фонограммную кнопку, это превращается в чес, в однообразие, и оно тебя убьет, уничтожит как артиста. А если все время ищешь разную краску… И потом еще — один артист не может каждые два-три месяца выпускать разную программу. Это очень сложно. А у нас большая группа, у нас репертуар огромный, и мы все время разные программы делаем. Это помогает нам не устать от самих себя.
— Просто ни для кого не секрет — почти вся российская эстрада поет под фонограмму, и все находят себе оправдание. Говорят, что при съемках на телевидении ты звучишь совсем иначе, если ты поешь вживую, говорят про усталость. И в итоге очень сложно не скатиться до фонограммы.
— Нам несложно. Да, на телевидении мы не можем полностью диктовать, хотя я говорю — оставьте нам хотя бы несколько живых микрофонов. И сам я обязательно буду петь живьем. То есть я не соглашаюсь, я брыкаюсь. В концертной нашей жизни мы всегда работаем живьем, и я знаю одно: лучше кукарекать в зале, чем открывать рот под идеальную фонограмму. Когда даешь концерт под фонограмму, вроде бы всем все нравится, все вроде довольны, но ушли с пустой душой. Никак ты их не зацепил. Когда ты работаешь с живым голосом, ты струны души умудряешься зацепить, мурашки вызвать. Знаете, это как когда гениальный художник написал полотно и оно без стекла, ты смотришь и можешь в живописи не разбираться, но энергетику гения чувствуешь, живую. "Мона Лиза" в Лувре, вот эта знаменитая, она закрыта стеклом. Я постоял возле стекла, нет энергетики, там можно и копию повесить. Вот фонограмма — это стекло. Даже если ты гений, ты работаешь под фонограмму, ты под стеклом. А у нас команда, если кто-то устал, его поддержат. В репертуаре очень много композиций, можно перевернуть программу, сделать акцент на других артистов, которые сегодня не болеют, это на случай, если кто-то не в форме. Но у нас, как в теории Дарвина, выживает сильнейший, и те, кто здесь работает много лет, они здоровые люди, тут больных людей быть не может. Они бы уже соскочили с пробега. Даже если ты больной, ты принимаешь таблетку. И выходишь, и поешь.
— Это как спортсмены, видимо. Если идет игра — растяжение, не растяжение, укол — и пошел.
— Да, да, я сам делаю себе уколы, если вдруг теряю голос. На какое-то время отек снимается. Но ты, конечно, заложник профессии в этом плане.
— Вы говорите, что мало спите, постоянно в каком-то движении, но все-таки, кроме творчества, что еще дает силы? У вас есть "рецепт для трудоголиков"?
— Для меня очень важны встречи с друзьями, общение за столом без телефонов. Например, поужинать с мужиками вечером, чтобы никто в телефоне не копался. Общение с людьми, которые мне интересны, дает энергию. Пойти в гости, лес, природа, уединение — отлично подпитывают. Физкультура, спорт. Лыжи люблю.
— И хватает на это времени?
— Да, но иногда я себя заставляю. Иногда мне кажется, не смогу сегодня ни встать, ни пойти, в 4 ч прилетел откуда-то, время поменялось. Но иду на тренировку во что бы то ни стало. Там уже разберусь. И я другой человек после того, как потренировался. Мне нужно железо, мне нужна разминка, и мой тренер очень любит говорить: "Зачем тебе машина, когда ты сам машина". Когда он видит, как я пыхчу на тренировке, он говорит: "Я такого мотивированного человека не видел, у меня такой ты один". У меня есть мотивация. Во-первых, я должен вести за собой свою команду, я должен быть на ступень чуть выше. У меня должна быть энергия, потому что я мотор. Если у меня депрессия, то все будут топтаться на месте. Для того чтобы не стоять на месте, надо постоянно бежать вперед.
— Сложно вести за собой?
— Сложно. Очень сочувствую лидеру нашей страны, это очень трудно — принимать решения. Я тоже беру на себя ответственность и принимаю решения. Уже 32 года. Иногда думаю: тут было правильно, тут было неправильно. А на самом деле — все было правильно.
— Если продолжить мысль про принятие решений — как относитесь к людям, которые уехали из России? Как относитесь к такому решению?
— Мой отец никого никогда не осуждал. Он либо молчал, либо относился с одобрением. И я стараюсь делать так же. Просто понимаю мотивацию каждого человека, уехавшего из страны. Ему так удобно было сделать. Не потому, что он ненавидит Россию. Он видит в этом здравый смысл, какой-то интерес для себя.
И я никого не осуждаю. Если ты никому в этот момент не вредишь, делай ты что хочешь. Ты рожден для счастья, ничего ты не должен никому. Вот тебе некомфортно жить сейчас в России, ты себе придумал дискомфорт, кто-то виноват, и ты уезжаешь. Не осуждаю. Уверен, что за всем этим есть второе дно, кто-то на этом сделает деньги. Это только кажется, что они такие правдоискатели, правдолюбы, в поисках истины, в поисках демократичного, какого-то либерального подхода в жизни. Нет! Четкий интерес. У 90% четкий интерес.
— И все равно не осуждаете?
— Не осуждаю! Не я дал им жизнь, не я их воспитал! Так случилось, что мои 50 поколений предков евреев ни с кем не смешивались. Это определил генетический анализ, и есть свои из-за этого проблемы. Может быть, если бы смешались, у меня было бы другое видение, не такое радикальное, может быть, и мне было бы легче. Люди не виноваты, генетика. Ну не виноваты! Так природа сделала. Главное, чтобы никто не пострадал от их поведения. Вот если они кого-то оскорбили или нанесли какой-то эмоциональный ущерб, тут надо разбираться. Если человек просто тихо сделал выбор и он неблагодарен учителям, родителям, стране своей неблагодарен, то есть нюанс, но он имеет право на свободу. Если бы был такой документ: вот вы, молодой человек, уехали, вы должны этой стране столько-то за образование. Но такого документа нет. А люди без чувства долга, ответственности и благодарности стране не нужны — значит, отношусь к их отъезду с одобрением!
Источник https://tass.ru/interviews/17526967
Основатель и продюсер арт-группы "Хор Турецкого" и женского музыкального коллектива SOPRANO — о выступлениях за рубежом в условиях санкций
Несмотря на культуру отмены, российские группы продолжают выступать на Западе. Михаил Турецкий рассказал ТАСС, где его коллективы ("Хор Турецкого" и Soprano) планируют спеть летом 2023 года.
— Михаил Борисович, сейчас мы все живем в учебнике истории — как вы себя ощущаете в нем?
— Мне очень нравится этот вопрос. Мы — часть исторического процесса, и, естественно, нам хочется искать виноватого. Кто запустил этот механизм? Кто должен отвечать за ход истории, за то, что сейчас происходит в мире? Некоторые пытаются осудить, например, неправильную политику правительства, некоторые видят в этом божий промысел. Кто-то глубоко пытается в историю влезть, говорит, что виноват во всем расстрел царской семьи, пятая колонна во главе с вождем мирового пролетариата. Декабристы разбудили Герцена, тот забил в свой колокол и так далее. Я считаю, что все будет как будет, что за всем этим благословение Всевышнего. Когда ходишь в синагогу, там на все это есть ответ. Я понимаю, что все в руках Господа. Просто это процесс, который не подконтролен человеческому мозгу. Вы задали вопрос про учебник истории, я начал думать, что это большая шахматная партия. Но даже в шахматы можно сыграть так, можно сяк. И даже когда играют два гроссмейстера, они сами до конца не знают, к чему придет партия. Поэтому предсказать, что такое хороший исход, что такое плохой исход, что такое победа, например, очень сложно. Вот что такое победа в нынешней ситуации?
— Не знаю. А вы все ответы на свои вопросы уже нашли?
— Мне очень спокойно. Не могу сказать, что комфортно, но мне гармонично, потому что я во всем уверен. Мне все понятно. У меня патриотизм мой — он в ДНК заложен. Мне не надо себе придумывать роль, очень четко понимаю, кто я, где я, что со мной происходит. И даже когда сейчас даю юбилейный концерт — это не концерт, где я триумфатор вечера, или юбилейное самолюбование. Это концерт-благодарность. Благодарность корням, благодарность учителям, благодарность семье, благодарность стране. И если говорить о корнях, я — внук кузнеца из Могилевской области, я — сын фронтовика. Отец все четыре года воевал. Он участник прорыва блокады Ленинграда. Он закончил войну в Берлине. Будучи представителем еврейского этноса, никуда не уезжал и прожил почти 97 лет в этой стране. Я получил лучшее в мире музыкальное образование в советское время. Получил все возможности, многомиллионную аудиторию, очень старался и много работал — и получил лучшие возможности для развития. И все это я знаю точно.
— Вы не мечетесь, у вас нет такого: о боже! Может, в Израиль, может, в Америку, может, еще куда-нибудь уехать из России?..
— Сейчас мы преодолеваем колоссальные сложности, чтобы продвигать наши проекты за рубежом. Колоссальные! Иногда у нас сегодня даже нет возможности забронировать гостиницу в Мексике, потому что мы не можем сделать проплаты из России. Везде ограничения, везде препоны. Но мы пробиваем невероятные преграды в своем проекте "Песни Победы: Unity Songs".
— Но и во время пандемии тоже были ограничения, а вы ездили по миру…
— В период пандемии мы — а это 33 человека — проходили со всеми ограничениями европейские столицы. И я считаю, что это огромная удача, когда коллектив из 33 человек проехал как минимум 20 стран в период пандемии с тестированием каждые 48 ч. И ни у кого ничего никогда не нашли, хотя очень искали с большим пристрастием. Я помню, в Братиславе они настолько глубоко тебе пытались залезть в нос, когда брали тест на коронавирус… И прямо-таки там, в наших носах, было что-то для них важное. Хотели поймать кого-то из нас, чтобы всю группу завернуть. Видимо, у них в голове еще существуют истории, которые были еще до крушения Берлинской стены. Они вспоминают, видимо, танки, которые были в Чехословакии в 1968 году.
— Читала, что до спецоперации проект "Песни Победы: Unity Songs" с восторгом принимали на Западе…
— В 2017 году "Хор Турецкого" и арт-группа Soprano выступили на одной из центральных площадей Берлина — Жандарменмаркте — с проектом "Песни Победы: Unity Songs". Это одно из самых важных событий в моей жизни. Центральная площадь Берлина, километр до Рейхстага, площадь, на которой нет ни одного свободного места. И на этой площади минимум 20 тыс., а то и 25 тыс. людей. 8 млн онлайн-просмотров и 12 камер разных телеканалов, включая Италию, Францию, Германию, Россию. Это сенсация! И дальше я говорю: "Дорогие друзья, это не бряцанье оружием, хотим, чтобы мы, Евросоюз, Китайская Народная Республика, страны СНГ, Российская Федерация, не побоюсь этого слова, Соединенные Штаты Америки, объединились для того, чтобы сохранить наш хрупкий мир". И даже "Катюшу" мы в качестве сувенира спели на немецком языке, например. И дальше правительство Москвы, Министерство иностранных дел РФ обратили на проект внимание, и мы уже устроили исторический марафон в 2018 году. Вместе с Марией Захаровой мы делали концерт в Генеральной Ассамблее ООН, в Нью-Йорке. Мы с молниеносной быстротой перемещались по земному шару: у стен Капитолия пели, в Канаде, в Китае, в 15 европейских столицах. За четыре дня могли посетить пять городов на разных континентах: Париж, Вашингтон, Нью-Йорк, Торонто и Варшаву. Например, правая рука папы римского пришел на центральную площадь Рима и увидел наш клип "Аве Мария". И сказал: "А можно папе показать?" И уже через 4 ч нам позвонили и сказали: "Папа хочет вас просить в гости!" Но у нас не было тогда западных вакцин от коронавируса, не сложилась встреча.
— На каких языках поете, когда приезжаете в другие страны?
— Мы говорим везде на том языке, где выступаем. Например, если это Латинская Америка — португальский или испанский язык. Одна из солисток Soprano говорит на всех европейских языках. У нас артисты по-немецки говорят, по-английски практически все, на китайском говорит одна девушка. Обычно мы выезжаем таким составом — пять-шесть девушек из Soprano и семь-восемь парней из "Хора Турецкого".
— Михаил Борисович, а после начала спецоперации реально попасть на зарубежные гастроли?
— В прошлом году Евросоюз был для нас уже закрыт и Северная Америка тоже. Но тем не менее страны БРИКС для нас остаются. В прошлом году мы все-таки прорвались на площадь Святой Троицы в Будапеште, оттуда через Мадрид попали в Перу, Венесуэлу, Боготу, Панаму, на Кубу, в Мексику, до этого были в Уругвае, Аргентине, Бразилии. В Бразилии был концерт, который запомнился на всю жизнь. Там был прекраснейший кинотеатр, заполненный людьми, на 80% не понимающих русский. И овации. Был переводчик, но мы и без перевода на португальском начали общаться с аудиторией. Потом съездили к статуе Иисуса Христа и там устроили тоже концерт. И я не мог поверить, но люди, туристы и местные жители, нам подпевали. Мы подготовили попурри на португальском, песни их знаменитые, которые они любят, национальные. Мы учили с ними русские песни, интернациональные шлягеры, а они нам ставили произношение на португальском. Это было такое счастье. Сплошное доверие и поддержка.
— Провокаций на концертах не опасаетесь?
— Нет, обязательно будут провокации. Они у нас часто случаются, главное — как ты на них реагируешь. Как раз в Сан-Паулу подошел парень к сцене, у него — огромный флаг украинский. И я продолжаю петь, увожу в акапельный вариант и тихо говорю ему: "Ты, наверное, думаешь, что я сейчас остановлю концерт, вызову охрану, начнется свалка, ты все здесь сорвешь, разрушишь, нет! У тебя не получится! У меня нет к тебе никаких претензий, я тебя обожаю, заходи на сцену со своим флагом".
— И как он отреагировал?
— Он пошел к нам на сцену, а что ему оставалось? Он поднимается, встает, поднимает свой флаг. Я говорю: "А теперь пой с нами русскую песню". И мы поем: "Не слышны в саду даже шорохи…" И зал весь: "Все здесь замерло до утра". "Подмосковные вечера" весь мир знает. И я смотрю, он тоже стоит, подпевает. И тут же на сцене появился и российский флаг, кто-то из зрителей принес. И два флага, российский и украинский, соединились. И я говорю: "Вот видите, друзья, счастье возможно!" На территории третьей страны, хотя бы на время, российский и украинский флаги соединились. И так когда-нибудь все равно будет в нашей жизни. Я уверен, что мы с вами будем этому свидетелями, западные партнеры ничего с этим не смогут сделать. Тогда зал взорвался аплодисментами, и украинцы, люди из Одессы, которые были на концерте, подошли ко мне потом и сказали: "Михаил, большое вам спасибо, что не испортили нам праздник, что вы это как-то взяли на себя". И посол сказал: "Слушай, ну тебе надо быть дипломатом, давай иди к нам!" А я говорю: "Давайте я уж на своем месте, я — музыкальное посольство, поддержу вас с другой стороны". А в Гвадалахаре вмешалось украинское министерство, сказали, что мы пропагандисты войны, нам нельзя давать для выступления площадь в Гвадалахаре. Я говорю: "Пишите официальный отказ". Официально не дают, потому что это русофобия. Но и разрешение не дают. На свой страх и риск я принял решение уйти в другой город. Но на самом деле больше срывов-то и не было. Ну, покричали нам в Венгрии. Мы — музыку погромче, всем улыбаемся.
— С другой стороны, если объективно, русофобия есть в мире, и очень серьезная.
— Слушайте, ну мы и есть те люди, которые должны удар брать на себя. У нас есть этот инструмент, у нас есть музыка, лица, голоса, доброе слово, умение общаться, дипломатия. Я как-то вспомнил урок истории, мне один талантливый педагог в хоровом училище Свешникова рассказывал. Была Русско-турецкая война, и войско Шамиля воевало с русской армией. И сидят русские солдаты, без оружия, моют ноги в горной реке, поют песни, а один из войска Шамиля вскинул ружье, хотел выстрелить по этим русским солдатам. И тогда Шамиль сказал: "Подожди, не стреляй, видишь, люди поют, значит, это хорошие люди". Я это запомнил. Пение — это чудо, оно может творить чудеса дипломатии, это другой уровень доверия.
— И все же. В этом году где планируете выступить?
— В прошлом году была достаточно серьезная заминка с гастролями проекта из-за начала спецоперации, многие наши даже самые старые партнеры не знали, как на это реагировать. В Казахстане сейчас уже легче делать на центральной площади Алма-Аты или Астаны большой проект, праздник дружбы. В Ташкенте будем петь. С Душанбе никогда проблем не было. В общем, Бишкек, Самарканд, Душанбе, Алма-Ата, Астана.
— Это уже железные договоренности?
— Да, да.
— А если дальние страны брать?
— Летом поедем в девять стран Латинской Америки, Коста-Рика, Никарагуа… Думаем сейчас про Мексику. Сейчас открывается Китай, пандемия закончилась. Хотели бы спеть там и советские песни, и классику, и песни на разных языках. И русские песни с куплетом на китайском. Это идеальный формат для нашей дружбы, для музыкального взаимопроникновения. В Сингапур хотим впервые, мы никогда там не были, возможно, Южная Корея, Таиланд. Также Республика Беларусь. Будем смотреть, может быть, нам удастся сделать концерт один в Финляндии. Есть такая вероятность, боюсь сглазить. Это трудно, но мы все равно пытаемся в Европе тоже делать концерты. Например, как ни странно, город Даугавпилс откликнулся, это Латвия.
— Ну ничего себе, Латвия…
— Да, да, да, это одна из самых радикальных по отношению к России стран. Есть концертный зал в Даугавпилсе, они говорят: "Мы будем пробовать, если пройдете границы". Вы знаете, что удивительно: сейчас там все запрещено, а со мной там фотографируются женщины, не говорящие хорошо на русском, потому что они нас помнят, мы в Риге триумфальные концерты делали. Я в Риге был со своим коллективом десять раз, мы там любимцы, нас там все знают. И я уверен, что они не смогут отменить нас. И мы прорвемся через границы.
— Скажите, пожалуйста, а на новые российские территории собираетесь?
— Мы обязательно будем там, где уместны. Мы выезжали в Донецк, мне кажется, надо нам и в Луганске дать концерт. Там, где мы нужны, мы обязательно будем.
— Понятно, и "Хор Турецкого", и Soprano — это бренды, но у вас не было мысли расширить сферу деятельности, свою звукозаписывающую компанию открыть или продюсерский центр?
— Понял ваш вопрос. Когда пытаюсь проанализировать свою творческую деятельность, копаюсь в себе и думаю: может, я недорабатываю где-то, может, у меня есть еще дополнительное время? И понимаю, что очень мало сплю, очень много работаю, у меня нет практически никаких выходных дней, не бывает отпуска. И я все время занят, потому что максимально наполняю смыслом и трудом каждый свой день. И кажется — ну подумаешь, "Хор Турецкого", но если проанализировать его деятельность, этот коллектив — стахановец просто. Где и как он перемещается, где он только не выступает, и как он максимально выкладывается, и какие это концерты. Это же всегда живой звук, это всегда общение с аудиторией. И я, как лидер этого коллектива уже 32 года, очень занят только этим коллективом. Но я еще повесил на себя женский коллектив, Soprano. Как продюсер понимаю, от моего там постоянного присутствия очень многое зависит. Хотя я сразу своим девушкам сказал: "Вам придется жить без меня. Но иногда я буду приходить в гости. Я женат на "Хоре Турецкого", вы — любовница. Буду к вам приходить, но не рассчитывайте на постоянство". Они учатся работать без меня, но я все равно очень нужен как энергетика, как идея, как навигация, некое мерило качества, творчества, идеологии. Я очень занят. Но всегда хотел еще работать с детьми.
— Логично: мужчины, женщины, потом дети.
— Да, да, но пока все затягивается. У нас есть помещение с 2006 года, Правительство Москвы нам его выделило, но оно в аварийном состоянии. Сейчас его ремонтируют, когда закончим, найду команду, которая сделает потрясающую детскую студию.
— Это будет именно детский хор?
— Нет, это будет студия, где, конечно, будет и вокальная группа. Но также будут хореография, инструменты музыкальные, актерское мастерство, мюзикловая эстетика. Это будут дети — артисты синтетического жанра. Учиться точно будут бесплатно, никакой коммерции, чтобы это никак не зависело от возможностей родителей. Только талантливые дети.
— Вы уже сказали, что ваши коллективы — стахановцы, концертов очень много. А что, на ваш взгляд, не дает превратить гастроли в, простите за это слово, чес?
— Я понял, понял. Мой ответ: нельзя свалиться на фонограмму.
— Но, мне кажется, почти все же валятся.
— Пока ты не свалился — это не чес, потому что каждый раз будет по-другому. Когда это живой звук, это разное звучание, разная аудитория. Когда ты просто включаешь фонограммную кнопку, это превращается в чес, в однообразие, и оно тебя убьет, уничтожит как артиста. А если все время ищешь разную краску… И потом еще — один артист не может каждые два-три месяца выпускать разную программу. Это очень сложно. А у нас большая группа, у нас репертуар огромный, и мы все время разные программы делаем. Это помогает нам не устать от самих себя.
— Просто ни для кого не секрет — почти вся российская эстрада поет под фонограмму, и все находят себе оправдание. Говорят, что при съемках на телевидении ты звучишь совсем иначе, если ты поешь вживую, говорят про усталость. И в итоге очень сложно не скатиться до фонограммы.
— Нам несложно. Да, на телевидении мы не можем полностью диктовать, хотя я говорю — оставьте нам хотя бы несколько живых микрофонов. И сам я обязательно буду петь живьем. То есть я не соглашаюсь, я брыкаюсь. В концертной нашей жизни мы всегда работаем живьем, и я знаю одно: лучше кукарекать в зале, чем открывать рот под идеальную фонограмму. Когда даешь концерт под фонограмму, вроде бы всем все нравится, все вроде довольны, но ушли с пустой душой. Никак ты их не зацепил. Когда ты работаешь с живым голосом, ты струны души умудряешься зацепить, мурашки вызвать. Знаете, это как когда гениальный художник написал полотно и оно без стекла, ты смотришь и можешь в живописи не разбираться, но энергетику гения чувствуешь, живую. "Мона Лиза" в Лувре, вот эта знаменитая, она закрыта стеклом. Я постоял возле стекла, нет энергетики, там можно и копию повесить. Вот фонограмма — это стекло. Даже если ты гений, ты работаешь под фонограмму, ты под стеклом. А у нас команда, если кто-то устал, его поддержат. В репертуаре очень много композиций, можно перевернуть программу, сделать акцент на других артистов, которые сегодня не болеют, это на случай, если кто-то не в форме. Но у нас, как в теории Дарвина, выживает сильнейший, и те, кто здесь работает много лет, они здоровые люди, тут больных людей быть не может. Они бы уже соскочили с пробега. Даже если ты больной, ты принимаешь таблетку. И выходишь, и поешь.
— Это как спортсмены, видимо. Если идет игра — растяжение, не растяжение, укол — и пошел.
— Да, да, я сам делаю себе уколы, если вдруг теряю голос. На какое-то время отек снимается. Но ты, конечно, заложник профессии в этом плане.
— Вы говорите, что мало спите, постоянно в каком-то движении, но все-таки, кроме творчества, что еще дает силы? У вас есть "рецепт для трудоголиков"?
— Для меня очень важны встречи с друзьями, общение за столом без телефонов. Например, поужинать с мужиками вечером, чтобы никто в телефоне не копался. Общение с людьми, которые мне интересны, дает энергию. Пойти в гости, лес, природа, уединение — отлично подпитывают. Физкультура, спорт. Лыжи люблю.
— И хватает на это времени?
— Да, но иногда я себя заставляю. Иногда мне кажется, не смогу сегодня ни встать, ни пойти, в 4 ч прилетел откуда-то, время поменялось. Но иду на тренировку во что бы то ни стало. Там уже разберусь. И я другой человек после того, как потренировался. Мне нужно железо, мне нужна разминка, и мой тренер очень любит говорить: "Зачем тебе машина, когда ты сам машина". Когда он видит, как я пыхчу на тренировке, он говорит: "Я такого мотивированного человека не видел, у меня такой ты один". У меня есть мотивация. Во-первых, я должен вести за собой свою команду, я должен быть на ступень чуть выше. У меня должна быть энергия, потому что я мотор. Если у меня депрессия, то все будут топтаться на месте. Для того чтобы не стоять на месте, надо постоянно бежать вперед.
— Сложно вести за собой?
— Сложно. Очень сочувствую лидеру нашей страны, это очень трудно — принимать решения. Я тоже беру на себя ответственность и принимаю решения. Уже 32 года. Иногда думаю: тут было правильно, тут было неправильно. А на самом деле — все было правильно.
— Если продолжить мысль про принятие решений — как относитесь к людям, которые уехали из России? Как относитесь к такому решению?
— Мой отец никого никогда не осуждал. Он либо молчал, либо относился с одобрением. И я стараюсь делать так же. Просто понимаю мотивацию каждого человека, уехавшего из страны. Ему так удобно было сделать. Не потому, что он ненавидит Россию. Он видит в этом здравый смысл, какой-то интерес для себя.
И я никого не осуждаю. Если ты никому в этот момент не вредишь, делай ты что хочешь. Ты рожден для счастья, ничего ты не должен никому. Вот тебе некомфортно жить сейчас в России, ты себе придумал дискомфорт, кто-то виноват, и ты уезжаешь. Не осуждаю. Уверен, что за всем этим есть второе дно, кто-то на этом сделает деньги. Это только кажется, что они такие правдоискатели, правдолюбы, в поисках истины, в поисках демократичного, какого-то либерального подхода в жизни. Нет! Четкий интерес. У 90% четкий интерес.
— И все равно не осуждаете?
— Не осуждаю! Не я дал им жизнь, не я их воспитал! Так случилось, что мои 50 поколений предков евреев ни с кем не смешивались. Это определил генетический анализ, и есть свои из-за этого проблемы. Может быть, если бы смешались, у меня было бы другое видение, не такое радикальное, может быть, и мне было бы легче. Люди не виноваты, генетика. Ну не виноваты! Так природа сделала. Главное, чтобы никто не пострадал от их поведения. Вот если они кого-то оскорбили или нанесли какой-то эмоциональный ущерб, тут надо разбираться. Если человек просто тихо сделал выбор и он неблагодарен учителям, родителям, стране своей неблагодарен, то есть нюанс, но он имеет право на свободу. Если бы был такой документ: вот вы, молодой человек, уехали, вы должны этой стране столько-то за образование. Но такого документа нет. А люди без чувства долга, ответственности и благодарности стране не нужны — значит, отношусь к их отъезду с одобрением!
Источник https://tass.ru/interviews/17526967